– Ты взгляни-ка, ничего фиолетового! – Едва выйдя из ТАРДИС, Доктор уже на что-то жаловался. – Вот в чем проблема этой планеты: здесь отсутствует фиолетовый цвет.

Они прибыли на Бесцеламин, чтобы найти серебряный бейл. В своем стремлении заполучить все части Калитки они не преуспели – криккитцы следовали за ними по пятам. И Доктор все еще ворчал по поводу отсутствия фиолетового.

– Я проверил показатели, прежде чем мы вышли из ТАРДИС, – с гордостью сообщил он. – Полагаю, всему виной – небольшой дисбаланс показателя преломления, вызванный кристаллами в верхних слоях атмосферы. – Конец фразы он несколько скомкал на случай, если Романа возьмется критиковать его научные познания. К-9 уж точно готовился что-то сказать. – В любом случае, фиолетового тут нет.

Романа окинула взглядом величественный городской пейзаж.

– Кажется, здесь прекрасно обходятся без него.

– А я по нему уже скучаю, – объявил Доктор. Видимо, девалинская хандра оставила его не до конца. – Что произойдет, если я захочу здесь смешать зеленый и синий? Что-то же должно произойти!

– Ты получишь бирюзовый, – сказала Романа. – Если хочешь фиолетовый, придется смешать розовый с зеленым.

– Точно. – Доктор пнул камешек, попавшийся на пути.

Романа присела рядом с К-9.

– Сдается мне, К-9, – прошептала она на ухо псу, – что Доктору на Бесцеламине туго придется.

И верно – путешественник во времени не переставал ворчать до самого города.

Романа волновалась – у криккитцев на руках было уже три части калитки. Имеет ли один-единственный элемент, доставшийся им, достаточную силу, чтобы нарушить планы роботов-убийц?

К тому времени, как они добрались до городских стен, лицо Доктора сморщилось до такой степени, что стало напоминать залежавшуюся в погребе репу. В городе проходил какой-то праздник – весело одетые люди прыгали и носились кругом. Собственно, даже грозные крепостные стены оказались безвкусными декорациями из фанеры и холста, на фоне коих музыканты, танцоры и акробаты могли исполнять разнообразные номера. На улицах было полным-полно улыбающихся и машущих руками людей.

– Похоже, они рады нас видеть, – заметила Романа.

– Знаю, – простонал Доктор. – Это западня.

Если праздник и был коварной видимостью, то сохранялась та долгое время с вящим энтузиазмом. С заходом солнца все больше танцоров выходило с факелами и бубнами. То тут, то там сновали детишки-торговцы со сладостями и жареными орешками.

Люди Бесцеламина, невзирая на свой феодальный вид, были мягкими и пушистыми: не столько медведи, сколько сотрудники универмага в плюшевых медвежьих костюмах. На их лицах читалась мирно-глуповатая безмятежность – как у кроликов, овец и коал. Они танцевали, кувыркались, толкались, хихикали и старались сделать всех счастливыми.

Доктор сердито отмахнулся от предложенного мешка сладостей.

– Кто стоит за всем этим, вот что я хочу знать? – насупился он. – Это не может быть Мастер. Он не любит музыку и балаганы. – Доктор пнул упавшее засахаренное яблоко, но какой-то малыш побежал за ним, поднял с земли и благоразумно утилизировал. – С этим миром что-то чертовски не так.

– Ты уверен? – спросила Романа.

Доктор прислушался к карнавальной песенке, повторил себе под нос ее припев.

– Думаю, – объявил он через некоторое время, – это закодированный сигнал SOS. Ох, если бы я только мог расшифровать его…

Романа ласково положила руку на запястье доктора.

– Я пойду прогуляюсь, – сказала она. Этот мир был мирным местом, и их работа заключалась в том, чтобы остановить криккитцев, грозящих ему. Она с радостью отыщет последнюю часть Калитки, пока Доктор будет выдумывать теории заговора. – И не надо выставлять этих детей убийцами. Сомневаюсь, что их родители одобрят.

Романа отошла в сторону, и К-9 увился за ней.

– Госпожа! У меня есть теория.

– Слушаю тебя, К-9.

– Думаю, хозяин ошибается в характеристиках этого мира. – Пес замолчал, подумал. – История Бесцеламина продолжительна, но благодаря своему природному ресурсному изобилию и сбалансированной эволюции народам этого мира никогда не приходилось воевать между собой. Они никогда не знали серьезных конфликтов. И Бесцеламин никто не пытался захватить извне ввиду скудных минеральных запасов.

