На мой взгляд, в истории научных открытий до сих пор не оценены по заслугам повадки скромного яка.

О, можно сказать: все, что случилось дальше, произошло из-за пожара в коровнике. И это, в общем и целом, чистая правда: не будь пожара, животные не ударились бы в панику, повлекшую за собой столько интересного. Но если бы дело обошлось без дальнейших осложнений со стороны яков, пожалуй, я провела бы в пределах деревни всю зиму, а далее все пошло бы согласно замыслам моих спасительниц. Однако я покинула границы Имсали, узнала то, что хотели скрыть от меня сестры, и добилась такого прогресса, о коем даже не помышляла.

В небрежности, из-за которой начался пожар, моей вины нет. В коровнике было крайне темно даже при распахнутых настежь дверях, и посему, дабы лучше видеть, мы часто размещали в стратегических пунктах масляные лампы. Обычно расставляли их с осторожностью, понадежнее, но ошибки случались, и в тот знаменательный день Каххе допустила оплошность.

Один из яков, бродя по загону, боднул поперечину, на которой стояла лампа.

Будь кто-то из нас рядом, мы бы заметили ее падение и, вероятнее всего, загасили огонь прежде, чем он успел бы разгореться, но я во время начала этого бедствия находилась снаружи, а Каххе отправилась за новой корзиной, чтоб выносить в ней наружу ячий навоз. Первая подвернувшаяся под руку оказалась дырявой, а к тому времени, как Каххе нашла ей подходящую замену, пожар полыхал вовсю.

Рузд с Зам повели часть деревенского скота на пастбища, посему бороться с огнем нам пришлось вдвоем. Вначале мы попробовали потушить пламя, забрасывая его лучшим материалом, что оказался под рукой, а именно – ячьим навозом (высушенный, помет яков нередко используется как топливо, но этот-то высохнуть не успел). Веди себя яки спокойно, все бы у нас получилось. Увы нам с Каххе, не тут-то было.

Ближайшее к огню стадо запаниковало первым, а следом за ним страх охватил и соседние. Ограды загонов, отнюдь не рассчитанные на попытки массового прорыва наружу, не выдержали; жерди затрещали, щепки брызнули во все стороны. Каххе подогнула колени, прыгнула вверх, отчаянно замахала крыльями, стараясь набрать высоту, и сумела ухватиться за потолочную балку. Я, неспособная на высокие прыжки и лишенная крыльев, могла только бежать – вначале в сторону, уклоняясь от стремительного потока мохнатых туш, точно от снежной лавины, занесшей меня в Имсали, а затем вперед, прочь из коровника, так как разгоравшийся огонь и разбегавшиеся яки породили внутри полную неразбериху.

Нужно отметить, Каххе ничуть не растерялась. К тому времени, как я, взяв себя в руки, смогла вернуться в коровник без страха оказаться размазанной по полу, она спустилась вниз и гасила пламя всем, что подворачивалось под руку. И дело было не только в ее отваге: лишившись коровника, сестрам не стоило и надеяться сохранить весь скот в Имсали втроем, а лишившись скота, деревня вымерла бы от голода на следующий же год. У меня еще не имелось случая выяснить, насколько среди дракониан развито чувство локтя, и, таким образом, я не знала, согласятся ли другие деревни поделиться быками и коровами, дабы помочь попавшим в беду соседям. Но спрашивать времени не было. Обвязав лицо тряпкой, я схватила ведро и принялась заливать огонь водой из ближайшей поилки.

Пожар потушили вовремя – только один угол здания успел серьезно пострадать. Подобную дыру сестры вполне могли на скорую руку залатать ячьими шкурами и бревнами. Куда страшнее, в краткосрочной перспективе, было другое: почти целиком разбежавшиеся стада.

