17

– Тоби, – негромко сказал Мэл. – Тоби Финн.

Тоби, – его друг и брат по оружию. Человек, за которого он с радостью пожертвовал бы жизнью как до войны, так и во время ее.

Теперь Тоби стоял на платформе, и насколько Мэл мог судить по его виду, он сильно изменился. Он был худой, практически истощенный, и горбился, словно восьмидесятилетний старик. Его лицо вытянулось, а копна непослушных рыжих локонов, которую помнил Мэл, превратилась в скромную шапочку; ее редкие пряди были жесткими и перекрученными, словно медная проволока. В тренировочном лагере «бурых» все смеялись над морковного цвета локонами Тоби; новобранцы называли его «Ржавым» и «Апельсинчиком». Похоже, что послевоенные годы обошлись с Тоби сурово – как и с многими другими, и Мэлом в том числе.

Но Тоби был жив, он был здесь, и это чрезмерно радовало Мэла. Он сложил ладони рупором и крикнул:

– Тобиас! Тобиас Финн! Тоби!

Его голос срикошетил от каменных стен и потолка. Люди внизу повернули к нему головы. Бесстрастный взгляд Тоби озадачил Мэла. Неужели Тоби его не узнал?

– Тоби, это я, Мэл. Помнишь меня?

Его слова были встречены неодобрительным гулом и шипением. Мэл потрясенно сделал шаг назад, словно они – физическая сила, давящая на него. Какая-то косоглазая женщина с вытянутым лицом схватила его за руку и остановила. Неодобрительные крики становились всё громче, и для Мэла они были словно удары кулаков.

«Это какой-то бред, – подумал Мэл. – Такое чувство, словно я – главный враг народа. Что происходит, чёрт побери?»

Тоби поднял руку, призывая к тишине. Постепенно гул смолк.

– Дамы и господа, мои товарищи, – обратился он к толпе. – На это ушло много времени, но я сдержал слово и выполнил вашу просьбу. – Он выбросил руку вперед, указывая на Мэла. – Я привел сюда, на суд, человека, который вступил в сговор с Альянсом и украл у нас победу. Я привел вам предателя Малькольма Рейнольдса.

При слове «предатель», которое Тоби особо подчеркнул, толпа снова разразилась криками и проклятиями в адрес Мэла.

– Вздернуть его! – завопил кто-то, перекрикивая гул. – Вздернуть его!

Мозг Мэла с трудом осмысливал происходящее. Его похитители заулыбались и стали кивать друг другу, словно его унижение – это редкое, памятное и приятное событие.

«Этого не может быть, – подумал он. – Это неправильно. Наверное, я еще не отошел от газа, которым опрыскал меня Ковингтон, и сейчас сплю на полу в своем шаттле».

Но он не спал. И когда его глаза окончательно приспособились к тусклому и неверному свету, он заметил еще пару знакомых лиц – других «бурых», вместе с которыми он воевал в долине Серенити. Соня Зубури. Ее черные, словно вороново крыло, волосы рано поседели. Она, казалось, готова его укусить. Соню крепко держал за руку ее муж Дэвид. Мэл спас их обоих, рискуя собственной жизнью под вражеским обстрелом; он прикрывал их, чтобы они могли отступить из горящего сарая. Выражения их лиц говорили о том, что этот акт самопожертвования давно забыт и что сейчас чувства Сони и Дэвида к Мэлу совсем не похожи на вечную признательность.

Скандируя вместе с остальными, Соня погрозила Мэлу кулаком.

Наверное, Дэвид ослабил хватку, потому что Соня внезапно вырвалась, оттолкнула его и протиснулась между двумя крепкими мужчинами. Подбежав к стене, над которой возвышался уступ, она нагнулась и что-то подобрала с пола. При этом она с такой силой отпихнула еще одного ветерана, что он упал на землю.

Соня с искаженным от ярости лицом швырнула в Мэла камень. Окружавшие его люди стали уклоняться от летящего снаряда, но Мэл остался на месте и почувствовал дуновение ветерка в ту секунду, когда камень просвистел в нескольких миллиметрах от его левого уха.

