Свет в окошке
Бегу по лужам, не разбирая дороги – ноги всё равно уже мокрые. Зонтик забыла, а садиться в автобус не хочу. Как представлю себе острые, жалящие взгляды…
Двадцать пять лет живу на свете и вижу в зеркале это лицо: нос слишком большой, глаза слишком маленькие, подбородок слишком тяжёлый и далее по списку. Всё слишком. Ни нормы, ни гармонии, ни даже миловидности. А как хочется, чтобы кто-нибудь, пусть из вежливости, сказал, что я красивая!..
Но такого не будет: на пластическую операцию пока не заработала. И потом, слишком многое придётся оперировать, замучаются они со мной. Хотя, может, там тоже оптом дешевле?
Бог, если ты есть, скажи: почему у меня ничего нет?! У одних – всё, у других – что-то. А у меня сплошное ничего. Ни ума, ни внешности, ни образования, ни воспитания, ни характера.
Глаз положить не на что, как говорил папа. В школе – частокол троек. Даже по труду и музыке. Правда, я неплохо писала сочинения. Но поскольку не писала в них того, что требовалось, то получала всё равно тройки.
Я типичный представитель толпы. Общественность. Массовка. Меня невозможно запомнить! Увидел – забыл. Учителя и одноклассники на пятилетии окончания школы звали меня Наташей, Леной, Катей… А я, между прочим, Света.
Папа надеялся, что я буду красивая, как мама, и умная, как он. И образованная, как ни один из них. Вышло наоборот: внешностью я удалась в папу, а умом… Ладно, надо иметь уважение.
Поступать в институт не пробовала – этого от меня уже классу к пятому ждать перестали. И руки мои золотые не оттуда растут, так что швейное и кулинарное училища отпали сами собой.
Пошла в ларёк возле дома. И началось. Два через два. Два дня – жвачки, сникерсы, сухарики, чипсы. Главное, запомнить, где что лежит и сколько стоит. Другие два – диван, телефон, телевизор.
… Потом-то уж я поняла: не на меня одну он так смотрел – внимательно, настойчиво. Интересно ему было, что за неведомые зверушки сидят в ларьках, как в клетках? Или стоят за прилавками на рынках – торгуют южными парафиновыми фруктами и всякой белибердой.
Там, где он, не просто другой мир – параллельное измерение. Открываешь дверцу его машины – и попадешь в запредел, где всё другое: воздух, отношения, улыбки, юмор, сны, желания.
Сейчас мне уже кажется, что никогда я эту дверцу не открывала. Но на самом деле сегодня мне довелось попасть в инопланетную жизнь. Вместо: «Девушка, пачку жвачки, пожалуйста», я услышала: «Как вас зовут?» И, ясное дело, блеснула остроумием:
– Кого?
– Вас, конечно.
– Это вы мне?
– А разве кроме вас там есть ещё кто-то?
Да уж, моё рабочее место ненамного больше собачьей будки.
– Нет, я одна. Света.
– Раз знакомству. Юрий. Скажите, Светлана, у вас есть планы на вечер?
Шутит? Издевается? Какие планы? Никого никогда не интересовало, как меня зовут, а уж чем я занята вечером – тем более.
– Нет. То есть, планов нет.
– Тогда я заеду за вами, и мы сходим куда-нибудь поужинать. Хорошо?
Вот так и началось. Всё для меня в этой жизни наконец-то началось!
Я собиралась на свидание и никак не могла понять, зачем ему понадобилась. Может, это просто пари, как в «Девчатах»? Мы же из разных стай. О его внешности можно стихи писать. Или я ему для контраста? Только такую красоту незачем оттенять.
Если бы всё происходило, как в сериале, я бы подарила ему волшебную ночь любви (ну, уж какую сумела бы, такую и подарила), но он не мог бы на мне жениться. Потому что у него богатая невеста. Я бы, само собой, забеременела и мужественно растила ребёнка одна, а попутно добилась успеха. Он встретил бы меня через пятнадцать лет и не мог себя простить, что бросил: у него-то жизнь не удалась.
Я была бы на седьмом небе, сложись все хоть вполовину так! Пусть бы он соблазнил меня, пусть бы бросил, пусть с ребенком. Я бы рыдала ночью от обиды и с полным правом всем говорила, что мужики – сволочи. У меня была бы своя собственная история любви. Или нелюбви.
Но всё вышло так, как только и могло выйти.
Там, в ресторане, растерялась до слез. Его все знают – на меня не смотрят. Точнее, смотрят, но не видят. Чувствуют: эта тут не задержится. На лицах написано: «Зачем он её сюда притащил?!» Прямо так и написано, с восклицательным и вопросительным знаками.
– Что закажешь?
– Лучше ты сам.
Перечислить, что он набрал, не сумею. Было вкусно, но я ждала чего-то другого. Совсем особого. А так – мясо, овощи. Наверное, чтобы понять, насколько эти изыски изысканные, надо их каждый день есть и между собой сравнивать… Ой, при чём тут еда? К чему я так долго о ней рассуждаю? Вечно зациклюсь на мелочи и застряну, как трактор в грязи.
– Давно ты там работаешь?
– Да. Но не очень. То есть кому как.
– А тебе – как?
– По мне – слишком. Как после школы пошла, так и работаю.
Сменил тему. Видно, мои профессиональные успехи ему не больно-то интересны. Я его не осуждала, но мне стало стыдно за себя. И красное платье надела зря. Сижу, как пожарная машина. Красный идёт роковым женщинам. А меня замаскировывает. Да и фасон из моды вышел два года назад. А может, он в эту моду и не входил.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– Хорошо.
Интересно, что в этом хорошего? Что мне к тридцатнику, а я сижу в этом ящике, как в гробу, а потом иду домой слушать мамины рассуждения о моей неудавшейся жизни?
Я выпила и меня понесло. Разулыбалась во всю ширь, порола всякую чушь, а он слушал. Смотрел на меня своим непонятным взглядом, а я млела – надо же, интересуется! А потом…
– Послушай, Светочка! – Ненавижу эту кличку. – Я социолог. Провожу исследование, пишу диссертацию. И моя тема…
Дальше плохо уловила. Но поняла, что моя биография – богатый материал. Я могу помочь описать психологию социальной группы. Наверное, у меня и подруги такие же есть? Если надо, он заплатит. Деньги же не помешают? Можно купить… – что там покупают такие, как я? Что им нужно от жизни? Колготки? Тени? Кружевной лифчик китайского производства?
Я сказала: «Конечно!» А потом подняла бокал и плеснула ему в лицо вином. Видела в кино, так одна актриса делала. Только там вино было белое, а тут как кровь. Течёт по лицу, капает на стол.
Вот такая неблагодарная: меня покупают за лифчик, а я вином плескаюсь. Кажется, это я вслух сказала, потому что он удивился:
– Какой ещё лифчик? Он тут с какого боку?
Вот и вся история.
Теперь бегу и думаю: что делать? Прыгнуть с моста? Перерезать вены в ванной? Уйти в монастырь? Впасть в депрессию? Запить и забыть?
Или поступить в институт и начать новую жизнь?..
Только это – для той самой героини сериала, у которой позор – часть роли, и всё будет отлично серий через сто, когда добрый дядя-сценарист даст ей любовь, мужа, детей и красоту.
А мне одно остаётся – завтра в киоск. Иначе кто продаст вам жвачку?