С данной точки зрения я являла собой и обузу, и в то же время немалую ценность. Да, мой организм не мог похвастать теми особенностями, что позволяли местным драконианам легче переносить холод, однако в случае надобности я вполне могла его выдержать. Между тем мое присутствие означало, что у сестер имеется лишняя пара рук, дабы помочь в восстановлении порядка. К сожалению, тут и четверых было маловато: чтоб отыскать и пригнать в деревню разбежавшийся скот, требовалось несколько пастухов, однако и деревня требовала присмотра – особенно по возвращении яков. Таким образом, сестры были вынуждены просить о помощи в соседних деревнях… что, в свою очередь, сильно увеличивало риск моего обнаружения. Единственным приемлемым выходом сочли отправить меня с двумя из сестер на поиски яков, а между тем несколько соседей из ближайших деревень помогут оставшейся поддерживать порядок дома.

Возможно, я обману ваши ожидания, однако перспектива блужданий по землям Обители меня ничуть не обрадовала. Сказать по правде, условия, что мне предстояло вынести, были просто ужасны, и встречи со всеми этими ужасами я отнюдь не жаждала. И все же в моем положении, ограниченном пределами дома сестер, коровника да тропки между ними, я начала понемногу сходить с ума от клаустрофобии, и даже думала, что с радостью вытерплю толику дикого холода, если это позволит сменить обстановку, увидеть что-нибудь новое.

Конечно, предаваться подобным мыслям, сидя в уютном и относительно теплом доме, проще простого… Сколь часто я жалела об этом порыве в последующие дни!

Итак, на поиски мы – я, Рузд и Зам – вышли втроем, а Каххе осталась в деревне, чинить коровник. Перед этим, дабы не попасться на глаза прибывающим подкреплениям, мне пришлось провести крайне скверную ночь одной в крохотной снежной пещерке, затем ко мне присоединились спутницы в сопровождении своры мьяу, и все мы отправились в путь, в глубь Обители.

Большая часть того, что последовало далее, для увлекательного повествования не годится – разве что кто-либо из читателей живо интересуется нюансами выпаса яков в условиях горной местности. В ближайшее время разбежавшимся якам не угрожало ничто: они прекрасно приспособлены к подобной среде обитания и, будучи здоровы и хорошо упитаны, не требуют много подножного корма. Однако они вполне могли поскользнуться и сорваться со скалы, либо не найти травы под снегом, либо просто забрести так далеко, что хозяевам вовсе не удалось бы их найти. Посему пришлось нам более трех недель топтать ближайшие пади и долы Обители, идя по ячьим следам, а, отыскав животных, гнать их назад, в деревню.

Как вы, наверное, догадываетесь, мерзла я все это время ужасно. По приблизительным оценкам, пожар случился в середине мессиса, что в южном полушарии означает разгар зимы. Не баловавшая разнообразием диета начинала брать свое: цинга высасывала все силы, зубы шатались, десны кровоточили. Гоняясь за яками, еще удавалось хоть как-то согреться – хуже всего становилось по ночам, когда от стужи не спасало ни солнце, ни движение. Рузд с Зам взяли с собой палатку, где все мы, включая мьяу, устраивались на ночлег. Дракончики укладывались по периметру, у стен, а я спала, зажатая с обеих сторон сестрами-драконианками – крайне странное, надо сказать, ощущение, но иначе от холода было не уберечься. На ощупь тела их были не так теплы, как человеческие, однако куда теплее ледяных стенок палатки.

С головой погрузиться в страдания и жалость к самой себе не давало лишь понимание, как тяжело приходится спутницам. Пока пожар не выгнал нас из деревни, я даже не подозревала, насколько теплое жилище помогает преодолеть инстинкт, побуждающий погрузиться в спячку. Лишенные данного преимущества, драконианки, дабы не уснуть, жевали те самые взбадривающие листья в неимоверных количествах. В сравнении с этим мои страдания не стоили ломаного гроша – тем более что им было вовсе не обязательно терпеть такие лишения.

