Глава 26

И вдруг хлынул самый яркий свет, какой я когда-либо видел.

Я снова не спал, смотрел с прозрачной платформы – может быть, с флагманского корабля магистра строителей – на руины города. Свет исходил от чудовищного шара плазмы, который поднимался на горизонте, выстреливая побочные лучи типовой интерференции волн материи, что было побочным эффектом преобразования массы как в электромагнитное излучение, так и в вакуумную энергию. Щиты потемнели, но перед этим я снова почувствовал дрожь и на время потерял зрение.

Моей броне придется немало потрудиться, чтобы восстановить ущерб, нанесенный излучением.

Во время этой темной паузы воспоминание Дидакта показало мне, как бы мог выглядеть сан’шайуумский город до разрушения: округлые, ветвящиеся органические башни и широкие извилистые дороги, тысячи улиц, построенные кругами, как рябь, разбегающаяся по поверхности пруда.

Сан’шайуумы, как и предполагалось, использовали все средства, имеющиеся в их распоряжении, чтобы вернуться к комфортному существованию: между двумя планетами и несколькими небольшими лунами было налажено кое-какое сообщение, позволяющее путешествовать и торговать. В другие времена и при других обстоятельствах это было бы началом полного исторического восстановления.

Когда зрение вернулось ко мне, наступил, казалось, новый рассвет.

Наш корабль спустился на широкую открытую долину в окружении других кораблей и дымовых перьев, охраняемый контингентом мрачного вида строителей в боевой нательной броне.

Служба безопасности строителей. Мне это все еще казалось странным.

Рядом со мной появились три ограничительных пузыря, висевших на буксирных струнах искателей. В одном находился Райзер – в броне, с откинутой назад головой и закрытыми глазами. В другом пузыре находился Чакас; к нему, судя по мимике, возвращалось сознание.

В третьем пребывал Дидакт, в полном сознании, окруженный проекторами боли: обнаженный, лишенный чести и достоинства, он изо всех сил старался не показывать своих страданий. Он посмотрел на меня, и я увидел вопрос в его глазах, вопрос, на который пока не мог ответить. Ему увеличили болевую нагрузку; он дернул головой, отвернулся от меня и теперь снова смотрел на магистра строителей.

– Ты доставил нам немало хлопот, прометеец, а теперь погубил свою жену и эту несчастную мелюзгу.

Наверное, это был тот самый момент, когда я почувствовал, что зрелость надвигается на меня со страшной скоростью. Архитектор, знал он это или нет, обрел в моем лице злейшего врага.

– Ты прибыл сюда, чтобы встретиться с сан’шайуумами? – спросил Архитектор. – Что ж, давай устроим эту встречу. Библиотекарь недавно спасла нескольких, и это, похоже, послужило той искрой, которая разожгла пожар восстания, которое все еще успешно подавляется. К сожалению, она вне пределов моей досягаемости. Но ты – вполне в пределах. И эти тоже.

На поле, словно нить бусин, вытащили цепочку плененных сан’шайуумов, тоже в ограничительных пузырях. Их выстроили в громадной тени корабля магистра строителей. Ни на одном из пленников не осталось и следа легендарной сан’шайуумской красоты. Я оглядел этих жалких стариков, отнюдь не проворных воинов и не энергичную молодежь. Некоторые появились в странных креслах-каталках, о которых говорил Верификатор; их головы и плечи были отягощены декоративными шлемами и широко раскинутыми крыльями. Другие, имевшие физическую форму получше, вызвали погребенные воспоминания Дидакта о красивых фигурах прошлых времен, когда сан’шайуумы прежде всего и главным образом искали реализации своих чувственных желаний.

Я словно видел их в длинной цветастой процессии – подобия, тени, эха прошлых фигур, – растянувшейся на четыре тысячи лет…

– Архитектор широко известен, – сказал первый из стариков глухим безлегочным голосом. – А меня коллеги зовут Стойким Ветром. Чем мы можем быть тебе полезны, победитель?

