До границы с Грахценом мы добрались на исходе второго дня. Оказались бы на месте и раньше, но путь пролегал по отрогам Тарских гор; дороги то взбирались на кручи, то ныряли в распадки, иной раз и вовсе приходилось перебираться через каменные осыпи. Мы берегли лошадей, да еще объезжали все мало-мальски значимые поселения, куда могли по эфирным каналам прислать описание убийц его светлости маркиза Альминца. И поплутали немного, не без этого.

Втайне я надеялся, что беспорядки в Рёгенмаре затянутся надолго, но всерьез на такую удачу не рассчитывал. Жизни свойственно преподносить неприятные сюрпризы именно тогда, когда ты меньше всего к этому готов.

Остаток первой ночи наша компания провела в дороге, желая поскорее убраться подальше от Рёгенмара, на вторую разбили лагерь в продуваемой всеми ветрами горной рощице, но беспокойная дремота у костра отдыха не принесла. Чувствовал я себя премерзко. Да еще нанесенная ножом людоеда ранка никак не желала закрываться и продолжала понемногу кровить; меня лихорадило и знобило. Марта осмотрела царапину и лишь развела руками.

– Нож мог повредить эфирное тело, – предположила ведьма. – Он странный. Я попробую разобраться.

Но когда бы еще найти на это время? Да и не было под рукой никаких лечебных трав. С едой дело тоже обстояло не лучшим образом. Мы на ходу размачивали в воде сухари, тем и отгоняли голод. К концу поездки Микаэль окончательно озверел; правда, его из себя выводил не скудный рацион, а вынужденная трезвость.

Небольшой городок Таркса был выстроен на краю ущелья, по которому проходила граница между великим герцогством Сваами и королевством Грахцен. Через бушевавшую внизу горную речушку был перекинут добротный каменный мост, над ним нависала выстроенная на скальном выступе крепость, а вот сам город обнесен стеной не был. Заехать в него мог всякий желающий, чем мы и не преминули воспользоваться.

К этому времени уже порядком стемнело, на застроенной складами и торговыми лавками улице работники закрывали окна тяжелыми ставнями. Заметив бакалейную лавку, я выбрался из опостылевшего за последние дни седла, купил в дорогу горшочек меда, мешок лесных орехов, сушеных яблок, груш и редкой в здешних краях кураги, заодно справился насчет перехода границы.

Хозяин лавки лишь покачал головой и указал в окно на темное небо.

– Таможенники давно пропивают дневную мзду, – с кривой ухмылкой пояснил он. – Если нет специального мандата, до утра границу не перейти. Деньги сулить без толку, караульным за такое мигом шкуру до костей сдерут. Взятки у нас берут исключительно при свете дня, и не все, а только те, кому это положено по рангу. Во всем должен быть порядок! Вот как!

Я только вздохнул, спросил у словоохотливого торговца о приличной гостинице и вышел на улицу.

Никаких мандатов у нас, разумеется, не было. Более того – у Марты не имелось документов вовсе, да и нам с Уве предъявлять собственные подорожные на границе точно не стоило. Оставалось лишь уповать, что несколько кругляшей звонкого желтого металла покажутся таможенникам несравнимо интересней листа мятой бумаги.

На улице я вручил покупки Уве, но забираться в седло не стал. Мое внимание привлекла вывеска на соседнем доме. Селедка. Там висела вырезанная из доски сельдь.

– Вина лучше купи! – крикнул маэстро Салазар, хрипло закашлялся и сплюнул в дорожную грязь. – На что тебе рыба без бутылки доброго вина?

– Вино ждет на постоялом дворе! – отмахнулся я и распахнул скрипучую дверь.

Мое предположение оправдалось целиком и полностью: владелец торгового заведения оказался выходцем из Майнрихта. Я взял четыре рыбины пряного посола, будто бы с целью оценить качество товара перед закупкой нескольких бочонков, тут же умял одну и одобрительно покивал.

– Селедка есть только у меня, сеньор! – расплылся торговец в довольной улыбке. – Первосортный товар, не сомневайтесь даже.

– Завтра непременно вернусь, – пообещал я и спросил: – А не подскажешь, любезный, значение слова «алерехтен»?

– Нет! – покачал головой пузатый дядька и вытер ладони о грязный фартук. – Не подскажу.

– Это вроде на альманском. Тебе ведь знаком этот язык?

– Мне ли не знать родного языка?! – всплеснул руками торговец сельдью и попросил: – Ну-ка, повторите еще раз! Возможно, дело в произношении.

– Алерехтен!

Хозяин нахмурился, но тут же лицо его разгладилось, а мясистые губы расплылись в довольной улыбке.

– Вы неправильно расслышали, сеньор! «Алле рехтен» – это два слова, не одно. Переводится как «всеобъемлющее право». – И, видя мое недоумение, дядька пояснил: – В империи это называют карт-бланш.

– О! – понимающе протянул я.

Всеобъемлющее право! Карт-бланш! Неограниченные полномочия!

Я спросил приора о де ла Веге, а тот в предсмертном бреду сослался на собственное право поступать так, как ему только вздумается. Вот подлец!

– Благодарю, это мне очень помогло, – улыбнулся я торговцу сельдью и забрал рыбу, а уже в дверях обернулся и уточнил: – Кто в Майнрихте наделяет подобными полномочиями?

Если дядька и удивился вопросу, то не подал виду.

– Король и архиепископ, а в южных провинциях – еще и гроссмейстер ордена Герхарда-чудотворца.

– Так я и думал, – кивнул я на прощание и вышел на улицу.

Алле рехтен! Вот и конец загадке.

Правда, даже не представляю, как подобными полномочиями могли наделить главу миссии в провинциальном городишке…

Я досадливо выругался и раздал сельдь своим товарищам. От угощения не стал отказываться даже маэстро Салазар. Под конец он облизал пальцы, поскреб заросшую черной щетиной щеку и задумчиво пробормотал:

– Или лучше взять пива?..

Разведать ситуацию на постоялом дворе отправились Микаэль и Марта, с собой они прихватили наших лошадей. Я с Уве остался дожидаться известий в глухом переулке неподалеку. Бретера и наряженную мальчиком ведьму в розыскной лист включить никак не могли, а вот мне со слугой показываться в общем зале не стоило. Мы должны были забраться в комнату через окно.

Тщетные предосторожности, казалось бы, ведь завтра придется в открытую идти через пограничный пост, но завтра – это не сегодня, да и осведомители стражи при постоялых дворах – люди обычно предельно наблюдательные. Эти мигом срисуют, не то что таможенники и солдаты пограничного гарнизона, которых куда больше интересуют товары, нежели их владельцы. Опять же была у меня одна идея на этот счет…

Мешок с лесными орехами Уве предусмотрительно оставил при себе, и мы успели ополовинить его, прежде чем вернулся благоухавший свежим перегаром Микаэль. Настороженно поглядывая по сторонам, маэстро Салазар провел нас через калитку на задний двор и помог влезть в окно высокого первого этажа.

Ужин заказали в комнату и скромничать после двух дней на сухом пайке не стали, пусть немало и смутили тем прислугу, не ожидавшую подобной прожорливости от двух не самых упитанных гостей. После трапезы Микаэль велел принести мыльной воды, и я с помощью его бритвы избавился от усов и бороды.

Из карманного зеркальца на меня глянуло смутно знакомое лицо – молодое, худое и не совсем мое. У нас с братом всегда было одно лицо на двоих, собственным я обзавелся, пожалуй, лишь когда отпустил усы и бороду. А тут все вернулось на круги своя! О-хо-хо… За пять лет успел порядком отвыкнуть от подобного… зрелища.

Я питал небезосновательную надежду, что в таком виде не подпаду под описание розыскного листа, а еще утром собирался отправить Марту за женским платьем для нее самой, а заодно и для Уве. Реакция школяра на предложение предстать перед людьми в образе юной девицы ожидалась бурная, поэтому озвучивать ее на сон грядущий не стал. Может, еще и не придется огород городить…

– Микаэль, оглядись у моста, – попросил я помощника. – Вдруг получится проскочить на ту сторону под покровом ночи.

Маэстро Салазар оделся и вышел за дверь. Против променада на сон грядущий он нисколько не возражал, явно лелея надежду отыскать в этой дыре что-нибудь получше водянистого пива, которым потчевали на постоялом дворе.

Вернулся Микаэль через час, хмурый и трезвый.

– Все плохо, – проворчал он, выставляя на стол кувшин с пивом.

– Винную лавку найти не смог? – предположила Марта, но маэстро на девчонку даже не взглянул.

– Выезд на мост закрыт, через ворота не перебраться: горят фонари, выставлены караулы. Еще какие-то сигнальные чары навешаны. Ущелье шириной в сотню шагов, никакое левитирующее заклинание не перебросит.

– Сто шагов – это не предел, – заметил Уве.

– Не вариант, – покачал головой маэстро Салазар. – Даже если не расшибетесь, на другом берегу вас встретят с распростертыми объятиями. Они здесь на ножах друг с другом.

– Ждем утра! – решил я и насторожился, заслышав в коридоре какой-то шум.