Дело в том, что, блуждая таким манером по землям Обители, мы неизбежно натыкались на другие деревни. Разбросаны они были довольно широко, поскольку поддерживать более высокую плотность населения сей регион не способен, однако мы отдалились от Имсали настолько, что миновали семь, а то и восемь других поселений. В каждом случае мы с Рузд обходили их десятой дорогой, а Зам отправлялась разговаривать с жителями. За годы работы в поле я более-менее выучилась передвигаться скрытно, однако никогда в жизни не практиковалась в сем искусстве так много, как во время этой вылазки: даже если деревень поблизости не имелось, нам постоянно приходилось держаться настороже, дабы не попасться на глаза пастухам, ведущим стада на выпас.

Что из всего этого следовало, я осознала в полной мере лишь после того, как Зам вернулась из второй по счету деревни с запасом провизии и мрачным выражением на лице. Подойдя к нам, она что-то буркнула Рузд. Слов мне разобрать не удалось, но в голосе ее явно слышалось раздражение.

И тут меня осенило.

– Не будь с вами меня, вы ночевали бы в деревне, – сказала я.

На самом деле сказано было: «Я здесь нет, вы спать в деревне». Да, к тому времени я уже научилась сносно беседовать на самые обыденные темы, но условного и сослагательного наклонения глаголов еще не постигла.

– Да, – откликнулась Зам, смерив меня хмурым взглядом.

В кои-то веки причина ее неприязни ко мне сомнений не вызывала!

– Простите, – медленно, старательно припоминая нужные слова, заговорила я. – Я буду спать в палатке одна. Все будет в порядке.

Конечно, то была чистой воды бравада, порожденная желанием наладить отношения с Зам, и Рузд пресекла ее без малейших колебаний.

– Нет, Забель. Мы должны…

Прочие слова оказались мне непонятны: ничего подобного я прежде не слышала. Однако в ответ на просьбу объяснить, о чем речь, Рузд лишь махнула рукой, и мы тронулись в путь.

Что ж, если предоставить сестрам возможность отдохнуть в тепле и уюте чьего-нибудь дома я не могла, оставалось одно: всеми имеющимися силами помогать им в поисках разбежавшихся яков. Подозреваю, однако, что в этом отношении ни Рузд, ни Зам на мою помощь не рассчитывали, а с собой меня взяли только затем, чтобы я невзначай не попалась на глаза кому-либо из дракониан, помогавших Каххе. Да, к тому времени я помогала драконианкам ухаживать за скотом уже два месяца, но пастушкой пока что была, в лучшем случае, очень и очень неопытной.

Этим перечень моих недостатков отнюдь не исчерпывался. Как я уже говорила, дракониане пасут скот при помощи мьяу, точно так же, как ширландские пастухи прибегают к помощи овчарок. В Лам-це Ронг, пережидая период муссонов, мы с Сухайлом и Томом экспериментировали с их дрессировкой, но взяли за образец дрессировку соколов, тогда как метод дракониан совершенно иной. Они не пользуются ни путами, ни клобуками, а управляют животными посредством сложной системы команд, отдаваемых свистом. Вдобавок, каждая свора мьяу раз и навсегда закреплена за определенным стадом, и в выпасе незнакомых яков почти никакой пользы не принесет.

Каким образом все это достигается, оставалось для меня полной загадкой. Рузд пыталась объяснить, но при этом мы тратили столько времени на одно лишь выяснение значения того или иного слова, что углубляться в смысловые дебри далее просто не оставалось сил (дома, в тепле и уюте, я бы, пожалуй, справилась; теперь же мозг словно замерз в ледышку). Впрочем, это остается загадкой и по сей день. Общепринятое объяснение гласит, будто в основе взаимопонимания между драконианами и мьяу лежит некая «общность драконьих инстинктов», но это, конечно же, не объясняет ровным счетом ничего. Это все равно, что объяснять способность рыб жить в воде некоей «особенностью, изначально присущей рыбам». Рыба способна жить в воде благодаря жабрам, а что помогает драконианам достичь взаимопонимания с мьяу, мне неизвестно.

