Гувернантка
В свой первый рабочий день Катя встала в шесть утра. Долго и тщательно мылась.
Пересмотрев свой очень скромный гардероб, выбрала мягкие серые брюки и модный шелковый пуловер, черный с серебристым отливом. Она его вообще-то берегла для торжественных случаев: настоящая стильная вещь, по ее возможностям очень дорогая. Но для ее работы главное – быть не только опрятной, но и приятной во всех отношениях при близком контакте, физическом прикосновении. И одеться она должна так, чтобы радовать глаз чужих людей и быть готовой к любой физической работе и к играм дома и во дворе.
Катю приняли на работу гувернантки к шестилетнему мальчику в семью состоятельных, очень занятых людей. Она после МПГУ год проработала учителем пения в школе, а потом жизнь повернулась так круто, что перед робкой и домашней Катей сурово возникла необходимость быть главной кормилицей, добытчицей и защитницей.
Маму, которая, кажется, никогда не спала и уж точно никогда не отдыхала, однажды увезли на «Скорой» из-за потери сознания. Катя даже спросила у врачей, сможет ли она ее завтра забрать, ей ответили: «Возможно».
А привезла Катя через три недели тяжелого инвалида с перекошенным лицом, парализованными ногами и правой рукой. Обширный инсульт.
Мама с трудом произносила слова, из глаз постоянно текли слезы.
Катя всматривалась в мамино лицо, пытаясь понять: она плачет или ей просто тяжело смотреть на свет. Маме недавно исполнилось пятьдесят пять лет. Катя привыкла ее считать молодой, привлекательной женщиной.
Отец пожил в квартире, превращенной в больничную палату с противным запахом лекарств и дезинфекции, несколько дней. Потом побросал в рюкзак свои вещи и ушел, сказав перед уходом:
– Задолбали меня эти ваши проблемы. За всю жизнь ничего хорошего. Мне что, теперь горшки за нею выносить?
Отцу тоже пятьдесят пять, но он как огурчик и считает себя неотразимым для женщин ловеласом.
В последние годы приходил ночевать примерно три раза в неделю. Отоспаться, привести себя в порядок и переодеться.
Смысл этого супружества был в двух вещах: он приносил деньги раз в месяц, и мама его любила. Для нее, конечно, смысл был в обратном порядке. После его ухода глаза мамы стали похожими на две мокрые раны. А Катя сначала вздохнула облегченно: при нем так тяжело ухаживать за больной. Терпеть эти вздохи и возгласы отвращения, натыкаться на безразличное выражение лица, ставшего окончательно чужим, иногда враждебным.
Но денег он в тот месяц принес вдвое меньше. И, что самое болезненное, – отец отказал квартирантам, которым они сдавали его однокомнатную квартиру. Сам поселился в ней. Это еще минус тридцать пять тысяч в месяц. А еще через какое-то время он вообще пропал.
Звонить, искать, просить – именно перед ним Катя не могла так унижаться. Ее кроткий протест выражался исключительно в отказе от действия. Катя не знала других способов выразить гнев и презрение.
Сначала были деньги, которые мама крошечными суммами откладывала всю жизнь и ни в каких случаях их не касалась. Когда там осталось несколько купюр, Катя посчитала, мысленно прибавила к ним сумму своей зарплаты. Посмотрела на список необходимых расходов. Лекарства – длинный список, полезная еда, средства ухода и гигиены. И сиделка, как ни крути. В результате – огромный минус. И ни одной души, которая могла бы помочь. Вот тогда Катя и полезла в интернет искать предложение работы по признаку «хорошо оплачиваемая». Конечно, с учетом того, что она умеет. Это музыка и дети.
Потратила день на звонки по самым заманчивым предложениям. Устала до потери пульса от страха, напряжения, почему-то стыда, когда приходилось говорить о своих нуждах, и в результате – от ужасного разочарования. Ей казалось, что у нее все нервы натянулись и дрожат мелкой дрожью, как струны скрипки, которой забивают гвозди.
Прежде всего этот высокомерный, наглый и требовательный тон практически всех работодателей, точнее, их представителей. Как будто они пришли на невольничий рынок. Бестактные, кондовые вопросы и безразличные, беспощадные голоса. Самым нелепым результатом было то, что речь шла о зарплате, такой же, чуть больше или даже меньше, чем сейчас. Если Катя выражала удивление, над ней откровенно смеялись.
На следующий день она искала только частные предложения. Как странно: в наше время есть такие должности, как «гувернантка», «экономка», «кухарка». Как во времена Анны Карениной. Новые господа не придумали ничего нового.
В этом направлении дело пошло живее. Разные люди, немного другие суммы. И никто не забывал сказать, что Катя – одна из многих претенденток: «Мы будем тщательно проверять, сами понимаете. В дом человека пускаем». Но дело в том, что Катя на такие голоса, к людям с такими выражениями и угрожающими интонациями никогда не пойдет в дом. Она заранее боится даже их детей.
Лишь третий день поисков привел к какому-то просвету.
Мягкий мужской голос в ответ на ее вступление просто произнес:
– У вас есть что-то вроде резюме? Буквально пара фраз, общие сведения.
– Да, то есть сейчас напишу.
– Тогда сразу и присылайте на такой-то имейл.
Катя написала эти канцелярские, тусклые фразы. Подумала о том, сколько женщин могли прислать человеку с таким приятным голосом точно такую же скучищу. И вставила в письмо ссылку на свое единственное видео в ютьюбе, которое записала и выложила одна ее коллега.