Архитектор приказал вывести вперед из тени лифтового выхода Чакаса и Райзера. Похоже, люди в обездвиженной нательной броне лишь отчасти осознавали ситуацию, в которой оказались. Я подумал, не внедрил ли Архитектор и в их нательную броню проекторы боли.

Делегация сан’шайуумов реагировала с удивлением и даже злостью. Один из пророков приказал подкатить его кресло и с глубокой печалью на лице оглядел Чакаса.

– Они обездушены, – объявил пророк, обернувшись к волнующейся толпе. – Такая же судьба ждала и нас! Она была предсказана прошлыми пророками и продемонстрирована скорбью Библиотекаря. Неужели присутствие этих несчастных навлекло на нас это разрушение?

– Не будем забывать о тайных сооружениях и построенных вами кораблях, которые атаковали наш прибывший с визитом флот, – сказал Архитектор.

Стойкий Ветер опустил голову, его широкий головной убор завибрировал. Чакас и Райзер оставались бездвижными и безмолвными, но Чакас посмотрел на меня и подмигнул. Я понятия не имел, что это значит, но подмигивание приободрило меня. Он явно не видел во мне врага, и я за это испытывал к нему печальную благодарность.

– Значит, это некая попытка напомнить нам о нашем позоре и о том, что пришло время нашего окончательного уничтожения? – продолжил старик.

Теперь Чакас перевел взгляд на небо. Возможно, он вспоминал прошлые мгновения, когда собрались люди, сан’шайуумы и Предтечи… в другие, даже еще более жестокие времена.

Теперь старик объехал на своей коляске Райзера. Райзер посмотрел на него сверху вниз, его маленькое лицо с пушистой порослью находилось более чем на метр выше, чем сморщенное лицо старика, если не считать, конечно, нелепую корону последнего.

– А почему вы дали им броню Предтечи? – пропищал старик и надул щеки. – Неужели эти побежденные подняты до более высокого статуса, чем те, с кем вы подписывали договоры? Неужели вы включили их в эту атаку?

– Эти люди – слуги Библиотекаря.

Архитектор отдал приказ нескольким агентам службы безопасности, стоявшим между людьми и сан’шайуумами. Они решительно, хотя и осторожно оттеснили старика.

После чего Архитектор повернулся к Дидакту и спросил:

– Какие воспоминания вызывает у тебя это прискорбное зрелище?

Дидакт не ответил.

– Тут есть еще какие-нибудь подсказки… о том, что мы потеряли?

Кресло старика отъехало назад.

– Библиотекарь выбрала нескольких из нас, после чего улетела. Ее визит сказал нам: что бы мы ни делали, нас вскоре постигнет уничтожение. Мы реагировали так, как должен реагировать любой цивилизованный вид, – сохраняли наше наследство и наших детей. Что вызвало вашу атаку? – (Старик засипел, его лицо приобрело багровый оттенок.) – Вы дали нам слово чести…

– Он думал, вы прячете некую великую тайну, – сказал Архитектор. – Ты знаешь, почему мы здесь?

– Мы не дикари. Мы соблюдали, мы прислушивались. Ваши соплеменники на грани отчаяния, даже паники. Фронт приблизился к нам – тот фронт, который мы отодвинули за пределы Галактики десять тысяч лет назад. Наступает враг, которого победили мы и не могли победить вы.

Я все еще пытался в полной мере извлечь то, что, как я знал, находилось внутри меня, историю Дидакта о Потопе. Я ощущал только надвигающийся прилив взбаламученного хаоса.

Старик поднял слабые худосочные руки, словно в возбуждении. Он повернулся к магистру строителей:

– А теперь… вы потеряли что-то, верно? Что-то столь громадное и важное, что его невозможно спрятать?

