Уве и Марту мы отыскали в той самой подворотне, где и велели дожидаться нашего возвращения. Точнее, отыскали там моего слугу. Он стоял в темном углу с приведенным к бою мушкетом и при нашем появлении с нескрываемым облегчением перевел дух и вытер покрытое мелкими бисеринками пота лицо.

– Тут такое, магистр… Тут такое! – зачастил Уве от избытка чувств, возвращая мне оружие.

– А где… – начал было я, и лишь тогда Марта шевельнулась, позволяя стечь с себя укрывшим ее теням.

Морок был наведен столь искусно, что до того момента я и не подозревал о присутствии девчонки, пусть и стоял всего в паре шагов от нее. Суеверное сознание ведьмы извратило заурядные чары до полной неузнаваемости, но даже так в их основе ощущалась некоторая академическая упорядоченность.

– Смутьяны подожгли миссию! – горячился Уве. – А вас все нет и нет! Я думал бежать на выручку, а там как полыхнет! Они же все сгорят! Просто сгорят!

– Не осталось там живых, – с безжалостной категоричностью заявил маэстро Салазар. – Рассказывай, что здесь творилось!

Паренек захлопал глазами, потом взъерошил и без того растрепанные волосы и неуверенно произнес:

– Ну… когда начался пожар, весь этот сброд повалил на улицу. Сначала спорили и ругались, потом разошлись.

– Пора и нам честь знать, – по-волчьи усмехнулся Микаэль, и я был с ним целиком и полностью согласен.

Действительно, пора.

Вернув чехол с мушкетом за спину, я изучающе посмотрел на трофейную шпагу, но избавляться пока от нее не стал и скомандовал:

– Уходим!

Ночь преподнесла изрядное количество неприятных сюрпризов, не стоило давать ей шанс свести нас с чем-то действительно смертельным. И без того не представляю даже, как теперь расхлебывать заваренную герхардианцами кашу. Сожженная миссия ордена мало заботила меня, и даже пропажа древних пергаментов была лишь досадной неприятностью; все предельно усложняло исчезновение формулы призыва эфирных червей.

Оставалось тешить себя надеждой, что записи увезли с собой таинственные всадники и бумаги не сгорели при пожаре. Я обязан был отыскать их! Просто обязан! Должность магистра-надзирающего в паршивом городишке далеко за пределами империи отнюдь не была вершиной моих карьерных устремлений, а без протекции епископа Вима получить достойный перевод будет не так-то и просто. Да и управу на черно-красных здесь не найти. А едва ли тому, кого добрые братья считают своим врагом, уготована в Рёгенмаре легкая жизнь.

Ох, братец, я снова тебя подвел…

Колокольный звон давно стих, людей на улицах поубавилось, многие еще недавно полыхавшие на перекрестках костры прогорели и потухли. Теперь Старый город освещала лишь плывшая в небе луна. Но Рёгенмар не спал. Где-то голосили пьяные компании, где-то во всю глотку распевали похабные песни. Кто-то плакал, кто-то истошно звал на помощь, а со стороны ратуши продолжали доноситься отзвуки выстрелов.

Мы бдительности не теряли и обходили все подозрительные места. Маэстро Салазар шел первым и настороженно поглядывал по сторонам, Марта неслышно следовала за нами с отставанием в пару шагов.

Уве всю дорогу кидал на меня быстрые взгляды, затем не выдержал и сказал:

– Магистр, это ведь мы навлекли гибель на герхардианцев.

Он так и сказал: «Мы». Не «вы», а «мы». Это дорогого стоило, и я не стал опускаться до отточенных диспутами приемов убеждения, лишь сказал:

– Они сами навлекли ее на себя, преступив закон.

– Это лишь слова! – возразил слуга.

Я покачал головой:

– Девиз черно-красных гласит: «Во благо праведных». Сегодня они приняли на себя удар бунтовщиков и тем самым спасли немалое количество жизней, не так ли?

– Вы смеетесь надо мной!

– Солдаты гибнут, защищая других. А, если ты не забыл, герхардианцы именуют себя Господними воинами. Мы лишь подтолкнули их…

Маэстро Салазар вдруг коротко свистнул и вскинул руку. Как мы ни таились, но случай все же свел с компанией подвыпивших бузотеров. С десяток человек вывалилось прямо перед нами из подворотни, и пьяная девка завизжала, тыча в нас рукой.

– Вмажьте им! Наподдайте как следует!

Две ее товарки поддержали требование радостными воплями, а вот мужички, хоть и были вооружены топорами и молотками, связываться с незнакомцами не пожелали, похватали девиц в охапку и от греха подальше уволокли прочь. Повезло.

