Глава 11
Расследование

Махмуд, трижды прослушав записи Безымяна, никак не мог прийти в себя от этой истории и вкрадчивого голоса, хрипящего в диктофоне. Он включил нетбук, который подарил ему шеф, и, ничего не меняя в этом волнующем рассказе, перепечатал его слово в слово в отдельный файл, скопировал на всякий случай на флешку и спрятал ее в карман брюк, висевших тут же на спинке стула. Будучи не в силах сопротивляться нарастающей снаружи августовской жаре, надоедливой вечерней суете на улицах и гудению машин, он снова улегся на мягкую кровать в своем номере на втором этаже гостиницы «Дильшад».

Махмуд уже проваливался в ленивый сон, как вдруг в комнате затрещал внутренний телефон. Пришлось снять трубку. Послышался голос администратора, круглосуточно стоявшего за стойкой внизу:

– Добрый день! Вас спрашивают… К вам гости.

Махмуд оделся и нехотя спустился в холл по лестнице, устланной зеленой ковровой дорожкой. Живот раздирало урчание – у него был поздний завтрак, а пообедать он еще не успел.

Его ожидали четверо мужчин в гражданском. Лицо одного из них показалось Махмуду знакомым, где-то раньше он его видел – молодой человек в бросающейся в глаза розовой рубашке, подстрижен так коротко, что не ухватишь за волосы, как ни пытайся. Парень отвел его в сторону и приглушенным голосом сказал:

– Полковнику Суруру вы срочно понадобились.

– Зачем? Что-то случилось?

– Не знаю… Он говорит, вы знакомы. Просил побыстрее приехать.

– Хорошо, – ответил Махмуд и перевел взгляд на стойку, где администратор, взяв в руки пульт, переключал один канал за другим, делая вид, что происходящее его не касается. Махмуду тут же пришло в голову позвонить ас-Саиди и посоветоваться, может быть он объяснит, в чем дело. Но мобильный, а вместе с ним паспорт и деньги Махмуд оставил в номере.

– Я поднимусь, захвачу документы и бумажник.

– Да не стоит. Мы же быстро. Туда и обратно, – сказал парень в розовой рубашке таким безапелляционным тоном, что Махмуд занервничал не на шутку. Он кожей чувствовал, что если не пойти сейчас с ними по-хорошему, то можно нарваться на неприятности, его скрутят и поволокут силой. Махмуд с грохотом бросил ключ от комнаты с тяжелым медным брелоком, на котором были высечены цифры, на стол администратора. Тот вопросительно посмотрел на него.

– Я выйду, – произнес Махмуд осипшим голосом, выдававшим его обеспокоенность. Он надеялся, это привлечет внимание служащего и тот запомнит, когда и с кем постоялец покидает отель, – по крайней мере, этот момент должен был врезаться ему в память.

Никакой реакции от администратора не последовало, будто того не было на месте вовсе. Возможно, если с Махмудом случится неладное, он ничего и не вспомнит, когда его придут допросить.

Новенький GMC с затемненными стеклами, куда впихнули Махмуда, ехал по тем же улицам, которые он проезжал с ас-Саиди, когда они направлялись на ту злополучную встречу с другом детства – загадочным полковником, занимающимся еще более загадочной работой. Из магнитолы гремела заезженная песня про апельсин. Под нее беспокойство Махмуда только нарастало. Со страху он запомнил на всякий случай служебные номера машины, но от этого не стало легче. Он был наслышан о случаях, когда люди пропадали после того, как их увозили на автомобилях именно с такими номерами. Тогда Махмуд стал вглядываться в лица парней. Он не был настолько наивным, чтобы не понимать, что его похищают и что надо готовиться к худшему. Наверняка с ним поступят, как там у них заведено. Маленькому человечку, которого везут в неизвестном направлении, не на что надеяться.

Песня про апельсин крутилась уже в который раз без перерыва. Один из сопровождающих барабанил пальцами по панели, попадая в такт. Наконец они притормозили у уже знакомого Махмуду здания Информационно-аналитического отдела.

Махмуда ввели в кабинет. Сурур ждал его, сидя в роскошном кресле, закинув ноги на стол. В зубах он держал незажженную сигару. В нос Махмуду опять ударил резкий аромат яблока. Не вытаскивая изо рта сигары, полковник поднялся, чтобы поприветствовать посетителя и пригласить его присесть. Помощник, поигрывая бицепсами, поставил между ними поднос со слабо заваренным чаем и удалился.