Катя поет под гитару песню Окуджавы «Виноградная косточка». Они даже имя и фамилию ее не написали. Катя побоялась, что директрисе может не понравиться такая нескромность. Отправила она это для того, чтобы работодатель понял, что у нее есть слух и неплохой голос. Чему-то сможет научить ребенка. Тут же раздался звонок.
– Проще всего сразу познакомиться лично. Я могу принять вас в своем рабочем кабинете завтра в три часа дня. Зовут меня Игорь Валентинович. Секретарь вас проведет. Устроит?
– Конечно, – с облегчением выдохнула Катя.
Она записала адрес, проверила в поиске: да это же крупная, известная государственная организация. И человек по имени Игорь Валентинович Зимин – руководитель одного из отделов. Искал он гувернантку для сына Пети шести лет на полный рабочий день.
Из его кабинета Катя не вышла, она вылетела на крыльях неожиданной удачи. Ее приняли в гувернантки к Пете. Хозяин оказался любезным и улыбчивым мужчиной примерно за сорок. У него были прекрасные манеры, серые цепкие глаза, полные и блестящие губы, которые наводили мысль о любви к хорошей еде, небольшая лысина среди светлых волос и заметный животик. Он задал несколько вопросов, мельком взглянул на принесенные Катей документы и сказал:
– Вы приняты. Трудовую книжку оставьте, вас оформят в наш пищеблок. День в день, стаж не прервется. Часть зарплаты будет вам приходить на карту оттуда, остальное – дома в руки. В целом для начала сумма такая… И он написал на бумажке цифру сто пятьдесят. – Устроит?
– Да, – выдохнула Катя, не поверив своим глазам.
– Так приступайте. Завтра в девять вас в нашей квартире встретит моя жена Ирина Анатольевна. Познакомит с нашим чадом, очертит круг обязанностей. Легко не будет, парень у нас активный и со своими взглядами. Вот адрес, наши телефоны – мобильные и домашний. Вам что-то непонятно или не устраивает?
– Все устраивает. Я только не поняла: разве вы не выбираете из многих претенденток? Так мне все говорили.
– Выбираю, – ответил Игорь Валентинович. – Из очень многих. Я выбрал, если вы не поняли. А теперь, прошу прощения, у меня сейчас совещание. Все остальные вопросы сможем обсудить дома, если они будут возникать.
Когда Катя вышла из кабинета, Игорь Зимин вызвал секретаршу, отдал необходимые распоряжения, затем опять включил любительскую запись песни в исполнении Кати. Он сделал выбор действительно из очень многих вариантов не в тот момент, когда эта пигалица села перед ним. Он все решил, прослушав эту запись. Что-то очень тронуло его. Да, слух, прелестный голос, но не в этом дело.
В его доме, в жизни всех его обитателей, не было и намека на столь трогательную нежность, трепетность и беззащитность, какие он уловил в хрустальных переливах чистого голоса, в выражениях простого и удивительно милого личика.
За минуту до того, как он это увидел и услышал, он даже не знал, что ему чего-то такого не хватает. Этого нет ни в жене, ни в сыне, а уж о многочисленных предшественницах Кати и речи нет. Примитивные, алчные щучки, часто еще и сексуально озабоченные. Возможно, потому и с ребенком что-то не так. А с ним не так.
Когда жена Ира стала главным редактором небольшого, но пафосного женского журнала, из ее облика окончательно и бесповоротно ушла та малая женственность, которая когда-то смягчала и оттеняла четкий рисунок активного человека женского пола, цель которого – подчинять себе любую ситуацию.
Нет, это был его выбор, он и сейчас считает их отношения особой формы сознательной, разумной любви-сотрудничества. И секс у них был когда-то ярким, энергичным, какой предпочитают такие инициативные, тренированные и мускулистые женщины, знающие во всем толк. Ключевое слово – был. Они оба в этом смысле очень быстро успокоились.
А присутствие в доме растущего сына рождало в Игоре смутную тревогу. Милый, очень забавный, беспомощный и сладкий малыш как-то незаметно и стремительно сбросил шелковую, душистую оболочку младенчества и стал проявляться как другой, самостоятельный и все чаще неприятный человек.
Если называть вещи своими именами, то парень стал избалованным, наглым и распущенным барчуком, который ни во что не ставил никого. А уж постоянно меняющуюся прислугу и вовсе воспринимал как купленные ему объекты для издевательств. Впрочем, он и в мать мог запустить тарелкой с супом, если тот ему не понравится или мать скажет что-то не в струю.
Самое печальное – Петя совершенно не воспринимал слова. Он вовремя и правильно заговорил, но так и не понял смысла человеческого общения. Свои странные, грубые, прямолинейные эмоции он любил выражать дикарскими воплями – восторг, гнев, радость.
Иру это все совершенно не беспокоило.
– Он же ребенок, – с возмущением говорила она в ответ на все замечания мужа.
– В том-то и дело, – пытался объяснить ей Игорь. – Он ребенок, который еще не в состоянии осмыслить причину собственного дискомфорта. Я о том, что здесь может спрятаться какая-то беда. Ты мать, ты просто обязана снять любые сомнения, связанные со здоровьем. Я знаю, что физически Петя абсолютно здоров, но есть еще психика.
– Это ты сходишь с ума, – раздраженно говорила Ира. – Сложный ребенок – это способный, креативный ребенок. А ты готов его записать в психи только потому, что он не всегда доставляет тебе приятные ощущения. Главное, обвинить меня: ты же мать. А кто без конца берет к ребенку в гувернантки тупых уличных шлюх, которые думают только о том, как бы лечь под тебя.
