Книга: В Обители Крыльев
Назад: Глава тринадцатая
Дальше: Глава пятнадцатая

Часть четвертая

в которой положение усложняется сверх всякой меры

Глава четырнадцатая

Планы на будущее – Как меня нашли – Перемены в мировоззрении – Уход за яйцами дракониан – История происхождения – Дела политические

 

Как только последний из беглых яков был изловлен и я вместе с Рузд и Зам вернулась в Имсали, мне сразу же выпала возможность порадоваться тому, что мой лексикон, два месяца не выходивший за рамки выпаса яков, значительно обогатился. Теперь повседневным делам уделялся лишь самый минимум внимания: драконья доля наших стараний была посвящена материям совершенно иным.
План Рузд (да, этот план, несомненно, принадлежал ей, хотя сама она, излагая его мне, неизменно употребляла множественное число, как будто он был разработан ею, Каххе и Зам вместе) оказался пугающе прост. Меня продолжат прятать до весны, пока не проснутся от зимней спячки остальные… и вот тогда известят о моем присутствии всех, предъявив меня, как доказательство тому, что люди – разумные существа, с которыми вполне можно договориться миром. Мне же за время, оставшееся до весны, предстояло со всем возможным старанием готовиться к последующим дискуссиям.
– Что, если весна придет, а я не буду готова?
Зам полоснула меня сердитым взглядом. Каххе же засмеялась, хотя особого веселья в ее смехе не чувствовалось, и ответила:
– Будь готова.
Прятать меня еще дольше не годилось бы, даже если бы я не успела подготовиться к встрече с драконианами должным образом. План сестер удался только потому, что все остальные жители деревни готовились к зимней спячке: в тот день, когда меня оставили дома вдвоем с Зам, Рузд с Каххе как раз ходили уговаривать тех, на кого в этом году пал жребий, передоверить заботу о яках им. Конечно, вряд ли тех пришлось долго уговаривать: бодрствование во время зимы считается среди дракониан обязанностью крайне неприятной, и если в Имсали дело решается демократическим путем – жеребьевкой, то в других деревнях (об этом я слышала позже) уход за стадами во время зимы взваливают на тех, кто не пользуется популярностью среди соседей. По счастью, в Обители существовал закон, строго-настрого запрещавший нести сие бремя две зимы кряду, так как зимнее бодрствование дракониане полагают крайне пагубным для здоровья.
Таким образом, когда дракониане проснутся, прятаться в доме сестер я больше не смогу. Подготовленной или нет, придется браться за дело и представлять перед лицом жителей Обители Крыльев весь свой вид – все человечество.
Да, как оказалось, Обителью эти места называла не только я. По-дракониански они назывались точно так же – Шратар Враи, Обитель Крыльев.
– Аневраи, – сказала я Рузд, узнав от нее об этом. – Так мы называем ваш народ – или, по крайней мере, полагаем, что это слово означает ваш народ. Но вы себя так не называете.
Действительно, сестры называли дракониан «мранин» – словом, явно происходившим от совершенно иного корня.
– Это очень древнее слово, – пояснила Рузд. – Оно означает тех, кто правил в дни древности. Мы не пользуемся им со времен Низвержения. – Рузд помолчала, что-то припоминая. – Ты ведь уже говорила его однажды, верно? Когда только-только пришла в себя. А я так нервничала, что даже не узнала его. Ты его так странно произнесла…
Да… Интересно, каково это – спасти умирающее чудовище в надежде подружиться с ним? Лично мне это казалось просто непостижимым.
– Как вы нашли меня? Я очень давно хотела об этом спросить, только не могла.
Здесь я немного слукавила. Задайся я такой целью – могла бы справиться, как справлялась теперь. Нет, не стоит думать, будто наши беседы действительно были такими простыми и понятными, какими представлены здесь. Напротив: дабы объяснить, что я имею в виду, нередко приходилось прибегать к многословным косвенным описаниям, пантомиме и рисованию углем. В этом случае я сознательно позволила трудностям воспрепятствовать собственному любопытству: любые мысли о том дне неизменно порождали множество нежеланных грустных воспоминаний о лавине и о неизвестной судьбе моих спутников.
И вот теперь я наконец-то набралась храбрости спросить об этом.