– Ты совершенно прав, – согласилась Романа. Если бы кому-то захотелось завоевать эту планету, он получил бы только уйму рабов, играющих на лире, да обширные заросли эвкалипта. – Это мир без угрозы, гнева и злобы.

– Хозяину скучно, – сказал К-9.

Доктор скучал и во время пиршества, и во время торжественной речи, оживившись лишь во время экскурсии по кладбищу. Лидер Бесцеламина отвел их туда, сославшись на то, что «нашим предкам будет грустно не повидать вас». Романа подумала, что звучит это как-то зловеще, но Доктор мигом оживился.

– Может быть, ими управляют призраки, – пробормотал он. Взяв звуковую отвертку, он стал мерить ей надгробия. – Не волнуйся, – доверился он одному сопровождающему, – ваш мир – далеко не первый, где преступно воцарились мертвые. Я знаю, что делать.

Мужчина выглядел озадаченным.

– Простите, Доктор, – сказал он. – Что-то случилось?

– Нет, – прорычал Доктор, считывая показания с отвертки. – Все в порядке. В этом-то вся проблема!

Романа нашла его меряющим шагами полоску жухлого газона. К фейерверкам он повернулся спиной, предпочтя смотреть на звезды.

– Неужто ты хочешь, чтобы криккитцы прибыли сюда? – спросила она.

Доктор пожал плечами.

– Эти олухи прямо-таки дымятся от самодовольства, – пожаловался он. – Конечно, я буду только рад защитить их от неприятностей… Но встряска им нужна как воздух, это я тебе гарантирую. – Он разворошил ботинком холмик с аккуратно подстриженной травой. – Знаешь, какие у них планы на хавтра? Весь город собирается играть на тромбонах – они думают, что так поддерживают народное единение и народное искусство. Их тут будто бы зомбирует что-то. – И тут он просиял. – Зомбирует… какой-то злой пришелец? Взял всех под свой контроль! Неплохая версия…

– Не знаю, – ответила Романа, глядя, как он уходит. – По-моему, тут просто довольно мило…

К-9 кивнул, соглашаясь.

Во многом планета Бесцеламин казалась Романе образцовой в плане эволюционной космологии. Неудивительно, что исследовательские корабли Повелителей Времени порой сюда наведывались – Бесцеламин никогда не менялся. Самой плохой частью нынешнего визита Романы сюда было то, что надо было как-то убедить этих мягких и привыкших к стабильности людей, что грядет опасность. Если не отыскать вовремя серебряный бейл, бесцеламинцы будут истреблены.

Пока Доктор бродил в поисках спрятанного суперкомпьютера, генерирующего лучи подавления воли, Романа и К-9 пытались внушить бесцеламинцам, что криккитцы уже на подходе.

– Вот как? – спросил Андвальмон. – А какую музыку они любят?

Андвальмон был здешним правителем, хотя собственный титул ему не нравился. У нас нет правителей, заверил он Роману, нам не нравится, когда кто-то один говорит всем, что делать (собственно, этим и объяснялось, почему здешний оркестр был из рук вон плох). По сути, в обязанности Андвальмона входило следить за тем, что все хорошо проводят время. Он обладал непринужденной, тонкой красотой – как облако или замок из песка. Казалось, его можно сдуть сильным порывом ветра. Он буквально парил – одежда, волосы и голос Андвальмона несли на себе отпечаток хрупкости. Словом, это был такой человек пастельных тонов. На лице его неизменно сияла храбрая улыбка, державшаяся даже против бурных нападок Доктора.

– Твой друг, с ним все в порядке? – спросил Андвальмон после какого-то особенно резкого выпада со стороны Повелителя Времени. – У нас есть отличные спа-салоны, а еще можно научить его плести корзины…

– Все в порядке, – отмахнулась Романа. – Он просто терпеть не может спокойные места. Из-за них он становится нервным.

Андвальмон, казалось, озадачился.

– А разве не все планеты такие же спокойные, как наша?

– Увы, нет.

– Почему?

– Понятия не имею, – усмехнулась Романа. – К-9 утверждает, что ваш мир пребывает в счастливых эволюционных условиях. Никто ничего от вас не требует. Ты уверен, что к вам никогда не прилетали захватчики?

Андвальмон почесал в затылке.

