Глава 27

Я подлежал возвращению туда, где началась моя жизнь, в пределы широкого орбитального танца трех солнц в огромной туманности Ориона. В дом и семью, где, как я надеялся, мне будет позволено восстановить силы, поразмыслить и достичь зрелости на мой собственный лад и в мое собственное время.

Пока я был без сознания, служба безопасности переправила меня за карантинную сферу в соседнюю систему. Мне наконец дали возможность окончательно проснуться, и я оказался на разоруженном транспортно-исследовательском корабле, принадлежащем как шахтерам, так и строителям.

После этого мое путешествие было быстрым, спокойным; в сущности, оно прошло без всяких событий. Со мной обходились как и с другими пассажирами, в основном звездными инженерами. Похоже, решили, что я Воин-Служитель, рекрутированный строителями, а теперь оправляющийся от какой-то травмы. Таких, судя по всему, было немало – их доставляли в реабилитационные центры.

Я их не стал разубеждать.

Другие смотрели на меня как на своего рода фрика. Я не мог не соглашаться с ними. Мне не нравилось собственное отражение в зеркале. Я определенно вырос. Стал гораздо сильнее физически. Я полагаю, что почти во всех отношениях я и в самом деле был фриком. То, что мои попутчики обращали на меня внимание, позитивно говорило о культуре этих ученых искателей приключений, которые пытались разработать и прирастить царство Предтеч без военного завоевания.

Наш корабль по пути останавливался на нескольких платформах, где наука планетообразования достигала все новых и новых высот. Особым спросом пользовались каменные небесные тела, объяснил мне один шахтер в небольшом, без всяких излишеств баре. Предтечи овладели технологией превращения астероидного скопления в единый лавовый сгусток размером до двадцати мегаметров, который после охлаждения становился заготовкой для протопланеты. На все про все уходило менее десяти тысяч лет.

– Осталась последняя проблема – приручать молодые звезды, – сказал он. – Но мы над ней работаем. Посылаем инженеров звездного класса, оснащенных анциллами третьего класса, – мы их называем жокеями плазмы. Они любят тепло, но большинство из них исчезает через несколько сотен лет – просто пропадает. Мы не знаем, что с ними происходит. Но работу свою они делают.

Я выслушивал достаточно вежливо, но мои собственные горести почти не оставляли во мне места для любопытства.

Поскольку в моей броне не было анциллы, когда я спал, меня посещали необыкновенные сны, охватывающие тысячи жизней и миллионы лет, нарезанные и перемонтированные в плотный ковер мировых линий… Но я забывал их почти сразу же, проснувшись.

На нашем пути по окраинам туманности Ориона, входя в гиперпространство, выходя из него, чтобы доставить наши грузы и исследователей в различные звездные ясли, мы в конечном счете оказались в миллионе километров от натальной планеты Предтеч, которая теперь превратилась в заброшенный комок зараженной радиацией золы, планеты, которая на древнейшем языке была известна как Гибалб.

Гибалб когда-то был раем. Входя в галактическое царство, эти ранние Предтечи были рады жить и развиваться в величественной колыбели из двенадцати звезд, но их первые эксперименты со звездной технологией не удались, они привели к возникновению нескольких инфекционных Новых, которые осветили всю туманность Ориона на пятьдесят тысяч лет и чуть не уничтожили нашу расу. Изображения того времени показывают, что туманность была чрезвычайно яркой и красочной.

С тех пор Предтечи значительно улучшили свое мастерство, они почти не совершали ошибок. Теперь туманность была темнее, почти невидимая с расстояния более сотни световых лет.

Если другие были погружены в общение со своими анциллами, то я наблюдал за путешествием только своими глазами, разумом и памятью.

Единственным перерывом был навигационный глюк, вызванный помехами в самом гиперпространстве. Когда нам сообщили, что корабль на пять световых лет сбился с курса, один из исследователей пришел к выводу, что громадные порталы в последнее время использовались слишком часто.

– Нам тысячу раз говорили, что мы не можем поставлять сырье в нуждающиеся системы. Единственное, что могло вызвать такую неприятность, – это частый проход гигантских судов – чрезвычайно частый проход невообразимо больших судов! И кто, по-вашему, санкционирует это?

Он обвел попутчиков многозначительным взглядом, словно нас можно было вынудить разгласить что-то из наших знаний в этом вопросе. Другие – те, кто оторвался от своей возни с анциллами, – все как один высмеяли его теорию.

Я промолчал. Я был свидетелем одного такого прохода и имел сведения о другом, но определенно не следовало рассказывать то, что мне известно.