Что бы это ни было, у меня оно отсутствовало начисто, и посему прибегнуть к помощи мьяу я не могла. Однако в походе я оказалась не столь бесполезной, как ожидала Зам. Проведя жизнь во всевозможных диких местах, какие только имеются на свете, в поисках обитающих там зверей, просто невозможно не освоить хоть малой толики искусства читать следы, а уж я овладела им в куда большей мере. Конечно, вряд ли я сумела бы выследить человека или драконианина, сознательно путающего след, но яки не столь хитроумны. Яка я, пожалуй, выслежу даже сейчас, хотя мое зрение уже совсем не то, что прежде.

По сей причине я проводила большую часть времени в разведке, отделившись от спутниц, отыскивая следы и определяя, принадлежит ли данный след стаду, гуляющему само по себе, или же стаду, за коим присматривает драконианин из другой деревни. Когда мы находили своих яков, Рузд с Зам посылали соответствующую свору мьяу согнать их вместе, а затем Зам препровождала и яков и мьяу обратно в Имсали. То были самые холодные ночи в моей жизни – особенно после того, как дело приблизилось к концу: в отсутствие Зам, да при том, что количество мьяу неуклонно шло на убыль, воздух в палатке согревало куда меньше тел.

Однажды ночью, когда Зам с нами не было, начался снегопад, и Рузд решила укрыться в небольшой пещерке в склоне самой Аншаккар, центральной горы котловины (впрочем, это я называю ее центральной; на самом же деле она несколько смещена от центра котловины в сторону восточной границы Обители). Здесь Рузд развела костер и разбила палатку между огнем и входом в пещерку, оставив небольшой проем, чтоб дым выходил наружу. Думаю, без этих предосторожностей я бы не дожила до утра, и даже Рузд вполне могла заснуть и не проснуться до прихода весны.

Покончив с ужином, я уделила некоторое время осмотру одного из мьяу. Те, что разводят дракониане, значительно смирнее, чем их цер-жагские родственники – различие неудивительное, но в чем его причина? Как было дело: дракониане ли приручили и одомашнили диких мьяу, или же за пределами Обители разбойничают одичавшие потомки беглецов?

То был один из множества вопросов, задать который я, слабо владея драконианским, не могла. Пришлось ограничиться внешним осмотром, для коего в предшествовавшие дни никак не находилось времени. Память о нескольких мьяу, препарированных нами с Томом в Лам-це Ронг, подсказывала, что плечевая артерия крыла у них расположена не так, как у дракониан, – она тянулась вдоль особого углубления в кости, где ее нельзя было нащупать пальцами. Приподняв изучаемого мьяу, я обратилась к Рузд:

– Они закрывают… это? Это, в крыльях, как вы?

Рузд поняла вопрос и повертела головой (жест, означавший, что ответ – ни да, ни нет).

– Нет, не как мы. Они закрывают… их часть? А по весне…

Крылья она держала слегка расправленными, улавливая тепло костра, и теперь, постучав когтем по перепонке, сделала вид, будто бросает что-то наземь.

На ощупь перепонка крыла мьяу не казалась ни особо теплой, ни особо холодной: по зрелом размышлении, температура ее примерно совпадала с температурой воздуха. Единственным теплым местом была передняя кромка крыла, словно только там и сохранялось еще кровообращение.

– Они линяют! – изумленно выдохнула я, глядя на мьяу во все глаза.

Но, стоило мне потянуть за крыло, зверек негодующе взвыл и вывернулся из рук. И, вероятно, правильно сделал: позже, наблюдая за дракой двух соперничавших стай мьяу, мне довелось увидеть, как одна из особей начисто оторвала перепонку крыла другой. То же самое по незнанию, чисто случайно, вполне могла сделать и я. Мьяу действительно линяют с приходом весны, сбрасывая старые перепонки и отращивая новые. Для хозяев-дракониан это весьма неудобно, поскольку в период линьки от мьяу нет никакого прока, да и с течением зимы пользы от них все меньше и меньше: в силу данной особенности, позволяющей легче переносить холода, зверьку легко получить повреждение крыла, даже не почувствовав. Из-за этого они значительно теряют в подвижности.