– В тот день мы втроем несли караул, – ответила Рузд. – Следили, нет ли людей возле наших границ.
– А за горы вы ходите? – заинтригованная, спросила я.
– Когда-то ходили, но то было очень давно. Теперь – нет.
По-видимому, со временем поселения ньингов придвинулись вплотную к пределам пригодных для жилья земель, едва не добравшись до самой Обители. Патрулирование за кольцом гор могло повлечь за собой те самые столкновения, коих дракониане так долго старались избегать.
– Но меня вы заметили?
– Мы увидели двух человек. Там, наверху, – отвечала Рузд, указав когтем на седловину.
Я подняла взгляд. День выдался солнечным, почти безоблачным – казалось, до седловины рукой подать. Впервые ступив на нее, мы с Томом слегка прогулялись на запад, дабы взглянуть вниз, в долину – по всей вероятности, тогда-то нас и увидела Рузд.
Однако от нашего появления до того момента, как я, полумертвая, убрела по западному склону вниз, прошло немало времени, не говоря уж о снежной буре.
– Вы наблюдали, как мы копаем?
Пусть даже сестры стали моими друзьями (по крайней мере, две из трех – стоит ли считать другом Зам, я пока что не знала), представив себе, как они следят за нами из засады, я едва сумела сдержать дрожь.
Но Рузд ответила:
– Нет. Зам настаивала, что вначале нужно сходить за оружием. Начался спор. Когда мы полезли наверх, гора… упала, и Зам сказала, что все вы, должно быть, погибли. Но прежде, чем с ней согласиться, мы решили пойти поискать.
– И с этим мне очень повезло, – пробормотала я. – Иначе я уж точно бы погибла.
Вооруженными сестер я еще ни разу не видела. Где же они держат оружие? И чем вооружены? По всей вероятности, огнестрельного оружия у них быть не могло: никаких признаков наличия у дракониан технологии производства настолько сложных вещей в Обители не наблюдалось. Что же тогда? Луки и стрелы? Копья, мечи? И как же Зам, живя рядом со мной, согласилась остаться безоружной хоть на одну минуту?
Как выяснилось, все эти месяцы любопытство приходилось сдерживать не только мне.
– Забель, зачем ты пришла туда? – спросила Рузд. – Ты не живешь здесь.
Нет, под «здесь» имелась в виду вовсе не Обитель. Из моих сбивчивых рассказов, дополненных великим множеством рисунков, сестры смогли уяснить, что я родилась в некоей далекой стране, ну, а ньингов они, конечно же, не раз видели издали, и знали: к местным жителям я не принадлежу. Но, судя по всему, мои неуклюжие попытки изобразить углем на выбеленной стене коровника погибших дракониан не произвели на них особого впечатления.
Чтобы ответить на вопрос Рузд, пришлось вновь взяться за уголь и нарисовать целый ряд самых разных драконов и драконоподобных существ, от искровичков и стрекодраков до пустынных драконов, болотных змеев, йеланских ти лен и ящериц-огневок.
– Все это – драконы, – сказала я, воспользовавшись ахиатским словом и продолжая беседу, оборванную на полпути в тот вечер, в пещере, когда я осматривала крылья мьяу. – Как все птицы – птицы, только разных пород. Понимаешь?
Рузд кивнула.
– Моя работа – изучать драконов. Это и есть то, что я делаю для своего народа большую часть жизни. Мы думаем, что…
Тут я на время умолкла, подыскивая нужные слова.
– В мире есть много… таких же домов, как ваш храм, только древних и… э-э… сломанных? Испорченных?
– Обветшавших, – подсказала Рузд.
– Да, обветшавших. Оставшихся со времен аневраи. В этих домах есть изображения аневраи, но мы не понимали их смысла. Мы думали, на них изображены…
Не зная слова «боги», я снова запнулась, но углубляться в религиозные материи не стала, а просто сказала:
– Мы думали, что на свете нет таких существ. Что они – выдумка. Мы не знали, что вы существуете.
Рузд изумленно вскинула голову.
– Так ты ничего не знала о нас?
– Ничего. А очнувшись и увидев вас, очень удивилась!
Теперь, когда горячечный бред и ужас остались далеко позади, над этим вполне можно было посмеяться.