– К нам являлись гости. Иногда они хотят, чтобы мы присоединились к армиям или конгломератам, или… – он нахмурился, пытаясь вспомнить, – Стратегическим Торговым Альянсам. Мы благодарим их за предложения и говорим, что нам такие вещи веселыми не кажутся. Порой кто-то задерживается на танцы, устраиваемые в честь их прибытия, но все обычно уходят до того, как начинает играть оркестр.

Романа не бралась судить визитеров. Вчера вечером оркестранты поинтересовались у Доктора, есть ли у него какие-нибудь музыкальные предпочтения. Он вынес им ноты пятой симфонии Бетховена и увертюры к Вильгельму Теллю. Они разобрались – и стали играть для него обе вещи. Одновременно.

К-9, проведя обширные исследования, пришел к выводу, что Бесцеламин безнадежен – из его жителей получились бы плохие солдаты и еще более никудышные рабы.

Доктор все не унимался, простукивая стены в поисках скрытых систем наблюдения или зловещих излучателей. Пока он бродил там-сям и ворчал, Романа пыталась объяснить Андвальмону концепцию инопланетного вторжения. Она поведала ему о криккитцах.

Андвальмон глубокомысленно кивнул.

– Но зачем им убивать нас? – спросил он. – Мы не станем оказывать сопротивления. И не причиним вреда.

– Все не так просто. – Романа устало потерла виски. – Они не любят другие виды, вот в чем дело. Считают своим долгом уничтожить их всех.

Андвальмон пригладил соломенную шевелюру.

– Как-то обидно немного, – сказал он. – Но неважно. Я уверен, если мы будем очень гостеприимны, они отнесутся к нам с добротой.

Романа выдохнула сквозь сжатые зубы. Все равно, что объяснять австралийской квокке, что голодная собака, спрыгнувшая с недавно прибывшей лодки, не станет новым хорошим другом. Бесцеламинцы не охотились, так как смыслили в охоте не больше, чем в оркестрировании. Ничто не могло спасти их.

– Дело в том, – сказала она, – что криккитцы придут сюда, чтобы забрать кое-что. У вас на планете случайно нет большого серебряного бруса? Размер может варьироваться.

Андвальмон призадумался.

– У нас в храме есть такая штука, Жезл Мира. Мы поклоняемся ему как священной реликвии. Никаких особых причин на то нет – просто так мы чувствуем себя еще лучше.

– И вы же не хотите его потерять, правда?

– Не хотим, – согласился Андвальмон, – но кто его возьмет?

– Криккитцы, говорю же! Им нужна эта штуковина. Они явятся сюда и заберут ее.

Андвальмон нахмурился.

– Это было бы обидно.

Кажется, он что-то начинал понимать.

– Итак, – решила Романа закрепить успех, – вот почему мы должны предотвратить их вторжение. И лучший способ это сделать – отдать Жезл Мира нам.

Андвальмон хмыкнул и погрозил ей пальцем.

– Хочешь сказать, что инопланетяне, о которых мы никогда не слышали, собираются украсть нашу реликвию – и, чтобы это предотвратить, мы должны отдать ее тебе? – Он покачал головой. – Ты меня разочаровываешь.

– Да нет же, – Романа поняла, что оступилась. – Если вы отдадите ее нам, криккитцы могут сюда вообще не прийти. Неисчислимые жизни будут спасены!

Андвальмон хохотнул.

– Значит, мы будем знать, что нас пощадили, если ничего не случится? – Отряхнув брюки, он зашагал прочь. – Может, мы и простые люди, но не дураки ведь.

Романа посмотрела ему вслед и тихо выругалась.

– Доктор, – начала она. – Нам придется ворваться в их Храм Мира и стащить бейл.

– Хорошо, – согласился Доктор. – Все, что угодно, лишь бы не еще один концерт. Я дал им партитуру для «Риголетто», и они сказали, что будут только рады сыграть ее разом с Бетховеном. – Он содрогнулся. – Если они и будут кем-то захвачены, то, скорее всего, расой музыкальных критиков. Они разбомбят их сарказмом, а потом украдут все орешки и вино.

Храм Мира на Бесцеламине служил доказательством тому, что большинство видов во Вселенной рады поклоняться чему угодно – даже тому, о чем не имеют ни малейшего реального представления.