Полковник посетовал, что давно уже бросил курить, но последние дни его так и тянет к сигарам. Раньше он их прикуривал одну от другой, пока врачи не запретили. Но есть повод: не все складывается гладко, как хотелось бы.

– Один запах табака отбивает силу воли! – пожаловался полковник.

Махмуд сочувственно кивнул и начал приходить в себя из того кошмарного состояния, в котором покидал отель полчаса назад. Перед ним сидел дружески настроенный полковник Сурур, в его кабинете по-прежнему ощущался ярко выраженный аромат яблока, и они пили чай с горчинкой. На пустой желудок Махмуд очень хорошо различил этот привкус.

Однако то, о чем полковник заговорил, как только допили этот чай, застало Махмуда врасплох и заставило вновь покрыться потом от волнения. Полковник ему никакой не друг. Он человек власти, и этим все сказано. То, что Махмуда ему представил друг детства Али Бахер ас-Саиди, не имеет для Сурура ровно никакого значения. Махмуду наконец стало ясно, почему шеф посмеивался над своим приятелем. Потому что он слишком хорошо знал полковника и ему подобных, которые не гнушались ничем и, не церемонясь, применяли силу на службе властям, перед которыми сразу брали под козырек, будь то Саддам Хусейн, американцы или вновь сформированное правительство. Сурур Маджид, кстати, успел послужить всем по порядку.

То, что интересует полковника, можно спросить у него прямо, ведь Махмуд не преступник, да и предполагать, что он враг какой-либо государственной структуре, особенно той, которую этот человек представляет, нелепо. Однако полковник решил запугать гостя и лишить его веры в себя, чтобы выведать необходимые сведения было проще простого. Рассчитывает на то, что Махмуд потеряет самообладание, перестанет контролировать себя и выболтает все, сам того не желая. Так поступают со схваченным на месте преступления бандитом, но не со знакомым своего друга детства, которого зовут в гости и угощают чаем. Настоящим крепким черным чаем, как в прошлый раз, а не этой бодягой.

– А это и не чай, – улыбнулся Сурур, – это травяной сбор, специальная смесь. Я называю ее «Развяжи язык». Те, кто ее отведает, начинают безудержно болтать, не утаивая никаких секретов. Смотри, я тоже его пью. Но мне нужно это принять, чтобы раскрепоститься и задать тебе вопросы, которые я обязан спросить по службе, но просто так не смог бы произнести в силу нашего короткого знакомства.

Махмуд пребывал в недоумении. На что он намекает? Хочет сказать, что мы все-таки друзья? Или нет? Что за сбор? Какие такие секреты? Я сам не знаю! Что же такое он подсыпал мне в чашку?!

Полковнику Суруру действительно удалось выведать некоторые секреты. По своим каналам он собрал достаточно информации о Махмуде ас-Савади, в том числе поднял уголовное дело, заведенное на него несколько лет назад в отделении полиции аль-Амары. Жалобу подал влиятельный в провинции человек.

Махмуд был поражен. Вынужденный визит оборачивался для него настоящим допросом, да еще таким неприятным. Однако больше, чем известно о Махмуде остальным, полковник не знал, в особенности ту его тайну, которой он не делился даже с близким другом Хаземом Аббудом.

Речь шла пока только о заявлении на Махмуда в местном отделении полиции. Его обвиняли в том, что он через газету призывал людей к расправе над одним из жителей города. Сурур докопался и до того, что обнаружил эту самую статью Махмуда о природе правосудия в «Сада аль-Ахвар», где он тогда работал. Это все, что было на руках у Сурура, и Махмуду совсем не хотелось посвящать этого щеголя-полковника в остальные детали, поэтому он всеми силами сопротивлялся начинающему действовать на него напитку.

Выложив все, что знал об уголовном деле и о том, что никакого наказания по закону Махмуд в результате не понес, полковник повернулся, чтобы взять со стола лежащий поверх стопки бумаг последний номер журнала «аль-Хакыка». Он продемонстрировал его Махмуду и поджал губы, давая понять – вот главная тема нашего разговора… То была прелюдия, чтобы сбить с тебя спесь и поставить на место… За тобой грешок, и ты, голубчик, будешь отвечать на мои вопросы, а не то…

– Что это за история такая?