И все же этот глюк вызвал неожиданное и неконтролируемое отклонение от курса, что спровоцировало неожиданную инспекцию, которую осуществила команда взволнованных строителей. Они прибыли на боевом корабле неизвестной мне конструкции, быстроходном, с гладкими обводами; они перехватили нас близ когда-то заброшенной ассоциации экстрасолнечных планет. Среди исследователей быстро распространился слух, что мы приблизились к защищенной платформе, о которой никто из них ничего не знал.

В группу высадки входили агенты службы безопасности строителей, в нарушение стародавней традиции среди них не было ни одного Воина-Служителя. Они, соблюдая надлежащую вежливость, тщательно проверили журнал перемещений. После этого вежливо попросили нас снять нательную броню – на мне, конечно, ее не было – и опросили анциллы в поисках неизвестно чего.

Команда вскоре оставила корабль, придя к выводу, что отклонение от курса случилось непреднамеренно, но нас так ни о чем и не проинформировали. Перед отлетом один из членов экипажа смерил меня взглядом, сочетавшим презрение и жалость.

Я был единственным, кого они проигнорировали.

Это, естественно, вызвало подозрения относительно меня. Распространились слухи, что истинной причиной задержки был я, и только самые храбрые исследователи низшего звена потом отваживались говорить со мной. Но вскоре даже они исключили меня из числа собеседников.

Остальную часть пути я провел в одиночестве, и лишь когда до дома оставалось двенадцать световых лет, меня перевели на быстроходную яхту, принадлежавшую моим родителям и пяти другим кланам строителей.

Когда я пересел с транспортника на яхту, мой отец, мать и сестра приветствовали меня. Я не видел их три года. Отец прошел еще одну мутацию после моего отлета и теперь был здорово похож на магистра строителей, что встревожило меня. Мать почти не изменилась, разве что стала более спокойной и величавой. У нее начинался третий тысячный период, в течение которого она не могла производить потомство ни одним из известных способов.

Отец имел рост четыре метра, широкие плечи, плотные ноги, кожу, как полированный оникс. Его ровно подстриженные кустики волос приобрели белесый оттенок, а глаза были черными, с поблескивающими серебристыми крапинками. Рост же матери превышал два метра. Она была стройной, как тростинка. Ее волосы имели темно-красный цвет, а кожа – серебристо-серый. Моя сестра была немного выше нашей матери и не такая стройная, она переживала переходный период перед переменой семьи, ухаживанием и замужеством.

Еще до моей ссылки на Эдом она проходила мягкую мутацию к репродуктивной зрелости, а сейчас пребывала в самой ранней фазе на пути к продвинутой первой форме. Она молча одарила меня одобрительным взглядом и поспешила ласково обнять. Мать, видя мое состояние, приветствовала меня с мучительной формальностью, а отец, крепко сжав мои плечи, скрыл свои эмоции, только произнес несколько выверенных слов, поздравив меня с возвращением в родной дом.

Моим родителям шла седьмая тысяча лет, а сестре и мне едва перевалило за двенадцать.

– Я уверен, нам найдется что обсудить, – завершил он встречу, после чего отправил меня в выделенное мне помещение, где меня ждала новая нательная броня. – Обед через час, – добавил отец.

В небольшой, изящно обставленной каюте новая броня ловко наделась на меня. Корабль из своих собственных резервов собрал абсолютно приемлемую и ничем не примечательную анциллу. Нейтральная и простая, она казалась жалкой пародией на ту, что дала мне Библиотекарь, – не очень полезной и совершенно неинтересной.

– Извини за примитивную анциллу, – сказал корабль, отметив мою реакцию. – Когда доберешься до места, ей можно будет сделать апгрейд.

Я ощущал острую боль одиночества и странную скорбь. Анцилла не знала, как меня взбодрить, какие произнести слова утешения. Я чувствовал, что на мне лежит ответственность за все, что случилось и продолжает происходить, за великие события, известные и неизвестные, далекие… К этому добавлялись судьбы одного прометейца и двух человеческих существ.

Первый обед на борту прошел в неловкой атмосфере, тихой, неинформативной. Корабль пытался приготовить то, что, по его представлению, было моей любимой едой. В моем нынешнем состоянии от этой еды меня немного мутило.

– Может быть, ему требуется диета, более подходящая для воина, – сказал отец.

Подавив вспышку ярости, я не спросил у него, а чем же таким он занимается на профессиональном поприще, раз за двадцать тысяч лет отсюда во всех отношениях могучий Архитектор проявил ко мне мрачную обходительность.

Да, я продвинулся, ушел далеко от дурня и превратился в крупную катастрофу как в смысле поведения, так и в смысле внешнего вида.

Через несколько дней мы все снова были дома.