Времена года отнюдь не замедлили ради меня свой бег. Готова я была к ней или нет, весна наступила в свой срок. Дни, остававшиеся до пробуждения дракониан, я считала с таким трепетом, с каким не ждала даже первой свадьбы. В конце концов, в тот давний день решалась лишь моя собственная судьба, а то, что должно было вскоре случиться в Обители Крыльев, касалось великого множества жизней и судеб.

«Считала дни» здесь – вовсе не фигура речи: пробуждение было назначено на вполне определенный срок. При храме имелись свои смотрители (мне крайне повезло, что я тогда не наткнулась на них), и на рассвете дня пробуждения им предстояло войти в зал зимней спячки и настежь распахнуть ставни закрытых окон. Окна обращены туда, где в это время года встает солнце, и посему проникший внутрь свет потревожит сон дракониан настолько, что звона колоссального гонга в глубине зала будет довольно, чтоб пробудить их от спячки. Проснувшись, дракониане сойдут вниз, воздадут должное приготовленному смотрителями угощению, а затем разойдутся по родным деревням.

– Долгое это дело, – с чувством сказала Каххе в ответ на мои расспросы о подробностях процедуры. – Лестницы узкие. Окажешься в задних рядах – все самое вкусное съедят без тебя.

Услышанное не могло не обрадовать: полученные сведения очеловечивали (если, конечно, данное выражение здесь применимо) дракониан в моих глазах. К тому времени я привыкла относиться к хозяйкам дома как к личностям, но в окружении толпы, охваченной страхом или гневом, не на шутку опасалась забыть об этом.

На заре дня пробуждения я в последний раз вышла наружу, подставив лицо лучам неяркого весеннего солнца. Все мы были согласны, что волновать проснувшихся дракониан внезапным появлением человека не стоит – уж лучше подождать пару дней, дать им вернуться к обычной жизни и только потом оповестить обо мне. Но все это время мне надлежало безвылазно сидеть в доме, а увлекательного, сказать откровенно, в этом было мало.

Действительно, самые худшие мои опасения целиком и полностью оправдались. Конечно, ко дню пробуждения погода значительно улучшилась, однако снаружи все еще было довольно холодно, и некто мог бы вполне разумно предположить, что я буду рада поводу побыть в тепле. Тем не менее после долгого пребывания на природе вынужденное затворничество весьма тяготило. Отчаянно не хватало свежего воздуха, а более того – солнечного света, как бы он ни был скуден и слаб.

Нетерпение значительно усугублял проникавший снаружи шум. Возвращение домой после спячки в каждой деревне праздновали на свой лад. Выглянуть за наружную дверь и посмотреть, как отмечают пробуждение жители Имсали, я не осмеливалась, но бой барабанов и звуки флейт были отчетливо слышны даже без этого. Проходя мимо, дракониане оживленно болтали, спрашивали, что случилось с коровником, звуки их голосов подхлестывали любопытство, но в то же время вселяли страх. С одной стороны, мне не терпелось выйти наружу – ведь я так долго не видела ни единой живой души, кроме трех сестер, что едва не сходила с ума от одиночества и тоски по родному дому. Обычно подобные чувства удавалось держать в узде, сосредоточившись на текущих проблемах… однако теперь, взаперти, в ожидании, на фоне радостного шума за стеной, тоска сделалась нестерпимой, словно зубная боль. Здесь не могли помочь и размышления о текущих проблемах: они лишь порождали страх.

Да, страху я натерпелась в избытке! Вдруг кто-либо в поисках сестер заглянет в дом, а я не успею вовремя спрятаться? Вдруг оптимизм Рузд неоправдан, и ее соседи разорвут меня на части, даже не слушая? Сколько бы раз ни доводилось мне смотреть в лицо опасности, угроза, исходящая от мыслящих, разумных существ неизменно казалась страшнее всех остальных.

Но самым страшным было даже не это. Что, если я подведу сестер, спасших мне жизнь? Что, если не сумею завоевать доверие дракониан, либо, преуспев в этом, не смогу защитить их от моих собственных соплеменников?