Кто-то чего-то требовал, кто-то причитал и юлил. Мне эта суета совсем не понравилась, и я потребовал:

– Микаэль, проверь!

Маэстро Салазар поправил ножны со шпагой и вышел за дверь, но очень быстро вернулся и сообщил:

– Прибыл какой-то дворянчик с полудюжиной слуг. Требует лучшую комнату.

За окном мелькнул отсвет фонаря, я прижал к стеклу ладони и увидел, что через двор ведут лошадей с попонами в красную и белую клетку. Красное и белое. Цвета графини Меллен. В душе ворохнулось беспокойство.

– Микаэль, узнай, кому они служат! Как бы это не по наши души люди графини Меллен пожаловали. Уж больно сочетание цветов не нравится.

Маэстро Салазар припомнил мой рассказ о визите на бал-маскарад и требовать объяснений не стал. А только он вышел в коридор, и сразу соскочил с кровати Уве.

– Но как, магистр? – заметался паренек по комнате. – Как они выследили нас?!

Я только головой покачал:

– Успокойся, Уве! Никто нас не выслеживал. Просто разослали людей по всем возможным направлениям. Бегство за границу в нашем положении – шаг предельно очевидный.

– И что теперь делать?

– Ждать.

Парнишка уселся обратно и с обреченным видом сгорбился. Держался он явно из последних сил, а вот Марта никак своих эмоций не проявляла. Она с безмятежным видом заняла одну из кроватей, развалилась на ней и безучастно уставилась в потолок. Потом и вовсе закрыла глаза и задремала.

Ожидание важных новостей – отнюдь не самое приятное времяпрепровождение на свете, а уж когда речь идет о жизни и смерти, в голову и вовсе начинает лезть всякая чушь. Но маэстро Салазара наши душевные терзания заботили мало, в комнату он вернулся только ближе к полуночи. От него расходился густой аромат шнапса, при этом пьяным Микаэль все же не был.

– Ты прав, Филипп, – сказал Микаэль. – Дворянчик выспрашивал, не остановился ли здесь светловолосый сеньор лет тридцати с юнцом-слугой. Хозяин, такая сволочь, тут же припомнил обо мне и Марте, в которой не признал девчонку. Пришлось влезть в разговор и спросить, какого черта от нас нужно. Описание не совпало, отстали.

– Долго тебя не было, – заметил я, даже не пытаясь скрыть недовольство.

Маэстро Салазар икнул и безмятежно махнул рукой.

– Дворянчик комнату с хозяина стребовал, а челядь отправил прошерстить ночлежки. Я тоже решил прогуляться по городу. Обошел злачные места, выпил, познакомился с людьми. Есть человек, который переведет нас через границу.

Известие это изрядно меня порадовало, но одновременно и обеспокоило.

– Не продаст? – засомневался я.

– Продал бы, – усмехнулся Микаэль, расправляя усы. – Только он еще ни о чем не знает.

Постоялый двор мы покинули ночью. Выбрались из окна, одарили фердингом сторожа, и тот без лишних вопросов отпер конюшню и позволил вывести лошадей. До решивших съехать в неурочный час постояльцев ему не было никакого дела.

Нужное питейное заведение располагалось через две улицы. Марта и Уве остались в соседней подворотне с лошадьми, а мне выпало страховать Микаэля при разговоре с контрабандистом. Он вышел на задворки кабака облегчиться, тут мы его и прихватили.

Маэстро Салазар без лишних слов приставил кинжал к шее невысокого крепкого дядьки с обветренным лицом и мозолистыми ладонями-лопатами, а свободной рукой обшарил его и кинул на землю обнаруженный под курткой нож.

– Шагай, и без фокусов! – потребовал Микаэль и направил подопечного в ближайшую подворотню. Там я позвенел полученным от архиепископа кошелем и сказал:

– Нам бы на ту сторону перебраться, любезный.

Контрабандист в ответ сплюнул под ноги.

– Черта с два! – выругался он; приставленный к шее кинжал его нисколько не обеспокоил.

– Мы заплатим.

– Ножом по горлу? – рассмеялся дядька. – Ну уж нет!

Я выудил из кошеля голдгульден фирланской чеканки, и тот маняще мигнул в тусклом свете фонаря красноватым отблеском червонного золота. Добываемый на Изумрудных островах металл имел некоторую примесь меди, которой и был обязан своим характерным оттенком.

Контрабандист лишь презрительно фыркнул:

– Проваливайте, меня пиво ждет!

Но глаза его так и загорелись. Вот уж воистину удивительное дело – золото будит в людях алчность куда сильнее звонкого серебра. Я присовокупил к первой монете еще один голдгульден и спросил:

– А если так?

Дядька замотал головой:

– Ищите дурака! Зарежете меня, и платить не придется!

Я кинул монеты под ноги и втоптал их в грязь.

– Нет нужды тебя убивать, деньги так и так здесь останутся. Вернешься – заберешь. Только место запомни.

У контрабандиста от изумления язык отнялся, да и Микаэль посмотрел на меня с нескрываемым удивлением, правда, ничего не сказал.

– Ну так как? – уточнил я. – Легкий заработок. Решайся!

Дядька в глубокой задумчивости почесал бороду, подумал-подумал и выставил условие:

– Еще столько же – и по рукам!

– Трех золотых хватит за глаза, – отрезал я. – Последнюю монету на той стороне получишь. А если убежишь по дороге, то мы здесь надолго застрянем и непременно еще повидаемся.

Контрабандист хмыкнул и глянул на Микаэля.

– Нож убери, и пойдем.

Выехали из городка уже знакомой дорогой, но очень скоро проводник свернул на неприметную тропку, уходившую куда-то в каменистые холмы. Микаэль зорко следил за контрабандистом, а тот спокойно шагал себе и шагал, не предпринимая никаких попыток скрыться. Постепенно мы забрались в горы, где без помощи провожатого непременно заблудились бы в лабиринте запутанных переходов. Было совершенно непонятно, куда нас ведут, лишь зависшая в небе луна подсказывала, что путь лежит на восток от города.

Подковы стучали о каменную насыпь, и от всякого шороха по спине бежали колючие мурашки; немного успокоился я, только заслышав шум бегущей воды. Тропинка резко пошла под уклон и до предела сузилась, пришлось вести лошадей под уздцы. Через щель между скалами мы выбрались к пограничному ущелью и начали медленный и осторожный спуск по обрывистому карнизу, крутому и узкому.

Слева тянулась отвесная стена, справа чернела пропасть, откуда-то снизу доносился гул бурного потока. То и дело налетали порывы студеного ветра, требовалось следить за каждым шагом и молить небеса, чтобы не оступилась лошадь.

– Вот вы сорвались в самую темень! – проворчал контрабандист. – На закате надо переходить, когда сюда солнце заглядывает!

– Зато не ждет никто, – парировал Микаэль.

Проводник сплюнул во тьму и промолчал, а когда спуск наконец закончился, он указал на каменную осыпь, где пенилась и бурлила горная речка. В этом месте стены ущелья расходились друг от друга на несколько сотен шагов, вода разливалась, теряла напор и глубину. Здесь и в самом деле имелась реальная возможность перебраться на другую сторону, не будучи смытым потоком.

– Вам туда! – указал контрабандист на щель в противоположной стороне ущелья и протянул руку. – Давай золотой!

– Не так быстро, – усмехнулся я и велел поскучневшему дядьке помочь нам с переправой.

Бурлившая на камнях вода едва не сбивала с ног; переправляясь на другой берег, мы вымокли, замерзли и окончательно выбились из сил. А дальше последовал изматывающий подъем в гору по расщелине, где и рук в стороны было не развести. Контрабандист беспрестанно ныл, требуя отпустить его, но я не собирался платить, не убедившись, что тропинка не заведет нас в тупик.

Взбирались на кручу никак не меньше часа; там я достал из кошеля золотой и спросил:

– И куда теперь?

Проводник неопределенно махнул рукой.

– Не заблудитесь! Куда ни пойдете, все равно к людям выйдете, подскажут. Если левее держать, то за перевалом торный путь будет.

Я вручил дядьке вожделенную монету, и тот двинулся в обратный путь, но сразу обернулся и посоветовал:

– В потемках не ходите по горам. Сверзитесь по незнанию в пропасть, костей не соберете.

Совет был не лишен смысла, мы решили разбить лагерь и отдохнуть до рассвета, благо небо на востоке уже слегка посветлело, а звезды начали меркнуть и терять свой полуночный блеск.

У всех от холода зуб на зуб не попадал. Марта и Уве принялись собирать хворост и сухой бурьян, а Микаэль расседлал и обтер лошадей, дал им овса. Я отошел к самому краю обрыва, немного постоял там, прислушиваясь к гулу протекавшей по ущелью реки, и с облегчением перевел дух. Крутанул четки, приложился губами к святому символу. Вырвались!

– Надо было прирезать… этого, – сказал маэстро Салазар, когда я вернулся к разведенному в круге закопченных камней костерку. – Как пить дать продаст.

– Он в город хорошо если к утру вернется.

– А ну как подельники в горах или он нас специально кругами водил? – не согласился со мной Микаэль. – Надо бы за переправой проследить, она с нашей стороны как на ладони.