Ответ мой привел Рузд в такое изумление, что она потребовала прервать разговор, дабы поделиться новостью с Каххе и Зам. Зам воззрилась на меня с откровенным недоверием.
– Да, это чистая правда, – подтвердила я.
Сестры удалились посовещаться – думаю, не из желания сохранить дискуссию в секрете от меня, но лишь затем, чтобы не замедлять ради меня разговор. Что же получается? Выходит, весь их план основывался на убеждении, будто люди прекрасно знают о том, что они живут в Обители (или как минимум об их существовании вообще), но попросту никак не соберутся истребить последних дракониан?!
Конечно же, в краткосрочной перспективе это ничего не меняло. Нам предстояло дожидаться весны, а мне – готовиться к встрече. На следующий же день мы с Рузд вернулись к прерванному разговору.
– Я думала, – сказала я, – что аневраи были людьми, разводившими драконов особой породы для собственных надобностей. И, когда человек по имени Фу Пим-лат сообщил мне, что нашел здесь, в горах, странное мертвое тело, захотела взглянуть своими глазами, что это за существо.
– Тело кого-то из наших? – спросила Рузд.
Я описала, что мы нашли на седловине – мертвое тело, скелет коего распался без остатка, а плоть замерзла под действием постоянного холода.
– Тогда-то мы и обнаружили, что аневраи не были выдумкой, – с невеселым смешком заключила я. – Как раз перед тем, как на нас… упала гора.
Выяснить драконианское слово «лавина» мы так и не удосужились – думаю, оттого, что обе находили сей оборот забавным. Вдобавок, я даже не знала подходящего ахиатского слова: в пустыне надобность в нем возникает нечасто.
В эту минуту мир вновь предстал передо мной в ином ракурсе. Откапывая из-под снега погибшего драконианина, я видела в нем всего лишь любопытный образец, труп загадочного животного, представителя неизвестного науке вида. Но если Рузд сделалась для меня разумным существом, личностью… значит, и это тело было останками существа, способного мыслить и чувствовать, насмерть замерзшего среди ледяных горных высот!
– Те двое, которых мы нашли в снегу… Ты знаешь, кто это был? – тихо спросила я.
– По-моему, да, – ответила Рузд. – Много лет назад – я только-только на свет появилась – дожди ужасно запоздали. Земля так пересохла, что начались пожары… а по ту сторону гор, пожалуй, было еще хуже, чем здесь. Дымы были видны даже отсюда. После этого старейшины решили, что нужно на время усилить охрану границ. В тот год пара караульных исчезла, попав под снежную бурю незадолго до зимнего сна.
– А как их звали?
Судя по слегка дрогнувшему гребню, вопрос мой явно показался Рузд странным.
– Сеймель и Яминет, – ответила она.
На одну из них Фу наткнулся в долине, другую мы отыскали под снегом впятером. Кто из них кто – этого, пожалуй, уже никогда не узнать.
– Как у вас принято поступать с умершими? Хоронить в земле, сжигать на кострах, или?..
– Они уходят в небо, – ответила Рузд.
Поначалу я приняла это за эвфемизм – как у нас говорится, что покойный родственник отправился в лучший мир. Действительно, небу в драконианской религии отводится очень важная роль, однако сие выражение имело смысл куда более буквальный. Согласно обычаям дракониан, тела усопших оставляют на открытом месте, где птицы-стервятники пожирают их плоть и уносят ее на небеса, ну а кости, конечно же, распадаются в прах.
Что ж, если драконианина, упавшего с седловины, постигла та самая судьба, коей желали бы ему его близкие, это отчасти утешало. Правда, другой, скорее всего, исчез в снегу навсегда…
Тут сии рассуждения столкнулись с еще одной мыслью, спешившей им навстречу.
– Эти пропавшие караульные… кем они были, мужчинами или женщинами?
– Женщинами, – отвечала Рузд таким тоном, словно иначе и быть не могло. – Мужчины в караулы не ходят.
Следовательно, дракониан мужского пола я до сих пор не видела – пусть даже замерзших и сплющенных в лепешку. Еще немного, и они стали бы для меня чем-то мифическим, фикцией, выдуманной драконианками для объяснения, откуда берутся детеныши!