Мы ускорили шаг и проскочили перекресток, а следующий обогнули задворками. На пересечении двух улиц там полыхала сваленная в кучу мебель, и кто-то прыгал через высоченный костер, а кого-то в этот костер сунули, дабы поджарить пятки. Численное преимущество в очередной раз оказалось не на нашей стороне, а посему было неразумно и невежливо мешать бившему через край веселью.

– Зачем ты научил девчонку заклинанию иллюзорного полога? – спросил я Уве, когда крики смолкли и нас приняла в свои объятия тишина глухого переулка.

Марта попыталась что-то сказать, и я вскинул руку.

– А ты помолчи пока!

Уве замялся, но отнекиваться не стал и пояснил:

– Она обещала меня поцеловать.

Маэстро Салазар обернулся и с нескрываемым изумлением присвистнул:

– И после красотки Эммы ты…

– Она обещала меня поцеловать, если я не помогу ей! – выпалил Уве.

Мы расхохотались, а надувшийся паренек отметил:

– Звучало это зловеще!

Я погрозил пальцем Марте и предупредил:

– Если хочешь, чтобы я учил тебя, не лезь с этим ни к кому другому. Уяснила?

Девчонка кивнула и пообещала:

– Не буду.

Уве оглянулся на нее и, понизив голос, едва ли не прошептал:

– Она ведь та самая ведьма, которую искали герхардианцы?

Я красноречиво вздохнул. Нисколько не удивлюсь, если школяр сам подбил Марту на попытку выведать у него какое-нибудь заклинание, дабы убедиться в своей догадке.

– И даже если так?

– Но вы говорили! Вы же сами сказали мне…

– Разве я что-то отрицал? Я лишь привел тебе ряд аргументов, на основании которых ты счел собственную гипотезу в высшей степени сомнительной. Заметь – безо всякого давления с моей стороны.

На языке Уве явно так и вертелось ругательство, но он проглотил его и спросил:

– Она ведь не одна из нас. Зачем вы помогли ей сбежать?

– Она полезна.

– Лично вам или Вселенской комиссии?

Я лишь поморщился. В бытность магистром-расследующим ответ на этот вопрос не вызвал бы ни малейших затруднений, сейчас же ситуация была далеко не столь однозначна. Вернее, как раз однозначной она и была: свои полномочия я превысил самым бессовестным образом. Но признавать этого не собирался.

Спас маэстро Салазар.

– Святая ослица подвижника Доминика! – тихонько выдохнул он заковыристое ругательство, и от его тона у меня по спине побежали колючие мурашки.

Я выставил перед собой шпагу, а левой рукой потянул из перевязи пистоль, но на этот раз дело оказалось не в очередной банде мародеров.

Мы вывернули к доходному дому, и стала видна распахнутая настежь дверь. Микаэль сорвался на бег и стремительно взлетел на крыльцо, прижался спиной к простенку. Я последовал за ним и встал с другой стороны.

Косяк топорщился щепой, и простой забывчивостью домовладельца открытую дверь было никак не объяснить. Маэстро Салазар взглядом указал внутрь, но я мотнул головой, в несколько медленных и тягучих вздохов успокоил сбившееся дыхание, а потом нырнул сознанием в незримую стихию. Ту пронизывали отголоски творимой в городе волшбы, они кололи и выбивали из транса, и все же я бестелесным призраком скользнул в холл доходного дома.

Стены сделались полупрозрачными, через них просвечивали едва уловимые ауры постояльцев, а ближе к лестнице сгущался непроницаемый мрак, но ни зловредные чары, ни даже морок так проявлять себя не могли. Это было нечто совершенно иное. Устремившись сознанием дальше, я пересек внутренний дворик и очень быстро достиг черного хода, но и там не обнаружил никакого намека на взбудораженные эфирные тела погромщиков. Чувствовался страх, и улавливались молитвы, а вот огненных всполохов безудержной ярости, ледяных дуновений расчетливой ненависти и даже просто отголосков пьянящего азарта уловить не удалось.

Я мотнул головой, вырывая себя из транса, и сказал Микаэлю:

– На первом этаже чисто.

Но именно «чисто» там не было. Стоило только маэстро Салазару шагнуть внутрь, как под его сапогом что-то чавкнуло. Микаэлю даже не пришлось присматриваться.

– Кровь, – сказал он, определив это по звуку.

Кровь – это нехорошо…

Едва ли внутри нас поджидала засада, но работа магистра Вселенской комиссии быстро отучает полагаться на случай и чужую добрую волю. Не бывает мелочей, когда на кону стоит твоя собственная жизнь.