– Только там не видно ни зги, – хмыкнул я. – Да и вымотались все.

Но, к моему немалому удивлению, вызвался караулить успевший обсохнуть Уве.

– Все равно не уснуть, – признался он, отсыпал себе орехов, взял горсть кураги и ушел к обрыву.

Мы наскоро заморили червяка и легли спать. Микаэль устроил лежанку у самого очага, а Марта забралась ко мне под плащ. Я не стал возражать, обнял ведьму и поморщился из-за зуда в порезанной руке.

– Так и беспокоит? – спросила девчонка. – Завтра посмотрю.

– Спи, – сказал я и закрыл глаза.

Растолкал Уве.

– Магистр, проснитесь! Проснитесь, магистр! – зашептал он мне на ухо.

Я не спал, просто лежал с закрытыми глазами. Некоторое время назад разбудила боль в плече – ранка пульсировала, словно началось заражение, просто не хотелось выбираться из-под плаща на холодный воздух.

– Что такое, Уве? – зевнул я, глядя на посветлевшее небо.

– Люди! – ошарашил меня слуга. – Спускаются по карнизу! Микаэль велел вас звать!

Я подскочил как ужаленный и метнулся к ущелью, на краю которого затаился за серым валуном маэстро Салазар.

– Гляди! – указал он на противоположную сторону.

К этому времени уже рассвело, и я сразу увидел растянувшуюся по скальному карнизу цепочку людей, только-только начавшую спуск. Пять человек медленно вели под уздцы лошадей, а впереди бежал, а точнее, бежало некое несуразное существо.

Перекошенная и какая-то будто бы даже изломанная фигура то падала на четвереньки, то вставала на ноги, рвалась вперед и тут же запрокидывала голову назад, как если бы что-то удерживало ее на месте.

В голове у меня зародилось смутное узнавание, да тут и прибежавшая из лагеря Марта коротко выдохнула:

– Людоед!

Микаэль и Уве в немом изумлении уставились на девчонку, а я не удержался от крепкого словца.

Ангелы небесные! Как только этот драный горбун умудрился нас выследить?! Как улизнул от герхардианцев? Или его освободили прежде, чем в мансарду нагрянули черно-красные?

Ранка запульсировала пуще прежнего, я потер плечо и вдруг вспомнил, что горбун слизнул с клинка капельку моей крови! Так вот в чем дело…

– Что еще за людоед? – потребовал объяснений Микаэль.

– Уве, мушкет! – приказал я, пропустив вопрос мимо ушей.

Прикончу зловредную ищейку, и в горах нас точно не найдут! Вот только попаду ли? В этом месте до противоположной стороны ущелья было никак не меньше двухсот шагов, а я хоть и пристрелял штуцер, но уложить пулю в нервно дергавшуюся из стороны в сторону фигурку будет совсем не просто.

– Веревка! – сказала вдруг Марта. – С него не сняли мою веревку! Я чувствую наговоры!

Меня словно молотком по голове тюкнули! Все же черно-красные!

Нас преследовали не люди графини Меллен, а братья ордена Герхарда-чудотворца!

– Филипп! – прорычал маэстро Салазар. – Какого черта происходит?!

Прибежал Уве. Я вытащил из чехла мушкет, разложил перед собой мешочек с пулями, шомпол, пыжи и пороховницы. Начал заряжать оружие, попутно поведал о своих последних приключениях Микаэлю.

Маэстро Салазар с отвращением скривился.

– Экая пакость! – Он глянул на ту сторону ущелья и покачал головой. – Не попадешь!

– Веревка! – повторила Марта. – Его держат на привязи будто животное!

– Животное и есть…

Но я понял, что хотела сказать ведьма. Прекрасно понял…

Несколькими глубокими вдохами я успокоил дыхание, провалился в транс и зашвырнул сознание вперед, на другую сторону каньона. На природе незримая стихия была куда спокойней, нежели в городах, бросок получился стремительным, словно полет арбалетного болта. Мелькнули ауры людей, вспыхнули яркими звездами святые реликвии и талисманы, зеленоватым огнем мигнула зачарованная ведьмой веревка.

Марта не ошиблась: горбуна и в самом деле держали на привязи, второй конец которой был затянут на луке седла.

Вот тебе и повелитель запределья! Посадили на цепь будто шелудивого пса!

Большего я разглядеть не успел. Один из герхардианцев вскинул руку, и меня зашвырнуло в собственное тело еще более резким и болезненным образом, нежели происходило погружение в транс.

– Они ускорились! – встревожился Уве.

– Может, сорвутся, – недобро усмехнулся маэстро Салазар.

Я на столь благоприятное развитие событий уповать не стал, устроил мушкет на валуне и вытянул из-за голенища сапога артиллерийский стилет. Используя шкалу на одной из граней клинка, оценил дистанцию выстрела, сделал необходимые поправки на понижение высоты, взял упреждение, исходя из примерной скорости движения преследователей, и вжал приклад штуцера в плечо.

В своих расчетах я нисколько не сомневался – все же опыт в баллистических вычислениях был немалый, но вот нервы… Так нервничать мне не приходилось уже давно…

Сердце колотилось как бешеное, порез на плече дергали ритмичные отголоски чужого сердцебиения, горбун то замирал на месте, то переходил на бег, а до противоположной стороны ущелья было двадцать дюжин шагов. Все решительно складывалось против меня!

Но я и не собирался тягаться в меткости с братом Гилом. Второй конец веревки был привязан к луке седла, а лошадь – цель несравненно более легкая, нежели беспрестанно скачущий уродец!

Выдохнув, я прицелился и потянул спуск. Крутанулось колесо, пыхнул дымок затравочного заряда, гулким эхом раскатился над ущельем выстрел и…

Я промахнулся. Пуля разминулась с лошадью и угодила в скалу прямо перед ее мордой. Сыпанула каменная крошка, испуганный скакун загарцевал, не удержался на узком карнизе и сорвался в пропасть! Привязанная к луке седла веревка натянулась и сдернула людоеда в ущелье. Шагавший рядом брат попросту не успел ничего сделать. Зловредный горбун полетел вниз и рухнул на камни, а бурный поток тут же подхватил и утащил вниз по течению его изломанное тело.

И сразу перестал дергать плечо никак не заживавший порез. Я стянул бурую от крови повязку и с облегчением перевел дух: от раны осталась лишь белая ниточка шрама.

Герхардианцы повернули назад. Да им ничего иного и не оставалось: спуститься под обстрелом и не понести при этом потерь черно-красным не помогло бы даже самое настоящее чудо.

Пока монахи выискивали возможность развернуть лошадей и возвращались к расщелине в скале, я успел отправить на ту сторону ущелья еще пять пуль. Вел огонь без всякой спешки и каждый раз тщательно целился, но все мои усилия свел на нет брат-заклинатель. Магические пологи мало годились для защиты от несущихся с бешеной скоростью кусочков свинца, и все же мой оппонент умудрился прыгнуть выше головы: с удивительной легкостью он разносил пули на капли расплавленного металла. Даже с такого расстояния до нас доносились отголоски рвавших незримую стихию выбросов силы.

Я всерьез забеспокоился, что моих преследователей сопровождает кто-то, равный по силе стражам из императорской Черной дюжины, но нет – способности колдуна оказались вовсе не безграничными. Под конец он ошибся, и пятая пуля зацепила одну из лошадей. Рухнуть в пропасть той не дали, затащив с карниза на тропу, но едва ли от раненой животины братьям будет теперь хоть какой-то прок.

– Ангелы небесные! – с шумом перевел я дух и вытер ладонью вспотевшее лицо.

Ну в самом деле какая еще Черная дюжина? Каждый из императорских телохранителей мог сдержать выстрелы пары шестнадцатифунтовых орудий, а герхардианец просто оказался опытным колдуном из истинных, не более того.

Я отложил штуцер и поднялся на ноги.

– Давайте убираться отсюда!

Черно-красные лишились ищейки и двух лошадей, едва ли они продолжат преследование, да и в Грахцене у них нет никаких особенных прав. И все же чем раньше доберемся до обжитых мест, тем лучше. В горах никогда не знаешь, на кого наткнешься за очередным поворотом извилистой дороги. Награду за убийцу кузена великого герцога должны были назначить немалую; кто-нибудь из лихих людишек неминуемо соблазнится звоном золотых и переберется через границу в надежде настичь беглецов и сорвать куш. Да и подручные графини Меллен от меня так просто не отстанут.

Друзей в Сваами я завел превеликое множество, этого не отнять…

Ехали с небольшими остановками на отдых весь день до самого позднего вечера. Следуя совету контрабандиста, старались понемногу забирать влево и уже к полудню отыскали упомянутый проводником «торный путь». Насколько удалось понять, эта извилистая дорога соединяла несколько небольших поселений, а от приграничного городка в предгорья вел полноценный тракт, коим и предпочитали пользоваться торговцы и почтовые курьеры. Мы должны были добраться до него ближе к вечеру, а пока что петляли по тропке меж отвесных скал и крутых обрывов, перебирались по хлипким мостам через пропасти и вслушивались в пронзительный гул ветра да перестук иной раз срывавшихся с горных круч камней.

