В Кембридже – время вечернего чая. Некоторые берут на себя смелость утверждать, что оно там всегда. Доктор потянулся к последнему печенью на тарелке, но старческие пальцы хлопнули его по запястью.

– Это для вашей подруги! Если в прошлый раз она мне не померещилась. У нее такая милая улыбка…

– Не померещилась, старый дуралей, но сейчас ее со мной нет! – напомнил Доктор. – Она баллотируется на пост президента.

– Президента студенческого объединения, надо полагать?

– Президента планеты Бесцеламин.

– Ох, не уверен, что имею там право голоса, но желаю ей всяческих успехов. – Очень старый джентльмен окунул в чашку бисквит и с наслаждением покрутил его туда-сюда.

– Не уверен, что она так уж хочет победить, – с улыбкой сказал Доктор. – Сейчас ей куда больше хочется доставить на родную планету взвод криккитцев.

Маленький старичок выпрямился в кресле – настолько, насколько позволял возраст.

– Ага, значит, она хочет устроить переворот и захватить Галлифрей? Чудесно. – Он потер руки. – Это надо отметить хорошим инжиром. – С черепашьей грацией он поднялся, прошаркал по дощатому полу своего кабинета, заваленного книгами, доковылял до кухни и некоторое время спустя вернулся к Доктору с помянутым инжиром и коробкой печенья «Гарибальди». Коробка перекочевала путешественнику во времени в руки. – Передай ей это от меня – в качестве сердечного привета. Если понадобится помощь во взломе систем защиты Паноптикума, я – в ее распоряжении. – С лукавой усмешкой старик откинулся на спинку кресла, а затем огляделся вокруг с изумлением. – Так, о чем мы с тобой говорили?

Профессор Хронотис, скрывающийся под личиной профессора в колледже Святого Чедда в Кембридже, прожив уже не одну тысячу лет, собрал библиотеку не в одну тысячу томов. Поэтому-то его книжные полки были искусным образом расширены в карманное измерение – чтобы иметь возможность хранить все это многообразие томов и томишек в относительно компактном виде. На первый взгляд полки выглядели довольно-таки обычно, если вы не начинали приглядываться. Если все-таки начинали – вам вдруг чудилось, что что-то не то то ли с полками, то ли с вашими глазами.

Обязанности у профессора были, в сущности своей, пустяковые. Каждый год читал он курс лекций по хронологии, на котором засыпали даже те, кто отважился добровольно на него записаться. Порой на хвост ему падали два-три аспиранта – но быстро убегали, напуганные высшей математикой и профессорской иносказительной манерой. Если даже с их учетом аспиранты оставались, профессор откупался от них книгами. Правда, в свете одного инцидента он поклялся больше так не делать.

В последний раз, когда он спровадил ученику книгу, та оказалась могущественным артефактом для управления силами Вселенной. Почитаемый древний закон Галлифрея некогда принадлежал Рассилону, а Рассилон был величайшим Повелителем Времени из всех когда-либо живших. Мало того, что он был очень высокого мнения о себе, так еще и обожал вешать на все кругом ярлык в виде собственного имени – поэтому-то почитаемый и древний закон Галлифрея также был известен как Книга Рассилона. Ее никогда, кстати, не читали, потому что хоть она и выглядела как книга, пахла как книга, состояла из уймы страниц с буковками на них, то была вовсе не книга, а единственный легитимный способ открыть позабытую планету-тюрьму Шаду, спрятанную в уединенном пространственно-временном тупичке.

Профеесор Хронотис украл – ну, скоре, одолжил – взял поиграть и забыл отдать, как-то так, – эту книгу, мимоходом стерев всем встречным и поперечным воспоминания о Шаде. На такую авантюру его сподвигло то обстоятельство, что когда-то профессора на ту самую планету-тюрьму отправили. Он не хотел, чтобы кто-нибудь прознал о его побеге – и потому устранил единственный способ добраться туда вместе с самой памятью о нем.

Все складывалось для профессора как нельзя лучше до тех пор, пока он не одолжил книгу одному студенту. Вот там-то началась неразбериха – Вселенную почти что пленили, да и принцип радиопередачи пришлось кардинально поменять.

Прямо сейчас профессор смотрел в окно, наблюдая, как казначей колледжа жульничает в крокете. Он очень сильно жульничал, и вместо того, чтобы кричать на него, женщина-декан смеялась над казначеем, пока тот не покраснел. Профессор улыбнулся. Ему нравился такой прогресс в их отношениях. И тут его осенила одна мысль. Его мозг был таким мягким и затуманенным, что мысль не столько поразила его, сколько нежно погладила, спросила, все ли с ним в порядке, а затем предложила ему сесть. Профессор, никогда не игнорировавший собственных советов, сел.

– Так на чем мы остановились? Ты сказал… криккитцы? – пробормотал он.

– Да, – подтвердил Доктор.

– Боже мой. Ужасные создания. Их всех извели давным-давно.