– Хватит! – крикнул Тоби Финн толпе. – Соня, не вмешивайся. Мы же не чернь, чёрт побери. Мы – солдаты, и поэтому будем действовать дисциплинированно.

Мэл повернулся к стоящему рядом с ним человеку и спросил:

– Что, по-вашему, я сделал?

Ответом ему стал ничего не выражающий взгляд – словно Мэл говорил на иностранном языке. На секунду ему показалось, что этот человек – робот с дефектной нервной системой. У него снова усилилось ощущение нереальности происходящего. Он бы решил, что это – какой-то болезненный бред, однако не мог отрицать тот факт, что оказался в затруднительном положении. Всего десять минут назад его самой главной проблемой был полный мочевой пузырь. Теперь же его больше беспокоила возможность погибнуть от рук линчевателей.

Снизу донеслись крики «ура»: на платформу, где стоял Тоби, залез лысый человек с мотком веревки в руках. Он остановился почти на самом верху и выставил вперед кулак, из которого свисала петля палача. Под одобрительный рев он привязал веревку к ограждению.

Неистовство толпы усиливалось и скоро должно было достигнуть точки кипения. Мэл был уверен: когда это произойдет, они найдут в себе смелость его вздернуть.

Стадное чувство. Настроения толпы так быстро меняются. Во время войны Мэлу рассказывали про мирных жителей, которые плакали, когда в их город на помощь им приходили «бурые». Однако эти слезы высыхали, когда становилось ясно, что несмотря на всю храбрость сторонников независимости, город всё-таки перейдет в руки Альянса. Местные жители во всём винили тех, кто взял в руки оружие, чтобы бороться за их свободу. Они нападали на изможденных солдат, выдавали их командирам Альянса и даже умоляли, чтобы те убили этих «бурых». Иногда люди сходили с ума от отчаяния и убивали «бурых» сами.

«Они во всём винили нас, потому что поверили нам, а мы их подвели, – подумал Мэл. – Неужели поэтому я здесь?»

– Повесить его! Повесить его! – кричала толпа, продвигаясь к стене.

Резко, оглушающе прозвучали выстрелы. К краю помоста подошли несколько вооруженных людей и прицелились в зрителей.

– Я требую порядка! – закричал Тоби. – Мы действуем по закону. Обвиняемого будут судить равные ему по положению. Я знаю: вы мечтаете о возмездии, но мы же не бандиты. Малькольм Рейнольдс предстанет перед судом.

– А потом мы его вздернем! – заорал кто-то из толпы.

– Все процедуры должны быть соблюдены, – сурово возразил ему Тоби Финн и указал на Мэла. – Мы – не преступники. Мы – не такие, как он. Предатель – худшая разновидность злодея; он не будет драться ни за флаг, ни за бригаду, у него только одна цель – спасти свою вонючую шкуру. Посадите пленника под замок и охраняйте как следует. Мы не хотим, чтобы кто-то совершил противозаконный поступок. Все меня поняли?

– Тоби, просто послушай меня минуту, – сказал Мэл. – Пожалуйста.

За шумом Тоби едва мог расслышать его. Он сделал знак всем умолкнуть.

– Парень хочет что-то сказать. Минута у тебя есть, Мэл. Говори.

– Не знаю, что на тебя нашло, Тоби, – сказал Мэл, – но, думаю, мы во всём можем разобраться. Давай сядем за кружечкой, только мы вдвоем, как в «Серебряном стремени» в старые времена, и поговорим. Мы были друзьями. И, насколько я знаю, мы всё еще друзья. Я понимаю, что на Тени всё закончилось не так, как нам хотелось бы – особенно, что касается Джинни Эдер. Это… Это одна из самых страшных трагедий в моей жизни. Но мне всегда казалось, что эта история уже в прошлом. По крайней мере, насколько я мог судить по твоему отношению ко мне во время войны. Что изменилось с тех пор?