Я вытянул Микаэля на улицу и жестом подозвал Уве, а когда слуга приблизился, велел ему запустить в дом сгусток сияющего эфира.

– Сделай «Жемчужную пыль». Сможешь?

Уве кивнул, на миг задумался, а потом принялся не слишком изящно, зато вполне мастеровито творить чары отрывистыми взмахами жезла. Марта смотрела за этим действом во все глаза. Закончив с приготовлениями, школяр забросил в дверь светящуюся кляксу, а уже миг спустя незримая стихия дрогнула, и холл окутало перламутровое сияние, мягкое и ровное. Ярче и сильнее оно горело там, где находились люди. Точнее, тела.

На первого постояльца мы наткнулись сразу у входа. Большая часть крови натекла именно из него, а причиной смерти стал разрубленный череп. Домовладельца ткнули кинжалом неточно и, как видно, походя. Он уполз, оставляя за собой бурую полосу, на середину комнаты, там и умер.

Не сговариваясь, мы с Микаэлем расступились в разные стороны. Вниманием маэстро завладели дверные проемы, а вот я заинтересовался зависшим перед лестницей облаком мрака. Жемчужный блеск подсвечивал призрачную кляксу, лишая заклинание абсолютной непроглядности, и теперь завеса не скрывала валявшегося за ней человека с арбалетным болтом в спине, а лишь скрадывала его очертания.

Мне подобные чары были неизвестны, название подсказал Уве.

– «Черная каракатица»! – присвистнул он, пробравшись через лужу натекшей на пол крови.

Судя по всему, один из постояльцев обладал колдовским даром, но спастись тот ему не помог.

– Проверь эфирное поле на верхних этажах, – распорядился я и перешел к лестнице.

Уве зажмурился и принялся беззвучно шевелить губами, а Микаэль заглянул в свою каморку и злобно выругался. Я перебежал к нему и выдохнул:

– Святые небеса!

Болт прошил тщедушное тельце Айло насквозь и пришпилил мальчишку к стене.

– Да что тут такое творится?! – рассвирепел маэстро Салазар.

Он высвободил из досок наконечник и уложил Айло на койку. Покачал головой, закрыв мальчишке глаза, а затем пошарил под кроватью и вытащил оттуда початую бутылку вина.

Я выхватил ее и со всего маху зашвырнул в стену.

– Не сейчас!

Звон разбитого стекла вырвал Уве из транса, он вздрогнул, потряс головой и сказал:

– Наверху все в порядке.

– Свети! – потребовал я, а когда сгусток сияющего эфира улетел на лестницу, побежал вслед за ним.

Второй и третий этажи никаких поганых сюрпризов не преподнесли; неприятности поджидали нас дальше. Дверь мансарды стояла распахнутой настежь, а внутри все оказалось перевернуто вверх дном. Сгусток сияния заморгал и начал стремительно чахнуть, отравленный миазмами запределья, но в его тускнеющем мерцании я успел заметить откинутую крышку сундука.

– Нет! – вырвалось у меня. – Нет! Нет! Нет! Только не это!

Но, увы, людоеда и след простыл. Ангелы небесные! Как же я не подумал, что доверенного слугу графини Меллен непременно будет кто-то страховать! Кретин! Так опростоволоситься!

Я подскочил к камину и одним яростным взмахом смахнул с его полки все лежавшие там безделушки.

– Нет!!!

Подошла Марта, присела на корточки рядом с сундуком, провела по нему кончиками пальцев.

– Замок взломан извне. Его кто-то выпустил.

– Да какая теперь разница! – огрызнулся я и, встревоженный неожиданной догадкой, подбежал к окну. Высунулся на улицу, запустил в тайник руку и слегка успокоился, когда пальцы нашарили гладкий бок алхимического шара.

Микаэль и Уве смотрели за мной во все глаза, но с расспросами приставать не спешили. Осветительное заклинание окончательно погасло, и маэстро Салазар принялся зажигать свечи.

– Объяснишь? – спросил он, после того как многочисленные огоньки прогнали заполнившую было мансарду тьму.

– Позже! – отмахнулся я, напряженно вышагивая от одной стены к другой.

Пусть бегство людоеда и не грозило никакими особенными неприятностями, теперь я лишился возможности выудить из пленника хоть что-нибудь полезное. А в игре против графини Меллен могла помочь любая малость! К тому же злобный уродец непременно попытается расквитаться.

Ангелы небесные! Стоило последовать совету Марты и перерезать выродку глотку! Горбун знал, пусть и не имел никаких доказательств, но все же знал, что именно я стоял за тем злополучным ритуалом! Это и само по себе было нехорошо, а вкупе с сегодняшней неудачей и вовсе вгоняло в самую настоящую депрессию.