Так разговор переходил в русло отвратительных и жестоких выяснений, от которых можно спасаться только бегством. И вот Игорь принял такое странное решение.
Уволив со скандалом очередную девицу, которая назвала Иру «старой и костлявой кобылой», он выбрал самое кроткое существо, какое встречал в своей жизни, – с ангельским голосом, с хрупкой, полудетской фигуркой, невинными, удивленными глазами, – и послал на арену настоящих битв сильных характеров, какой является его дом.
Через три месяца, утром в понедельник, после выходных, Катя смотрела широко открытыми глазами в потолок и ощущала только бессилие. Оно сковало ее руки и ноги. Оно останавливало течение крови, угнетало дыхание, не давало преодолеть сопротивление воздуха и шевельнуться.
Катя понимала одно: ей легче было бы сделать рывок, чтобы броситься с гранатой под танк, чем встать и пойти на работу. На эту нескончаемую пытку унижением, стыдом, пониманием собственной бесполезности, а в последнее время еще и страхом. Изнуряющим, позорным и паническим страхом.
Ее воспитанник – здоровенький и славный внешне мальчик Петя – казался ей монстром, беспощадным и жестоким. Его мать Ирина с ее безупречно прямой спиной, солдатской выправкой, металлическим голосом и стальным немигающим взглядом пугала Катю до тошноты, до онемения. Хозяин Игорь…
В нем одном было какое-то человеческое понимание, но ей давно стало ясно, что он ни в какой ситуации не придет ей на помощь. Хотя бы потому, что это он ее выбрал. А такое поведение по всем Катиным простым, чистым и по-детски максималистским представлениям было предательством.
Вздох матери в соседней комнате мгновенно поднял Катю, как сильный разряд электрическим током. Все ее нервы напрягаются от любого звука и шороха из соседней комнаты.
Катя выбежала, на ходу натягивая халат, и увидела, что мама самостоятельно перебралась из кровати в свое шикарное кресло, управляемое, как великолепный современный автомобиль, разложила в нем складной поднос и даже налила себе в чашку горячий чай из термоса.
Это кресло подарил им Игорь Зимин после первого месяца Катиной работы. Так растрогался, услышав, как Петя старательно поет вместе с Катей под ее гитару романс на стихи Ахмадулиной.
Игорь вошел в детскую, изумленно остановился, прислушался, потом рассмеялся и вдруг, кажется, прослезился.
Это кресло. Этот новый взгляд мамы – спокойный, умиротворенный, из него ушли боль, страшная тревога и тоска. Она уже сказала сиделке, чтобы та приходила всего на три часа в день. Ей хочется самой заниматься несложными делами, она опять может читать, слушать музыку. И все это – не Катина заслуга и, уж конечно, не результат визитов на ходу дежурных терапевтов.
Это деньги Зимина. Самые лучшие, дорогие лекарства, консультации у настоящих специалистов, процедуры. Значит, надо собираться и возвращаться туда, откуда в пятницу она просто бежала в слезах отчаяния, гнева и, конечно, страха.
В пятницу она повела Петю на вечернюю прогулку. Родителям ребенка казалось, что у нее что-то получается. Да, успехи были. Удавалось задержать его нетерпеливое внимание на пару часов – заниматься письмом, арифметикой. Все в форме таких занимательных игр, что Катя иногда вся взмокала от усталости и напряжения. Получалось заинтересовать Петю хорошей книжкой, увлечь настоящей музыкой.
Петь с Катей ему даже понравилось, стал попадать в ноты, немного регулировать свой негнущийся, как у мамы, голос. Но барьер…
Какая-то человеческая граница между Катей и ребенком, который с каждым днем обживал свою роль властелина и потребителя, – она оставалась такой же непреодолимой, как в первый день. Катю всякий раз с той же силой шокировало отношение Пети к абсолютно всем людям. Они существовали или для того, чтобы ему было удобно, комфортно, радостно, или для того, чтобы ему помешать. Во втором случае включалась агрессия.
В тот вечер они пришли на дворовую детскую площадку. Это был час привычных испытаний для Кати. Петя вел себя грубо, задевал детей, орал без всякого повода. На Катю смотрели с неудовольствием и даже возмущением другие взрослые. Иногда презрительно поучали, называя мамашей. Вот уж чего ей хотелось меньше всего, так это быть матерью Пети. Но отмучилась в очередной раз. Направились к дому. Почти подошли к подъезду.
Катя то ли задумалась, то ли потеряла бдительность от усталости, но они слишком близко приблизились к женщине с небольшой собачкой, которые тоже заходили в подъезд.
Катя уже встречала их не раз, знала, что собачка старенькая, очень больная. Это был очень трогательный пушистик с доверчивым взглядом, который отважно пытался стоять и ходить на дрожащих, совсем ослабевших лапках.
Катя не успела рот открыть, чтобы поздороваться с хозяйкой… Петя с воплем рванулся к песику и ударил его ногой. Кричал: «Ненавижу собак».
На мгновение Катю парализовало, она услышала, как в глухом тумане, двойной, тонкий, жалобный стон – женщины и собаки. А Петя еще и еще пинал лежащую жертву ногами.
Дальше все было на автопилоте. Произносить слова, кричать не имело смысла.
Катя вцепилась в капюшон и воротник Пети и трясла его с такой яростью, что не чувствовала немаленького веса. Ему, конечно, не было больно. Но он притих и не сопротивлялся от великого изумления.