Народ Бесцеламина возносил молитвы за мир, хоть и не понимал, что есть война. Он знал, что никто над ним не лидерствует, и это было вроде как приятно. Еще пуще радовал тот факт, что даже те бледные аналоги лидеров, что у них имелись, не велели им набрать камней потяжелее и швырять их в людей, живших в долине по соседству. Им ведь те люди вроде как нравились, а еще в соседней долине делали чудесное вино, с охотой меняемое на городской сыр. Как только начнется вражда, ни вина, ни сыра никому не видать. Так что идея развязать войну казалась бесцеламинцам как минимум странной.

Не то, чтобы ее совсем не было, этой идеи. Философы доскреблись-таки до нее – как до сугубо абстрактногог понятия.

– Помнишь, как вчера всем было хорошо? – спрашивали они друг друга. – Сегодня тоже все было хорошо. И, скорее всего, завтра все будет хорошо. Это все потому, что все друг к другу хорошо относятся. А теперь представь себе только, что все было бы не так, как есть, а наоборот!

Время от времени какой-нибудь философ возвращался к этому вопросу, но массы на него смотрели всегда озадачено.

– Извините, но нам это непонятно, – говорили они. – То, что вы предлагаете – это же жуть какая-то.

– Совершенно верно, – говорил философ. – Но это же интересно, разве нет?

Некоторое время спустя, отчасти для того, чтобы приглушить ворчание философов, был построен Храм Мира. Тогда философы наконец-то сошлись в определении того, что есть мир (мир – это счастливое бытие на Бесцеламине; принято единогласно), а простые люди сошлись на том, что неплохо бы поместить в Храм тот древний серебрянный столп, что валялся без дела. Как символ, он был приятен глазу – и, в отличие от идеи, видим.

Со временем народ по-настоящему полюбил Храм Мира, а кто-то даже приписал ему сверхъестественную способность «хранить мир». Поэтому было что-то пророческое в том, что когда война пришла наконец на Бесцеламин, началось все именно с храма.

Стояла поздняя ночь, когда ТАРДИС преодолела тот небольшой пространственный отрезок, что отделял храм от окраины города. Доктор осторожно выглянул наружу, все еще ворча:

– Не удивлюсь, если нас выбросит у Бетельгейзе. ТАРДИС сороковой модели, как я не раз говорил, не предназначены для коротких перемещений. Гонять ее по такой мелочи – все равно, что гладить простыни паровозом вместо утюга. О, сработало-таки. – На этих последних словах он огляделся с раздраженным разочарованием: очутились они именно там, куда нацеливались. Когда Доктор вел ТАРДИС, ничего подобного не получалось, и чувство неправильности, терзавшее его, усугубилось, как будто он посахарил суп, а в кофе сыпанул перцу, тогда как надо было сделать все наоборот.

– Хм, молодец, Романа, – сказал он неохотно. – Что ж, пошли, стащим бейл.

Романа выскользнула из ТАРДИС и встала рядом с Доктором, держа в руке обрезок тонкой, металлически поблескивающей трубы.

– Ты что, уже?.. – Доктор нахмурился. Ну это уже ни в какие ворота!..

– Нет, что ты, – ответила Романа. – Я нашла это в мастерской ТАРДИС. Надеюсь, сойдет в качестве замены.

Вместе они пошли к храму. Тот напоминал видом даже не рассчитанную на малый приход церковь, а маленькую бетонную пристройку, что-то вроде сарая. В самом центре крохотного внутреннего помещения стояли две деревянные табуретки. На них и покоился серебряный бейл, он же – Жезл Мира.

Прежде, чем подойти к святыне ближе, Доктор остановился и огляделся. Никаких роботов-убийц – отлично. Он протянул руку к Жезлу.

– Доктор! – вдруг крикнул кто-то.

Кто-нибудь постоянно выкрикивал его имя, всегда по-разному; пожалуй, стоило ему засесть за классификацию окриков. Существовало по меньшей мере семь разных способов сказать «Доктор?» с вопросительной интонацией – начиная от «Я собираюсь напомнить вам о своем существовании, задав дурацкий вопрос» до «Кажется, я на волоске от смерти, вы как-нибудь поможете мне?». Слово «Доктор…» в начале обращения тоже обычно не сулило ничего хорошего – это всегда была либо прелюдия к «опять ты пытался починить К-9, используя детали от тостера», либо к чему-нибудь вроде «мы решили, что вы должны править нашей планетой / стать нашим научным консультантом / стать пищей для нашего болотного чудовища». А хуже всего было «Доктор!» с убийственным восклицательным знаком на конце. В большинстве случаев так к нему обращались какие-нибудь страшные типы в блестящей униформе – сонтаранцы либо кондукторы автобусов. А иногда таким восклицанием прощались с ним всякие мегаломаньяки, перед тем как их персональные Устройства Судного Дня взрывались и хоронили своих создателей под обломками.

