Глава седьмая

Тот ноябрь в Нью-Зибиди выдался дождливым. Каждую ночь с неба лило, и к утру тропинки были покрыты льдом. Льюис сидел на подоконнике и смотрел, как капли воды стучат по шершавым плитам крыльца. Ему было нехорошо. Чувство мрачной пустоты и какой-то тяжести скручивало желудок. Его пожирали вина и раскаяние, ведь он знал, что натворил – или ему только казалось, что знает. Он выпустил миссис Изард из гробницы, и она украла ключ. Ключ, который заводил заколдованные часы, тикающие целыми днями, каждое утро, в обед, вечером и ночью, в стенах дома дяди Джонатана. Тиканье было то громким, то тихим, но никогда не смолкало окончательно.

Что же будет дальше? Как ее остановить? Что она сделала с ключом? Что случится, если она использует его по назначению? Ничего этого Льюис не знал.

Если бы он мог обговорить все это с дядей Джонатаном, было бы легче, но тогда ему пришлось бы во всем сознаться. Сознаваться Льюис боялся. Не то чтобы с дядей Джонатаном было сложно разговаривать. Наоборот, из всех, кого знал Льюис, поговорить с дядей было проще всего, проще даже, чем когда-то с его собственным отцом. Так чего же он тогда боялся?

Ну, просто боялся и все. Возможно, из-за того, что однажды мать пригрозила Льюису сдать его в арестный дом – большое белое здание на окраине города. Оно стояло на высоком холме, а его окна закрывали мелкие проволочные решетки с тяжелыми рамами. Все кругом говорили, что туда отправляют непослушных мальчиков и девочек. Льюис лично не знал никого, кто бы там побывал. Конечно, мама ни за что бы не отправила туда Льюиса за непослушание. По крайней мере, он так думал, но до конца не был уверен. А теперь, когда подумал, не рассказать ли дяде Джонатану о ночи Хеллоуина, ему вспомнился арестный дом, и стало страшно. Это был не рациональный страх, учитывая, как добр к нему Джонатан. Но ведь Льюис не так долго его знал, а люди, к тому же, не всегда ведут себя логично.

В отчаяние Льюиса вгоняло еще одно обстоятельство. Они с Тарби совсем прекратили общаться. Несмотря на все его планы и хитрые схемы – а может, как раз из-за них. Одно дело – сказать, что можешь поднять человека из мертвых, и совсем другое – сделать это. Обычные люди не часто ищут общества колдунов. Теперь Тарби опасался Льюиса или просто развлекался с другими знакомыми, у которых получаются хоум-раны и выходит ловить высоко отбитые мячи. Так или иначе, Льюис не виделся с Тарби с той самой ночи.

Месяц утекал, дожди не прекращались, и ничего таинственного или зловещего не происходило. До того дня, когда на исходе первой трети декабря напротив поселилась семья Хэтчеттов.

Дом, в который они переехали, был приземистым и темно-коричневым, в нем виднелись маленькие окошки со створками, которые распахивались, а не поднимались и опускались. Соседи оказались дружелюбной парой среднего возраста. Им сразу понравились Джонатан и миссис Циммерманн. Но однажды новые знакомые исчезли. Спустя еще пару дней к дому подъехал грузовик, рабочие в серой форме погрузили в него всю мебель Хэтчеттов и уехали. Затем пришел риэлтор и повесил на двери объявление. Оно гласило:

Бишоп Барлоу не имел никакого отношения к церкви, хоть ему и дали имя, означающее в английском «епископ». Льюис знал, кто это: полный громкий мужчина, который вечно носил солнечные очки, даже в дождь. Он курил дешевые вонючие сигары и носил длинные спортивные куртки, напоминающие палатку.

Джонатан, казалось, расстроился из-за отъезда Хэтчеттов. Он позвонил их сыну, адвокату, жившему в Оси-Файв-Хиллс, и выяснил, что родители переехали к нему. Перепуганные Хэтчетты отказались говорить с ним по телефону, и, кажется, считали, что именно он послужил причиной обстоятельств, которые вынудили их сняться с места. Их сын, похоже, не знал, в чем дело. Он пробурчал что-то о приведениях и «безответственных играх с магией» и повесил трубку.

Однажды по дороге из школы Льюис увидел, как к покинутому Хэтчеттами дому подъехал фургон. На нем черными буквами было написано «ТРАНСПОРТНАЯ КОМПАНИЯ ТЕРНИМУСА». Льюис уже хотел было перейти дорогу и посмотреть, как будут разгружать фургон, когда понял, что знает водителя. Это был Молотобой.

Каждый ребенок в Нью-Зибиди знал его и, если был не совсем глуп, держался от него подальше. Это был злобный старый разнорабочий, который жил в лачуге из рубероида у железной дороги и мог предсказывать будущее. Однажды жарким летним днем Льюис стоял поодаль от толпы детей перед дверью домика Молотобоя. Как он помнил, старик сидел в дверях на сломанном кухонном стуле и рассказывал про последнюю ночь мира, которая, если верить ему, должна была наступить совсем скоро. За ним, в темноте и беспорядке лачуги, стояли ряды гладких желтых древков: это были заготовленные ручки для топоров, мотыг и молотков. Он их делал и продавал. За это и получил свое прозвище.