Микаэль время от времени пришпоривал жеребца и выдвигался вперед разведать дорогу. Уве после бессонной ночи клевал носом, а Марта что-то негромко напевала себе под нос и, уж не знаю, как такое могло быть, только незримая стихия тихонько колыхалась в такт ее наговорам и очищалась от оставленных нашими аурами следов.

Во второй половине дня заморосил неприятный мелкий дождь, перемежаемый белыми снежинками, и мы задержались в одной из попавшихся по пути деревенек. Погрелись в гостевом доме, похлебали горячего, дали отдых усталым лошадям. Был немалый соблазн заночевать здесь, но я не пошел на поводу у слабости, растолкал задремавшего за столом Уве и погнал всех к выходу.

Свет померк неожиданно быстро, солнце просто в один момент нырнуло за хребет, и все кругом затопили густые сумерки, только продолжали светиться вершины близлежащих гор. К этому времени мы уже свернули с подсказанного контрабандистом пути на узенькую тропку, которая должна была вывести нас к тракту. Должна была, но никак не выводила.

Окончательно стемнело; Уве даже пришлось соткать из эфира и запустить вперед призрачный огонек, иначе ехавший первым Микаэль рисковал сгинуть на дне изредка попадавшихся на пути расщелин. Лошади устали и спотыкались, а сами мы промокли и продрогли, но не разбивать же лагерь прямо посреди тропы! Ночевка под сыпавшейся с неба моросью и пронзительными порывами студеного о ветра меня нисколько не прельщала.

В итоге к постоялому двору наша унылая процессия выехала уже глухой ночью. Двухэтажный дом с конюшней приткнулся к отвесной скале. Над воротами в добротном частоколе помаргивал качавшийся из стороны в сторону фонарь. Именно его отблески мы и заметили, когда казавшаяся воистину бесконечной тропа наконец вывернула к долгожданному тракту.

Хозяин давно запер двери, но к припозднившимся постояльцам ему было не привыкать – нас запустили внутрь, стоило только постучать. С размещением проблем не возникло: Уве и Микаэль заняли угловую комнату на первом этаже, мы с Мартой заселились в соседнюю. Куда хуже дела обстояли с ужином; печь уже потушили, поэтому пришлось довольствоваться холодным овощным супом и ничуть не более теплым мясным рагу. Грелись медовухой. Перебродивший мед горных пчел оказался на удивление забористым; очень быстро мы захмелели, тревоги и заботы на время отступили, по телу разошлось живительное тепло.

Когда я остался за столом наедине с Микаэлем, то выложил перед собой позаимствованную в миссии герхардианцев шпагу и спросил:

– Ну и что с ней делать?

Маэстро Салазар внимательно изучил клинок и щелкнул пальцем по клейму в виде перекрещенных меча и молота. Ниже шла надпись на североимперском: «Миленген».

Этот город на севере Майнрихта славился залежами железной руды и мастерами, выплавлявшими из них первоклассную сталь, а вот оружейники тех мест, насколько мне доводилось слышать, особой славы не снискали. Микаэль считал ровно так же.

– Отличный металл и посредственное исполнение, – заявил он безапелляционно. – Для тебя сойдет, надо только подобрать ножны. К прежнему владельцу оружие не приведет, такого барахла на севере ходит с избытком.

– Ну спасибо, – фыркнул я, уязвленный ремаркой собеседника до глубины души.

– Всегда пожалуйста! – хмыкнул Микаэль, оглядел пустой зал и чуть подался ко мне. – Ты лучше поведай о своих чудесным образом вернувшихся способностях, Филипп! Я видел, как ты орудовал колдовским жезлом! Я собственными глазами видел это!

Я приложился к глиняной кружке с хмельным напитком, хлебнул, поморщился. Затем спросил:

– Что тебе с того?

– Что мне с того? – округлил глаза маэстро Салазар. – У тебя на спине выжжена ангельская печать! Есть лишь один способ обратить ее действие вспять! – Микаэль упрямо выпятил челюсть, подвигал ею из стороны в сторону, собираясь с решимостью, и спросил: – Ты связался с запредельем?

– И зачем бы мне тогда понадобился жезл? – усмехнулся я и выложил на стол волшебную палочку. – Князья запределья наделяют чернокнижников силой, равной способностям истинных магов. Им ни к чему эти… костыли.

– Точно-точно, – озадачился Микаэль. Пусть он к этому времени уже изрядно захмелел, но ясности мысли не потерял и потому оценил убийственную резонность выдвинутого мной аргумента. – Но как, Филипп?! – прошептал он, навалившись грудью на стол. – Как тогда это возможно?!

Я рассмеялся:

– Микаэль, с чего ты взял, что я вообще терял свои способности?

– Ангельская печать!

– Я тебе когда-нибудь говорил, что утратил способность колдовать? – поставил я вопрос ребром. – Да или нет?

Маэстро Салазар осушил кружку и вновь наполнил ее из кувшина.

– Не говорил, – признал он. – В этом просто не было нужды. Это подразумевалось само собой.

Я лишь развел руками.

– А печать? – спросил Микаэль. – Что с ней не так?

Ответить правду мне и в голову не пришло. Иные откровения подобны силку, поначалу не кажутся чем-то серьезным, а в итоге оборачиваются долгой и мучительной смертью. Но и опускаться до откровенной лжи зачастую ничуть не менее опасно. Заврешься – и сам не заметишь, как утонешь в собственном вранье. У людей на такое долгая память.

По своему обыкновению, я предпочел отделаться полуправдой.

– Ересиарх Тибальт, – сказал я, и эти два слова заставили Микаэля стиснуть кружку с такой силой, что побелели пальцы.

Взгляд маэстро затуманился, он скрежетнул зубами, но сразу расслабился и откинулся спиной на стену.

– Так твой интерес к Тибальту был не случаен! – верно расценил мое откровение Микаэль. – Ты явился в Лавару за его головой! Ты уже тогда работал на Вселенскую комиссию!

Недосказанность иной раз действует куда лучше самой проработанной легенды. Микаэль придумал все сам. Сам придумал, сам поверил. Впрочем, он был не так уж и далек от истины и заблуждался лишь относительно моего тогдашнего работодателя.

Я поправлять его не стал.

– Но постой! – нахмурился маэстро Салазар. – Твою ангельскую печать проверяли люди Тибальта. Они сочли ее подлинной!

– Обмануть можно любого.

– Не поспоришь, – покивал Микаэль. – Воистину сегодня день удивительных открытий! И почему ты скрываешь свои умения?

– Удобно, – односложно ответил я и усмехнулся. – К стыду своему должен признать, что не слишком искусен в обращении с волшебной палочкой. Если начистоту, владею ей из рук вон плохо. Только-только начинаю наверстывать упущенное при обучении в университете.

– Это все из-за Уве, так? – усмехнулся Микаэль. – Не хочешь управляться жезлом хуже слуги?

– Не болтай об этом, ладно? – попросил я. – Ангельская печать помогла мне ввести в заблуждение не самых приятных в общении людей. Не хочется, чтобы поползли слухи о моих вновь прорезавшихся талантах.

Маэстро Салазар негромко рассмеялся.

– Филипп, у тебя столько скелетов в шкафу, что удивляюсь, как они еще не выбрались наружу и не устроили пляску смерти.

– Приходится подпирать дверцы, – поморщился я с непритворной досадой.

Замечание Микаэля угодило точно в яблочко. Груз былых ошибок накопился у меня преизрядный.

– Скелеты в шкафу скребутся, скрежещут зубами во тьме.

Они своего дождутся, утянут Филиппа к себе! – с выражением продекламировал маэстро Салазар, не упустив возможность посыпать солью мою и без того кровоточащую душевную рану.

– Тьфу на тебя, Микаэль! – поморщился я, допил медовуху и отправился спать.

На следующее утро хозяин, как и договаривались, разбудил на рассвете. Все тело ломило, мышцы ныли от усталости, а бедра и ягодицы после нескольких дней в седле и вовсе задеревенели. Захотелось плюнуть на все, накрыться с головой колючим одеялом и заснуть, но я пересилил себя, оделся и вышел в общий зал.

Один из столов там занимала пятерка бородачей с одинаковыми нашивками на стеганых куртках. На поясах ранних пташек висели кинжалы и фальшионы, короткие копья стояли прислоненные к стене, а луки и колчаны были сгружены на свободную лавку.

– Горная стража, – подсказал Микаэль, который, вопреки обыкновению, сегодня остановил свой выбор на травяном настое. Как видно, медовуха оказалась слишком забористой даже для него, а остальные подававшиеся здесь горячительные напитки были и того крепче.

Служивых это обстоятельство, впрочем, ни в коей мере не смущало.

– С ночного объезда возвращаются, – перехватил мой взгляд маэстро Салазар. – Разбойники в горах пошаливают, как говорят. Нам еще повезло, что никого не встретили по дороге.

Кинув на лавку перевязь с пистолями, я налил себе травяного настоя, размешал в кружке ложку медовой патоки и с благодарностью кивнул Уве, который выставил на стол поднос с тарелками. Подавальщице было не до нас, она увивалась вокруг бравых бородачей.