А прямо сейчас так к нему обращался Андвальмон, выходя из темного храмового угла с выражением обиды и упрека на лице.

– Какая прекрасная ночь… – с надеждой затянул Доктор.

Упрек Андвальмона сделался еще горше.

– Я так надеялся на лучшее со стороны вас, – сказал он. – В этом мире нет воровства. – Он обратился к Романе, разглядывающей свои туфли. – Твоему другу меня не провести. Нет никаких криккитцев.

– Послушайте, – сказал Доктор. – Мне ужасно жаль, но мы должны забрать у вас этот серебряный брус. – Он театрально поклонился, как бы извиняясь. Сей жест одолевающего всех и вся обаяния, как ни странно, хоть не достиг желаемых результатов, но спас Доктору жизнь – потому что, ровно в миг его поклона, стена храма пала под ударами бит.

Как хорошо было бы сказать, что в Первой и Единственной борьбе бесцеламинцев с инопланетными захватчиками они показали себя молодцами и прирожденными бойцами!

Хорошо, да вот только это была бы неправда. Народ Бесцеламина мёр, как мухи.

Высыпав из разрушенного Храма Мира, криккитцы принялись сеять смерть направо и налево, не жалея никого. Вперед них гончими неслись паника и ужас. Люди бежали от храма прочь – со всех ног.

Криккитцы могли остановиться, забрав серебряный бейл – просто взять и уйти. Но на каком-то подпрограммном уровне они учуяли, что перед ними народ, не знавший ни войны, ни насилия, ни массовых убийств. Устоять перед разорением этого мира было выше их сил.

Доктор, Романа и Андвальмон наблюдали за всем этим ужасом из храма, взятые в кольцо маленьким взводом роботов-убийц. Впрочем, и этой полудюжины хватило бы, чтобы устроить на Бесцеламине тотальный геноцид.

Доктор угрожающе закричал на одного из криккитцев. Тот проигнорировал его в ледяной манере настоящего робота-убийцы, как бы говоря: голоси сколько хочешь, мне на тебя плевать. Двое криккитцев понесли захваченный серебряный бейл к распахнутым дверям корабля-павильона.

Ситуация складывалась мрачная, и нужно было что-то срочно предпринять. В этот раз вторжение определенно застало их врасплох – не осталось времени даже свистнуть на помощь К-9. Доктор оглянулся на Андвальмона и Роману. Бедный лидер бесцеламинцев повис на локте у одного из криккитцев. Он вопил и всячески сопротивлялся. Еще один робот-убийца наступал на Роману, отводя биту в смертельном замахе.

И Доктор, забыв о том, что маневр может стоить ему жизни, забыв о том, что миссия по спасению Вселенной под угрозой срыва, словом, забыв обо всех экзистенциальных проблемах и держа в голове лишь то, что уйма хороших людей уже пала, и вот-вот к ним подключатся еще жертвы, поднырнул под идущего на него криккитца, увернулся от биты и перекатился по полу храма к самым дверям павильона. Здравый смысл, от доводов коего он отказался, твердил ему, что рассчитывать на что-то большее, чем считанные секунды, будет глупо – потом его стопроцентно убьют. Но Доктору хватало и этих секунд. Вбежав в павильон, он огляделся – и ему сразу же стало любопытно.

– Внутри он больше, чем снаружи! – вырвался у Доктора возглас удивления. Обычно эти слова новые знакомые адресовали его ТАРДИС, но, обнаружив, что у криккитцев есть похожая технология, он испытал удивление, интерес и обиду разом. Да, внутри павильон криккитцев был на диво просторен – памятуя тот факт, что появлялся он буквально из воздуха, можно было прийти к выводу, что у него даже слишком много общего с ТАРДИС – пугающе много.

А еще Доктор заметил на стене большой красный рычаг, облепленный диковинными предупреждающими знаками.

– Класс! – Сказав это, Доктор сразу почувствовал, как воздух за его спиной колеблет что-то тяжелое и смертоносное – почти наверняка бита криккитца.

Тогда, наплевав на все предупреждения, Доктор рванулся вперед и дернул за рычаг.