– А что не так?

– Кто тебе это рассказал?

– Да тип один, старье перекупает у нас в квартале… Большой выдумщик, оригинал… Главному редактору сюжет понравился, и он поручил написать.

– Выдумщик?! – вскричал полковник и стал нервно перелистывать журнал, засыпая Махмуда вопросами.

Махмуд отвечал уверенно, сохраняя спокойствие. Полковник же не мог открыть «обвиняемому» подробности своего расследования и сообщить, что Безымян, который в его статье фигурирует как Франкенштейн, вовсе не фантазия, а реальный человек, что вот уже несколько месяцев он все свои силы тратит на то, чтобы поймать этого преступника, что его жизнь и карьера зависят от того, наденет ли он на него наручники или упустит этого мифического убийцу. Главная цель полковника – развеять слухи о неуловимости злодея и показать его связанным по рукам и ногам по всем телеканалам, чтобы люди убедились – это человек, как все, бандит, маньяк, который сотворил себе легенду, воспользовавшись невежеством простого народа и посеяв хаос и страх среди населения.

– Этот старьевщик, он в вашем же квартале живет?

– Да, по Седьмой улице… Совсем старый дом, руины практически… Все его дом «иудейской развалиной» называют… Такой покосившийся…

– Хорошо, хорошо, ясно.

Махмуда тотчас пробило на откровенность, как только он смекнул, что основным подозреваемым становится не он и что своей словоохотливостью он вновь расположит к себе полковника Сурура. Чтобы вернуть его доверие, он вытащил из кармана брюк диктофон и протянул собеседнику:

– Вот записи Безымяна.

Полковник вызвал подчиненного и приказал сделать копию. Тот вернулся с диктофоном через десять минут и отдал его в руки полковнику. Сурур сидел, задумавшись, крутил диктофон на желтой ленте в руках и медлил, как будто потерял к Махмуду интерес.

У Махмуда у самого появилось к Суруру множество вопросов, но задавать их здесь был вправе только полковник. Он смутно представлял, насколько полковник заинтересован в поимке Безымяна, еще меньше его беспокоила судьба Хади Барышника, с которым он расстался буквально накануне. Ему не терпелось скорее покинуть этот вылизанный до блеска кабинет, поскольку полковник, даже переключив тему разговора на работу в журнале и ситуацию с безопасностью на улицах, не стал казаться Махмуду дружелюбнее, хотя и старался наладить контакт, который был окончательно потерян полчаса назад.

«Гнилой человек. Нельзя верить ни единому его слову», – думал Махмуд, надеясь, что эта встреча, которая вызвала жуткие колики в его голодном желудке, будет последней, что судьба их больше не сведет.

Сурур резко встал, взял сигару из пепельницы, стряхнул ее и засунул в рот. Обойдя стол, он выдвинул один из ящиков, достал оттуда серебряную зажигалку, поднес ее к сигаре и сделал глубокий вдох, чтобы кончик ярко вспыхнул. Выпустив густые клубы дыма, полковник застыл в нескольких шагах от Махмуда, чтобы тот понял – встреча окончена. Махмуд поднялся и впервые заметил, что полковник намного ниже его ростом и что его глаза с сеткой морщин на веках на самом деле небесно-голубого оттенка, отчего лицо кажется аристократически красивым. Уже у дальней двери полковник, затянувшись сигарой еще раз, сказал:

– Только сейчас понимаю, как был счастлив, когда дымил без перерыва. Стоило бросить – все пошло под откос. Поэтому нет-нет да и сделаю пару затяжек, чтобы привлечь удачу на свою сторону.

Он говорил с Махмудом, как с добрым знакомым, или хотел, по крайней мере, выглядеть таким перед гостем поневоле и «обвиняемым». Возможно, ему стало не безразлично, что расскажет Махмуд об этой встрече другу его детства Али Бахеру ас-Саиди.

Полковник перестал крутить в руках диктофон и вернул его хозяину. Но прежде, чем тот покинул кабинет, добавил:

– Кстати… Я пошутил. Нет такого напитка «Развяжи язык». Просто слабый чай с капельками от сердечного приступа. А то мало ли что… У нас тут бывает – на допросах и удары у некоторых случаются, за сердце хватаются. Для вашего же блага стараемся. Ну и нас чтоб в убийстве задержанного не обвинили.