Катастрофически не хватало воздуха; я ослабил ворот, кинул мушкет на кровать и снял куртку. Оставленная ножом людоеда ранка никак не желала затягиваться, наложенный поверх повязки платок весь покраснел, а сама повязка под ним и вовсе окончательно промокла. Ну вот, еще одна напасть!

Я отыскал чистый лоскут и заменил повязку, а старую повертел в руках. Оставлять без присмотра вещь со следами своей крови не хотелось, и я попросил ведьму:

– Марта! Разожги камин.

Девчонка взяла одну из свечей и опустилась на колени перед очагом.

– Дымом пахнет, – удивилась вдруг она и запустила пальцы в камин. – И пепел теплый.

– Что-то сожгли? – отмахнулся я. – Да и плевать!

Маэстро Салазар подошел к сундуку и легонько пнул по его стенке.

– А здесь? Что было здесь?

– Свидетель, – нехотя признал я.

Микаэля это признание заставило задумчиво хмыкнуть, а Уве и вовсе разинул от изумления рот. Никак на мои слова не отреагировала лишь Марта. Она продолжала увлеченно копаться в пепле.

– Тут что-то действительно жгли! – заявила девчонка. – Какие-то бумаги! И потом зачем-то залили их водой.

В подтверждение своих слов Марта выпрямилась с не до конца прогоревшим клочком бумаги.

Тут на меня и накатило ощущение дежавю. Точно так же я и сам отыскал в камине племянника епископа Вима часть древнего пергамента! И что важно, за последние дни никто не жег в очаге каких-либо бумаг, а людям графини Меллен и в голову бы не пришло заниматься подобной ерундой. Они вполне могли прихватить с собой что-то из моих пожитков, но никак не палить в камине документы… Нет, здесь было что-то решительно не так!

Марта выложила клочок бумаги на стол и сказала:

– Тут какой-то символ…

Микаэль оттеснил девчонку, постучал пальцем по столешнице и задумчиво хмыкнул.

– Голову даю на отсечение, подобное художество я недавно где-то видел! – объявил он.

Я присмотрелся к символу и судорожно сглотнул.

– Вензель маркиза Альминца!

Какое-то время все ошарашенно молчали, потрясенные моим заявлением, а потом Уве кинулся к очагу и принялся рыться в пепле. Очень быстро ему удалось отыскать еще два уцелевших фрагмента: на одном синел краешек печати маркиза, на другом сохранилась большая часть герба.

– Какого черта?! – выругался маэстро Салазар, а затем оглядел мансарду слишком уж цепким и пристальным взглядом. – Филипп, а если взломщики не собирались ничего у тебя забирать? Вдруг им требовалось… кое-что оставить?

Я и сам пришел к точно такому же выводу. Все выглядело так, будто я сжег в камине документы маркиза Альминца, а из этого проистекал очевидный факт, что виновным в его убийстве намеревались сделать именно меня.

– Этого мало, – прошептал я. – Слишком мало для выдвижения обвинений.

– Он родственник великого герцога!

– А я магистр Вселенской комиссии по этике!

Микаэль покачал головой:

– Здесь это пустой звук, Филипп. Мы не в империи.

– Не все так просто! – отмахнулся я. – Мне доводилось бывать в резиденции маркиза. Документы он мог вручить мне сам. К тому же для обыска понадобятся хоть какие-то основания. Да и стоит только растопить камин, улики улетучатся вместе с дымом!

– Ночи стоят теплые, – шмыгнул носом Уве и в изнеможении присел на мою кровать. Голова от происходящего у него попросту шла кругом.

– Не важно! Никто в таких делах не станет полагаться на волю случая! – отмахнулся я.

Следовало отдать должное братьям-герхардианцам, они оказались целеустремленными, дотошными и предусмотрительными тварями. Не просто прикончили маркиза и завладели бумагами, но еще и подставили под удар неугодного человека. Разумно! Невероятно разумно!

Оставался лишь один вопрос: как? Как герхардианцы наведут на меня следствие? Что за улика безошибочно укажет на Филиппа Олеандра вон Черена, магистра Вселенской комиссии по этике?

Маэстро Салазар прошелся по комнате, пиная попадавшиеся ему под ноги вещи, затем с подсвечником в руке забрался на стол и принялся изучать балки.

– Как я и думал, – проворчал он с нескрываемым удовлетворением и кинул мне в руки небольшую шкатулку.