Я согласилась выждать три дня, но в глубине души была бы рада выбежать за дверь и предстать перед драконианами без всякого предупреждения – лишь бы покончить с этим невыносимым напряжением.

Но нет, я ждала. Возможно, терпения у меня маловато, однако ослиного упрямства – не занимать. Уговор есть уговор, и посему мы с Рузд, Каххе и Зам честно выждали трое суток, прежде чем выйти наружу и навсегда изменить мир.

– Ты готова? – спросила Рузд.

– Пожалуй, более нелепых вопросов мне в жизни не задавали, – ответила я (по-ахиатски, так что слов моих Рузд почти не поняла, однако тон их был предельно ясен).

По такому случаю я облачилась в одежды, сшитые для меня за зиму: не стоит думать, будто облачение для скалолазания выдержало целый сезон носки без значительных повреждений, а между тем мне еще предстояло воспользоваться им, когда настанет время покинуть Обитель. Конечно, мы обсуждали, не лучше ли мне появиться перед драконианами в собственной одежде, но в конце концов отдали предпочтение точке зрения Каххе, считавшей, что в привычной ее сородичам шерсти и ячьих шкурах я буду выглядеть куда более безобидно. В доме было тепло, спина под одеждой немедленно взмокла от пота, но руки и ноги остались холодны как лед.

Незадолго до этого Зам принесла весть, что совет старейшин в Имсали. Более недели назад Рузд отправилась к смотрителям храма с просьбой собрать совет здесь в этот день, смотрители передали просьбу проснувшимся от спячки старейшинам, и те, очевидно, ответили согласием. Теперь девять престарелых драконианок ожидали меня снаружи, сами не зная, что их ждет.

Девять престарелых драконианок… не считая всего населения Имсали, несомненно, также гадавшего, что затевают сестры.

Немалым усилием воли я отбросила посторонние мысли и перешла на драконианский:

– Лишнее ожидание готовности не прибавит.

Рузд согласно кивнула. Я по привычке отметила особенности ее осанки и движений, мысленно сложив данные наблюдений в папку «дракониане, нервозность, внешние признаки». В такие минуты подобные вещи действуют на меня успокаивающе.

Рузд распахнула дверь и вывела меня в прихожую.

Из-за наружной двери внутрь заструился солнечный свет и холод. Сквозь прямоугольник дверного проема я увидела впереди целую толпу дракониан – нас ждали все, от мала до велика. Один из них – судя по размерам, ребенок – заметил меня в полумраке прихожей и в безошибочно узнаваемой манере постучал стоявшую рядом драконианку по бедру. Слов его в общем гомоне было не разобрать, но этого и не требовалось.

– Мама, кто это?!

Возможно, драконианский эквивалент выглядел несколько иначе, но общего смысла это, определенно, не меняло.

Я выступила на свет, и все вокруг стихло.

Казалось, дракониан не меньше тысячи (на самом деле количество их не достигало даже сотни, однако когда все взгляды устремлены на вас, толпа всегда кажется многочисленнее). В следующий миг над толпой дуновением ветра прошелестело знакомое слово:

– Человек…

Тишина взорвалась оглушительным ревом, и вокруг разверзся сущий ад.

Сестры немедля окружили меня с трех сторон. Они ожидали общего натиска и ничуть не ошиблись: самые деятельные и воинственные из их сородичей бросились вперед, защищать совет от меня – маленькой, хрупкой, изголодавшейся за зиму. Зам, не так давно схватившая меня и швырнувшая через храмовый зал, оттеснила плечом одного из дракониан, явно вознамерившегося сделать то же самое. Рузд что-то закричала, расправив крылья и высоко вскинув руки. Каххе приготовилась в случае надобности втолкнуть меня назад в дом, где сестрам будет проще отразить нападение.

По счастью, до схватки дело не дошло. Одна из старейшин широко распростерла крылья, другая, стоявшая рядом, – тоже, а вскоре их примеру последовали и остальные. Словно повинуясь стуку судейского молотка, толпа приглушенно зароптала и смолкла. Резкий окрик одной из старейшин разогнал дракониан по местам, и утоптанный снег вокруг меня вновь опустел.