Марта встала раньше всех и уже позавтракала.

– Проверю лошадей, – сказала она и вышла во двор.

Микаэль глянул вслед девчонке и ухмыльнулся.

– Могли бы так сильно кроватью в стену и не стучать, – укорил он меня. – Полночи уснуть из-за вас не могли. Скажи, Уве!

Паренек выдавил из себя нечто невразумительное, уткнулся взглядом в тарелку и принялся усиленно работать ложкой. Я попробовал кашу с распаренными яблоками, затем отломил хлеба и с невинным видом заметил:

– Ну, было бы куда хуже, не давай нам спать стук из вашей комнаты.

Уве подавился и закашлялся, спешно глотнул травяного настоя и с укором протянул:

– Ну, магистр…

Маэстро Салазар прыснул со смеху и не преминул подлить масла в огонь:

– Занятные нравы в этих ваших университетах!

Лицо Уве окончательно залилось пунцовой краской, и тогда Микаэль нанес удар милосердия:

– Малыш! Филипп лишь попросил не устраивать оргий с продажными девками, когда останавливаемся в соседних комнатах. Только и всего.

Паренек быстро доел кашу и убежал собирать вещи, а маэстро Салазар отсмеялся и уже совершенно серьезно спросил:

– Уверен, что спать с ведьмой – такая уж хорошая идея?

Я безразлично пожал плечами:

– Надо было сбросить напряжение.

Микаэль кивнул в сторону стола с бородачами, у которого так и продолжала суетиться дородная разносчица.

– А чем тебе дочурка хозяина не угодила? Она вчера мне глазки строила! Специально с хозяйской половины выглянула под ночь!

Я оторвался от каши и покачал головой.

– Микаэль, завязывай с выпивкой. Не доведет она тебя до добра.

Маэстро Салазар непонимающе нахмурился, потом оглянулся и посмотрел на разносчицу куда пристальней, нежели прежде.

– Да уж, – вздохнул он, поднимаясь из-за стола. – Как говорят кметы, хрен редьки не слаще. Выход один – целибат!

И, прежде чем я успел поднять его высказывание на смех, Михаэль постыдно сбежал в комнату. Я лишь головой покачал. Целибат! Придумает тоже!

Стражники за столом засиживаться не стали и к превеликому сожалению дебелой девицы очень скоро закончили трапезу и начали одеваться. На смену им в зал спустились постояльцы со второго этажа, но, в отличие от бравых бородачей, потрепанные жизнью коробейники никакого интереса у разносчицы не вызвали.

Со двора послышался стук копыт, и я с интересом глянул в окно, но сразу отвлекся на Уве, который выставил на стол пару бутылок медовухи.

– Маэстро Салазар велел взять, – пояснил он, предвосхищая расспросы. – Что-то еще о воздержании говорил, но я не понял.

Микаэль в своем репертуаре!

Я лишь обреченно вздохнул, выудил из кошеля пару монет и попросил:

– Рассчитайся с хозяином, купи хлеба и сыра в дорогу. Еще овса лошадям.

Уве кивнул, но от стола не отошел.

– Что дальше, магистр? – спросил он вместо этого.

– А что дальше? – удивился я. – Вернемся в империю, что же еще?

– И нас не выдадут обратно? – пояснил Уве причину своей обеспокоенности. – Или придется теперь всю жизнь скрываться?

– Я – магистр Вселенской комиссии, ты мой слуга. Никто нас никуда не выдаст! Об этом и речи идти не может!

И на этот раз я душой нисколько не кривил. Даже если руководство спишет нас со счетов и отдаст на растерзание светским властям, любой толковый адвокат не оставит от аргументов стороны обвинения и камня на камне. Это в Рёгенмаре не было ни единого шанса доказать непричастность к убийству маркиза, а в имперском суде разбирательство, может, и выйдет небыстрым, но неминуемо закончится нашим полным оправданием.

Убийство именным кинжалом? Как говорят кметы, просто курам на смех! Главное не угодить в жернова большой политики. Вот тогда может и перемолоть, даже пыли не останется.

Уве просветлел лицом и отправился выполнять указание, но его опередил седобородый старик, закативший в дверь пузатый пивной бочонок. Он принялся торговаться с хозяином, и мой слуга встал поодаль, бренча зажатыми в кулаке монетами. На появившихся вслед за пивоваром сеньоров школяр не обратил никакого внимания, а вот меня при виде этой парочки чуть удар не хватил.

Молодой и постарше. Простец и колдун. Брюнет и блондин. Южанин и северянин. Одного я знал, другого видел второй раз в жизни. Сильвио де ла Вега и брат-заклинатель – тот самый колдун, что так ловко взрывал мои пули в ущелье.

Ангелы небесные и все ученики пророка! Чего ради черно-красным понадобилось тащить с собой через границу пленника?! Сильвио ведь пленник герхардианцев, так?

Взгляды вошедших остановились на мне и тут же обежали зал, выискивая невесть кого. Невесть кого или же Уве? Рука сама собой потянулась к отложенной на лавку перевязи с пистолями, но я сразу одумался и во всю глотку прокричал:

– Сеньор де ла Вега! Вот так встреча!

Уве вздрогнул и даже разинул рот от неожиданности, а вот Сильвио сразу справился с удивлением и приветливо помахал рукой. После он сказал что-то герхардианцу и направился прямиком ко мне. Колдун препятствовать южанину не стал, уселся за крайний стол и сцепил в замок худые бледные пальцы.

Я озадаченно хмыкнул. Картинка не складывалась. Сильвио де ла Вега нисколько не походил на бесправного пленника, внешне он никак не изменился с нашей последней встречи, разве что изрядно запылилась одежда, требовала ухода борода да растрепалась прическа. Более того, на оружейном ремне по-прежнему висели дага и скьявона. Но тут на глаза попался массивный золотой перстень, и все немедленно встало на свои места.

Перстень! Официал! Алле рехтен!

Именно перстень официала ордена Герхарда-чудотворца хотел украсть незадачливый воришка, именно этот перстень заставил со всем уважением отнестись к южанину охрану маркиза Альминца! А в сознании умирающего приора соединились мои вопросы о Сильвио и о мотивах ордена, поэтому и был дан столь странный ответ.

Сильвио де ла Вега не просто официал ордена, но официал с неограниченными полномочиями! Его слово – закон для герхардианцев! Добрые братья не похищали его, а лишь сопроводили на место, а брат Стеффен не выслеживал южанина, он действовал по его наущению. Оборвал все ведущие к официалу ниточки и собирался раз и навсегда избавиться от меня…

Ангелы небесные! Да ведь это Сильвио обратил внимание на хлипкий хвостовик кинжала, когда вертел его в руках! Тогда же он увидел и дарственную надпись, поэтому не стал уходить из доходного дома, а затаился где-то в ожидании подходящего случая проникнуть в мансарду и украсть подарок бургграфа. Гениальная импровизация!

Все это лежало на поверхности, и я непременно связал бы одно с другим, если б не пребывал последние дни в столь жесточайшем цейтноте.

– Сеньор вон Черен! – официальным тоном заявил Сильвио, но сразу смягчился и покачал головой. – Ну и натворили вы дел в Рёгенмаре, Филипп!

Я указал на место напротив, а когда скинувший плащ де ла Вега опустился на лавку, с улыбкой спросил:

– О чем вы толкуете, Сильвио? Боюсь, не понимаю вас. Когда я покидал Рёгенмар, там творился сущий кавардак! Обыватели будто обезумели, нам с Уве едва удалось унести из города ноги.

«Нам с Уве…» Де ла Вега никак на эти слова не отреагировал, лишь вздохнул и с грустью произнес:

– Вас обвиняют в убийстве маркиза Альминца, Филипп!

– Да что вы такое говорите?! – разыграл я изумление. – Это какая-то нелепица!

– Увы, – покачал головой Сильвио, – улики против вас самые серьезные. Вам нужно вернуться и доказать невиновность.

– Вздор! – беспечно отмахнулся я. – Ноги моей в этом паршивом городишке больше не будет!

– Боюсь, вынужден настаивать, – заявил де ла Вега, и в его пронзительных глазах мелькнуло что-то, похожее на сожаление. – Простите, это не подлежит обсуждению.

Прелюдия – это когда два людоеда кружат друг с другом, пряча за спиной ножи и прикидывая, как бы вырезать из оппонента кусок посочней. Но рано или поздно кто-то делает первый ход, сбрасывает маску сам либо срывает ее с противника.

Сильвио просто не оставил мне иного выхода, кроме как с ухмылкой поинтересоваться:

– А какое, собственно, до этого дело братьям-герхардианцам? Вы ведь их интересы представляете, не так ли?

Де ла Вега посмотрел на свою правую руку, с которой будто по волшебству исчез перстень официала, улыбнулся и разжал левый кулак. На стол с глухим стуком упала золотая печатка. Если таким нехитрым трюком Сильвио намеревался отвлечь меня, его расчет не оправдался. Я взгляда не отвел.

– От вас ничего не скроешь, Филипп, – отметил де ла Вега с легкой и не слишком искренней улыбкой.