Я поймал ее и безо всякого удивления разглядел на крышке искусную миниатюру с гербом маркиза. Нехитрый запор легко поддался кинжалу, внутри обнаружились мешочек с крупными жемчужинами и стопка исписанных убористым почерком листов. Судя по алхимическим обозначениям, это были рабочие записи маркиза. Жемчуг я кинул Микаэлю, бумаги сжег, запалив от пламени свечи, а саму шкатулку отправил в растопленный Мартой камин.

Маэстро Салазар полюбовался находкой, затем нахмурился.

– Угорь обычно так всегда и поступал, – сказал он, сунув за пазуху мешочек с вышитым золотой нитью вензелем маркиза Альминца. – Кошель с мелочью оставлял там, где в первую очередь станут искать, а остальное запрятывал куда тщательней.

Я с шумом выпустил из себя воздух и оглядел мансарду. Герхардианцы не могли потратить много времени на подготовку, любое выбранное ими место должно быть достаточно очевидным. Я задумчиво посмотрел на шаткую половицу, под которой и сам намеревался обустроить тайник, с помощью кинжала вынул ее и достал фолиант в солидном кожаном переплете.

С недоброй усмешкой кинул книгу на кровать, вновь пошарил рукой в зазоре между досками и на этот раз выудил стопку листов. Непонятные записи заинтересовали меня несказанно больше, я отошел с ними к столу, разложил перед собой и тут же помянул ангелов небесных.

Черно-красные прыгнули выше головы. Они подложили в тайник формулу изгнания эфирных червей!

Святые небеса, а ведь отыщется немало свидетелей, которые дадут показания о моем интересе к этим предосудительным знаниям! И что самое поганое – я не мог просто взять и спалить бумаги в огне, пусть даже те и подтверждали мою причастность к убийству маркиза Альминца.

– Что там с книгой, Уве? – спросил я слугу, который вовсю шуршал страницами фолианта.

– Какие-то «Размышления о нереальности нереального», – сообщил паренек.

Меня чуть удар не хватил. На миг я просто остолбенел, затем выдавил из себя:

– Что… – но тут же сорвался с места, подскочил к Уве и вырвал книгу у него из рук.

Никакой ошибки! Аккуратно выведенная на титульном листе надпись гласила: «Размышления о нереальности нереального за авторством профессора философии Алфихара Нойля». Наличествовал и экслибрис маркиза.

Но откуда?! Откуда герхардианцы узнали о моем интересе к этому сочинению?!

О формуле призыва эфирных червей мог проболтаться мастер Волнер или монах-переводчик, но об этой книге я не говорил никому! Ангелы небесные! Да с такими уликами я бы и сам не поверил в собственную невиновность!

– Как вижу, эта книга тебе знакома, – многозначительно заметил маэстро Салазар. – Кто-то из добрых братьев успел неплохо тебя изучить. Может, даже забрался в голову…

Микаэль встал так, чтобы не упускать из виду Марту, его худые и длинные пальцы поглаживали рукоять шпаги.

– Запойный скопец! – выругалась девчонка, поскольку намек у маэстро вышел прозрачней некуда.

Брошенное ведьмой оскорбление заставило Микаэля побагроветь, и он уже начал вытягивать шпагу из ножен, но я со всего маху грохнул книгой о столешницу.

– Довольно!

Уве вздрогнул и недоуменно захлопал глазами, маэстро Салазар оставил шпагу в покое, а Марта отвернулась от него и отошла к окну.

Выдвинутое в отношении девчонки обвинение не было лишено смысла. Дознаватели черно-красных вполне могли разговорить ее, прежде чем послали за мной, поэтому побег и прошел столь гладко. Но Марта не имела ни малейшего представления о попытках раздобыть трактат о нереальности нереального! Лишь двое знали об этом, и оба они не покидали пределов империи.

Да и ментальные блоки по-прежнему охраняли разум, мысленные печати не были повреждены. Я никому не мог рассказать о своих интересах ни в здравом рассудке, ни в бессознательном состоянии.

Я несколько раз кивнул и прошелся по мансарде, собираясь с мыслями. Покоя не давал вопрос, каким именно образом герхардианцы намерены навлечь на меня подозрение в убийстве маркиза.

– Могли они что-то подкинуть на место преступления? – сам у себя спросил я и нахмурился. – Микаэль, Уве! Вы были там – не заметили ничего подозрительного?

Слуга растерянно покачал головой, а вот маэстро Салазар пожал плечами.

– Маска там дурацкая валялась, что-то подобное было и у тебя.

– Такие есть у половины города, – покачал я головой.

– Надо вернуться на Рыцарский холм и поискать улики, – развел руками Микаэль. – Других вариантов нет.