Я без особого воодушевления попыталась изловить еще одного мьяу, но те не пожелали об этом и слышать, а я слишком устала, чтобы настаивать на своем. Рузд наблюдала за сим процессом, не говоря ни слова, но, стоило мне угомониться, спросила:

– Зачем ты обо всем этом спрашиваешь?

Еще никогда в жизни я не была столь скверно подготовлена к ответу на сей вопрос. Разъяснять подобные материи и на родном-то языке нелегко, а на драконианском я едва могла связать законченное предложение, если дело не касалось яков. Куда ни сверни – тут же упрешься в границы лексикона.

– Это… мое дело. Моя работа, – после долгих раздумий ответила я. – Я… занимаюсь узнаванием? Как занимаюсь узнаванием ваших слов…

– Азкант, – подсказала Рузд.

Оставалось только надеяться, что это слово действительно означает «изучать». Да, оно, бесспорно, являлось глаголом, однако в прошлом я нередко, полагая, что спрашиваю о вещи вполне определенной, впоследствии обнаруживала, что Рузд, поняв мои расспросы превратно, пополнила мой лексикон совсем не тем словом.

– Я… изучаю мьяу, – сказала я. – И других… зверей.

До этого я даже не сознавала, что в моем словаре до сих отсутствует слово, означающее драконов вообще. Что и неудивительно: других драконов, кроме мьяу и самих дракониан, в Обители не имелось. В следующий же раз, когда мне представится возможность для рисования, нужно изобразить ряд драконов иных пород – горных змеев, пустынных драконов, кецалькоатлей – и посмотреть, найдется ли у Рузд слово, охватывающее всех их разом. Вполне возможно, нет. Быть может, ее древние предки и создали достаточно разновидностей, чтобы для них потребовался обобщающий термин, но здесь, в Обители, он с немалой долей вероятности мог выйти из употребления и забыться.

Тем временем Рузд все еще оставалась в недоумении.

– Как ты пасешь яков, – пояснила я, – так я изучаю зверей. Это моя работа.

Яснее выразиться было бы невозможно, однако мой род занятий так и остался для Рузд загадкой. Как и в Лам-це Ронг, и на Кеонге, и в Мулине, в Обители не имелось ни университетов, ни научных обществ, ни даже ученых-одиночек, стремящихся к новым знаниям вне зависимости от их практической пользы. С тем же успехом я могла бы сказать, что моя профессия – летать на луну в пушечном снаряде; подобное в той же мере лежало бы вне пределов ее понимания. Для дальнейших объяснений не оставалось ни сил, ни желания. Оставив этот разговор, мы улеглись спать и изо всех сил постарались поскорее уснуть.

Наутро я не смогла бы расстаться с одеялом ни за какие блага в мире, если бы не понимание, что в движении станет теплее. Рузд тоже держалась вяло, и мы, по молчаливому согласию, оставили наши пожитки, как есть: если следующая ночь будет не лучше минувшей, пещера нам еще пригодится, а если все-таки лучше… что ж, относительно удобный ночлег, до коего не нужно далеко идти, тоже не помешает.

Покинув палатку, мы разделились и начали поиски. Окрестная местность была не столь сурова, чтобы кому-либо из нас грозила опасность – в противном случае яки навряд ли забрели бы на склоны Аншаккар. К несчастью, нас привели сюда вчерашние зрительные наблюдения, но не следы. Оставалось одно: поделить местность на два участка и искать в надежде наткнуться на новые свидетельства их присутствия.

Пожалуй, не окажись ночь столь студена, Рузд послала бы меня в направлении, противоположном собственному, однако в тот день ее мозг действовал куда медленнее обычного.

Рассудив, что для начала неплохо бы оглядеть окрестности с высоты, я двинулась вверх, к гребню небольшого хребта. Можете оценить, как действует на человека жизнь в Мритьяхаймах: я совершенно искренне сочла сей хребет «небольшим», хотя на родине подобная прогулка считалась бы крайне нелегкой. Но я, ежась от холода, увязая в снегу, шагала наверх, как хингезский автоматон, пока не приблизилась к гребню. Здесь меня отыскали лучи утреннего солнца, и я, словно нежный цветок, робко отгибающий краешек лепестка, дабы убедиться, что ему ничто не грозит, рискнула несколько расправить плечи.