Естественно, мужчины-дракониане были отнюдь не мифом, и с некоторыми мне в свое время довелось познакомиться. Однако все эти мысли не могли не привести к расспросам о размножении дракониан: быть натуралистом и не утратить значительной доли той деликатности, с каковой подобает обсуждать данные материи, просто невозможно.
– Я не спрашиваю, где ваши яйца, – поспешила заверить я, помня о враждебности Зам. Теперь она опасалась меня куда меньше, чем раньше, но лишний раз провоцировать ее вовсе не стоило. – Но вот интересно: права ли я, полагая, что вы должны внимательно следить за условиями, в которых они содержатся?
Этот вопрос не давал мне покоя с тех самых пор, как я получила возможность сравнить гнездовья на Рауаане и в Лабиринте Змеев. Учитывая чувствительность драконьих яиц к окружающей среде, каким образом драконианам удается производить на свет потомство в условиях совершенно иного климата?
Отчасти ответ на сей вопрос был связан с объяснением, почему мы так долго принимали огневик за обычный минерал. Дело в том, что температура воздуха в подземных хранилищах много стабильнее, чем на поверхности. Нет, Рузд не упоминала об этом ни словом, однако я ни минуты не сомневалась: дракониане Обители выводят потомство в горных подземельях, надежно изолированных от губительных холодов снаружи. Сколько у них гнездовий – одно или несколько, и не расположены ли они в том храме, вырубленном в склоне Аншаккар, – от подобных вопросов я почла за лучшее воздержаться. Однако сколь глубоко ни заройся под гору, Мритьяхаймы – совсем не то, что Немирное море!
Ошибка моя, как сделалось ясно впоследствии, заключалась в том, что я с самого начала сочла дракониан единым видом, напрочь лишенным каких-либо вариаций. Если среди людей существует множество разных народов, в значительной мере отличных один от другого, отчего то же самое не может быть верным и в случае дракониан? Естественно, Рузд никогда в жизни не видела своих древних пращуров и даже не подозревала, чем островные дракониане отличались от обитавших в пустыне, но с тем, что подобное разнообразие весьма вероятно, охотно согласилась. Мало этого, она подтвердила: держать яйца в слишком теплом помещении «вредно» для будущего потомства. Конечно, слишком сильный мороз погубил бы эмбрионы еще в скорлупе, однако излишек тепла мог породить на свет вполне здоровых детенышей… но те непременно погибли бы, не пережив первой же зимней спячки.
Возможно, мои читатели уже недоумевают: как дракониане, бессчетное множество поколений прервавшие любые контакты с людьми, смогли сохранить свое гибридное естество? В ответ на этот вопрос по миру было пущено немало жутких россказней с одним и тем же лейтмотивом – Кровавыми Человеческими Жертвоприношениями. Одни утверждали, будто дракониане питают свои ненасытные яйца кровью похищенных ньингов, цер-жагов и прочих жителей прилегающих земель, другие склонялись к мысли, что ради этой цели они содержат целое стадо людей-рабов, коих выращивают, как скот, после чего пускают на убой. Одна особенно омерзительная вариация последнего сюжета гласила, что последние из этих рабов погибли незадолго до моего появления – потому-то дракониане, нуждавшиеся в пополнении человеческого поголовья, и задумали воспользоваться мною как послом.
Конечно, все эти сказки были полным абсурдом. Возможно, когда-то, на заре драконианской цивилизации, для создания дракониан и требовалась человеческая кровь (приносимая в жертву древними людьми в рамках каких-либо примитивных обрядов), но едва популяция сформировалась, дракониане начали размножаться естественным образом. С тех пор особых условий инкубации для появления на свет новых поколений драконоглавых двуногих существ не требовалось: довольно было ограждать будущее потомство от факторов, способных вызвать нежелательные мутации.
Однако Рузд отреагировала на эти соображения довольно странно, и я не сразу сумела выяснить, почему. В конце концов я спросила:
– Как ты считаешь, откуда пошел ваш род?
– А как ты думаешь, откуда пошел твой род? – парировала Рузд.
По-моему, отчасти это было неким вызовом, так как мои вопросы нередко ее раздражали, но в то же время служило и способом удостовериться, верно ли она понимает, о чем я спрашиваю.
В целом все это наталкивало на мысль, что вопрос значительно сложнее, чем я думаю.
