Глава 8
Командира батальона на месте не оказалось, дежурный связал Новикова с начальником штаба капитаном Сагидовым.
— Добрый день, Анвар Рустамович.
— Добрый, Сергей, если его можно назвать таким.
— Пока можно.
— Вот именно, всего лишь пока. Что у тебя?
— У вас есть информация по действиям японцев? А то день проходит, а самураев нет.
Начальник штаба усмехнулся и спросил:
— Это тебя огорчает?
— Это меня нервирует. Не люблю, когда не понимаю, что происходит. Японцы оперативно вышли к Холару и застряли там. Почему?
— Я обязательно переадресую твой вопрос полковнику Танаке.
— Смотрю, у вас в Хамтае весело.
Начальник штаба вздохнул и сказал:
— Да уж, веселее некуда. Мы получили информацию об артиллерийской батарее японцев, и, знаешь, эти новости настроения не повышают.
— Что за батарея?
— Восемь орудий калибром сто пятьдесят миллиметров.
— Где их позиции?
— Точно это неизвестно, но если исходить из того, что дальность стрельбы гаубиц составляет почти двенадцать километров, а обстреливать им предстоит и Хамтай и Номан, то где-то между этими населенными пунктами. Я смотрел карту. Есть три места, подходящих для дислокации батареи. Где конкретно она встанет, узнать, боюсь, мы не сможем, если только командование не использует воздушную разведку. Впрочем, особой разницы в том, где японцы устроят позиции батареи, нет. Все три места находятся недалеко от селения Сайхар, соответственно в семи и девяти километрах от Номана и Хамтая, за сопками. Так что она достанет наши позиции, может применить фугасные, бронебойные, дымовые и шрапнельные снаряды, губительные для пехоты.
— Штаб батальона не рассматривает вопрос выхода к батарее какого-то подразделения и уничтожения ее на позициях?
— У нас нет диверсионных подразделений. Тебе ли это не знать?
— Но можно послать пехотное.
— Уже нельзя. Все роты, взводы, отделения разведены по позициям обороны. На данный момент мы переносим штаб в блиндаж, ближе ко второй линии.
— Понял. Благодарю за информацию.
— Не за что. Жди, капитан, японцы непременно объявятся.
— Вопрос в том, когда?
— И на него получишь ответ. Отбой!
— Отбой!
Время тянулось медленно. Постоянно шли доклады с передовых постов. Капитан Гандориг сообщил о занятии полуротой рубежа прикрытия северного фланга. А японцы все не появлялись.
В 13.00 майор Куроки приказал связисту вызвать командира батальона.
Тот ответил тут же:
— Слушаю!
— Провели глубинную разведку, имею достаточные данные по укрепрайону у Номана. Прошу подтверждения начала выхода непосредственно к советско-монгольской тактической группе в четырнадцать часов.
— Подтверждаю и напоминаю, ты должен выйти к району обороны и рассредоточиться на рубеже подготовки штурма, не ближе километра от вражеских позиций.
— Я все хорошо помню. Могу узнать, что со вторым и третьим подразделениями, а также с артиллерийской батареей?
— Все идет по плану. Иначе я не стал бы подтверждать приказ.
— У меня все. В четырнадцать начинаем выдвижение к Номану.
— Удачи!
Связь прекратилась.
Куроки и подумать не мог, что комбат уже покинул Сумэ-Дин и разговаривал с ним с объекта 22, где находились еще две роты, формирование которых к этому времени было закончено. Боевой техники у них не было, только автомобили для перевозки личного состава. Третье такое же подразделение уже вышло в район разворачивания гаубичной батареи капитана Мэнэбу Кикути.
Не знал майор и того, что в смешанном авиационном полку, обеспечивающем действия бригады, к вылету готовятся десятки бомбардировщиков и истребителей. Впрочем, ему было известно, что без артподготовки и авианалета наступление на Номан и Хомтай обречено на провал.
В 13.30 Куроки объявил построение личному составу. В 14.00 колонна начала марш на запад. В заданный район, а именно на рубеж подготовки штурма, подразделение Куроки вышло с опережением графика, в 16.40.
Майор тут же позвонил командиру батальона.
— Докладываю! Усиленная рота разворачивается на рубеже подготовки штурма, в одном километре от позиций обороны русских и монголов. С высоты через стереотрубу видны их позиции, но не техника. Укрепления, признаюсь, не впечатлили меня.
— Не нужно недооценивать противника. Тот факт, что ты не видишь технику, говорит о высоком профессионализме командира тактической группы. Ему удалось спрятать все боевые машины.
