Августейшая и древнейшая цитадель Галлифрея вздымалась к небу шпилями своих соборов, передающих друг другу, словно антенны, какие-то важные секреты. Галлифрею был ведом мир, Галлифрею был ведом порядок, Галлифрей совершенно точно не ведал и не желал никаких перемен.

Но тут в самом сердце этого величественного паноптикума материализовался малый павильон для крикета. Наружу вышла прекрасная юная особа, одетая в хорошо сидевшую на ней спортивную курточку.

– Добрый день! – поприветствовала Галлифрей Романа, глядя на часы. – Я только что вторглась к вам. Не могли бы вы поторопить президента?..

Исполняющий обязанности президента Боруса был ошеломлен и явно негодовал. Ей еще не приходилось видеть своего бывшего наставника в таком скверном настроении.

– Что это все означает? – требовательно воззвал он.

– Как думаете, сколько этой штуке лет? – спросила Романа, указывая на павильон. Ее веселый настрой мигом испарился, уступив место деловому тону. – Она – самая большая зацепка в деле, которое мы с Доктором расследуем, и ведь почти все время она была у нас на виду!

– Объясните, что вы имеете в виду! – прохрипел Боруса. Голос у него был такой, как будто он перенесся в былые времена и снова вынужден был слушать ее изнурительные эссе.

– На Крикките производят массивные военные корабли. Они имитируют звездолет, разбившийся на их планете. А этот павильон – почему-то иной конструкции. Он способен дематериализовываться в одной точке и перемещаться в другую, бесконечно удаленную от первой. Еще он чертовски вместительный – способен принять в себя пятимиллионную армию роботов-убийц, и место еще остается. Это вам ни о чем не напоминает? – Романа выдержала паузу, отчасти для драматического эффекта, отчасти – для того, чтобы убедить себя в который уж раз, что все сказала правильно. Да, разумеется, все было правильно как никогда. – Ну и в довершение всего, я только что посадила эту штуку на Галлифрей. А на Галлифрей, как известно, лишь один вид транспорта может попасть – из-за кольцевой защиты в виде трансдукционных барьеров. Я, конечно же, говорю о ТАРДИС. И этот павильон – само собой, ТАРДИС.

Смысл слов Романы пробился в разум Борусы.

– Тебе удалось пробить трансдукционный барьер этой штукой?

Романа кивнула.

– Но они ведь строились лучшими инженерами Галлифрея на протяжении четырех поколений.

– Надо было дотянуть до пятого – и сделать на совесть, – ответила Романа. – Я здесь для того, чтобы предупредить вас – флот Криккита приближается. Они будут уничтожать Вселенную по одной планете за маневр, и сюда явятся в первую очередь.

Боруса только плечами пожал:

– Многие флоты пытались к нам пробиться, многие потерпели фиаско.

Романа постучала по стенке павильона:

– Они летят сюда на таких вот штуках.

Испуганная тишина заполонила весь Паноптикум.

– Каким-то образом Криккит заполучил галлифрейские технологии. Так что барьеры трансдукции для них – чепуха.

Боруса поднял глаза к небу, будто боясь, что оно вот-вот рухнет.

– Барьеры трансдукции пали! – тонко вскрикнул он. – Галлифрей атакован!

Романе следовало гордиться собой. Она пробыла на Галлифрее меньше четверти часа, а уже звучали сигналы тревоги, шли разговоры о вторжении, а Боруса ударился в панику. Такой рекорд даже Доктору трудно будет побить.

Затем она взглянула на оранжевые облака над Паноптикумом – и поняла, что лучше бы этот рекорд никогда не случался.

Небо Галлифрея сыпало искрами. Криккитские военные корабли начали пробивать себе путь. Трансдукционные барьеры продавливались и выгорали, озаряя оранжевое небо зарницей коричного цвета.

И тут их кто-то попросту отключил.