Льюис стоял, задумавшись о том, почему Молотобой вдруг водит фургон. А старик тем временем хлопнул дверцей со стороны водительского сиденья и перешел улицу. Он быстро осмотрелся и схватил Льюиса за воротник. Его щетинистое лицо было как раз напротив глаз Льюиса, почуявшего запах виски и табака.

– Ты на что это уставился, а?

– Не, ни на что. Я… мне просто нравится смотреть, как люди переезжают.

Уже темнело, и Льюис сомневался, что его хорошо видно. Интересно, если он закричит, его выручат Джонатан или миссис Циммерманн?

Молотобой отпустил мальчика и сказал:

– Парень, смотри сюда. Держись-ка ты со своей стороны ограды, понял? И дядя твой пусть не высовывается. И ко мне не подходите, ага?

Посмотрев еще недолго на Льюиса, старик развернулся и ушел в сторону фургона.

Льюис стоял и трясся. К тому же, он обливался потом. Затем повернулся и припустил к открытой калитке по дорожке, и, запыхавшись, вбежал в дом.

– Дядя Джонатан! Дядя Джонатан! – прокричал он. Потом распахнул дверь кабинета и заглянул туда. Дяди не было. Не дозвался он и в передней приемной, и в кухне, и на лестнице. Наконец дядя Джонатан появился где-то у верхних ступенек. На нем был банных халат, похожий на мантии, которые носят профессора на церемонии поздравления выпускников. Рукава черного халата были украшены красными полосами. В руке Джонатан держал щетку, с которой капала вода. В другой была книга, которую он, по-видимому, читал, лежа в ванной.

– Да, Льюис. Что такое? – дядя казался раздраженным, но, когда увидел, как испуган его племянник, тут же бросил щетку и книгу и сбежал вниз, чтобы обнять мальчика. Объятия вышли влажные, но Льюису стало лучше.

– Льюис, мальчик мой. Ради всего святого, что с тобой? На тебе лица нет! – воскликнул Джонатан, опустившись на колени.

Запинаясь и теряя мысль, Льюис рассказал дяде, что случилось. Договорив, он увидел, как меняется у мужчины выражение лица. Дядя был зол и казался жестким, но его гнев был направлен не на племянника. Джонатан поднялся, покрепче завязал пояс халата и пошел к входной двери. Льюис подумал, что Джонатан сию минуту схлестнется с Молотобоем. Но его дядя просто приоткрыл дверь и глянул на бывший дом семьи Хэтчетт. Рабочие как раз закрывали багажник и собирались уезжать. Видимо, разгружать пришлось не много.

Сложив руки на груди, Джонатан наблюдал, как уезжает фургон.

– Я должен был догадаться, что он знает, в чем тут дело, – с горечью сказал Джонатан. Льюис посмотрел на дядю. Он понятия не имел, что это значит. Но почему-то боялся расспрашивать.

За ужином Льюис спросил дядю, почему Молотобой так на него разозлился. Джонатан отбросил вилку и гневно выпалил:

– Да потому что он сам злой, вот почему! Тебе обязательно нужны объяснения? Просто держись от него подальше, и все будет нормально. И еще не суйся… не суйся… ох, сам не знаю, что я такое говорю.

Волшебник поднялся и тяжелыми шагами пошел к выходу. Льюис услышал, как хлопнула дверь кабинета.

Миссис Циммерманн протянула руку через стол и положила ее на ладошку мальчика.

– Не переживай, Льюис. Он не на тебя злится. Но у него сейчас много забот, и спит он мало. Пойдем ко мне в гости, поиграем в шахматы.

– Хорошо, – Льюис искренне обрадовался ее предложению.

Игра продолжалась до десяти вечера, а потом Льюис – довольный победитель большинства партий – пошел домой. Поднявшись наверх, он увидел полоску света, пробивающегося из-под двери спальни дяди Джонатана. Мальчик решил не беспокоить его. Уже приготовившись ко сну, Льюис подошел к подоконнику, сел на него и отодвинул тяжелую занавеску.

За окном стояла холодная звездная ночь. От водонапорной башни на холме отражался лунный свет, крыши домов торчали темными островерхими тенями. Через дорогу по обеим сторонам дома Хэтчеттов в домах горел свет. В одном из окон он заметил водянистое голубое свечение, которое исходило от новомодных устройств – телевизоров. У Джонатана такого пока не было. Опустевший дом Хэтчеттов, казалось, накрыла тень, только по крыше пробегали бледные лунные лучики. На улице под фонарем Льюис заметил припаркованную машину.

Он почти собрался идти в кровать, как вдруг на крыльце у Хэтчеттов загорелся свет. Два узких обледеневших окошка на двери вспыхнули желтым. Затем дверь открылась внутрь. Кто-то вышел на крыльцо. Льюис смотрел на стоявшего там человека, кем бы он ни был, а тот не двигался с места и просто дышал морозным воздухом декабрьской ночи. Льюису показалось, он заметил, как блеснули стекла очков, но с такого расстояния было не разобрать.

Чуть позже темная фигура зашла в дом и заперла дверь. Свет погас. Льюис посидел в раздумье, потом опустил штору и отправился спать.