Архитектор наконец проявил что-то вроде сочувствия:

– Давно говорилось, что люди и сан’шайуумы нашли секрет уничтожения их главных врагов. Вас сохранили на тот случай, если нам когда-нибудь понадобится этот секрет.

– Архитектор обрушил дубину судьбы не только на нас, но и на себя тоже. Нет тайн, нет будущего.

– Что касается твоей судьбы, то я верю твоим словам, – сказал Архитектор. – Я вижу, что никогда не было никакого секрета и никаких оснований сохранять вас. Вы нарушили наш договор. Предтечи никогда не прощают нарушение доверия. Но если мне ясно, что тебе нечего нам предложить, то о секрете Дидакта я тебя должен спросить – о том секрете, который он спрятал с вашей помощью, вступив с вами в заговор.

Появилась еще одна цепочка в пузырях, в которых находилась совершенно другая группа сан’шайуумов: окровавленные, кто-то без конечностей, они едва ли отдавали себе отчет в том, что происходит вокруг них. Несмотря на свои ранения и разодранные одежды, они были хорошо сложенными, ухоженными, мускулистыми существами, в большей мере отвечавшими традиционному представлению о сан’шайуумах.

Пузыри открылись, и воины магистра выстроили пленников в шеренгу перед нами, перед стариками. Несмотря на боль и оковы, в их движениях чувствовались сила и обаяние, поколебленные обстоятельствами, но все же реальные.

Прикованный к креслу старик чуть не плюнул в появившихся сородичей.

– Вот они – змеи в наших кроватях, лично ответственные за наше поражение. Я не хочу дышать с ними одним воздухом.

Чакас попытался рассмеяться, но только закашлялся. Райзер взирал на происходящее с плотно сжатыми губами, с высоко поднятыми бровями; его глаза сверкали, словно остерегающе. Я никогда не видел его в ярости. И теперь его размеры ничуть его не умаляли.

Архитектор прошел вдоль шеренги, рассматривая оба вида сан’шайуумов, не похожих друг на друга, как день не похож на ночь: старое и новое, дряхлость и юность. Но я знал, что здесь истинными революционерами были более усохшие.

Архитектор отошел назад и остановился перед Дидактом.

– Прометеец, слушай меня, – сказал он. – У тебя есть последний шанс искупить свою вину. Я обыскал эту планету от и до, этим занимались специальные разведывательные отряды. Все, кто мог бы подтвердить, что то, о чем ты говоришь, существует, собраны здесь, им сохранена жизнь, несмотря даже на предательство. Их семьи мертвы, сопротивление полностью сломлено. Нет сомнений, что теперь они покажут то, что так долго скрывали… или, как говорил ты, все эти тысячи лет.

Дидакт обвел их усталым взглядом:

– Ты сохранил жизнь… не тем.

Ярость магистра строителей вскипела так, что я думал, он опять поднимет руки и даст команду проекторам боли заняться нами.

Он все же сдержался. Глядя в его лицо, я спрашивал себя, какие ресурсы ему потребовались, чтобы вырасти из манипуляра до первой формы, а потом до второй или третьей формы. Несмотря на проделанный путь, он, казалось, ничуть не стал мудрее, только приобрел больше власти и жестокости.

И в сравнении с ним Дидакт был более мягким Предтечей, что никак не отвечало моим прежним представлениям о нем.

– У тебя нет к ним вопросов? – спросил Архитектор.

– Я знал одного сан’шайуума, с которым работал после вашего поражения, – сказал Дидакт, медленно скользя взглядом по шеренге стариков. – Он отправился в состояние ссылки, чтобы искупить свою вину за поражение, которое потерпел от моей армии. Но перед этим между нами установилась связь, такая связь, которая может установиться между теми, кто потерял немало храбрецов и семью.

И он сказал мне: когда придет время, когда вернутся враги всех, он откроет свой секрет в обмен на свободу своих потомков. Я не вижу его здесь.