Оба, будто друзья-приятели, расхохотались. Махмуд вышел и увидел, что те четверо его опять поджидают. Когда ехали обратно, было уже темно. Махмуду сам собой вспоминался их разговор с полковником. На том моменте, когда Сурур назвал его обвиняемым, память давала сбой. Что касается напитка с сердечными каплями – довольно мерзкая шутка, как с яблочным ароматом…

Все, что принес тот ужасный день, наполненный переживаниями, так это вновь охватившую его тревожность, связанную с отделением полиции в аль-Амаре и заявлением, которое написал на него один мерзавец, прозванный Дылдой за высокий рост.

Брат Дылды был головорезом, сколотившим небольшую банду. Однако он недолго не давал людям жизни. Вскоре его схватили и посадили в изолятор. Для многих это стало хорошей новостью, в том числе и для Махмуда ас-Савади, поспешившего разместить в газете «Сада аль-Ахвар», в которой он тогда работал, статью, где говорилось о неотвратимости наказания этого негодяя. В статье Махмуд не преминул пуститься в философствование и выдвинул теорию о трех типах общественной справедливости: правосудия закона, правосудия свыше и правосудия улицы. При этом автор утверждал, что одно из них должно неизбежно настигнуть бандита, несмотря на срок давности его деяний.

После той публикации Махмуд прослыл смелым и бескомпромиссным, а значит, профессиональным журналистом, отстаивающим интересы народа и несущим просвещение в массы, несмотря на то что он никогда не рисковал осуждать ни одного уголовника, пока тот был жив или все еще разгуливал на свободе. На такую глупость, чтобы потом в один прекрасный день в темном переулке посмотреть в дуло пистолета, Махмуд не решался. Курок-то спустить легким движением ничего не стоит! Махмуд сначала убедился в том, что виновного закрыли в камере и закон восторжествовал, а потом уже сел творить свою статью. Однако через пару дней этого опасного человека отпустили на свободу, и он стал колесить по району на пикапе с вооруженными, к слову, подельниками, празднуя вердикт о своей невиновности. Махмуд не находил себе места. А спустя еще пару дней появились двое в черных масках на мотоцикле. Сидящий за водителем держал в руках винтовку, из нее он выстрелил выходящему из своего дома в окружении дружков бандиту прямо в лоб. После первого же выстрела он свалился замертво, а люди в масках скрылись.

Махмуд обрадовался и тут же сочинил еще одну статью, в которой написал, что его теория о трех видах правосудия нашла подтверждение в жизни и на этот раз мы смогли лицезреть в действии правосудие улицы. Махмуд отнес готовую работу главному редактору, но тот, будучи заметной общественной фигурой и сторонником левых партий, материал отклонил. Он порвал статью в клочья и вызвал автора к себе:

– Ты что творишь? Лицом к лицу встречайся с ним, а не через газету надо выяснять отношения! Свалился Тарзан мне на голову! А мне это не нужно, меня заботит, чтобы рекламный отдел приносил доход!

Махмуд вскипел и сцепился с редактором, пригрозив, что уволится. Но от этого ничего не изменилось – редактор остался при своем. А спустя несколько дней произошло такое, что все равно пришлось бросить работу в газете и просидеть несколько месяцев, не выходя из дома.

После убийства брата к Дылде наведались его дружки, и на поминках один из них передал ему вырезку из газеты со статьей, подписанной Махмудом ас-Савади.

Семья погибшего искала любую ниточку, которая привела бы их к убийце. А тут вот – журналист открыто призывает людей к самосуду, подстрекает к расправе над уважаемым человеком, который так много сделал для нашего города, зачищая его от воров, пока полиция и армия бездействовали.