— Я слышу вас так хорошо, будто вы находитесь в каких-то километрах от меня, а не в Сумэ-Дине.
Танака рассмеялся и заявил:
— Ты прав. Я нахожусь на объекте двадцать два.
— Вот как? — удивился Куроки.
— Да, со мной две штурмовые роты резерва, третья только что, как мне доложили, вышла к позициям гаубичной батареи. Да, еще минут пять назад со мной связался капитан Одзава. Он также вывел свою усиленную роту на рубеж подготовки штурма.
— Мы можем начинать?
— Не торопись, майор. Все действия только по моим приказам.
— Я понял. Жду команды на штурм.
— Да, до связи!
— До связи!
Капитан Новиков получил сообщение о выходе противника сперва во фланг, а потом и фронт. Он передал командирам подразделений приказ приготовиться к массированной артподготовке и авианалету, но в этот день так ничего и не произошло. Солнце ушло за горизонт, после 20.10 стемнело. Японцы оставались на своих позициях. Никто не летал и не стрелял.
В 20.45, сразу после ужина, который так же, как и обед, был доставлен на позиции, Новикова на связь вызвал командир батальона.
— «Иртыш»! — ответил капитан.
— Я знаю, кого вызываю. Как дела, капитан?
— Хуже некуда.
— Чего так? — удивился майор.
— Да терпеть не могу ждать. Уж быстрее бы все началось.
— Понимаю тебя, но всему свое время. При артподготовке и авианалете противника проводная связь наверняка будет нарушена, посему говорю сейчас. Каковы бы ни были результаты огневой подготовки японцев, заставь санитаров бегать с носилками от рубежей к селению, придай им людей из рот. У Куроки должно создаться впечатление, что твоя тактическая группа понесла значительные потери. Подожги резину, горючку. Пусть японцы думают, что горит бронетехника.
— Сделаю, если потери действительно не окажутся большими.
— А вот этого, капитан, требуется избежать. Еще раз проверь позиции. Солдаты не должны располагаться кучно.
— Я знаю.
— Ну а знаешь, то ждем!
— Черт бы побрал это самое «ждем».
— Конец связи!
— Минуту, товарищ майор. Руководить батареями, расположенными за рекой, будете вы?
— А у тебя есть связь с ними?
— Нет. Батальонные связисты так и не смогли протянуть провода через реку, что-то у них не сложилось. Обещали с утра повторить попытку.
— Вот и ответ на твой вопрос. Все?
— Да.
— Конец связи. — Комбат отключился.
Ночь выдалась безоблачная, теплая. Видно было далеко, только вот смотреть обороняющимся, вернее, их передовым дозорам было не на что. Кругом буераки, балки, малые сопки, степь.
Все началось с рассветом.
Где-то недалеко прогрохотали артиллерийские выстрелы, раздался шелест, и позиции советско-монгольской тактической группы покрылись четырьмя грибами разрывов стопятидесятимиллиметровых снарядов. Тут же последовал второй залп, за ним третий и четвертый. В течение пяти минут японские гаубицы выпустили более шестидесяти снарядов.
Потери от обстрела сразу определить было невозможно. Однако план капитана Новикова был приведен в исполнение. Как только артподготовка прекратилась, на открытые участки вышли санитары и пехотинцы с носилками. Они бегали от траншей к зданиям и сараям, которые тоже пострадали от обстрела. Танкисты запалили бочки с горючим, экипажи БА-10 подожгли запасные шины.
Сразу после этого всех заставил залечь очередной залп. На этот раз снаряд угодил в замаскированный Т-26, второй разорвался рядом с бронеавтомобилем и повредил его. Поджигать больше ничего не требовалось. Подбитый Т-26 чадил куда хлеще всех бочек и покрышек. Экипажи находились вне машин, в укрытиях и не пострадали. После этого залпа японская артиллерия замолчала.
Линия связи оказалась не повреждена, и Новиков вызвал командира батальона.
— Капитан, что у тебя? — спросил тот.
— Насчет потерь личного состава пока не понятно. Японцам удалось поджечь один танк и повредить БА-10. Экипажи живы. А почему молчит наша артиллерия?
В это время загрохотали стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы, расположенные за рекой Халхин-Гол.
— Извиняюсь, батарея открыла огонь.
— А молчала она потому, что разведка уточняла координаты вражеской артиллерии. Рядом с ней, кстати, объявилась еще одна рота противника, но без танков, на грузовых машинах.