Я рассудила, что мой час настал. Сложить перед собою крылья, за неимением таковых, я не могла и посему изобразила сей драконианский жест почтения на человеческий манер, сложив впереди опущенные руки. Возвысив голос, я начала ту самую речь, которую так долго, мучительно репетировала перед сестрами. Слова мои искажала лишь легкая, едва различимая дрожь.

– Да благословит и согреет вас солнце! Меня зовут Изабелла, и я не желаю вам зла. Я обязана жизнью этим трем сестрам, спасшим меня от неминуемой смерти в горах. С вашего общего одобрения, достопочтенные старейшины Обители, мне хотелось бы отплатить добром за добро и помочь вашему народу всем, что в моих силах.

Если бы один из имсалийских яков вдруг поднялся на задние ноги и заговорил, пожалуй, слушатели и тогда не были бы изумлены сильнее. Вокруг не слышалось ни звука, кроме неумолчного шелеста ветра да стука капель, падавших на снег с бахромы сосулек, украшавшей карниз.

– От… откуда она… знает наш язык? – заикаясь, вымолвила одна из старейшин.

Теперь я оказалась в куда более коварных водах. Благодаря репетициям, моя первая речь звучала безукоризненно правильно, однако далее оставалось рассчитывать только на собственную способность понимать сказанное и отвечать без промедлений. Ну а поскольку я все еще владела древней, литургической формой драконианского лучше, чем повседневной речью, вероятность ошибок была весьма высока. Между тем в этом разговоре, подобно тому, как я сама, получив возможность разговаривать с сестрами, увидела в них не просто живых существ, но людей, мне предстояло доказать старейшинам, что и я – личность, наделенная разумом и чувствами.

Ответ получился не таким гладким, как приветственная речь.

– Вашему языку я училась всю зиму. Среди человеческих языков есть немного похожий. Знание этого языка помогло.

– И вы взялись учить эту тварь? – прорычала одна из старейшин, оскалившись на сестер.

– Не изучив его, – откликнулась я, прежде чем Рузд успела что-либо ответить, – я не смогла бы сегодня поблагодарить вас.

На этот раз произношение вышло не таким гладким, как хотелось бы, да и ахиатских элементов во фразе оказалось многовато: не забывайте, я все еще то и дело сбивалась на ахиатский, стоило только перестать следить за речью. Тем не менее меня поняли, и этого было довольно.

Одна из старейшин двинулась вперед. Рузд ей не воспрепятствовала, а посему не дрогнула и я. Этого мы также ожидали и были готовы: взяв меня за подбородок, старейшина подняла его кверху, дабы лучше разглядеть мое лицо. Смотреть ей прямо в глаза означало бы вызов, опустив же взгляд долу, я выглядела бы слабой и беззащитной. Вместо этого я, не пытаясь противиться, устремила взгляд на кончик ее носа.

Старейшина повертела мою голову из стороны в сторону, сняла с меня шапку и подцепила когтем прядь волос, должно быть, казавшихся ей весьма странными. На миг я вспомнила, насколько они грязны и нечесаны, а заодно и об их запахе (за зиму мне удалось несколько раз вымыть голову, но сейчас, учитывая обстоятельства, выходить из дому с мокрыми волосами было бы не слишком разумно). Однако когда старейшина попыталась приподнять мне губу, я отстранилась.

– Если хочешь взглянуть на мои зубы, – учтиво, но твердо сказала я, – достаточно об этом попросить.

Ответ ее явно позабавил, но это ничуть не помешало ей бросить суровый взгляд на Рузд с сестрами.

– Вы знаете, что преступили закон?

Сестры, как по команде, сложили перед собою крылья.

– Да, мы это знаем, – ответила Рузд. – И никогда не пошли бы на такое без веской причины.

– В чем же причина?