Им была неизвестна семья ас-Савади, но потом они быстро выяснили настоящую фамилию Махмуда, где он живет, кто его братья и дядья. И дело приняло совсем другой оборот – за убитого из их клана по старой традиции они потребовали выкуп. Дылда пытался их застращать. В конце концов Махмуд принял решение и поклялся перед родственниками, что не будет больше печататься, по крайней мере в изданиях родной провинции. Но этим дело не ограничилось, знакомые стали доносить до него угрозы Дылды, рассказывая, что тот ходит по всем кафе города в кармане с его статьей и зачитывает ее людям. Вытаскивает поистрепавшуюся уже бумажку и начинает цитировать слова Махмуда о справедливости свыше, в любом случае настигающей преступника, и о справедливости улицы, которая наступает в том случае, когда закон оказывается бессилен.

Чуть позже друзья передали Махмуду, что Дылда доказывает всем, что Махмуд баасист, а его отец, учитель арабского, и вовсе был атеистом, то есть безбожником. Махмуд затаился и не рисковал выходить из дома на улицу, опасаясь, что этот сумасшедший может с ним что-то сделать. Так продолжалось, пока ему не позвонил его давний приятель Фарид Шавваф и не предложил работу в багдадской газете «аль-Хадаф». Когда Махмуд рассказал об этом братьям, они сочли это наилучшим выходом из сложившейся ситуации, так как были более чем озабочены репутацией семьи. Пожалуй, им спокойнее будет, если Махмуд вообще покинет пределы провинции, и тогда Дылда перестанет бросаться угрозами и несусветными обвинениями в их адрес.

Сегодня Махмуд вспоминал все это нехотя, так как из-за тех событий он действительно потерял веру в себя. Он до сих пор творит глупости, за которые приходится дорого расплачиваться. Да вот только вчера – этот отвратительный допрос в кабинете полковника Сурура. Лишь благодаря Али Бахеру ас-Саиди, который оказывает ему всяческую поддержку и открывает перед ним все двери, Махмуд может иметь надежду на лучшее будущее, только благодаря этому человеку он вновь обретет уверенность в себе.

Махмуд спустился в ближайшее кафе и плотно позавтракал – взял густой каймак, горячий хлеб и сладкий крепкий чай. Затем положил деньги на телефон и позвонил старшему брату Абдулле. Домой он звонил нечасто, но каждый раз обстоятельно расспрашивал о здоровье матери. Дылды в разговоре, будто по негласному уговору, они вообще не касались. В глубине души Махмуд надеялся, что правосудие в том или ином виде настигло и его. Он либо мертв, либо сидит в тюрьме, ведь не может земля носить такого изверга вечно!

Послышался голос брата. Разговор длился несколько минут. Махмуд сообщил, что сегодня часть зарплаты переведет им, деньги можно будет забрать в обменном пункте на центральном рынке аль-Амары. Махмуд замолчал, потом, не выдержав, спросил о Дылде:

– Есть новости?.. Что с этим типом стало?

– Пути Господни неисповедимы, брат!

– А именно?

– Большим человеком стал, в галстуке ходит… Чиновник он при губернаторе.

– Как так?! Его не убили и не посадили?! За все, что он натворил?!

– Никто не может с ним ничего сделать… Видно, кара нам свыше…

– Но ведь он брат бандита!

– Он ему памятник собирается установить.

– Я по матери соскучился… Я приеду… Все дома в порядке?

– Не приезжай! Даже носа не показывай! Сиди где сидишь! Не работает твое правосудие, ни одно из трех. Не везет тебе! Забудь об этом вообще! Выдумал невесть что!

Ас-Саиди лыбился, слушая рассказ Махмуда о том, как вчера он побывал в гостях у полковника Сурура. Стоило Махмуду упомянуть о травяном чае, как шеф вовсе разразился хохотом. Он все воспринимал легко и весело, и никакая душераздирающая история не могла испортить его приподнятого настроения. Вот он сидит за широким столом, будто готовясь к важному телевизионному интервью, – сама элегантность, гладко выбрит, надушен дорогим парфюмом.