— Японцы и должны были подтянуть резервы.
— Ты вот что, Сережа, уточни потери и, пока действует связь, сообщи мне. Получив информацию о результатах ответного артобстрела, я передам ее тебе. И еще, капитан, ожидай появление самолетов противника.
— Уже ждем. Но мы бессильны против них. Если только они пойдут на малой высоте, то достанем их из «дегтярей», а так основной заслон — зенитные счетверенные установки, расположенные на противоположном берегу.
— Батарея готова принять гостей. Ты мне данные о потерях давай.
— Передам. До связи!
Новикову не пришлось отдавать дополнительное распоряжение. Командиры подразделений сами передали сведения о потерях.
Старший политрук Семенов свел их воедино и доложил:
— У нас, капитан, убитыми пять красноармейцев, четыре легкораненых, которые после оказания первой помощи смогут остаться в строю. У монголов убитых четверо, тяжелых один, двое легких, которые тоже останутся в строю. Итого по группе убитых девять человек, тяжелых один, легких шесть. Сожжен Т-26, повреждена БА-10. Экипаж танка переведен в роту вместо погибших бойцов, а вот что делать с бронеавтомобилем, не знаю.
— Как только закончится артподготовка и пройдет авианалет, соорудим для него канонир и устроим огневую точку. Если, конечно, до того времени он не сгорит.
Старший политрук кивнул и заявил:
— Решение поддерживаю.
Новиков улыбнулся, но ничего не сказал. Поддерживает политрук, вот и хорошо. Куда хуже будет, если он стучать в батальон комиссару начнет.
А советские стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы продолжали стрелять. Они замолчали через десять минут, и тут же сработал сигналом вызова телефонный аппарат.
Трубку взял сам командир роты.
— «Иртыш» слушает!
— Здесь командир!
— Да, товарищ майор?
— Потери определили?
— Так точно. Докладываю.
Комбат выслушал Новикова и проговорил:
— Не сказать, что особо большие, но жизнь каждого человека бесценна.
— Да, Александр Андреевич, особенно на войне.
— Война — особый случай. Убитых пока держи в селении, потом похороним в братской могиле и памятник поставим. По тяжелому раненому пусть определяется твой санинструктор. Не сможет помочь, прикажи санитарам перенести к реке. Но аккуратно. Легкие, говоришь, в состоянии вести бой?
— Так точно!
— Не забудь потом представить их к наградам в первую очередь.
Капитан усмехнулся и заявил:
— В первую очередь награды у нас получают политруки да актив.
— Юмор я оценил, но ты больше так не шути. По результатам ответного огня нашей артиллерии. Из восьми японских орудий уничтожены три, два повреждены, потери понесли и расчеты. Так что у японцев остались три гаубицы, способные вести огонь.
— А каковы потери их роты, подошедшей к батарее?
— Ее рубеж дальше. Если там и есть потери, то небольшие. Главное в том, что нам удалось значительно снизить огневую мощь самураев.
— У них еще три гаубицы, танки, броневики, станковые пулеметы.
— Но уже легче.
— Посмотрим, что будет после авианалета, а ждать его осталось недолго.
— Это да. После налета связь со мной. Если, конечно, она будет функционировать. Повредят японцы линию, отправь посыльного с донесением о потерях. Мне надо знать, сможет ли твоя группа отразить нападение наземных сил противника. Это понятно?
— Так точно!
— Удачи тебе, капитан.
— Взаимно! — Новиков положил трубку на аппарат и услышал характерный звук авиационных двигателей, который быстро усиливался.
На позиции тактической группы надвигалась целая армада вражеских самолетов.
Майор Куроки, ставший свидетелем артподготовки, довольно потирал руки. Он видел через бинокль, как разрывы снарядов накрывали весь район, занятый советско-монгольской тактической группой. В небо поднялся столб черного дыма, за ним второй и третий, куда более плотные. Так горит бронетехника.
Тут вдруг прогремели залпы орудий с противоположного, западного берега реки.
— Что за черт? — выкрикнул майор.
Его заместитель лейтенант Сасаки, тоже смотревший на позиции обороны противника, проговорил:
— Работает вражеская артиллерия.
— Какая артиллерия? Откуда она взялась, по каким целям бьет?
Лейтенант Сасаки перевел бинокль на сопки, за которыми дислоцировалась батарея стопятидесятимиллиметровых гаубиц. Мощная оптика позволяла ему видеть, как за небольшими высотами разрываются снаряды.