Не сразу осознав исчезновение преграды, криккитская флотилия понеслась на всех парах к Капитолию – но его больше не было на прежнем месте.

– Необычный ход. – Бывший наставник Романы хмыкнул.

Мыски туфель Романы ему не ответили, вся же остальная ее часть закопалась в недра модуля управления трансдукционными барьерами.

– Я спасла планету, не так ли? – сказала Романа.

– Это еще предстоит выяснить, – пробормотал Боруса.

Галлифрей содрогнулся. По ушам ударил жуткий шум – как будто целый боевой флот врезался в неожиданно вставший на пути горный хребет. Потом и дрожь унялась, и эхо шума стихло.

– Ну, а теперь вы уверены? – спросила Романа, выпутываясь из проводов.

– И правда, сработало, – удивился Боруса. – Энергия была отведена от барьеров и пущена на ускорение вращения планеты. Гениально!

– Еще бы. – Романа отряхнула с рук пыль. – Что ж, пришла пора показать, кто тут главный. Пойдемте же… да, и еще, – это было произнесено слишком поздно, – берегите голову.

Это место на Галлифрее называли Палатой Первых Одиннадцати. Первая дюжина военных ТАРДИС была изготовлена в целях войны с криккитцами. Одна была потеряна в самом конце войны, а остальные одиннадцать поместили сюда на хранение. Галлифрей, как уже понятно, не решался использовать столь злобные и злонамеренно эффективные машины.

С тех пор одиннадцать военных ТАРДИС пребывали в этих покоях под замком. Они выглядели достаточно безобидно – просто какие-то бронированные шкафы, выстроенные в ряд. Если бы у Дракулы был гардероб, у Распутина – сарай для садовой утвари, или у Борджа – переносной туалет, то выглядели бы они, скорее всего, именно как ТАРДИС военного образца. Их свинцовые верхотуры зиждились на наименьшей из возможной площади и были снабжены максимально возможным количеством заклепок. Еще военные ТАРДИС были утыканы шипами и оружием, недоступным глазу в этом измерении, но отлично себя проявляющим где-то еще. Последним штрихом служил душераздирающе громкий рев их двигателей.

– Что это за гул? – Романа, поморщившись, огляделась в поисках источника шума.

– Они много ропщут, – ответил Боруса, утомленно оглядывая покои. – Политика невмешательства Галлифрея им, видите ли, не нравится.

– Но ведь она длится уже целую вечность! Неужто они не привыкли?

– Никак нет. Они сделались жутко обидчивыми, но – не смирились.

Шепот усилился в голове Романа. Обычно шепот этого не делал. Шепот был тихим, шипящим звуком. Но этот был хоть мягким и шипящим, но каким-то опасным, как алчная змея. Шепот скользнул в ее мозг, мысленно отмечая все те случаи смертельной опасности, когда ей могла бы помочь прекрасная, бронированная военная ТАРДИС.

– Выпустите нас! – погромыхивали военизированные машины.

Боруса, смерив их осторожным взглядом, сверился с хронометром.

– Барьеры ослабевают. Думаю, нам стоит это сделать. – Он почесал кончик носа. – Проблема в том, что это невозможно сделать так, чтобы обошлось без напыщенности. И вот это мне уже всерьез не нравится.

– Даже сейчас?

– О да. – Боруса выглядел как банковский менеджер в конце долгого и трудного дня, связанного с почтовыми переводами. – Но, полагаю, так будет лучше. – Он прокашлялся. – Выпустить же… – Он сбился, понимая, что сей момент для его президентства поистине историчен и за него даже не придется приносить извинения. – Гхм. Выпустите же военные ТАРДИС!

Когда он произнес эти слова, и древние оковы спали, воздух наполнился гневным ревом, вселяющим животный ужас. Одиннадцать боевых машин вцепились в ткань бытия, готовые разорвать ее, и Романа задалась про себя вопросом, так ли уж хороша эта затея.