– У нас об этом есть много историй, – поразмыслив, ответила я. – Каждая мировая религия рассказывает свое: будто первые люди были вырезаны из деревьев, или сделаны из тела принесенного в жертву бога, или что человеком после множества долгих испытаний стал медведь… Вера, в которой меня воспитывали с детства, утверждает, что первый мужчина был вылеплен из глины, а первая женщина – сделана из его ребра. Но такие люди, как я… ученые… – Здесь вновь пришлось воспользоваться ахиатским словом: в языке Рузд соответствующего не было. – Наши ученые установили, что мы произошли от крупных обезьян. Ты знаешь, что это за животные?
Нет, об обезьянах Рузд не знала ровным счетом ничего, поскольку в Обители и ее окрестностях их не водится.
– Они очень похожи на людей, – за неимением лучшего описания пояснила я. – Как мьяу слегка похожи на вас, хотя тут разница, конечно, намного больше.
Это Рузд приняла как нечто вполне естественное.
– Конечно, мьяу похожи на нас. Но ваши ученые ошибаются. Вы происходите не от обезьян.
Тут я невольно вскинула брови.
– Вот как? От кого же мы происходим? И откуда тебе это знать, если до меня ты не разговаривала ни с одним из людей?
– Вы, как и мьяу, происходите от нас, – отвечала Рузд. – А мы, дракониане, рождены небом. Солнечный жар породил ветер, а ветер, отвердев, принял обличье четырех сестер, а из сброшенной ими чешуи получились горы. Тяжесть гор совлекла сестер вниз. Заплакали они, утратив способность летать, и слезы их породили все воды мира. Когда же они в первый раз искупались, на земле появились новые создания: из воды с их губ получился первый брат, из воды с их животов и груди – люди, а из воды с их спин – драконы. Обычно мы говорим «мьяу», но, думаю, тут имеются в виду и все остальные драконы, какие только бывают на свете.
Это сказание поразило меня настолько, что я на время потеряла дар речи. Некая поэтическая логика в нем определенно присутствовала: спины дракониан, отличающиеся крыльями и более крупной, рельефной чешуей, в первую очередь напоминали о драконах, тогда как строение передней части их туловищ имело гораздо большее сходство с человеческим. Ну, а замечание о тяжести гор, совлекшей сестер вниз – чем не мифологическое объяснение земного притяжения?
Да, в качестве космогонического мифа история Рузд была просто великолепна, однако, во-первых, она не имела ничего общего с наукой, а во-вторых, совершенно не совпадала с повествованием, изображенным на стене храма древних дракониан в Лабиринте Змеев.
– Вот потому-то вы и были подданными аневраи, – сказала Рузд, очевидно, заметив мои колебания и недоверие. – Потому, что происходите от нас.
Все-таки ограниченное знание языка не лишено, по крайней мере, одного преимущества: прежде чем что-то сказать, говорящий вынужден помолчать и обдумать свои слова.
– Аневраи рассказывали иное, – в конце концов сказала я. – Я видела древнее гнездовье, оставшееся нетронутым после Низвержения. Там, на стене, было нарисовано драконье яйцо, погруженное в кровь, чтоб из него родился драконианин. И мои собственные исследования подтверждают: изменения среды, в которой находится яйцо, могут служить причиной самых разных мутаций. Многие из них пагубны, но некоторые и удачны – как, например, гибрид человека с драконом.
(Стоит отметить: изложенный мною по-дракониански, сей аргумент оказался раз в восемь длиннее, чем в предыдущем абзаце.)
– От кого же произошли драконы, если не от нас? – с очевидным скепсисом спросил Рузд.
– Превосходный вопрос, – со вздохом сказала я. – Хотелось бы мне знать ответ… Явно от какого-то родственного пресмыкающегося. Но как и когда возникла ваша уникальная способность к мутациям, этого я сказать не могу.
В последующие дни мы еще много спорили об этом. Принять теорию эволюции Рузд оказалось нелегко, и это меня ничуть не удивляло: во-первых, до нашего разговора ей даже в голову ничего подобного не приходило, а во-вторых, поначалу эволюционизм и среди людей встретили в штыки (более того, некоторые пытаются опровергнуть теорию эволюции и по сей день, невзирая на новые и новые доказательства ее истинности). Бросать вызов глубоко укоренившимся убеждениям – вообще задача не из простых, ведь это угрожает самим основам, на коих оные зиждутся испокон веков.