— Русские или монголы бьют по батарее капитана Кикути, — сказал он.
— Этого еще не хватало. Как наша разведка могла пропустить наличие артиллерии у тактической группы противника?
Сасаки вздохнул и сказал:
— Скорее всего батарея подчинена командованию советского батальона, руководство ею осуществляется из Хамтая.
Когда огонь прекратился, Куроки повернулся к связисту и приказал:
— Срочно дай мне капитана Кикути!
— Слушаю вас, господин майор, — ответил командир батареи.
— Что у тебя?
— Ничего хорошего. Русская артиллерия, предположительно батарея стодвадцатидвухмиллиметровых гаубиц, обстреляла наши позиции. Мы потеряли пять орудий с расчетами, пункт боепитания.
— Но как русские могли так точно накрыть твою батарею?
— Возможно, их огнем управляли корректировщики.
— Но ты в состоянии вести огонь из уцелевших орудий?
— Извините, господин майор, но я подчиняюсь полковнику Танаке. Только он может решить, что дальше делать моей батарее. Я свяжусь с ним. Думаю, полковник сам доведет до вас свое решение, — проговорил капитан и отключился.
Майор швырнул трубку связисту.
— Скотина! Он, видите ли, подчиняется полковнику.
— И это хорошо, господин майор, — сказал вдруг заместитель.
Командир первой ударной роты взглянул на лейтенанта Сасаки и спросил:
— Что хорошее ты видишь во всем этом?
— По крайней мере, нам не придется отвечать за поражение артиллерийской батареи.
— Да, в этом ты прав, Моку. Этот факт может нас хоть как-то радовать. Как, кстати, и тот, что русские тоже понесли значительные потери. Их санитары носили убитых и раненых десятками. Я сам это видел.
— А ведь русских и монголов еще ждет главный сюрприз.
— Ты о…
Офицеры услышали приближающийся гул самолетов.
— Да, господин майор, — продолжил заместитель. — Я о нашей доблестной авиации, во всем превосходящей русскую. Она на подходе.
Куроки припал к окулярам бинокля.
Над ударной ротой прошли двенадцать бомбардировщиков Kи-30, по три самолета в четырех линиях, прикрываемых сверху и флангов восемью истребителями Kи-43 «Накадзима».
— Хорошо. Сейчас русские и монголы получат все, что заслужили.
Бомбардировщики шли на высоте метров шестьсот на небольшой скорости. Они заходили по фронту, не предпринимая никаких маневров. Пилоты были уверены в своей полной безопасности.
Майор Куроки непроизвольно раскрыл рот, когда из-за реки ударили счетверенные пулеметные зенитные установки «Максим». Массированная стрельба захватила японцев врасплох. Три ведущих бомбардировщика рухнули на землю, так и не дойдя до передовой линии обороны. Ки-30, следовавшие сзади, резко пошли вверх и повернули на север.
Истребители открыли огонь из пулеметов. В траншеях раздались вскрики, но «дегтяри» успели вспороть брюхо двум «Накадзима». Пилоты пытались выброситься с парашютами, но не смогли. Истребители влепились в землю и разлетелись на куски от взрыва топливных баков.
Уцелевшие самолеты вышли из зоны огня и двинулись на север. Японцы в считаные минуты потеряли три бомбардировщика из двенадцати и два истребителя из восьми.
На КНП майора Куроки царило тягостное молчание.
— Летчики не могут так оставить это дело! Полный позор! Откуда у противника взялись зенитные установки? — заявил он.
Заместитель пожал плечами и проговорил:
— Русские обвели наше командование, сумели скрытно сосредоточить за рекой две батареи, гаубичную и зенитную. Но это, господин майор, неудивительно. Все наше внимание было сосредоточено на укрепрайоне у Номана и Хамтая. Мы своими силами не могли провести разведку за рекой. Но авиация возвращается.
На этот раз самолеты шли на высоте в две с лишним тысячи метров. Установки «Максим» теперь не могли достать до них. Заходили они с севера. Девять бомбардировщиков и шесть истребителей приближались к укрепрайону. Было видно, что три бомбардировщика нацелены на дислокацию батареи. По ней они и ударили. Остальные шесть машин сбросили бомбы на Номан и на линии обороны, в том числе на монгольскую роту.
Этот маневр разбил строй японской авиации. Она разделились на три группы, по три бомбардировщика в каждой. Истребители летели выше, стараясь прикрыть все Kи-30.
Куроки возрадовался и заявил:
— Вот это другое дело! Так надо было действовать с самого начала.