– Работа такая, – просто ответил я, продолжая размеренными вдохами и выдохами понемногу загонять себя в транс. Реальность медленно-медленно раскрашивалась неведомыми простецам оттенками, незримая стихия неторопливо раскрывалась во всей своей ломающей сознание красе, загорались – одни ярче, другие тусклее, – эфирные тела людей.

Аура официала, как и прежде, оказалась самой обычной, а вот на брата-заклинателя было невозможно смотреть, столь резким, четким и насыщенным представал он в истинном зрении. Врожденный дар истинного мага закалился в горниле молитвенных бдений, мне с этим стариком было не совладать даже при поддержке Уве.

– Надеюсь, вы не в обиде на этот маленький маскарад? – улыбнулся южанин. – Кому как не вам понять меня, Филипп! Вы и сами не спешили раскрыть свой род деятельности.

Я не обижался на собеседника, я намеревался его в самом ближайшем будущем убить, но говорить об этом не стал, просто напомнил:

– Сильвио, вы не ответили на мой вопрос.

Де ла Вега только руками развел:

– Я лишь скромный проводник воли ордена, один из многих. Не мне определять его решения и политику.

Безумно хотелось бросить в лицо собеседнику колючую ремарку о всеобъемлющих правах, но полностью карт не стоит раскрывать даже тогда, когда сняты маски. Сейчас требовалось выведать дополнительные подробности, а вовсе не щеголять собственной осведомленностью.

– К слову о маркизе Альминце! – произнес я с легкой улыбкой. – Как мне стало известно, его светлость не так давно приказал спустить собак на некоего официала ордена Герхарда-чудотворца. В чем была причина конфликта, не подскажете?

Южанин воспринял вопрос с безразличием, не оставившим ни малейших сомнений относительно планов на мой счет. В лучшем случае после возвращения в Сваами мне вырвут раскаленными щипцами язык, в худшем – зарежут сразу, как только выведут с постоялого двора. Только надо еще разобраться, какой из этих двух вариантов предпочтительней…

Впрочем, доводить дело до столь прискорбной развязки я не собирался и потому на протяжении всей беседы не отрывал взгляда от входной двери. Мой план был до безобразия прост и нагл: выведать у собеседника все, что получится, а когда появятся сопровождавшие того братья, прострелить официалу голову и прикончить вторым выстрелом колдуна. Пожалуй, я бы даже не стал тянуть с претворением этой задумки в жизнь, да только бойцы горной стражи продолжали точить лясы с хозяином. Если начну стрельбу, бородачи точно вмешаются, а численное преимущество и без того было не на нашей стороне.

Сильвио же неспроста столь спокоен! В ущелье пытались спуститься пятеро герхардианцев, а значит, помимо брата-заклинателя, он может рассчитывать на поддержку еще трех человек.

– Некоторые знания слишком опасны, чтобы выпускать их в мир, а прискорбное увлечение алхимией лишило маркиза должной рассудительности! – заявил де ла Вега, закашлялся, передвинул к себе бутылку с медовухой и осведомился: – Вы позволите, Филипп?

Я кивнул и с нескрываемой усмешкой произнес:

– Полагаю, иерархи братства святого Луки разделяют эту вашу позицию целиком и полностью.

Де ла Вега оскалился, враз позабыв о бутылке.

– У последователей святого Луки всегда была не самая безупречная репутация, а в последние годы они и вовсе превратились в скопище ремесленников, торгующих небесным эфиром оптом и в розницу!

– А ваши братья? – прищурился я. – Девиз ордена «Во благо праведных», но сколько людей они перебили в имении маркиза? Сколько крови на ваших собственных руках? Так вы служите людям? Убивая направо и налево, клевеща и подкидывая улики?

Брошенное в лицо обвинение не произвело на южанина ни малейшего впечатления; моя осведомленность оставила его совершенно безучастным.

– Во благо праведных! – необычайно жестко произнес де ла Вега и со значением повторил: – Праведных!

– А мальчишка? Его-то было зачем убивать? Только жить начал…

– И жил бы дальше, не привлеки вы его к слежке за мной! – отрезал южанин. – И потом, какое вам до него дело? И какое дело до него ордену? Неужто вы считаете уличного воришку безгрешным?

Ответ собеседника меня нисколько не удивил, удивила его поразительная прямолинейность. Людям свойственно прятать мотивы своих неприглядных поступков за ширмой красивых словес, но, как видно, официалу ордена Герхарда-чудотворца не пристало лицедействовать. Да и перед кем ему оправдываться? Уж точно не передо мной.

– А до грешников вам дела нет? – хмыкнул я, искоса глянув на бойцов горной стражи, которые наконец-то потянулись к выходу.

– Отчего же? Есть, конечно же есть! Мы наставляем их на путь истинный. – Сильвио вздохнул. – Вашу душу тоже отягощают грехи, Филипп.

– Вам это откуда знать? – спросил я, желая вытянуть из собеседника хоть что-нибудь важное, прежде чем начнется резня.

Брат-заклинатель сидел за своим столом, не предпринимая никаких попыток повлиять на незримую стихию, лишь слегка колыхался взбудораженный защитой герхардианца эфир. Но я не расслаблялся и продолжал удерживать сознание на грани погружения в транс. Ситуация могла измениться в любой момент. Истинным магам не требовалось много времени на подготовку чар.

– Нам известно многое. Все ваши устремления, заветные чаяния и слабости для нас как открытая книга! – высокопарно ответил де ла Вега. – Ваш интерес к запределью не остался незамеченным. Принадлежность к Вселенской комиссии не защитит от справедливого воздаяния, Филипп! Законы божьи много выше уложений светских властей!

За последним из бородачей захлопнулась дверь, и я досадливо поморщился.

– Вы разбрасываетесь серьезными обвинениями, сеньор де ла Вега, и на основании чего? Поверили мерзкому людоеду, пойманному мной? Ну в самом деле! Знали бы вы только, на какие уловки идут изобличенные чернокнижники и как яростно они очерняют виновных в их пленении людей!

Южанин покачал головой:

– Полноте, Филипп! Горбун лишь подтвердил наши подозрения на ваш счет.

И столько прозвучало в голосе собеседника твердости, что у меня по спине побежали мурашки. Штормовой волной накатили сомнения, уверенность дала трещину, и через нее в душу хлынули подозрения.

Марта! Случайно ли добрые братья заявились на постоялый двор, когда ведьма ушла проведать лошадей? Неужто девчонка заодно с черно-красными? Но нет же! Нет! В самый первый миг Сильвио показался изрядно удивленным неожиданной встречей. Он никак не рассчитывал наткнуться на меня, просто сделал хорошую мину при плохой игре.

Так что он может знать?!

– Что же такое вам известно обо мне, сеньор де ла Вега? – с улыбкой полюбопытствовал я, кинул быстрый взгляд за окно и увидел, как выезжает за ворота пятерка бойцов горной стражи.

Ну, сейчас начнется! Я как бы невзначай опустил руку под стол и положил ладонь на рукоять пистоля. Вопреки первоначальной задумке, первую пулю решил всадить в брата-заклинателя, а если понадобится, то одарить его же и второй. Магические поединки не мой конек, а герхардианец – колдун не из последних. За это время так и не удалось разобраться в характере выставленной им защиты.

– Что вы вообще можете знать о Филиппе Олеандре вон Черене? – усмехнулся я, прикидывая линию стрельбы, дабы одним выстрелом прикончить заклинателя и ослепить пороховыми газами де ла Вегу.

– О, поверьте, Филипп. Нам известно многое. Например, из вас двоих колдовским даром обладает лишь Уве Толен, – ответил Сильвио с какой-то даже снисходительной улыбкой.

«Из вас двоих»? Я едва удержался от презрительной ухмылки, но вдруг уловил в заявлении собеседника некий скрытый смысл и скосил глаза в сторону.

Уве, бледный как мел, привстал на цыпочки, а сзади к нему пристроился сурового вида дядька. У горла школяра блестела стальная полоска ножа. Еще двое добрых братьев, проникших на постоялый двор через кухню, наставили арбалеты на меня. Рука непроизвольно потянула пистоль из оружейной перевязи, но я сразу одумался и вернул ее обратно на стол.

Не успеть… Я скрипнул в бессильной ярости зубами. Ангелы небесные! Да как же так?!

Встревоженные видом оружия постояльцы загомонили, но тут же примолкли, стоило только Сильвио де ла Веге объявить:

– Именем Герхарда-чудотворца я беру этих чернокнижников под арест!

Дебелая разносчица грохнулась в обморок, ее перепуганный родитель кинулся приводить дочурку в чувство, все остальные послушно замерли на своих местах. Пусть никакими особенными правами орден в Грахцене и не обладал, но, когда речь заходила о темной волшбе, добрым братьям было принято верить на слово.

– Не сопротивляйтесь, Филипп, и нам не придется применять силу. Полагаю, вам хорошо известно, сколь болезненны обездвиживающие чары? Второй раз четки святого Мартина не спасут, поверьте на слово.