Уве испустил тягостный стон. Он еще не сообразил, что в случае моего осуждения и сам отправится на эшафот. И если мне отрубят голову, то его ждет не самая быстрая смерть в петле, а то и пытки с последующим четвертованием.

– Вернуться?! Микаэль, как ты себе это представляешь? На холме засели солдаты! – напомнил я.

– Их там уже может и не быть. Проклятье! Не стоило отвлекать бунтовщиков от резиденции маркиза! – вздохнул маэстро Салазар. – Мы суетимся и смешим судьбу, точь-в-точь как заяц, что попал в петлю!

– В силок, – негромко произнесла Марта. – Не в петлю, а в силок.

Я стиснул голову в ладонях и постарался представить, будто вновь вхожу в зал с распростертым на полу телом. С помощью наставлений, почерпнутых на страницах «Лабиринтов бессознательного», мне пусть и не сразу, но все же удалось восстановить в голове картинку произошедшего. Куда сложнее оказалось выделить наиболее важные детали.

Выпавшая из руки шпага. Сжатая мертвой хваткой побелевших пальцев маска. Расплывшееся на груди кровавое пятно. Кинжал, всаженный в тело с такой силой, что клинок не выдержал и обломился.

В памяти ворохнулось смутное воспоминание, и я принялся перебирать сметенные с каминной полки безделушки. Проверил все несколько раз и даже походил с подсвечником, внимательно оглядывая пол, но подаренного бургграфом кинжала нигде так и не обнаружил.

«Сталь не ахти, а хвостовик столь тонок, что переломится при первом же хорошем ударе», – вспомнились сказанные о наградном оружии слова, а в груди маркиза как раз и засел клинок с отломленной рукоятью.

Так не мой ли кинжал стал орудием убийства? Какие еще понадобятся доказательства вины, если на извлеченном из тела клинке окажется выгравировано: «Филипп Олеандр вон Черен, магистр Вселенской комиссии по этике», – а в квартире оного магистра отыщутся бумаги маркиза и книга из его библиотеки?

Ангелы небесные! Да я сам упоминал при шпике Тайной полиции о своем визите в резиденцию Альминца! Если кто-то из слуг уцелел, эти хваткие сеньоры отыщут их и получат показания, что меня велели гнать палками! Еще и мастер Волнер подольет масла в огонь, ведь сейчас решительно все выглядит как интрига, затеянная мною против братства святого Луки.

Но каким образом мой кинжал очутился в груди маркиза? Кто проник в мансарду и украл его? Кто и когда?

Уве? Я с сомнением посмотрел на школяра, который не сумел выполнить элементарное распоряжение и принести наградное оружие, когда в том возникла нужда, с подозрением прищурился и спросил:

– Уве, помнишь, ты возвращался за кинжалом?

Все воззрились на меня с нескрываемым недоумением.

– Ну? – поторопил я с ответом слугу.

Тот лишь развел руками и с упреком сообщил:

– Его не было на каминной полке, магистр!

Маэстро Салазар не сдержался и рявкнул:

– На кой черт сейчас тебе сдалась эта безделушка, Филипп?!

Я развернулся к помощнику, вскинул руку и начал загибать пальцы.

– Кинжал пропал! На клинке мое имя! Хвостовик хлипкий до безобразия! В груди маркиза застрял обломанный клинок! Герхардианцы желают сделать меня козлом отпущения! – Я стиснул кулак так, что побелели пальцы. – Примешь ставку, что орудие убийства – именно мой кинжал. Сто к одному, как тебе такое? А?!

Микаэль покачал головой:

– Лучше пропью, толку больше выйдет.

Я не стал терзаться сомнениями и принялся собирать вещи. Часть загрузил в саквояж, остальное запихал в дорожный мешок. Шар из алхимического стекла и деньги в гнезде оставлять не стал. Дольше всего колебался насчет «Размышлений о нереальности нереального» и формулы призыва эфирных червей, но все же рука не поднялась спалить их, забрал с собой.

– Уносим ноги? – прищурился маэстро Салазар.

– А служба?! – опешил Уве.

– Когда выбор стоит между карьерой и головой на плечах, раздумывать не приходится, – хмыкнул я.

– Но как же так? – расстроился Уве. – Разве нельзя все объяснить? Неужели нам не поверят?

– Глянь, что творится в городе, – посоветовал пареньку Микаэль. – Кому и что ты собираешься доказывать? Когда бунтовщиков прижмут к ногтю, будет не до адвокатов. Вешать станут без суда и следствия. К тому же убит кузен великого герцога, местные власти из кожи вон вылезут, лишь бы только поскорее покарать виновного. Если в теле маркиза отыщут именной клинок, никаких других доказательств не потребуется.