Женщина унесла свою собаку. Катя подтолкнула Петю в вестибюль подъезда. И там он, потеряв равновесие, не очень удачно упал: зацепил носом колонну.
Катя помогла ему встать, достала платок, чтобы вытереть кровь с лица. Он оттолкнул ее руку. Так они и вошли в квартиру. Сразу наткнулись на живописную фигуру Ирины, которая стояла в холле, готовая к выходу. Она собралась на торжественный прием.
Катя, как в фильме ужасов, смотрела на пронзительно-желтую тунику с огромным черным бантом из тончайшей вуали. Это было даже эффектно, стильно, но в той ситуации желтый отблеск ткани, траурная отделка так страшно оттеняли застывшее в восковой ненависти лицо.
Да, тут все и началось. Допрос с пристрастием, Петино вранье, срочный вызов детского врача.
– Иди, – процедила Ирина через час растоптанной Кате. – И в понедельник не вздумай опаздывать. Придется искупить, загладить, отслужить. Уволить тебя может только тот, кто нанял. А сейчас пошла вон.
Катя пришла в тот понедельник. Дома были только Петя и кухарка. В детской царила атмосфера восстановления ребенка после тяжкого заболевания. Петя валялся в пижаме то на диване, то в кресле, болтал ногами, включал одновременно мультики и компьютерные игры. Кухарка таскала ему в промежутках между обычным питанием вкусные «перекусы»: что-то воздушное, вкусно пахнущее на маленьких тарелочках или порезанные почищенные смеси фруктов.
Парень сталкивал грязные тарелки на пол, был весь перемазан соком и кремом. На носу розовела маленькая царапина. Катя заметила у стены новые яркие коробки из-под новых игрушек.
День прошел в принципе как обычно. Петя не только вел себя почти нормально, но временами Катя ловила на себе его вопросительный взгляд: так почему же ты не жалеешь меня, не искупаешь, не заглаживаешь, не отслуживаешь? Мама же сказала.
А в Кате дрожало какое-то больное ожидание худшего. Она не могла ни на чем сосредоточиться. И наконец решилась позвонить хозяину:
– Игорь Валентинович, разрешите мне уйти сегодня раньше. Немного простудилась, боюсь заразить Петю. Дома Маша, кухарка.
– Конечно, Катенька, – спокойно ответил Игорь. – Иди отлежись, если будет хуже, обязательно позвони мне. Я пришлю врача. И не вздумай приходить завтра. Мы обойдемся.
Катя так и не поняла: он не в курсе того, что было, или просто решил, что это ерунда, обычная истерика жены на ровном месте. Скорее всего, второе.
Катя сказала Пете, что ей разрешили раньше уйти домой, так как она плохо себя чувствует.
– Я скажу Маше, чтобы она почаще к тебе заходила. Ты тоже отдыхай.
Странно: у ребенка вдруг дрогнул подбородок, его розовый рот свернулся в гримасу разочарования. Или? Неужели Петя по-своему к ней привязался? По-своему у него – это значит, совершенно не так, как у других людей.
Она улыбнулась ему ободряюще и вышла в холл. В это время из кабинета Игоря вышел Максим Петрович Смирнов, особо приближенный юрист хозяина по самым деликатным и секретным делам. Они эти дела чаще всего обсуждали именно дома, в кабинете, за закрытой дверью. Максим Петрович был наделен правом приходить в любое время и брать или оставлять какие-то важные документы.
Они вышли из дома вместе. Максим Петрович не свернул к своей машине, а вышел с Катей из двора и медленно пошел рядом, очевидно, собираясь проводить ее до метро.
Это был очень стройный и элегантный человек с каким-то особым стилем и шиком. Легкая, крадущаяся и в то же время очень уверенная походка. Красивая голова очень правильной формы, серебряный ежик волос и нарочито небрежная, сознательно сохраненная щетина на щеках, всегда одинаковая и явно ухоженная. Лицо освещал пристальный и проницательный взгляд.
Кате казалось удивительно красивым его лицо. Строгое, значительное, с легким намеком на главный секрет. Возможно, то был секрет особого понимания всех остальных людей.
Она сама не заметила, как стала ему все рассказывать в ответ на обычный вопрос: «Как дела?» Он так умел слушать, что она поделилась абсолютно всем. Даже удивилась: как легко укладывается вся ее простая и сложная жизнь в расстояние от дома Зиминых до ближайшей станции метро.
Максим Петрович предложил ей еще посидеть на скамейке в сквере рядом.
– Мне трудно вам помочь каким-то особенным, чудодейственным советом в ситуации с Петей и Ирой. Но я давно и плотно общаюсь с этими людьми, чтобы поделиться с вами своими наблюдениями и выводом. Вдруг поможет. Да, имеет смысл то, что вы высказали о возможной причине – о скрытой психиатрической проблеме Пети. Игорь раньше постоянно ругался с Ирой на эту тему. А у меня свое мнение. Ему не говорил, вам скажу. Я хорошо знаю семьи их родителей. Это совершенно здоровые люди, о генетическом сбое нет и речи. О страданиях и заболеваниях в серьезном смысле тоже нет речи. Свой уровень проблем. А вот и мой вывод. Есть действительно дети с тайным скрытым недугом психики, с постоянным дискомфортом, который не понят ни ими, ни их близкими. И есть абсолютно здоровые и не то что тупые, а крайне толстокожие дети без психики вовсе. В человеческом понимании. В противном случае откуда же берутся, из кого вырастают все эти наглые, циничные, бесстыжие чиновники, депутаты. Я о том, что у Пети блестящее будущее. Такое, какое будет ему по душе. А вам имеет смысл отгородиться от них всех непробиваемой броней, чтобы ни одна стрела не долетала. И просто зарабатывать. Добросовестно и без энтузиазма. И без малейших иллюзий в смысле человеческого результата. Как грузят вагоны, чистят снег по двенадцать часов в сутки ради денег. Ради гораздо меньших денег, чем Игорь платит вам. Опять же кресло маме. Она лучше себя чувствует. Все не так уж плохо, поверьте мне. И давайте обменяемся телефонами. Вдруг еще раз понадобится советчик.