Я выложил перед собой на стол ладони и спросил:

– А если ваши подозрения на мой счет верны? Вдруг я и в самом деле снюхался с запредельем? Вы проявляете беспечность, всерьез полагая, что лишь мой слуга обладает колдовским даром.

Де ла Вега рассмеялся, не приняв это заявление всерьез.

– Никакие уловки не помогут вам избежать должного воздаяния, Филипп Олеандр вон Черен! Ни одному чернокнижнику не совладать с моими братьями. Наша вера сильна! Вседержитель на нашей стороне!

– Пустые слова… – поморщился я и скосил глаза на Уве, но монах по-прежнему удерживал нож у горла моего слуги. – Ладно, что дальше?

– Дальше мы с хозяином осмотрим ваши вещи и составим протокол.

– И что вы рассчитываете там найти? Случайно не «Размышления о нереальности нереального», которые сами же мне и подкинули? Это было… топорно.

Но вывести из себя собеседника не удалось.

– Уверен, вы не стали избавляться от книги, – холодно отметил он. – Вы ведь приложили столько усилий, чтобы ее найти! Я не преувеличивал, когда говорил, что знаю о вас абсолютно все. У ордена много друзей.

Я мог бы рассмеяться в лицо Сильвио, но вместо этого поступил так, как поступил бы на моем месте любой здравомыслящий преступник.

– Моя работа – выискивать еретические сочинения! – напомнил я с нескрываемым пренебрежением. – Для протокола я заявлю, что изъял этот труд у маркиза, который и не подозревал, что хранит в библиотеке запрещенную книгу. И будьте уверены – убийство его светлости не сойдет ордену с рук. Я позабочусь об этом!

Южанин снисходительно глянул в ответ, но развеивать наивных иллюзий не стал, лишь сухо пообещал:

– В дороге у вас еще будет возможность продумать свою линию защиты. В конце концов, вас ждет честный суд, а не судилище.

Я и сам не раз дарил подозреваемым лучик надежды, дабы те охотней шли на сотрудничество со следствием, поэтому нисколько не сомневался, что в дороге мне представится возможность сдохнуть под пытками, и ничего сверх того. И все же выдавил из себя беспечную улыбку.

– Что в тех пергаментах, Сильвио?

Де ла Вега ничего не ответил, лишь вытянул из-под брошенного на лавку плаща моток веревки, искрившейся в истинном зрении серебристыми всполохами, и скомандовал:

– Руки!

Я и не подумал выполнить его распоряжение, вместо этого произнес:

– У нас пересекались интересы, и выбить меня из игры, переложив ответственность за убийство маркиза, – разумный ход. Но дальнейшее преследование… нелогично. Вы добились своего, к чему эти метания?

– Признание – царица доказательств, – прямо ответил южанин. – Маркиз приходится кузеном великому герцогу, ни у кого не должно возникнуть сомнений в том, что убийца – именно вы. Ничего личного, просто политика.

– Ничего личного? Позвольте усомниться.

Сильвио де ла Вега ухмыльнулся совершенно по-волчьи.

– Смерть брата Стеффена вызывает у нас определенные подозрения, – сообщил он и привстал со скамьи. – А еще… Помните, вы не так давно интересовались, случайно ли я оказался в том злополучном дилижансе. Я удовлетворил ваше любопытство, окажите мне ту же любезность. Ответьте, как попали туда вы.

– Случайность, – пожал я плечами. – Еще недавно я полагал, что всему виной – банальная случайность, но теперь уже не готов поручиться…

– У нас еще будет время поговорить. Руки!

Южанин требовательным жестом подозвал арбалетчиков, а стоило им только двинуться к нашему столу, и оглушительно громыхнул мушкетный выстрел! Из коридора в общий зал вырвались клубы дыма; голова захватившего Уве герхардианца дернулась, стену за ним забрызгали кровь и мозги.

Я выдернул из перевязи на лавке пистоль и навел его на Сильвио, но тот оказался невероятно проворен. Стальное колесо только сыпануло искрами, а официал уже отбил ствол в сторону. Запоздало грохнул выстрел; пуля впустую рассадила оконное стекло. Святые небеса!

Левой рукой я потянул из-за пояса жезл, и вновь де ла Вега меня переиграл, врезав по темечку бутылкой с медовухой, да так, что та разлетелась на осколки. Из глаз посыпались искры, я рухнул на спину и прямо с пола круговым махом жезла прикрыл от арбалетчиков Уве и бросившегося к нему на выручку Микаэля. Подхваченные заклинанием болты ушли вверх и засели в потолке.

Сильвио выдернул из ножен свою зловещую скьявону, и хоть после удара перед глазами у меня все так и двоилось, головокружение не помешало бы смести настырного официала эфирной плетью; все испортил брат-заклинатель. Серый сгусток парализующих чар метнулся ко мне через зал, и я едва успел перехватить его махом жезла. Чары с хрустальным звоном разлетелись на куски, но и кисть взорвалась невыносимой болью и враз потеряла всякую чувствительность.

Де ла Вега легким прыжком заскочил на стол, замахнулся скьявоной и непременно раскроил бы мне голову, когда б подоспевший Микаэль со всего маху не пнул по углу столешницы. Сильвио покачнулся и едва не пропустил укол в бедро, но в последний момент парировал длинный выпад и, в свою очередь, атаковал маэстро Салазара расчетливым рубящим ударом сверху вниз.

Зазвенела сталь, я спешно откатился в сторону и огляделся. Уве со шпагой в одной руке и волшебным жезлом в другой отбился от парочки арбалетчиков; те отбросили разряженные самострелы и орудовали фальшионами. На моих глазах незримое лезвие рассекло грудь одного из них, беспрепятственно вспоров кольчугу, плоть и ребра. Монах, обливаясь кровью, рухнул под ноги товарищу.

Прежде чем я успел помочь слуге расправиться со вторым противником, брат-заклинатель вскочил из-за стола и сотворил целую стаю мертвенно-бледных теней, шустрых и чрезвычайно опасных для любого колдуна, а вдвойне опасных для тех, кто целиком и полностью полагался на заемную силу запределья. Связавшиеся с князьями запределья глупцы, как правило, не отличались ни особыми талантами, ни глубокими познаниями в тайных искусствах, и лучше всего против них действовали проклятия, которые рвали эфирные тела и досуха выпивали наполнявшую их силу.

Верткие тени ринулись в атаку; я врезал волшебной палочке по стене, и пробежавшаяся по незримой стихии дрожь разметала и развеяла хрупкие чары, прежде чем те успели присосаться к нам и обессилить. Уж кто-кто, а я бесталанным самоучкой не был!

Не теряя времени, я крутанул жезлом и отправил в противника разогретый до немыслимых температур сгусток энергии, но защита герхардианца вмиг остудила и рассеяла его, монаху даже не пришлось отвлекаться на отражение атаки. Неуловимым движением руки он потушил огонь в очаге и сплел поваливший из него дым в единое целое с небесным эфиром. Три пепельно-серых змея устремились ко мне с разных сторон, намереваясь обвиться и спеленать по рукам и ногам. Герхардианец схитрил и облегчил себе сотворение чар, задействовав дым, и я не преминул на этой его маленькой оплошности сыграть. В ход пошла простенькая формула, отделявшая материальное от нереального, а когда призрачные гадины развеялись, мне удалось сплавить зависшее в воздухе марево в некое подобие снежка.

Немедленно похолодало, дыхание паром вырвалось из распахнутого рта, на столе подернулась ледком разлитая медовуха. Я ухватил комок смерзшегося с пеплом эфира и швырнул его в монаха, но тот с пренебрежением истинного чародея отбил заклинание в сторону. Магический снежок угодил в стену и расплескался по ней жгучим серым инеем.

Перепуганные коробейники, спрятавшиеся было под столы, бросились к выходу, расталкивая друг друга, а брат-заклинатель шумно выдохнул и вскинул руки над головой; эфир вокруг него забурлил и закрутился яростным водоворотом.

Противопоставить могуществу истинного колдуна мне было особо нечего, оставалось уповать на импровизацию да удачу. Магический жезл затанцевал в левой руке, сплетая остатки разрушенных проклятий в нечто иное, основанное на сочетании замораживающих и зажигательных чар.

Быстрее! Быстрее! Быстрее! Петли и узлы, дуги и полные окружности, тонкая вязь и размашистые стежки. Волшебная палочка стала липкой из-за выступившего из дерева масла, окуталась бесцветными языками пламени, почернела. Ладонь окончательно заморозило, но онемение нисколько не мешало наложению чар. Жезл гудел, рассекая не воздух, но само пространство.

И все же герхардианец оказался быстрей. Я едва не упустил момент, когда закрученный волей истинного мага призрачный торнадо дрогнул и понесся на меня, все набирая и набирая скорость. Пришлось отправить в противника толком не доведенную до ума заготовку, и монах вновь, как и прежде, отбил сгусток замороженного эфира небрежным взмахом руки.

Попался! Внешнее плетение лопнуло, на самоуверенного глупца пролился огненный водопад. Загорелся стол, взвилось оранжевое пламя на полу.