– Ты говоришь о нашем первом пророке, – сказал старик, и его пустословие тут же исчезло.

– Где этот земляной червь? – Архитектор использовал самое непристойное прозвание тех, кто не принадлежал к нашему виду.

– Я видел, что его дворец был уничтожен во время первой атаки, – сказал старик хриплым и печальным голосом. – Его больше нет.

Архитектор выставил вперед тупую челюсть, шевельнул рукой, и его солдаты заняли места за шеренгой сан’шайуумских пленников. Потом он обратился к Дидакту:

– Ты можешь спасти этих воинов, если расскажешь, что случилось на Чарум-Хаккоре и как это связано с тем пророком и его секретом. Тюрьма удерживает заключенного, но кое у кого здесь есть ключ.

Я увидел во взгляде магистра строителей нечто такое, отчего кровь застыла у меня в жилах. Весь его лоск и воспитание, все его изящные мутации не могли скрыть того факта, что он осознает, как его власть быстро сходит на нет. Все, что он здесь делал, он делал в отчаянии.

Что бы ни было потеряно, что бы ни было утрачено, не в силах Предтеч вернуть это, и дело не только в пленнике Чарум-Хаккора. Я вспомнил кольцеобразную пустоту и струящийся след, оставляемый магнитным полем, и солнечный ветер системы Чарум-Хаккора. Было ли это тем же кольцом, что и в системе сан’шайуумов?

Имелось ли в распоряжении магистра строителей больше чем одно кольцо? И каждое из них способно было уничтожить почти всю жизнь в той или иной солнечной системе…

– Ты доставил свой Ореол на Чарум-Хаккор, – сказал я. – Это его ты потерял?

– Молчи! – скомандовал Дидакт.

И я умолк, подавил свои эмоции, выпрямился… потому что он был прав. Это не предназначалось для посторонних ушей. Даже я не должен был это знать.

Архитектор в ужасе уставился на меня, его лоск и достоинство исчезли. Он подошел ко мне сбоку, словно я был змеей, которая могла атаковать и принести ему еще больше боли.

– Если никто мне не скажет, куда мог исчезнуть этот пленник – или даже кто он и что он, – то наша миссия здесь закончена. Мы уничтожим планету. Эта линия истории вот-вот пресечется. – Архитектор приблизил свою голову к моей. – Ты был на Чарум-Хаккоре, – сказал он тихим голосом, шелковым, но встревоженным. – Если бы не влиятельность твоей семьи, я бы добрался до твоего мозга, выжег каждую его клетку и рассеял по этому полю. Что бы я смог извлечь из твоей наивной золы, манипуляр? Ты всего лишь жалкое эхо Дидакта. Он знает все, что знаешь ты, и еще больше. И он мой – я способен сделать с ним все, что захочу.

Солдаты вернули сан’шайуумов в пузыри, на этот раз в пузыри закатили и стариков на их нелепых креслах. Потом подошли к Дидакту и заперли его в подавителе.

Следующими были люди.

Когда солдаты направились ко мне, Архитектор задержал их на мгновение, которого хватило, чтобы сказать:

– Мы поставили в известность твою семью. Между нами давние отношения, поэтому я глушу свою злость. Твой отец подтвердил свою ответственность. Ты будешь обменян, но твою семью оштрафуют, уничтожительно оштрафуют. Твое бродяжничество закончилось, Звездорожденный Созидающий Вечность.

– Куда ты уводишь Дидакта?

– Туда, где он будет наиболее полезен мне.

– А людей?

– Библиотекарь на сей раз слишком далеко вышла за пределы своих полномочий. Все ее проекты будут закрыты.

Солдаты направили на меня подавители. Последнее, что я видел, было лицо Дидакта в мучительной судороге, но его глаза твердо встретились с моими.

Я знал. Он знал. Между нами было нечто большее, чем эхо и ответ.

Мой мир сузился в плотный серый узелок.