Уве поник. Я вздохнул и утешил слугу:

– Успокойся! Мы не бежим из города. Я просто… учитываю возможность негативного развития событий.

Лжец-лжец! Даже если получится извлечь из тела злосчастный клинок, оставаться в Рёгенмаре слишком опасно. Раз братья-герхардианцы не прикончили людоеда сразу, они точно выпытают из него все подробности и узнают о проведенном мною ритуале! Улик я не оставил, но черно-красные и не станут давать делу официальный ход. Как показывает практика, им закон не писан…

– Мои вещи остались в пансионе, – напомнил Уве.

– Купишь новые. В Нистадд нам соваться не с руки! – отрезал я, закинул на плечо ремень дорожного мешка и предупредил: – Микаэль, у тебя две минуты на сборы.

– Хватит и одной, – криво ухмыльнулся маэстро. – Бутылку вина ты уже разбил.

Не теряя бдительности, мы спустились на первый этаж; там Микаэль сразу убежал в свою каморку, а я обыскал тело домовладельца и забрал у него связку ключей. Имущество покойника меня не интересовало, требовалось отпереть каретный сарай, где держали лошадей. Каждая минута сейчас была буквально на вес золота, а верхом добраться до Рыцарского холма выйдет куда быстрее, нежели пешком.

Для начала мы оседлали жеребца и кобылку, унаследованных мной от Ганса и Герды, затем начали осматривать лошадей других постояльцев, и Уве испустил тяжелый вздох.

– Еще и конокрады! – простонал он.

– Если все пройдет удачно, вернем их к утру, – уверил я паренька, вновь бессовестно солгав.

– А если нет?

– Тогда не вернем. И оставь при себе душеспасительные сентенции! Никак иначе нам не добраться до границы, прежде чем начнет гореть под ногами земля!

Мы вывели лошадей на улицу и пустились вскачь. Поначалу я озабоченно оглядывался на Марту, но девчонка держалась в седле на редкость уверенно и не отставала. Стук копыт распугивал грабителей и мародеров, никто и не думал заступать нам дорогу, лишь раз выскочивший из подворотни чудак попытался перехватить поводья, но схлопотал от Микаэля шпагой и рухнул на мостовую с раскроенной головой. Лошади даже не замедлили бег.

Заминка случилась на Грёсгатан, через которую мы намеревались срезать путь. На этот раз узенькую улочку заполонил мрак, куда более густой, нежели обычная темень ночи, и скакуны захрипели, заартачились, не желая двигаться дальше. У меня и самого мысль об этом вызвала некое иррациональное сопротивление – вне всякого сомнения, кто-то из местных обитателей озаботился закрыть улицу защитными чарами, дабы отвратить от этого места простецов.

Тратить время на объезд не хотелось, и я попросил слугу:

– Уве, свет!

Паренек ловко крутанул жезлом, и с его конца сорвалась ослепительная звезда. Она понеслась по улице, разрывая и рассеивая мрак, лошади перестали пятиться, и нам наконец удалось направить их на Грёсгатан. Мы поскакали меж выстроенных впритык фасадов, а по крышам вслед за нами прыгали обрывки теней, взбешенные присутствием чужаков. Когда вырвались на перекресток, даже дышать стало легче, пусть там и чадил заваленный мертвыми телами костер.

В свете луны я разглядел на рукавах покойников повязки цветов городского флага, но не придал этому значения – и напрасно. В соседнем квартале дорогу перекрыл пикет ландскнехтов. Бравые ребятушки в красно-желтых мундирах заметили нас первыми, и над брусчаткой немедленно поплыли клубы порохового дыма. К счастью, расстояние было слишком велико, и все пули прошли мимо. Повезло.

Мы развернули лошадей и помчались прочь, вдогонку понесся заливистый свист, а вот всадников среди наемников не оказалось, и нам удалось затеряться на темных улочках Старого города. Я первым сорвал повязку, остальные последовали моему примеру. Аристократы выпустили на охоту цепных псов, и пусть с ландскнехтами лучше не сталкиваться ни при каких обстоятельствах, такие вот нарукавные украшения для них сейчас будто красный плащ для быка.

Бешеная скачка по ночным улочкам закончилась у набережной канала, мы вывернули на нее и вскоре выехали к отвесной громаде Рыцарского холма. На вершине было тихо, а вот со стороны въезда доносились крики и раскатистые выстрелы. Как видно, на помощь осажденным подошли ландскнехты, и счет пошел на минуты.

– Уве, забрось меня наверх, – попросил я.

Школяр соскочил с лошади и принялся светящимся концом жезла выводить на брусчатке сложную магическую схему.

– Пойти с тобой? – уточнил Микаэль.