В тот вечер Катя приготовила им с мамой на ужин особое блюдо, которое Маша подавала Пете, когда он особенно капризничал с едой. Это взбитые в крутую пену белки, которые выкладываются на противень, смазанный сливочным маслом, как тарелочки с углублениями. В ямки укладываются целые желтки. Немного соли, засыпать тертым сыром – и в духовку.
У Кати получилось не хуже, чем у Маши. Из духовки она вынула пышное, румяное, глазастое чудо. Они провели замечательный вечер, как перед праздниками или началом школьных каникул. Смотрели смешной американский сериал, Катя вдруг рассказала маме, какой у ее хозяина есть важный и секретный консультант – юрист. Как он сегодня сам захотел с ней поговорить, и она узнала очень много интересного.
Разумеется, ни о случае с Петей, ни о конфликте с Ириной – ни слова. Только о том, что Игорь Валентинович дал ей на завтра выходной.
И спала она в ту ночь так сладко, как в детстве перед каникулами. И уже на рассвете по ее глубокому сну, как по снегу или облакам, пробирался навстречу красивый человек, шел походкой следопыта, который не заденет стебелька, но всегда найдет правильный путь. Мягкую темноту освещал его прямой серо-голубой взгляд.
Катя проснулась в обычное время, вспомнила, что никуда не нужно идти, и опять блаженно уснула. Она не слышала звонков и стука в дверь.
Проснулась от криков мамы: «Катя, открой дверь». Натянула халат и, не спрашивая, кто, открыла дверь, которая уже тряслась от ударов.
Изумленно уставилась на группу мужчин в форме с автоматами. Даже не испугалась, а погрузилась в бездумное состояние, подобное гипнозу. Так она умылась и оделась по команде, выслушала, что Катерина Семенова задержана по подозрению в хищении секретных документов и в обнародовании их с помощью компьютера в доме ее хозяев Зиминых.
На нее не надели наручники, просто сжали с двух сторон за локти и повели к двери. Упаковали и взяли ее ноутбук.
– Куда вы ее ведете? – закричала мама.
Один из полицейских повернулся, посмотрел на нее, на инвалидное кресло и спросил:
– У вас больше никого нет?
– Никого.
– Ждите. Ее отпустят. Заведут дело, возьмут показания и отпустят под подписку или домашний арест. Я доложу следователю про вас.
Все, что происходило с ней дальше, Катя видела как в страшном фильме о ком-то другом.
Из разговора со следователем поняла, что задержана по заявлению Ирины Зиминой.
– Большой скандал, девушка, вы замутили. Похитили плохие видео из альбома в компьютере хозяина и умудрились выложить на его же странице в инстаграме. Это висело часа четыре, пока все не увидели. Теперь в новостях и на ТВ. Дело заводим по статье 183 – незаконное получение и разглашение важных сведений.
– Я понятия не имею, о чем вы говорите.
– Не сомневался. В жизни не встречал подозреваемого, который имел бы о чем-то понятие. Ситуация ваша такая на данный момент. Ее слово против вашего. В доме были другие люди, собираем информацию, улики, делаем выводы. Когда будут доказательства, передаем в суд. Срок до двух лет, для сведения. Сегодня вас отвезут домой. У меня справка от опера, что на вашем иждивении парализованная мать. На будущее решите этот вопрос. Квартиру не покидайте, обойдемся пока без браслета.
Катя дрожащей рукой подписала, не читая, протокол, встала, пыталась сформулировать какой-то вопрос, но чувствовала, что, если откроет рот, оттуда вырвется только рыдание.
Следователь посмотрел на нее почти сочувственно:
– Удивляюсь, если честно. Так трудно было сообразить, кто ты и кто они? Даже если действительно захотелось отомстить. Там такие последствия, что они от тебя мокрого места не оставят. В заявлении сказано, что в этот день в квартире был известный юрист Смирнов. Зимина просит его допросить. Она даже просит о допросе ребенка в присутствии свиты врачей. А устами младенца, как говорят, глаголет истина. И этот ребенок – ее, а не твой. Как ты думаешь, что он нам расскажет?
Игорь воспринял неожиданный скандал с недоумением и брезгливостью.
Какая-то очень грязная игра, наверное, он с помощью Максима быстро узнает, чья она. Самым нелепым во всей истории было то, что повод не стоил выеденного яйца. Желтая пресса захлебывалась пеной под заголовками о каких-то «секретных» видео. Это было просто смешно.
В домашнем кабинете Игоря стоял его ноутбук для бытовых и развлекательных целей. Для самых поверхностных контактов. Он никогда не запирал дверь своего кабинета, никогда не выключал ноут, любой мог посмотреть его почту, альбом, увидеть в браузере его постоянные страницы – в сетях и на профессиональных сайтах. Он разрешал Пете с Катей играть по его ноутбуку в компьютерные игры, потому что у Пети самых интересных приложений не было: Ирина не разрешила.