– К сожалению, нет, – сказал Доктор самым серьезным тоном. Торжественность сего момента подпортил очередной приступ заливистого смеха деканши и хруст крокетного молотка, разломанного надвое отчаявшимся казначеем. Доктор попробовал не упустить настроение, сделав голос медленнее, внушительнее и глубже. – И Вселенной, сдается мне, грозит смертельная опасность.

– В самом деле? – Профессор Хронотис горевал из-за температуры чая. Снова где-то посередине, в самой ужасной точке – чай недостаточно теплый, но и не такой холодный, чтобы вылить его без сожалений. Следовало написать научную статью на эту тему, что-нибудь придумать – какое-нибудь полезное усовершенствование, кружку с подогревом… А этот несносный баламут Доктор все говорил что-то и говорил.

– Где-то прямо у нас под носом скрыта пятимиллионная армия криккитцев.

– Вот как? Что ж, пусть так и остаются скрытыми.

– Ну нет, профессор. – Доктор стал расхаживать взад-вперед по ковру, который, как и книжные полки, обладал метапространственной природой и был куда жестче, чем оно со стороны казалось. – Мне нужно найти эту армию и обезвредить, прежде чем кто-нибудь до нее доберется.

– Ох. – Чай определенно остыл до неприличия. – Боже мой.

– Профессор, – спросил Доктор сурово, – я могу снова взять у вас книгу?

Сама идея (как и многие по-настоящему хорошие идеи) принадлежала Романе.

– Мы же не можем бросить криккитцев здесь, на Бесцеламине, – заявила она.

– Теперь это всего-навсего манекены, – напомнил Доктор.

– Хорошенькое же напоминание ты хочешь оставить здешним! Дети будут плакать, глядя на эти твои «манекены».

– Можно как-то приукрасить их вид, – нашелся Доктор. – Обернуть их простынями, ну или связать им веселые свитера, чтобы они выглядели более безобидно. Трудно ведь всерьез воспринимать роботов-убийц в кардиганах. – Он хохотнул, довольный своей же шуткой.

– Слишком много вязания без гарантии на успех, – отмахнулась Романа. – Пока ты разбираешься с тем, как получить доступ к Шаде, я вместе со всеми соберу криккитцев. Мы погрузим их обратно на корабль, и я отправлю его на Галлифрей.

– Они ведь уже свыклись с мыслью, что ты станешь их лидером.

И действительно, бесцеламинцы очень хотели, чтобы Романа осталась и наперебой твердили, что будут жутко по ней скучать.

Романа пожала плечами – так, будто для нее это не имело значения. Щелкнув парой тумблеров на приборной доске ТАРДИС («Чтобы куда не вляпался»), она вышла наружу.

– Кто последний на Галлифрее – тот балбес! – крикнул Доктор ей вослед, встав на пороге у двери в машину времени и провожая ее взглядом.

Романа помахала Доктору рукой. Огромные равнины Бесцеламина простирались кругом нее, декорированные застывшими в зловещих позах фигурками криккитцев. Уже садилось солнце; Андвальмон подбежал к Романе и тоже замахал руками.

Все-таки плохо, что в этом мире нет фиолетового, подумал Доктор, но, наверное, и к такому можно привыкнуть.

– Что ж, идем, – бросила Романа Андвальмону. – У нас много дел. – Она шла, не оглядываясь на ТАРДИС. Доктор погордился ею, немного погрустил, потом удивился отсутствию шляпы на голове.

– Что ж, К-9, остались только мы с тобой? – окликнул он робота-пса.

…ТАРДИС покинула Кембридж – и теперь мчалась сквозь хроно-турбулентность. К-9 всюду следовал по командной рубке за Доктором, бесцеремонно листающим на ходу Почитаемый древний закон Галлифрея – и даже не провоцирующим при этом серьезный пространственно-временной коллапс. На спину К-9 были поставлены чайное блюдце и чашка на нем, позаимствованные из колледжа святого Чедда. Насколько пес мог судить, хозяин пребывал в странном расположении духа.

– Ты, да я, да мы с тобой, – напевал Доктор, разглядывая закорючки на странице. – А ведь знаешь, когда-нибудь Романа нас покинет. Уж не знаю, к добру или к худу. – Он взял паузу, ожидая, что робот станет спорить с ним, но К-9 смолчал. Доктор сделал глоток чая и начал быстро листать страницы, наблюдая, как книга пытается вмешаться в управление машиной времени. ТАРДИС издала глубокий лязгающий стон.

– Я знаю, что ты чувствуешь, старушка, – вздохнул Доктор. Без Романы он ощущал себя немного потерянным. Никто не говорил ему, насколько он гениален, никто не пенял ему на то, что он беспросветно глуп, никто не учил его, как правильно загружать посуду в посудомойку. В конце концов, разлука была частью ее плана.

– Мы отправляемся на забытую планету-тюрьму в запретном измерении, чтобы как-то положить конец пятимилионной армии роботов-убийц. – Доктор постучал кончиками пальцев по приборной доске. – Что может пойти не так?

Тут же он нашел свою шляпу, лежащую поверх рычагов и тумблеров. Любопытно, но вот она-то точно могла намекнуть ему на то, что пойдет не так. Но этого не произошло.