– Что изменилось, Мэл? – отозвался Тоби. – Ну, всё изменилось. Я уже не тот наивный парнишка, которым был раньше. Я стал старше, мудрее. Я многое понял.

Мэлу показалось, что за отведенное ему время от Тоби он ничего не добьется, и поэтому обратился к толпе.

– Я не понимаю, что происходит. Мы же все тут «бурые», так? Все мы воевали, все сражались против Альянса. Я – один из вас, и вы должны это понимать. Я ничем не заслужил бы подобного обращения. Не знаю, какое преступление я, по-вашему, совершил – и мне бы очень хотелось послушать, в чем меня обвиняют – но я невиновен.

– Прекрасные слова! Послушайте этого лжеца, этого та ма дэ хунь дань. – Тоби ткнул пальцем в сторону Мэла. – Ты прекрасно знаешь, что ты сделал. И тебе всё сходило с рук – до сегодняшнего дня. Но теперь ты, наконец, ответишь за все свои прегрешения. Что ты сейчас чувствуешь? Возможно, ты всегда знал, что рано или поздно этот день настанет, и теперь ты рад, у тебя почти камень с души свалился. Можно больше не прятаться, не выдавать себя за достойного человека. Ты наконец-то примиришься с тем, кто ты есть на самом деле.

Толпа заревела.

– Да ерунда это всё, Тоби! – крикнул Мэл. – Если кто и ведет себя недостойно, так это ты и твои клоуны. Ты распалил этих кретинов льстивыми речами, но это ты лжец, а не я. Рано или поздно они это поймут, и что с тобой тогда будет? А?

Мэл понимал, что ничего не добьется, оскорбляя Тоби и других «бурых»-ветеранов, но, чёрт побери, он не собирался играть роль мальчика для битья или козла отпущения. Без боя он не сдастся, и пока что его лучшим и единственным оружием были слова.

Толпа, естественно, рассвирепела; люди затопали ногами и завопили. Они требовали крови – его крови, – и Тоби без колебаний принялся их провоцировать.

– Послушайте его! Вот как невысоко он вас ставит. Вот как настроен человек, который готов продать своих братьев и сестер. Уведите его отсюда с глаз долой!

Волна ненависти обрушилась на Мэла. Тюремщики, возглавляемые узколицей женщиной с ленивым взглядом, сгрудились вокруг него и повели обратно по тоннелю. Ноги у Мэла подкашивались. Веревки натерли его запястья. Всё, что не ныло, болело, а всё, что не болело – ныло. Он чувствовал себя столетним стариком.

Когда на этот раз они добрались до развилки в тоннеле, они выбрали другой путь – тот, который вел прочь от криков и ярости. Прочь от Тоби Финна, одного из лучших друзей Мэла на Тени, который по необъяснимой иронии судьбы собирался стать его палачом.

Женщина с узким лицом остановилась в свете фонарей, повернулась направо и рывком распахнула дверь из ржавой сетки. Завизжали петли. Узколицая нетерпеливо подала знак рукой, указывая на проход. Сопровождающие окружили Мэла. Они словно надеялись, что он попытается сбежать, и тогда они смогут его избить. Примитивная часть его мозга посоветовала ему дать деру. «Действуй, чёрт побери. Посмотрим, что из этого выйдет». Он знал, что если пройдет в эту дверь, то никогда оттуда не выйдет. Так что с тем же успехом можно дать бой прямо здесь, даже если это ускорит неизбежный финал.

Когда тюремщики стали подталкивать Мэла вперед, ему показалось, что время замедлилось. Детали окружающей среды вдруг увеличились в размерах. По одной из стен тоннеля текла вода, капля за каплей, и исчезала в темной грязной луже. Вокруг горящего факела летал мотылек, заигрывая с огненной смертью. Чуть дальше, во тьме тоннеля, кто-то негромко поскрипывал – возможно, летучая мышь. Быть может, она сейчас висит вниз головой и пытается снова заснуть.