Максим приходил к нему и оставался там один, если нужно, заглядывал в «документы». Серьезная и по-настоящему секретная информация хранилась у Игоря в офисе за семью печатями. Вход в эту часть его кабинета был с кодовым замком, компьютеры с такой защитой, что не каждому хакеру справиться, даже если его посадить там на месяц.
А выложили на его странице в инстаграме под его аккаунтом вот что. Пару видео из альбома, которыми они все обменивались для прикола. Это пикантные сцены их корпоративов. Каждый норовил запечатлеть что-то смешное и неприличное. Посылали друг другу, хохотали, обсуждая это по телефону, разумеется, с посторонними не делились.
Игорю никогда не приходило в голову специально прятать такие вещи от жены или кого-то еще, впрочем, еще меньше ему приходило в голову, что кто-то без него полезет в его альбом. Никто не думал, что он ангел, он и не хотел, чтобы так думали. И при этом был настолько предусмотрительным, что в этой видимой открытости и откровенности пряталась главная защита.
В его фото и видео никто не найдет ни намека на что-то по-настоящему личное и серьезное. Ничего о женщинах, с которыми он на самом деле встречался, и это были не всегда легкие, ничего не значащие отношения. Вот такая утечка, наверное, причинила бы ему боль, но это…
Короче, на выложенном видео был он с девицей, оформленной у них помощницей одного из его замов. Фиктивная должность для очередной «родственницы». Она иногда являлась на свое рабочее место перекладывать бумажки и переписываться в соцсетях. И в обязательном порядке приходила на корпоративы. Потому что это и было ее основное занятие.
На видео Игорь с ней танцует. Она уже пьяна, прижимается, наваливается, неловко изображает какие-то танцевальные па, задирает ноги… Чуть не упала, и он, пытаясь ее удержать, нечаянно задрал ее короткую юбку, под которой не оказалось ничего. Вот это приятель Игоря и запечатлел со всей четкостью и затем особо выделил при обработке.
Голый зад Милы, крупным планом смеющиеся лица – ее и Игоря. Его рука на этой заднице. При этом Игорь со всей очевидностью понимал, в чем реальная неприятность. Она именно в лице девицы, отец которой занимает такой пост, что нетрудно предвидеть масштаб скандала.
Весь свет знает, что собой представляет его дочка, но это, может, самое невинное для нее видео, выложенное на странице руководителя отдела государственной организации с его непосредственным участием… Черт, это большая гадость. Настоящая подлянка. И он сначала ни на секунду не верил, что такое могла сделать Катя, но Ира так убежденно твердила: «А ты уверен, что ее не наняли за деньги? Она же все за деньги сделает».
Враги и конкуренты у него, конечно, есть. Почему не заслать к нему такую нежную ромашку, чтобы получать какой-то компромат.
На следующий день он не поехал на работу, боялся, что за ним будут охотиться все журналюги. Телефон его раскалился от звонков. О том, что из всего этого вытекает для Кати, он даже не успел подумать, пока не приехал Максим. Он и сообщил, что против Кати возбудили уголовное дело, заявление написала Ирина. В качестве мотива она указала месть. Якобы Катя избила их сына, Ирина сделала ей выговор, она затаила зло. К заявлению приложила справку домашнего врача о травме и носовом кровотечении Пети.
Игорь поступил так, как обычно делал в самые неприятные моменты жизни. Он технически якобы участвовал в обсуждении, но на самом деле ушел во внутреннюю эмиграцию. Его в этом нет, он посмотрит на все со стороны. Так удобнее всего принимать свои решения, когда возникнет очевидность и необходимость. Хорошо уже то, что Ирина взяла на себя главную разоблачающую роль как участник домашнего конфликта с гувернанткой.
– Ты должен сказать следователю, что уверен в ее вине, – требовала Ира. – У них есть ее отпечатки на твоем столе.
– Ира, я так не скажу, потому что я не уверен. Они нашли на моем столе отпечатки и Максима, и твои, и Пети. А тот, кто это сделал, мог быть вообще в перчатках. Вдруг действительно проник… К нам по нескольку раз на дню приходят курьеры и поставщики. Кто угодно мог пролезть под этим видом.
– Хорошо, но ты можешь сказать, что допускаешь, будто это сделала Катя?
– Только в одном случае. Если вторым вопросом будет: допускаю ли я, что это сделал кто-то другой. Я это допускаю.
Ирина согласилась, но только после разговора со следователем Игорь понял, что второго вопроса не было.
В каком-то тошнотворном тумане он слушал, как Ирина наседает на Максима. Она требовала, чтобы он вспомнил, как Катя крутилась рядом с кабинетом, когда он пришел с документами. Приводила какие-то доводы, говорила, что он, скорее всего, о чем-то умалчивает из жалости. А он самый авторитетный свидетель.
Максим слушал ее внимательно, не прерывая. Затем произнес:
– Ира, я правильно понял: ты просишь меня об услуге лжесвидетельства? Я сказал то, что сказал. Именно это повторю следствию. Если действительно потащишь Петра на допрос, поприсутствую в его интересах.
А показания Пети Ирина разучивала с сыном как стихи.
Он посмотрел на часы, когда Катя вышла из детской, когда вернулась.
Максим, услышав из коридора фрагмент подготовки, сказал Игорю:
– Ты понимаешь, что они посадят девочку?