Полагаю, Рузд попросту отмахнулась бы от моих слов, если бы не тот факт, что я могла подкрепить свою точку зрения ссылкой на искусство аневраи. Как странно было видеть, что для нее ее прародители – существа столь же мифические, сколь и для меня… хотя, конечно, тысячи лет, катаклизм и вечное бегство во все более и более отдаленные уголки земного шара не могли оставить культуру без изменений. Да что там: мне довелось повидать куда больше следов существования ее предков, чем ей! Тем не менее, как бы ни затуманилась, как бы ни исказилась со временем память об аневраи, авторитет их остался незыблем: уж если они полагали, что появились на свет благодаря человеческой крови, значит, это, по всей вероятности, правда.
Дебаты на эту тему заронили в душу неприятные опасения: что, если мое научное любопытство послужит искрой, из коей разгорится пламя религиозной схизмы? Как известно, конфессии разделялись на враждебные лагеря и по менее значительным поводам.
Однако не думайте, будто мы провели весь остаток зимы в беседах о древней истории и теологии либо в научных дискуссиях о природе дракониан. Большая часть сего времени была посвящена мыслям о том, какой оборот могут принять события, когда проснутся остальные.
С немалым трепетом вспоминая опыт экспедиций в другие страны, я почла необходимым расспросить Рузд о политическом устройстве Обители. Как выяснилось, каждой деревней правит группа сестер – то есть драконианок, рожденных на свет из одной кладки, числом от двух до пяти, но чаще всего их три либо четыре. Драконианки, рожденные от одной матери в разные годы, также считаются сестрами, но в меньшей мере; эта степень родства обозначается у дракониан другим, особым словом. К этой группе примыкает один представитель мужского пола, избранный своими собратьями, дабы служить при сестрах советником и руководить определенными аспектами общественной жизни.
Но, когда дело доходит до Обители в целом, вверять власть группе сестер дракониане – в силу крепости родственных уз – полагают нежелательным. Посему Обителью правит совет старейшин – драконианок, достигших лет столь преклонных, что сестры их по большей части ушли в небо. При них также имеется советник мужского пола из рядов упомянутых выше выборных представителей, завоевавший более высокое положение в напряженном состязании с коллегами.
Этот совет старейшин и был тем правящим органом, коему Рузд собиралась представить меня: принимать решения от лица всей Обители имели право только они.
– Надеюсь, при виде меня никого из этих достопочтенных старушек не постигнет смерть от апоплексического удара, – пробормотала я себе под нос, услышав об этом.
Как уже говорилось, столкнувшись с нехваткой познаний в драконианском, я обычно переходила на ахиатский: это давало надежду, что Рузд сумеет понять хоть немного из сказанного. «Достопочтенные» и «апоплексический удар» оказались слишком мудреными, но слово «смерть» она вполне поняла и подозрительно прищурилась. Я успокаивающе махнула рукой:
– Расскажи, как с ними держаться, чтоб не напугать их и не оскорбить.
Этот вопрос тоже повлек за собой немало споров – в основном среди Рузд, Каххе и Зам, так как я не разбиралась в сих материях совершенно. Мы строили планы и отвергали их один за другим, порой по три раза на дню. Не однажды жалели мы обо всей этой затее и сетовали на то, что ввязались в нее, хотя лично я – не всерьез: обернись все иначе, я бы погибла под снегом либо не отправилась в Мритьяхаймы вовсе. Истинной цены последнего решения я в то время еще не знала… но, не имея никаких доказательств грядущего трагического исхода, сожалений о нем не испытывала.
Однако это не означало, что предстоящий путь будет легок. По мере того, как дни становились длиннее, а холод мало-помалу отступал, мысли мои все чаще обращались в сторону внешнего мира – в сторону человечества, абсолютно не готового к встрече с уцелевшими потомками своих древних повелителей.
По ночам, когда сестры засыпали, я, лежа в гнезде из одеял ячьей шерсти, глядя в тлеющие угли очага, снова и снова ломала голову над неразрешимым вопросом: что делать? Как спасти жителей Обители Крыльев от поголовного уничтожения?
Назад: Глава тринадцатая
Дальше: Глава пятнадцатая