Ранее в данной главе упоминалось, что лишь понимание, сколь тяжело спутницам переносить постоянный холод, не позволяло мне с головой погрузиться в страдания и жалость к самой себе. Так вот, этому также немало помог вид, открывшийся сверху.

Сказки о тайном, укромном горном парадизе можно услышать в любом уголке Мритьяхайм. Природа сего парадиза варьируется от места к месту: в одних краях считается, будто это обитель богов, в других – что там находят приют души умерших, а кое-где (хотя об этом я узнала только впоследствии) полагают его последним оплотом некоего забытого, затерянного идиллического общества. Не стану утверждать, что Обитель – парадиз в истинном смысле слова: ничего божественного или идиллического в ней, конечно же, нет… но красоты ее я отрицать не могу. Отсюда, с гребня хребта, я могла охватить взглядом ее всю – от окружившего котловину кольца гор до величавого пика Аншаккар над головой, от скалистых утесов до реки, исчезающей в крутом ущелье, от укрытых снежными шапками деревьев до ровных земель, где после таяния снегов, по-видимому, зазеленеют поля. Вокруг простиралась страна чудес, волшебная сказка из снега и льда, и красота ее была столь величественна, что я на несколько благословенных минут совершенно забыла о холоде.

В чувство меня привела лишь мысль, что я стою на самом верху горного гребня, будто отважная путешественница, позирующая для собственного портрета, и, таким образом, прекрасно заметна издали. Торчать у всех на виду, пусть даже вокруг нет ни единого драконианина, кроме Рузд, в моем положении было далеко не самым разумным, и я поспешила присесть.

И, благодаря данной перемене позы, приметила кое-что новое. На гребень местами пришлось карабкаться на четвереньках, но лишь потому, что я выбрала самый прямой путь к вершине вместо того, чтобы зайти оттуда, где склон полого спускался книзу. Пойди я в обход, подъем оказался бы много легче: гребень хребта был так широк, что по нему могли бы идти в ряд по меньшей мере пять человек, и совершенно ровен.

Подозрительно ровен. Конечно, осмотреть его поверхность под толстым покровом снега не представлялось возможным, однако манера, в коей он поднимался кверху со дна долины, с первого же взгляда наталкивала на мысль о дороге.

Ну, а дорога, конечно же, должна куда-то вести.

Будто марионетка, влекомая вперед самим Любопытством, я повернулась в другую сторону и взглянула наверх, на склон Аншаккар.

Нет, сомнений быть не могло: передо мною действительно лежала дорога, тянувшаяся по пологому скату – возможно, естественному, возможно, сооруженному драконианами. Конца ее я не могла разглядеть, однако странность горного склона там, наверху, казалась отнюдь не игрою природы.

Я быстро огляделась вокруг. Ушедшая на поиски в другом направлении, Рузд скрылась из виду за склоном Аншаккар; вдали, над пройденными деревнями, поднимались к небесам струйки дыма, но вокруг не было видно ни единого движения. К несчастью, ни одному из яков не пришло в голову пойти по дороге наверх и предоставить мне удобный предлог последовать за ним…

…однако несколько яков паслось совсем рядом, по ту сторону дороги.

Отбить одну из коров от стада и затащить на дорогу оказалось не так-то просто, но я настояла на своем. Конечно, я понимала: то, что находится там, наверху, для моих глаз не предназначено. Пожелай Рузд показать мне это – наверняка отвела бы туда сама. Но горная лавина отняла у меня все самое дорогое, и радость открытий оставалась единственным, что поддерживало во мне жизнь, а посему я просто не сумела заставить себя отвернуться и уйти прочь. Что ж, в крайнем случае смогу честно (хоть и не вполне) сказать, что последовала за заблудившимся яком.