– Что делать, – ответил Игорь. – Только такой печальный результат может отвлечь неприятности от нас всех. И ты же понимаешь, что у Кати была возможность так поступить. И этот ужасный поступок с избиением ребенка. Выходка с видео могла быть истерическим следствием.
Следователь был доволен. Скандальное дело без особых усилий складывалось и завершалось как по нотам. Главное, народ такой приличный, что судье не придут в голову никакие сомнения. Настроение было таким хорошим, что он постоянно вступал в воспитательные беседы с Катей:
– А ты от их бабок варежку открыла. Решила, что ты для них что-то значишь. И пацану можешь нос разбить, и с хозяином шутку выкинуть. Не за то место он кого-то подержал. А у этого места такой папаша, что он и твоего хозяина может выгнать. Или ты этого хотела? Между нами признайся, не для протокола. Ладно, можешь молчать. Твое признание не так важно. Хозяйка уверена, хозяин и кухарка показали, что допускают, что только у тебя и была такая возможность, когда все на работе. Юрист Смирнов будет присутствовать на опросе мальчишки, который вряд ли тебя сильно любит после того, как нос разбила.
Все, что чувствовала, что видела вокруг себя Катя, – это было черное, страшное, вселенское предательство. Вся враждебность и ненависть мира против нее одной.
Она уже давно не могла плакать. Заставляла себя что-то глотать, чтобы не валиться с ног и ухаживать за мамой. По вечерам тупо и напряженно смотрела на полки аптечки, забитой мамиными лекарствами. Если все это выпить сразу, если потом капельку потерпеть… И от окон она себя оттаскивала: так еще проще – просто улететь. Она никому не нужна, кроме мамы. Она для всех и навсегда ужасна, преступна, порочна. Ее нельзя брать на работу, допускать к детям. Ее место – страшная тюрьма, и это без вариантов. Но надо пока терпеть и жить. Есть ответственность. И есть любовь и жалость. Это не погибло в таком кошмаре.
Катино сердце разрывает жалость к маме. Что будет с ней?
Они приехали на встречу в кабинете следователя живописной и внушительной группой. Шикарная Ирина в черном строгом и эффектном костюме, Петя, тоже в красивом костюмчике, умытый до блеска. Юрист Смирнов со своим высокомерным и значительным видом, врачи, психолог, педагог. Всю эту свиту отбирала Ирина.
– Должна предупредить, – заявила она следователю. – Ребенок потрясен, он в принципе очень ранимый. Поэтому не станет отвечать на вопросы чужих людей. Мы с вами согласуем вопросы, и я буду задавать их Пете сама. Вас устроит?
– Да без проблем.
Потрясенный ребенок с большим интересом разглядывал все вокруг. Перед разговором потребовал колу и печенье. Спросил у следователя:
– У вас есть пистолет?
– Ну, есть, – не очень охотно ответил следователь.
– Покажите.
Понадобилось время, чтобы настроить Петю на диалог. Ирина начала задавать четкие вопросы. Максим смотрел на уверенное, довольное лицо мальчика.
Он знал, что тот выучил ответы. И вдруг… Он не сразу поверил тому, что слышал:
– Петя, – говорила Ирина, – вспомни, что ты рассказывал дома. В тринадцать двадцать ты всегда ешь в столовой первое блюдо. На стене перед тобой большие часы. Ты помнишь, какое там было время?
– Да. Двадцать минут второго.
– Потом.
– Потом Маша принесла котлету с цветной капустой. Было полвторого. Маша сказала, чтобы я правильно жевал.
– И ты видел дверь папиного кабинета?
– Да, видел.
– Расскажи нам, кого ты видел. Кто вышел из папиного кабинета?
– Тебя, мама, – спокойно сказал Петя. – Ты вышла из папиного кабинета, я из-за этой котлеты не успел тебя позвать, ты быстро ушла. Ты была в таком красном платье с черными пуговицами. Когда я доел, мы с Машей тебя не видели.
– Петя, ты в своем уме? Что ты говоришь?
– Это правда, мама. Ты сама говорила, что надо говорить правду.
– Где в это время была Катерина Семенова? – буркнул грубо и требовательно следователь. – Отвечай, Петр.
– Катя была в детской. Когда я пришел, она лежала на диване. Сказала, что заболела, наверное. Мы еще немного читали, я рисовал… Потом она позвонила папе, чтобы отпустил.
Через два часа в квартире Зиминых висел терпкий запах сердечных препаратов, суетился домашний врач, он один и мог заходить в комнату Ирины.
Петя с расслабленным видом человека, который вернулся после тяжелой работы, поедал, полулежа на диване, особые блюда, которыми Маша восстанавливала его утраченные силы.
– Что это было? – растерянно спрашивал Игорь у Максима. – Петя показал на Иру? Не могу поверить. Он же разучил дома все ответы.
– Поверь, – улыбнулся Максим, в его глазах зажегся насмешливый огонь. – Парень сыграл по своим правилам. Ты же все время жаловался на то, что он неуправляемый. А Ирина слишком откровенно взялась им управлять. Он сделал свой ход. Я даже зауважал его. Кстати, все подтвердилось. Ирина именно в это время уезжала с работы, была в красном платье с черными пуговицами. Алиби нет именно на то время, когда выложено видео. Сейчас проверят камеры видеонаблюдения рядом с вашим домом, все подтвердится, я уверен. Я в принципе ни минуты не сомневался.
– Но почему?! Зачем? У нас отличные отношения. У нас полное доверие.