Вопрос был задан одной из прочих старейшин – на мой взгляд, самой старшей. В сравнении со свойственной людям сединой и морщинами, внешние признаки старости у дракониан выражены далеко не столь ярко, однако глубоко запавшие глаза, выступающие скулы и неторопливая осторожность в движениях говорили сами за себя.

Моих познаний в драконианском недоставало, чтобы понять ответ Рузд во всей его полноте, но содержание его было известно. Местные дракониане и прежде прекрасно понимали, что заперты в границах Обители, так как убежища более надежного и удаленного им не сыскать; теперь же Рузд сообщила, что они – по всей вероятности, последние в своем роде. Таким образом, предупреждала она, контакты с людьми неизбежны. Хочешь – не хочешь, а нужно решать, как быть: не предпринимать ничего и ждать, пока встреча не произойдет на наших (то есть человеческих) условиях, либо сделать первый шаг к ней самим, что оставляет надежду на некоторый контроль над ситуацией. Но для начала необходимо проверить, возможно ли договориться с людьми миром, на примере отдельного человека.

– Но зачем вы ее прятали? – спросила еще одна из старейшин (та, что осматривала меня, вновь заняла место среди остальных и умолкла, задумчиво взирая на происходящее). – Отчего не сообщили нам сразу?

– Думали, не выживет, – ответила Зам.

Ее прямота потрясла меня до глубины души, пусть даже опасность давным-давно миновала (по крайней мере, опасность умереть после пережитого в горах; что до текущего положения, вопрос пока оставался открытым). Конечно, Рузд обещала сделать все возможное, чтобы помочь мне, если дела примут скверный оборот, но вряд ли ее возможности простирались дальше временной отсрочки казни.

По счастью, прежде, чем кто-либо успел всерьез задуматься, не будет ли самым разумным предать меня смерти, в разговор вмешалась Каххе.

– К тому же приближалось время зимней спячки. Просить достопочтенных старейшин остаться бодрствовать мы не могли, вот и рассудили: если уж что-то решать, так, самое раннее, весной. А за зиму успеем проверить, как она к нам отнесется и можно ли выучить ее говорить.

Мне сразу же вспомнились собственные крики и плач. Определенно, благоприятным первое впечатление быть не могло, но оповещать об этом собравшихся было совсем ни к чему, и посему я рискнула заметить:

– Я помогала пасти яков.

Услышав об этом, осматривавшая меня драконианка рассмеялась. Сия реакция обнадеживала: смех превосходно снимает напряженность. Немало дракониан – и старейшин, и деревенских жителей – полоснули ее гневными взглядами, но с этой минуты рядом со мной появилась еще одна живая душа, кроме сестер, не усматривавшая во мне непременной угрозы.

Однако говорить о каком-либо прогрессе было рано: для этого мне предстояло убедить еще многих и многих.

– С вашего позволения, – сказала я, – мне хотелось бы рассказать вам о землях за пределами Обители. Что бы вы ни решили, есть вещи, которые вам нужно знать. Но рассказ займет очень долгое время: ведь речь моя еще не столь хороша, как хотелось бы. Помощь этой (легкий поклон в сторону Рузд) достопочтенной сестры очень облегчит дело.

Последнее я добавила от себя, и Рузд вздрогнула от неожиданности. Литургическим, богослужебным языком владела вовсе не только она: на нем неплохо говорили почти все старейшины, и посему я вполне могла бы беседовать с ними не хуже, чем с Рузд. Однако все началось именно с нее – ведь это она убедила Каххе и Зам рискнуть установить связь с миром людей. Если все наши старания пойдут прахом, она уже обречена, и мне ее никак не спасти. Но на случай, если все завершится успешно, следовало позаботиться, чтобы ее старания были оценены по заслугам, а для этого ей надлежало принять участие в том, что последует далее.

Как выяснилось, мое замечание было целиком и полностью основано на неразумном оптимизме.

– С нами пойдут все три, – ответила старейшая из драконианок. – Они должны предстать перед…

Последнее слово оказалось мне незнакомым, однако о его значении нетрудно было догадаться.