Чуть позже в кабинет заглянул Фарид Шавваф с макетом странички политических новостей, за которые он отвечал в журнале. Он положил свою работу на стол перед ас-Саиди, но тот переадресовал ее к Махмуду. Фарид не мог не замечать, какие изменения произошли с его старым другом за последнее время, и не желал иметь с ним отношения как с начальником, стараясь избегать подобных ситуаций. Он молча придвинул страницу к Махмуду и застыл в ожидании, но тот все одобрил. Махмуд воздержался от замечаний, чтобы не казаться высокомерным в глазах приятеля. После Фарида они приняли еще нескольких сотрудников, пока Абу Джони не принес им по чашке растворимого кофе. Когда все ушли, зависла неловкая тишина. Ас-Саиди поднялся с рабочего места, подошел к окну, отдернул штору и посмотрел на улицу, затем повернулся к Махмуду:

– Полковник Сурур – один из тех людей, с которыми придется иметь дело. Нужно привыкать к нему такому, каков он есть…

Махмуд ничего не ответил, ожидая разъяснений. Вот чего он точно не хотел, так это увидеться с полковником еще раз. Он будет всеми способами избегать этой встречи.

Ас-Саиди вновь взглянул на улицу, как будто выглядывал там кого-то, вернулся и сел на диван напротив Махмуда. Он отпил кофе, наслаждаясь его горьким вкусом, сдобренным молоком.

– Сурур вовсе не отслеживает нестандартные происшествия, – признался ас-Саиди. – Ему дела нет до преступлений, тем более тех, которые совершены при невыясненных обстоятельствах. Чушь!.. Он сотрудничает с временной американской администрацией. Руководит группой, занимающейся убийствами политиков.

– Убийствами политиков?!

– Да, уже больше года, наверное, он исполняет приказы американского посла. Подчищает ряды противоборствующих сторон так, чтобы между вооруженными суннитскими и шиитскими группировками держалось относительное равновесие, по крайней мере чтобы оно сохранялось за столом переговоров. Американская армия то ли не способна, то ли вообще не заинтересована в том, чтобы пресечь кровопролитие в Ираке. Они поэтому пока ставят задачей уравновесить насилие. Без этого они не могли бы проводить свою политику.

– А почему бы вам не предупредить об этом своих друзей в парламенте?!

– Все знают, но никто не располагает неоспоримыми доказательствами. Причем каждый усматривает свой профит в существовании такой структуры, как Информационно-аналитический отдел, всяк трактует его задачи по-своему.

– Неужели полковник Сурур Маджид такой зверь? Никогда бы не сказал!

– Да ты сам только что взахлеб рассказывал мне о его жестокости! Не так ли?

– Нет… Просто, ну, не похож он на такого изувера, как вы мне его описываете… Исполнитель политических убийств?.. Трудно поверить!

– В любом случае парадокс, но, чтобы хранить себя от этого зла, надо держаться к нему поближе… Я заискиваю перед ним, только чтоб он не становился на пути моих политических амбиций, чтобы один из его бритоголовых здоровяков не всадил мне пулю в затылок. Американцы могут отдать такой приказ.

– О, Всемогущий! Как это все опасно!

– Пока мы дружим с ним, от него угрозы не исходит… Ты ведь сам говорил, что он тебе жаловался на свои вредные привычки и вы даже посмеялись… Ты его не бойся! Он редкий человек!

– Но вы сами только что переубеждали меня, уверяли, что он бандит!

– Да какая разница! Бандит тоже может быть человек редкостной души! Вон, чаем тебя угостил! Ха-ха-ха…

Ас-Саиди рассмеялся, и Махмуд невольно улыбнулся, хотя на самом деле ему стало еще страшнее, будто в темноте за углом его поджидал неведомый враг, изготовившийся на него кинуться. Он сбежал из дома из-за угроз, но тут его настиг тот же страх расправы. Шефу он доверяет, но все равно невозможно осмыслить все, что он говорит. Может, он просто хочет напугать его или дурно пошутить, возможно, пытается спровоцировать Махмуда на действие, думает, что таким образом обнаружатся скрытые способности, нужные шефу для дела?

Через несколько минут в дверь постучал Абу Джони и доложил о посетителе. В кабинет вошла смуглая стройная девушка в джинсах, с крашеными волосами и множеством украшений. С ее приходом кабинет наполнился ароматом чарующих духов. Это была не Наваль аль-Вазир! Моложе, энергичнее, ярче! Они с ас-Саиди пожали друг другу руки и обменялись поцелуями в щеку. Ас-Саиди и не думал представлять ее Махмуду, но она все равно протянула ему свою маленькую влажную ладонь и оставила на его щеке страстный поцелуй. Присаживаться она не собиралась. У них с ас-Саиди была назначена встреча, поэтому он взял свой кожаный портфель, и они вышли. Шеф посмотрел на Махмуда, предупредил его, что оставляет офис на него, и помахал рукой на прощание:

– Давай, герой! Ладно!