Но мне было уже не до того. Призрачный торнадо рвался через зал, расшвыривая в стороны скамьи и табуреты, заставляя стонать и выгибаться доски, срывая с потолка ободья люстр. Я вознамерился отгородиться пологом, сразу понял, что его попросту сметет, и в самый последний миг изменил плетение, превратил щит в метательный диск и запустил его навстречу эфирному вихрю.

Жахнуло! Потолок подпрыгнул, окна брызнули осколками стекла и щепой измочаленных рам. Незримая стихия пошла волнами, одна из них подхватила меня и со всего маху впечатала спиной в стену.

Потерявший стабильность торнадо разлетелся на отдельные силовые потоки. Один жгут едва не зацепил маэстро Салазара, тот лишь в последний миг убрался с его пути воистину акробатическим кульбитом. Сильвио де ла Вега увернуться не успел, но обрывок заклинания лишь слегка замедлил движения южанина, а изумруд в серьге официала засиял яростным блеском святого огня.

Я кинул быстрый взгляд на Уве, который никак не мог совладать с последним арбалетчиком, и эта оплошность едва не стоила мне жизни. Брат-заклинатель не сгорел! Пламенное заклятие не сумело ни спалить его, ни даже надолго отвлечь. Маг легко погасил колдовской огонь, одним лишь усилием воли отрезав его от эфира, и ударил безыскусной молнией. С немалым трудом мне удалось отвести разряд в сторону, волшебную палочку едва не выбило из руки, и она опять загорелась, но сразу погасла. А герхардианец вновь напустил на меня свору безжалостных проклятий, только на этот раз – куда более мощных и зловредных!

К счастью, на ум пришло заклинание, призванное огородить от посягательств призраков, только это и спасло. Я ухватил попавшийся под руку кувшин и запустил его в противника, и пусть герхардианец взглядом взорвал его в воздухе, мимолетная заминка подарила возможность лихорадочными махами волшебной палочки набросать схему, вплавить ее в пространство и запустить вращаться вокруг себя.

Верткие тени проклятий разметало по сторонам, но теперь уже я упустил инициативу, и брат-заклинатель хлестнул эфирной плетью, подгадав так, чтобы под ее удар угодил еще и Уве. Оказавшийся на пути боевых чар стол разметало в щепки; я рыбкой сиганул в сторону и прикрыл силовым щитом спину школяра. Тот едва сдерживал натиск противника и на отражение магической атаки отвлечься никак не мог.

Эфирная плеть стегнула с такой силой, что меня протащило по полу и хорошенько приложило о ножку стола. Изрядно оглушенный я поднялся на одно колено, сплюнул кровью и вдарил по незримой стихии бесполезным всплеском силы; волны по ней так и побежали.

Хаотичные колебания эфирных полей серьезно осложняли наложение чар, а мне позарез требовалось выиграть время для Уве и Микаэля. Втроем против одного у нас еще будут хоть какие-то шансы…

Пустое! Мерзкий герхардианец запустил свою волю в ограждавшие от призраков чары, изменил и перекрутил их, а после вздернул меня в воздух и со всего маху припечатал к стене. От удара в голове вспыхнули звезды, волшебная палочка вылетела из руки и упала на пол.

Истинный! Этот гад – истинный маг, как я мог о таком позабыть! Ну что для него нестабильность незримой стихии? Плюнуть и растереть!

Я дернулся, но напор обвивших торс эфирных жгутов нисколько не ослаб, напротив, он лишь усилился и продолжил вдавливать меня в доски, грозя раздробить ребра и взорвать череп.

Святые небеса! Каждый вдох стоил теперь невероятных усилий, каждый выдох грозил стать последним. Да еще насланные монахом юркие проклятия так и вились вокруг, пытались пробиться через даруемую четками святого Мартина и ангельской печатью защиту и жгли ядовитыми укусами эфирное тело.

Брат-заклинатель легко мог раздавить мне грудную клетку или вскипятить содержимое черепа, но вместо этого вознамерился перехватить контроль над разумом и запустил незримые пальцы в голову, принялся ломать ментальные щиты и блоки, суетливо перебирать воспоминания, гасить эмоции и устремления.

Спасли почерпнутые в запретном фолианте практики по защите сознания от постороннего воздействия. Едва не теряя сознания от боли, я все же сопротивлялся чужой воле и пытался отгородиться от нее мысленными барьерами, но герхардианец лишь усиливал и усиливал давление. Да еще его клятые проклятия вцепились в мое эфирное тело, рвали его и терзали, выпивая последние остатки сил!

Уповать оставалась лишь на помощь Микаэля, а тот в кои-то веки столкнулся с достойным соперником и полностью погрузился в поединок. Плели сложную вязь клинки, и звенела сталь о сталь, но выпады неизменно увязали в защите, ни один из фехтовальщиков похвастаться особыми успехами не мог.

Брат-заклинатель решил подыграть официалу и метнул в маэстро Салазара сгусток иссиня-черного сияния. Микаэль чутьем истинного уловил опасность и успел уйти из-под удара. Заклинание промчалось дальше и взорвалось, оставив в бревенчатом простенке изрядных размеров дыру.

Отвлекся от противника маэстро лишь на миг, но хватило и этого. Де ла Вега воспользовался моментом и ударил дагой, острие оставило на лбу Салазара длинную кровоточащую царапину. И тут же за спиной Микаэля возник невесть откуда взявшийся брат-арбалетчик!

«Сзади!» – хотел прохрипеть я и не сумел разжать сведенных судорогой челюстей.

Герхардианец замахнулся фальшионом, получил в бок шаровую молнию, крутанулся волчком и рухнул на пол.

Уве! Так держать!

Отросток искристого разряда метнулся от бьющегося в судорогах монаха к Сильвио и завяз в охватившем официала сиянии, не причинив тому никакого вреда. Де ла Вега выругался и ускорился, начал теснить Микаэля, который теперь толком ничего не видел из-за застилавшей глаза крови.

Чудовищным усилием воли я заставил себя пошевелить левой рукой, ухватил один из силовых жгутов и попытался его разорвать. Скрежетнули судорожно стиснутые зубы, едва не лопнула набухшая на виске жила, и мало-помалу заклинание начало поддаваться.

Ну же! Моя воля сильна! Я способен справиться с чем угодно! Надо лишь перебороть…

А-а-ах! В голове словно взорвался набитый порохом картуз! Брат-заклинатель погасил мой порыв, отсек от незримой стихии и едва не выбил сознание из тела. Размазал и растоптал. Да и как иначе? Я со своим увечным даром изначально не имел ни малейшего шанса на успех…

Смахнув с лица пот, герхардианец потряс руками и, перестав удерживать прикрывавшую его весь поединок защиту, скрутил из высвобожденной энергии эфирный жгут, намереваясь закончить схватку одним решительным ударом.

«Уве!» – мысленно воззвал я к невесть куда запропастившемуся школяру, да только этот отчаянный призыв остался без ответа. Школяр не появился. Вместо него на мой безмолвный призыв явился кое-кто иной.

Брат-заклинатель уже вскинул руку в атакующем жесте, когда в дверь за его спиной проскользнула Марта. Девчонка подступила к монаху, в руке ее блеснул нож.

Застигнутый врасплох монах дрогнул и начал оборачиваться, но не смог, повалился грудью на стол и отчаянно засучил руками в тщетной попытке подняться. Ведьма выдернула загнанный под левую лопатку клинок и с поразительной невозмутимостью, словно резала куренка, одним уверенным движением вскрыла герхардианцу горло.

Алая кровь так и хлынула, заливая все кругом, и сразу меня перестала вдавливать в стену длань чужой воли! Я рухнул на пол и без сил уткнулся лицом в шершавые доски. Миг пытался перевести дух, затем опомнился и сдернул с лавки перевязь. Вытянув из нее второй пистоль, дрожащей рукой навел его на Сильвио, да только официал неведомым образом уловил опасность и отскочил от Микаэля. В один миг он перемахнул через подоконник и скрылся на улице.

Ангелы небесные! Уйдет же! Уйдет!

Отчаянным усилием воли я переборол слабость, дополз до ближайшего окна, рама которого злобно щерилась осколками выбитого стекла, и закинул пистоль на подоконник, а после ухватился за его край и поднялся следом сам. Де ла Вега к этому времени уже вскочил в седло и направил гнедого жеребца к воротам. Он помчался через двор, и я повел стволом, пытаясь взять верный прицел. В глазах двоилось, а рука ходила ходуном, и все же момента я не упустил. Выстрел грянул за миг до того, как южанин скрылся за оградой постоялого двора. Не удалось лишь понять, угодила пуля в цель или ушла в молоко.

– Мик! – крикнул я. – Нельзя дать ему уйти!

Маэстро Салазар не ответил. Я обернулся и увидел, что он стоит на коленях рядом с распростертым на полу Уве. Школяр беспрестанно кашлял и отплевывался кровью, в его груди торчала рукоять загнанного меж ребер кинжала. Святые небеса! Ну как же так?!

Я обернулся к окну и замер в растерянности, не зная, что предпринять. Преследовать Сильвио или помочь Уве? Убить или спасти? Сложный выбор, особенно с учётом того, что ни в одном из этих начинаний шансов преуспеть у меня не было вовсе…