«Перед судом»…

Возможно, старейшинам не пришло в голову принять меры к тому, чтобы весть о моем появлении не разнеслась по всей Обители, а может, они с самого начала сочли сие делом безнадежным – это мне неизвестно. Если справедливо первое, они были глупы, если второе – мыслили весьма разумно.

Утверждать, будто вся Обитель узнала о моем появлении еще до конца дня, было бы преувеличением, но не слишком уж большим. До этого я даже не подозревала, что из мьяу можно выдрессировать не только летучих овчарок, но и нечто вроде почтовых голубей. Во время зимы, из-за холодов и отсутствия необходимости в почтовой связи, их для этого не использовали, однако теперь погода сделалась теплее, и новости о человеке в Имсали в буквальном смысле слова разлетелись по окрестным селениям. В силу незнания драконианских обычаев я пыталась настоять на присутствии Рузд, даже не подозревая, что сопровождать нас призовут всех трех сестер – и это действительно оказалось совершенно необходимым, так как путешествие из Имсали к дому совета старейшин без происшествий не обошлось.

С тех пор, как мы гонялись по горам и долам за разбежавшимися яками, а я без позволения сунула нос в храм, горная котловина приняла совсем иной вид. Хотя во многих местах – особенно на северных склонах гор и в тени деревьев – снег был еще глубок, повсюду без умолку, соперничая с шумом ветра, журчали ручьи талых вод. Еще полгода назад мне бы и в голову не пришло назвать подобную температуру приятно теплой, но после всего пережитого за зиму сейчас я, пожалуй, вполне обошлась бы всего тремя слоями одежды.

Но самой разительной переменой было всеобщее оживление. Всю зиму Обитель пребывала в тиши и покое, лишь изредка нарушаемом стадом яков в сопровождении пастуха и своры мьяу. Теперь же нам на пути то и дело попадались дракониане – одни гнали стада на пастбища, другие шли из деревни в деревню, третьи осматривали поля и ограды либо рубили лес для починки того, что пострадало за время их отсутствия. В целом их было не так уж много: даже самые густонаселенные уголки Обители, что лежат к западу от Аншаккар, в сравнении с сельской Ширландией, более ровной и лучше пригодной для вспашки, практически необитаемы. Но после многих месяцев почти полного одиночества я чувствовала себя так, точно очутилась посреди самой людной из фальчестерских улиц – тем более что всякий драконианин в радиусе пяти километров непременно сворачивал с дороги, дабы собственными глазами взглянуть на меня.

Отряд наш был не из тех, коим легко остаться незамеченными. Девять старейшин уже представляли собой немалую толпу – тем более что путешествовать без удобств им, в силу преклонных лет и высоты положения, не подобало. Конечно, их окружение смешно было бы и сравнивать со свитой любого из антиопейских владык, однако каждую, дабы облегчить ей путь, сопровождала как минимум одна служанка, а то и две. Прибавьте к этому меня, Рузд, Каххе и Зам, а также еще четырех сестер из Имсали, вызвавшихся пойти с нами в качестве дополнительной охраны. Главная среди них, рослая драконианка по имени Эсдарр, даже не старалась скрыть, что мне они не доверяют ни на грош. В дороге я выяснила, что бодрствовать в прошедшую зиму по жребию выпало именно им, и предложению Рузд, Каххе и Зам они были очень рады, однако теперь, стоило им узнать, в чем была причина, от этой радости не осталось ни следа.

Таким образом, наша кавалькада насчитывала, ни много ни мало, тридцать голов. Возможно, сию процессию вернее было бы назвать драконикадой, однако это слово здесь не годится. Дело в том, что дракониане не держат пони – и не без веских причин: увидев либо почуяв вблизи драконианина, бедные животные всерьез рискуют умереть от испуга. Я шла в центре, отделенная от встречных зевак кольцом старейшин, а от старейшин – драконианками из Имсали.

Все эти предосторожности не принесли никакого проку, когда мы оказались в теснине не более десяти метров в ширину.