Спустя неделю в компании этой девушки, а может, другой, но такой же красивой и стройной, ас-Саиди улетел в Бейрут, поручив Махмуду не только редактировать сорок пять страниц номера, но и кучу других мелких и крупных административных дел, которым, казалось, не было конца – сортировать депеши и посылки, подписывать командировочные сотрудникам редакции, принимать посетителей, которые могли заявиться и в девять утра, требуя встречи с ас-Саиди, отвечать на звонки по мобильному, стоящему на подзарядке. Что за люди звонили? Голову сломать! Имена на латинице, какие-то куцые, иногда сокращенные до двух букв. Например, TY, который спрашивал директора типографии «аль-Ансам», где печатался журнал, полагая, что ас-Саиди ее уже выкупил. Или SEE – девушка, которая назвала ас-Саиди хаджи. Непонятно, что у них за отношения! А сколько всяких докторов наук! Доктор Аднан, доктор Сабир, доктор Фаузи… Все они были из депутатских штабов либо представлялись спикерами партий. Что касается SМ, то с ним все понятно, это Сурур Маджид. Он звонил время от времени на этот номер, поэтому Махмуд стал подозревать, что между ним и шефом есть еще что-то, во что его не посвящают. Скорее всего их связывают какие-то финансовые дела или коммерческий интерес, а все эти страшилки про убийства политиков и басни про астрологов – не иначе как прикрытие их бизнеса, для отвода глаз.

Однако ас-Саиди, несмотря ни на что, не сходил с воображаемого пьедестала, куда его вознес Махмуд, всегда находящий шефу оправдание. Он сразил Махмуда наповал, как супермен публику, и без всяких экстраординарных способностей, будучи самым обычным человеком со своими недостатками. И даже всему этому нагромождению сомнительных фактов об ас-Саиди Махмуд отыскивал объяснение. Все мы не без греха, рассуждал Махмуд, а может, шеф вообще сам распространяет о себе нелестные слухи и у него есть на то веские причины? Или завистники о нем пускают всякие сплетни!

Разве сам Махмуд не становился их жертвой? Как только его не называли за глаза, когда он раздобрел и стал носить костюм с галстуком и яркие рубашки, над которыми раньше частенько сам посмеивался в присутствии Фарида Шаввафа и Аднана аль-Анвара. Раньше он считал, что это прерогатива политиков с чиновниками или представителей спецслужб, которые выходили из своих авто в костюмах с иголочки, хватали любого на улице и увозили в неизвестном направлении. Но как все поменялось в уме у Махмуда! Теперь он может поклясться – кто не носил делового костюма, не знает, как это здорово!

Фарид Шавваф откровенно издевался над старым приятелем, который, по его выражению, перебрался на другую сторону баррикад, туда, где чувства умерли, где прибыль на первом месте, а голос совести еле различим. Когда Махмуд пытался отшучиваться, Фарид говорил ему, словно вынося приговор:

– Ты уподобился им. Ну ничего, попробуй стать одним из них. Тот, кто примеряет на себя корону, – на полпути к самодурству и самоуправству.

Махмуд ничего не отвечал. Он сам видел, что и без короны живет в королевстве дураков и деспотов. Ситуация в стране становилась все хуже и хуже. Драки политиков на телеэкранах в реальной жизни дополнялись кровавой бойней на улицах, похищениями людей и чудовищными терактами. С наступлением ночи в городе безраздельно властвовали бандиты. А перебранки деятелей культуры и журналистов? Мы катимся навстречу гражданской войне. Мы уже проходим один из ее этапов. Война, но не в привычном ее понимании, идет полным ходом. Какой-то новый вид гражданского противостояния испытывают на нашем населении. Но жизнь продолжается, думал Махмуд, получая на руки солидный гонорар, который он за месяц весь проматывал, так как жил по совету ас-Саиди – на широкую ногу, наслаждаясь своей молодостью. Он оставил старых друзей – демагогов с принципами и обзавелся новыми, среди которых был сын владельца типографии «аль-Ансам», приглашавший его на закрытые вечеринки на частных квартирах. Чтобы пообщаться с женским полом, уже не было необходимости, чтобы закадычный друг фотограф Хазем Аббуд подначивал и подталкивал его. Махмуд знал, что бессменный администратор в отеле вопреки установленным строгим правилам, вывешенным для обозрения постояльцев в лобби, не возражает, если гости, не скупые на бакшиш, будут проносить в номер алкоголь и принимать друзей наверху, а не в холле. А на выходных, когда хозяина отеля в городе нет, некоторые постояльцы водят к себе подруг. За определенную сумму можно все! Как только Махмуд убедился в этом, он осмелел и поговорил с администратором. Тот, как всегда с безучастным видом, чтобы отвадить ненадежных людей, ответил, что ему не нужны проблемы. Однако стоило Махмуду положить перед ним красную бумажку в двадцать пять тысяч динаров, лицо его сменило выражение на деловое.