– Жди здесь! – сказал я и вручил маэстро мушкет, а следом отдал и шпагу. После дождался отмашки Уве, прыгнул в центр схемы словно на цирковой батут, и восходящие эфирные потоки тут же зашвырнули меня в ночное небо.

Впрочем, не так высоко, вовсе нет. Школяр рассчитал мощность чар наилучшим образом; я взмыл на высоту отвесного склона холма, ухватился за попавшуюся под руку ветвь и рывком выдернул себя из продолжавшего тянуть вверх эфира. Приземлился в траву, миг лежал и прислушивался к шорохам ночи, затем поднялся на ноги и начал пробираться через кусты к резиденции маркиза. Яркие пятна окон светили через голые кроны деревьев путеводными маяками, но меня вся эта иллюминация нисколько не порадовала.

Я бы предпочел найти особняк покинутым и темным, а он не являлся ни тем, ни иным. Закрепившиеся на холме солдаты гарнизона превратили его в штаб, на крыльце был выставлен караул, у окон разместились стрелки, а незримая стихия приобрела неестественную упорядоченность из-за сковавших ее защитных чар. Я ощущал их безо всяких медитаций.

Как бы то ни было, незаметно пробраться внутрь и позаботиться о всаженном в грудь маркиза кинжале какие-то шансы еще оставались, поэтому я успокоил дыхание и погрузился в транс, желая оценить сотканные армейскими колдунами заклинания. Очень скоро истинное зрение выбелило темень ночи и в клочья разорвало покров мрака. Загорелись протянутые заклинателями колдовские линии, заблестели меж бесцветных силуэтов деревьев сети сигнальных формул. Теоретически была возможность проскользнуть мимо них, не переполошив всю округу, но именно теоретически, поскольку среди армейских ритуалистов оказался настоящий мастер фортификационного искусства; резиденцию маркиза он защитил по всем правилам магического и военного дела.

Окружающий мир сделался болезненно четким, и на этой четкости вдруг проявилось смазанное пятно – некий серый сгусток медленно дрейфовал по парку, выбрасывая в стороны и вновь втягивая в себя отростки. Поисковое заклинание отделяло от меня не больше двух десятков шагов, и я принялся отгораживать свое эфирное тело от незримой стихии, гасить его, становиться никем и ничем.

Без толку! Сгусток замедлил движение и заколыхался, немного даже заискрил. Я вынул из ножен кинжал и несколькими аккуратными движениями вырезал на коре простенькую магическую формулу, а затем уколол подушечку пальца острием и втер в дерево выступившую на коже капельку крови.

Поисковые чары выстрелили в мою сторону полудюжиной призрачных щупалец, но за миг до того я отступил в сторону, и ленты серости захватили только дерево. Вспыхнула вырезанная мной схема, сгусток магической энергии затянуло в ствол, и тот взорвался, разлетевшись на бессчетное множество щепок.

Я не стал дожидаться, когда по мою душу пожалуют армейские колдуны, и бросился наутек. Добежал до обрыва, разглядел внизу мерцание колдовской схемы и прыгнул прямо в ее центр. Эфир рвался, сминался и расползался, замедляя падение; касания мостовой я почти не почувствовал, сразу сорвался с места и запрыгнул в седло.

– Убираемся отсюда!

Мы поскакали по набережной и уже повернули на мост, когда на холме замелькали огни; вдогонку прозвучало несколько одиночных выстрелов, но палили солдаты, скорее, для острастки, нежели всерьез уповая на точное попадание.

– Ну? – повернул ко мне голову скакавший сбоку маэстро Салазар.

– Надо прорываться из города! – ответил я и, поскольку давно уже не ориентировался на местности, спросил: – Где ближайший выезд?

Уве испустил горестный стон, а Микаэль на миг задумался, затем махнул рукой.

– За мной! Здесь недалеко!

И точно – у крепостной стены мы оказались буквально через пять минут скачки по безлюдным улочкам, залитым кровью и затянутым едким дымом. Городские ворота были заперты, а вот боковая калитка стояла распахнутой настежь и никем не охранялась. Пятерке солдат было не до нас; под порывами свежего весеннего ветерка они покачивались на сколоченной тут же виселице.

Вопросом, куда подевались вздернувшие их бунтовщики, я задаваться не стал и направил лошадь прочь из города. Стена осталась позади; мы промчались меж жавшихся к ней хибар, вырвались на открытое пространство, и лишь тогда я оглянулся на Рёгенмар и пожелал ему провалиться в запределье. Этот паршивый городишко едва не сожрал меня. Знать бы еще, не сожрет ли великое герцогство Сваами…