На протяжении путешествия я, дабы никто не заподозрил меня в шпионаже, старалась сдерживать естественное любопытство. Как ни хотелось увидеть в Обители все, что только возможно (особенно дракониан мужского пола, поскольку во время появления перед жителями Имсали я совершенно о них позабыла), я смотрела прямо перед собой, на дорогу, ограничив поле зрения пределами нашей группы. Однако когда откуда-то сверху донесся шорох, я не смогла удержаться и вскинула голову: слишком уж часто мне доводилось странствовать по безлюдной глуши, где этот звук вполне может возвещать о близости хищника или начале камнепада, а посему оставлять его без внимания было опасно для здоровья и жизни.

Стоило мне поднять взгляд, солнце затмили крылья.

С леденящими душу боевыми кличами противники бросились на нас, спрыгнув из укрытия на скале в самую гущу наших рядов. Повинуясь инстинкту всякого живого существа, подвергшегося нападению с воздуха, я присела, и когти свистнули над головой – так близко, что удар сорвал с меня шапку. Совсем как в тот день, по пути в Друштанев, когда я, девятнадцатилетняя, впервые столкнулась с диким драконом!

Миг, и я вновь вернулась из прошлого в настоящее. На сей раз на меня напал вовсе не горный змей – то была драконианка, одна из нескольких, спикировавших на нас со скалы. Вторая группа сестер-имсалиек отправилась с нами затем, чтоб защищать остальных от меня, и на новую опасность их четверка отреагировала не сразу. Однако Рузд, Каххе и Зам не замешкались. Совершенно верно рассудив, что цель нападения – я, сестры немедля обступили меня со всех сторон.

Мне оставалось только одно – сжаться в комок за их спинами да глядеть во все стороны разом, не проскользнет ли враг. Нападавшие были вооружены кривыми ножами, угрожающе сверкавшими в лучах солнца. Сквозь шум схватки я услышала крики старейшин, призывающих прекратить бой, но никто из остальных и ухом не повел. Среди общего рычания раздался пронзительный вопль, кто-то упал, но в воцарившемся хаосе я даже не разглядела, друг это или враг. Водоворот тел дрогнул, отхлынул от меня, одна из драконианок прыгнула вверх и отчаянно заработала крыльями, пытаясь набрать высоту и выбраться из гущи боя, но другая – Зам – прыгнула следом и вновь повергла беглянку на землю.

В итоге три из восьми нападавших – из двух групп сестер, сговорившихся устроить засаду – оказались убиты. Пять наших – в том числе Рузд и Зам – получили ранения той или иной степени тяжести, однако с нашей стороны никто не погиб. Стоило мне осознать это, от неимоверного облегчения колени словно превратились в желе. Я прекрасно понимала: если бы кто-либо умер, защищая меня, сия утрата настроила бы против меня многих – возможно, необратимо. Даже гибель трех нападавших была фактом достаточно скверным: ведь до крайности их довело не что иное, как мое появление!

После того, как порядок был восстановлен, одна из старейшин учинила мне выговор. По-моему, ее звали Тарши: по дороге я изо всех сил старалась познакомиться со всеми до одной.

– Ты не дралась, – не тратя времени на предисловия сказала она.

– Я не умею, – ответила я.

В какой-то мере так оно и было: мой брат Эндрю сдержал слово и обучил меня некоторым ухваткам, при помощи коих я могла постоять за себя, однако против дракониан, намного превосходивших меня ростом и весом, не говоря уже о когтях и ножах, все это оказалось бы бесполезным. Честность подтолкнула меня добавить:

– И, вступи я в бой, что ты подумала бы обо мне?

Ничего не ответив, старейшина повернулась ко мне спиной и отошла к остальным. Да, то был не самый славный момент моей жизни, но в данной ситуации слава победительницы пошла бы мне только во вред. А вот ужасный человек, наследница мятежников и убийц, прячущаяся за чужие спины перед лицом драконианского гнева… О, с учетом положения это можно было приравнять к мастерскому дипломатическому маневру, пусть и совершенно неумышленному.