По прошлому опыту Махмуда, приобретенному в борделе, куда его водил Хазем Аббуд, времяпрепровождение с женщиной неизменно сопровождалось нервозностью и напряжением. Там он не чувствовал себя в безопасности, так как в это подозрительное место в квартале аль-Батавин стражи правопорядка в любой момент могли нагрянуть с проверкой. Кроме того, Махмуду казалось, что все эти дома терпимости так или иначе связаны с полицией и сдают своих клиентов, которых потом шантажируют, предъявляя немыслимые обвинения. Хватают всех скопом, не разбираясь, в чем человек провинился. Так, после участия в бытовой ссоре тебе могут приписать членство в банде, похищающей и продающей женщин в рабство, либо зачислят в шайку грабителей, орудующих кухонными ножами. Да упаси бог!

Его новый приятель, сын хозяина типографии «аль-Ансам», черкнул ему номер телефона Рагаиб – сводницы со своей клиентской базой, куда могли попасть люди только определенного круга.

– Да, много берет, но товар у нее отменный! – потешил самолюбие Махмуда приятель.

И вот с заходом солнца в номере зазвонил телефон, и администратор предупредил Махмуда, что к нему идет гостья, которая останется у него до утра. Махмуду казалось, что он уже не будет счастливее, чем в эту ночь в зашторенном номере отеля, когда снаружи все пылает и рушится, а страна медленно сползает в гражданскую войну, которая не за горами, как сказал полковник Сурур в тот злополучный вечер. Когда твоя дорога на работу полна опасностей и возвращаться с нее вечером тоже страшно, когда из-за какого-то Дылды ты не можешь приехать в родной город к матери и когда будущее твое покрыто мраком. Однако Махмуд, на все закрыв глаза, на вопрос «Как дела?» отвечал, что все отлично, он здоров, молод, устроился ведущим редактором в приличное издание, которое неплохо финансируется, у него в подчинении шесть журналистов даже старше его, еще технические сотрудники и Абу Джони. Он талантливо пишет и наговаривает на диктофон ежедневные впечатления своей насыщенной жизни, которые, он уверен, со временем будут иметь ценность. Живет в приличной гостинице в номере с кондиционером, веселится до поздней ночи с друзьями – любителями шуток и громких песен. Пьет с ними элитное вино, ест досыта. А ночью каждый четверг или пятницу до утра обнимает в своей постели девушку.

Сейчас он копия Али Бахера ас-Саиди. Он даже заметил, что, когда сидит в его кресле в кабинете и отдает распоряжения, держит сигару на его же манер, как толстый карандаш. А речь его пестрит словечками шефа – «дружище», «дорогуша», – который говорит с людьми так, будто кругом все добрые приятели.

Но внутренний голос подсказывал ему, что он не ас-Саиди, что он из другого теста. Ас-Саиди богат, правда никто не знает насколько, у него много источников дохода. Журнал этот – ширма, он даже серьезно им не занимается. А Махмуд полностью зависит от зарплаты, которую получает у ас-Саиди. И если ему перекрыть этот заработок – все вмиг рухнет…

Незадолго до окончания рабочего дня в редакции зазвонил мобильный ас-Саиди, который лежал в кабинете на подзарядке. Махмуд взглянул на экран – высветились три шестерки. Внутренности сжались: сейчас все решится.

– Алло!

– …

– Не делай из себя дурака! Али Бахер улетел в Бейрут. Я с ним говорила. Я знаю, кто ты! Отвечай же!