В конце концов упрямая скотина уступила моим понуканиям и неспешно побрела наверх. Подъем был крут, но отнюдь не труден. Дорога вилась серпантином, змеясь наверх по склону горы. Куда она ведет, я смогла разглядеть задолго до того, как добралась до конца: там, впереди, виднелась, дразня воображение, верхняя часть неких монументальных дверей, тогда как нижняя была скрыта от глаз краем серпантина. Казалось, чуть выше имеется что-то еще, но что – этого пока не удавалось разобрать.

С тех пор как я впервые очнулась в доме сестер-драконианок, выносливость моя значительно улучшилась, а сломанная кость успела срастись. Дойдя до конца дороги, дышала я с некоторым трудом, однако ничуть не запыхалась. Если у меня и перехватило дух, то лишь от открывшегося зрелища, а вовсе не из-за физической слабости моего организма.

Вход, вырубленный в склоне горы, выглядел так, будто явился прямиком из древности – но не вполне. Наследие древних дракониан чувствовалось в пламенеющих, разворачивающихся кверху, будто лепестки, капителях колонн по обе стороны дверей, но столь широких, массивных подножий я не видела больше нигде, да и поверхность колонн не украшала ни одна надпись. Обнаружься сия находка посреди Лабиринта Змеев, каменная перемычка, покоившаяся на капителях колонн, была бы украшена затейливым резным фризом, но здесь ее украшал лишь абстрактный геометрический орнамент, наподобие тех, что я видела на посуде и деревянной домашней утвари в Имсали. Двери же… что ж, пожалуй, сравнивать двери мне не с чем: единственные уцелевшие с древних времен я видела только в Сердце Стражей. Створки дверей были тяжелы и окованы изъеденной патиной бронзой – словно затем, чтобы наверняка выдержать натиск зимы.

Столкнувшись с необходимостью отворить одну из их колоссальных створок, я ни за что не попала бы внутрь. Снег, укрывавший ровную, будто дворик, площадку перед дверьми, благодаря непрестанному ветру был не так уж глубок, но все же в значительной мере мешал ходу створок, которые и без того были столь велики, что я даже в разгаре лета управилась бы с ними не без труда. По счастью, в одной из них имелась небольшая дверца, какие нередко устраивают в парадных дверях больших антиопейских молелен, дабы любой прихожанин мог пройти в храм, не утруждаясь отворять этакую тяжесть. Стоило мне толкнуть ее, дверца подалась.

Что бы ни находилось внутри, я понимала: мне там вовсе не место. Застань меня здесь кто-нибудь, и не миновать бы мне больших неприятностей – причем вполне заслуженных.

Но я отнюдь не забыла того дня, когда взялась рисовать на стене коровника. Вполне возможно, в тот день Каххе предлагала отвести меня сюда, или хотя бы рассказать мне об этом месте: она ведь явно кивнула в сторону Аншаккар, и одна мысль об этом привела Зам в бешенство. Чего Каххе думала этим достичь, оставалось только гадать, однако знание есть сила, и в этот момент данного ресурса отчаянно не хватало. Рано или поздно моя жизнь здесь должна была измениться, а столкновение с сими переменами вслепую, на мой взгляд, не сулило ничего хорошего. Сколь бы я ни доверяла Рузд и ее сестрам, полностью полагаться на их милость мне вовсе не хотелось.

Я бросила взгляд на корову. Та слонялась поблизости и тыкалась носом в снег, словно недоумевая, зачем ее привели сюда, если здесь не растет ни травинки.

– Вряд ли хоть кто-то поверит, что я догнала тебя только внутри, – сказала я.

Корова равнодушно шевельнула ухом.

– Но и отпускать тебя я не собираюсь. Следовательно, придется тебе подождать тут.

На площадке у дверей было установлено пять столбов, несомненно, предназначавшихся для неких неведомых мне ритуалов. Привязав корову к одному из них, я поскорее, дабы не передумать, приоткрыла дверцу – как раз настолько, чтобы пройти в нее боком – и проскользнула внутрь.