Они подошли к двери, и Мэл заглянул туда, куда его собирались посадить. Наверное, когда-то здесь был склад. Голый пол – ни соломы, на которую можно лечь, ни одеяла, чтобы укрыться. Только земля и камни. Спиной он чувствовал общую массу своих тюремщиков, которые заблокировали ему выход. Его душа снова запротестовала, завопила о том, что нужно спасаться. Что нужно сделать хоть что-нибудь.

Нет. Более разумным будет подчиниться. Выждать. Тогда у него будет время подумать о том, как выпутаться из этой ситуации.

Так утверждала более спокойная часть его разума.

Но затем власть над ним захватил адреналин, инстинкт «бей-или-беги», импульс, чьи приказы невозможно оспорить. Никакого сознательного решения действовать не было. Это просто произошло само собой – так же, как вода, которая течет сверху вниз. Развернувшись, Мэл пригнулся и бросился на ближайшего охранника. Он ударил его плечом в грудь и сбил с ног. К Мэлу потянулись руки. Мэл использовал созданное им свободное пространство, чтобы ударить охранника правой ногой между ног. Мэл не мог использовать руки для балансировки, и поэтому нога ушла чуть в сторону, однако и этого оказалось достаточно, чтобы противник охнул и завизжал от боли. Мэл снова сделал разворот, набирая скорость. Противник уже стоял на коленях, раскрыв рот, поэтому Мэлу не пришлось высоко задирать ногу, чтобы заехать ему в челюсть. Ударная волна дошла даже до тазобедренного сустава. Это было приятно.

Кто-то схватил его за плечи; Мэл бросился на нового врага и боднул его головой в живот. Враг разжал руки. Мэл развернулся к человеку, который закрывал собой проход – к самой Узколицей. Но прежде чем он успел до нее добраться, на него со всех сторон посыпались удары. Кулаки врезались в его солнечное сплетение, в челюсть, били по почкам. Мэл пошатнулся под этим натиском, упал на колени, а затем ничком.

Кто-то сел ему на спину, вдавил его лицо еще глубже в мягкую землю. Мэлу стало трудно дышать. Он зарычал. Только этот звук он мог издавать, пока продолжалось избиение. Черные волны боли накатывали на него. Вдруг давление прекратилось, и Мэла потащили за ноги на склад, который, очевидно, должен был стать для него камерой. Сердитые крики служили контрапунктом для пинков, которые обрушивались на него со всех сторон. Затем раздался грубый смех, и дверь захлопнулась, словно крышка гроба. Лязгнул, вставая на место, засов.

«О Господи, какая тупость, – подумал Мэл. – И зачем я только это сделал?»

Человек, которого он только что так основательно избил, прижался разбитым ртом к ржавой сетке двери.

– Ты сдохнешь, – сказал он Мэлу, и наслаждение буквально сочилось из его слов, как кровь из рассеченной губы. – Медленно. О-о-очень медленно.

– И не надейся, что кто-то придет тебя спасать, – сказала Узколицая. – Ты, похоже, капитан «Светлячка», и у тебя есть команда. Так вот, мы отвезли тебя на твоем же шаттле из «Гилдерс» и выставили дело так, как будто ты сам его пилотировал. И никто, даже твои собственные люди, ничего не заподозрит. Все просто решат, что ты, как настоящий трус, просто смылся, и не станут тебя искать.

– Если ты так думаешь, – ответил Мэл, – значит, ты здорово недооценила мою команду. Одурачить их непросто. Они придут за мной, я это нутром чую. И тогда, милая, ты пожалеешь об этом, ведь они будут злые как черти и реально испортят тебе день.

– Ну да, ну да, – ответила Узколицая. – Даже если и так, то всё равно они наверняка опоздают. Сколько, по-твоему, тебе осталось? Мы просто ждем еще пару людей. Как только они приедут – а это произойдет с минуты на минуту, – начнется суд. И будь уверен, он не затянется. Рейнольдс, жить тебе еще несколько часов. Наслаждайся оставшимся временем, потому что его совсем немного.