– Это ты меня убеждаешь или себя? У вас отличные отношения партнеров-врагов. Она все о тебе знает, ты о ней ничего. Никогда не говорил тебе, что Ирина постоянно пыталась получить от меня информацию о твоих женщинах. Когда поняла, что бесполезно, нашла другую возможность. Только такой сибарит и гурман, как ты, мог не заметить бешеной ревности рядом. Да, у нее не было нужды расправляться с предыдущими гувернантками: они того не стоили. Но никогда и ни к кому у тебя не было такого нежного человеческого отношения, какое ты проявлял к Кате. Ничего сексуального, просто что-то душевное, что до сих пор было невозможным в вашем доме.
– Но Петя… Такое предательство матери. Что это за выходка?
– Скажу просто, может, потом поймешь. Этот парень не такой говнюк, каким всем казался. И он совсем не прост. В этом Ирина была права.
Дела больше не было. Никто никого не обвинял. Скандал приобрел совсем уже пикантное объяснение.
Девица с голым задом была в восторге по поводу своей славы. Больше всего ее порадовало, что она была снята в удачном ракурсе, выглядела отлично. Она читала все комментарии под репостами по всему инету и делала скрины тех, где писали, что у нее лицо «тут без отеков, как будто и не пьет совсем». А на других обнародованных местах «почти совсем нет целлюлита».
Мила попросила своего фотографа сделать оригинальные, совсем уже шикарные портреты с этих видео и сама запустила в Сеть. Папу она убедила в том, что любой пиар – это пиар.
Ирина собиралась с Петей в путешествие по Франции. О том, чтобы в чем-то упрекать ребенка, не было и речи. Наоборот, она хотела, чтобы он ее понял и простил. Вот что значит правильно себя поставить в доме.
Петя все соображал и был горд.
Катя с мамой просто выдыхали, пытались вернуться к жизни, как узники концлагеря или блокады. У них не было сил даже на то, чтобы говорить друг с другом о том, что произошло.
Однажды в субботу в дверь позвонили. Катя открыла и увидела Игоря и Максима. Они вошли в комнату.
– Катя, я не с извинениями, не с разговорами, – быстро сказал Игорь. – Тут даже не знаю, что сказать. Просто просьба. Попрощайся с Петей, скажи ему что-то. Он страшно скандалит, не хочет ехать во Францию, требует тебя. Надо их отправить, пока мы все с ума не сошли. Ира сегодня ночует у своих родителей.
Катя вошла в квартиру Зиминых, как на Голгофу. Прошла до детской на дрожащих ногах. И вдруг услышала вопль:
– Пошла вон! Все пошли вон! Есть не буду, даже в туалет не пойду. Хочу Катю!
Она вбежала в комнату.
Плачущая Маша подбирала с пола какую-то еду. Петя орал и колотил ногами.
– Эй, – негромко сказала она прямо ему в ухо.
Он разлепил мокрые ресницы и в изумлении уставился на нее. А потом прижался к ней горячей головой, вцепился всеми своими четырьмя лапками, плакал и смеялся, как ребенок. Как обычный, слабый, нежный, любящий и брошенный ребенок. И таким родным ей показался запах его взмокших кудряшек, открытых детских ладоней. Она сказать ничего не могла, чтобы не разреветься вместе с ним.
Игорь и Максим, которые остались в коридоре и смотрели на все оттуда, закрыли дверь снаружи.
– Какое-то душераздирающее зрелище, – произнес Максим.
– Черт, – вырвалось у Игоря. – Это самый ужасный итог моего эксперимента. Катя заразила его любовью. Не к себе, а к самой любви. А этому просто нет места в нашей жизни.
Катя выполнила свое последнее поручение в этом доме. Она так увлекла Петю рассказами о чудесах Франции, в которой, конечно, никогда не была. Так доступно объяснила, что два человека на земле всегда найдут друг друга, когда вместе этого захотят. Он согласился и поесть, и во Францию.
– И спасибо тебе, ты мой главный оказался друг. Может, ты еще не понял, но спас мне жизнь своей правдой, – сказала она ему очень серьезно…
После этого она даже не помнила, кто отвез ее домой.
В квартире мама кивнула на приличную стопку денег на столике.
– Это твой расчет, деточка. Игорь Валентинович положил, чтобы ты не видела. Прими. Ты заслужила, и нам это так нужно. Когда ты теперь работу найдешь?
– Я не знаю, мама, чего я больше всего на свете хочу. Того, чтобы всего этого не было на свете, или пусть будет. Петя плакал.
Пролетели какие-то дни Катиного добровольного заключения, она ничего не знала ни о ком. Она и о себе ничего больше не знала. И однажды ей позвонил Максим Петрович Смирнов.
– Как ваши дела? Как чувствует себя мама? Как ты себя ощущаешь, Катя?
– Нормально. Мама намного лучше. Она ходит, даже готовит. Я ощущаю себя не здесь, не в этом городе, не в этой стране. Может, не на этой земле. Я пробиваюсь в какой-то параллельный мир. Там может быть только хорошо, – подробно ответила Катя, как на уроке.
– Какое совпадение, – ответил Максим. – Я как раз звоню по поводу параллельного мира. Есть такой у меня. Небольшая избушка между соснами. И совсем недалеко. Можно пригласить к маме помощницу на пару дней?
– Конечно, – ответила Катя, едва не захлебнувшись в кипяще-ледяных волнах неожиданной радости. – Когда?
– Да сейчас. Я в машине у подъезда. И возьми гитару. Хочется послушать «Виноградную косточку». Жду.