Но радость его оказалась преждевременной.
С запада единой группой вышли десять советских истребителей, шесть И-15 и четыре И-16. Они атаковали бомбардировщики, которые находились над западным берегом реки. Советские летчики имели численное превосходство. Они сбили эти три Kи-30, один «Накадзима», а потом набросились на японские самолеты, успевшие собраться вместе.
В небе над позициями тактической группы завертелась смертельная карусель. К земле пошли еще два бомбардировщика и два «Накадзима», но и японские летчики не стали мальчиками для битья. Загорелся один И-15, за ним второй, третий. Вошел в штопор и взорвался непосредственно у передовой линии И-16.
Задымил второй. Пилот этого самолета сумел выпрыгнуть и начал опускаться на парашюте между позициями тактической группы и роты Куроки.
Уцелевшие японские бомбардировщики отвернули и стали уходить. Два И-16 ринулись вдогонку, но им навязали бой истребители. Однако у самолетов закончились боеприпасы, и они разошлись.
Старший политрук Семенов метался по траншее. Надо было срочно считать потери и готовить солдат к бою. Среди монголов то же самое делал старший лейтенант Шагаев.
Командир же группы капитан Новиков проследил, где приземлился летчик сбитого И-16. От передовых позиций до него было метров четыреста.
Он тут же вызвал к себе командира третьего отделения второго взвода младшего сержанта Вербича и спросил:
— Миша, ты видел, как выпрыгнул наш летчик?
— Так точно!
— Надо его спасти, пока не достали японцы. Бери отделение и вперед! Он у сопки с нашей стороны. Вон подает сигнал, видишь?
Пилот выпустил в небо ракету.
— Вижу, товарищ капитан.
— Вперед, сержант, и чтобы летчик был здесь! Но учти, японцы тоже пошлют людей для его захвата. Так что готовься к бою!
— Я все понял, товарищ капитан.
— Давай, мы прикроем. Бегом, Миша!
Отправив отделение, капитан начал принимать доклады о потерях от бомбардировки. Благодаря успешным действиям нашей авиации, они оказались малочисленными. У монголов их совсем не было. В советской роте четыре бойца убиты, тяжело ранены трое, легко ранены двое. Санитары потащили тяжелораненых в Номан, где был оборудован медпункт.
Старший политрук вернулся на КНП и спросил:
— Доклады о потерях прошли?
— Прошли, Юра. А ты что бегал по траншеям?
— Бойцов поднимал, они попрятались от авиации, как мыши.
— А мы с тобой во время бомбардировки разве не прятались?
— Я привел их в чувство.
— А, ну если так, то ладно. Надо доложить о потерях от воздушной атаки в штаб батальона. Связист! Куда ты запропастился, твою мать?
— Здесь я, товарищ капитан, — ответил бледный и грязный красноармеец Зайцев.
— Ты ранен?
— Вроде нет.
— А что побледнел?
— Так побледнеешь, товарищ капитан, когда на голову бомбы летят.
— Согласен, ощущение не из приятных. Связь с батальоном есть?
— Не знаю.
— Так узнай, черт бы тебя побрал!
— Слушаюсь!
На вызов ответил начальник штаба батальона капитан Сагидов.
Командир тактической группы доложил ему о потерях и спросил:
— А у вас что?
— Есть потери от артобстрела, но незначительные. Авиация же японцев до нас не дошла.
— С И-16, сбитого в ходе боя, выпрыгнул пилот. Он в четырехстах метрах от нас, я послал отделение вытащить его.
— Ты ведь понимаешь, что и японцы постараются захватить пилота?
— Понимаю. Но не бросать же своего человека.
— Решение верное. Я доложу обстановку в районе подчиненной тебе группы командиру батальона. А ты сообщи, что получится с пилотом.
— Само собой. Да, еще вот что, Анвар. — Новиков иногда называл начальника штаба по имени, они были ровесниками, вместе служили взводными. — Каковы потери в гаубичной и зенитной батареях?
— По предварительным данным, потеряно одно орудие и две пулеметные установки с расчетами.
— Думаю, японцы не оставят в покое тот берег. Авиация вернется.
— Мы предусмотрели это. Сейчас батареи срочно перебрасываются к переправе у Хамтая. На аэродроме готовятся к вылету еще три звена истребителей.
— Японцы пять машин сбили.
— А мы уничтожили тринадцать. Из них восемь бомбардировщиков и пять хваленых Kи-43 «Накадзима». Уверен, это охладит пыл самураев. А там черт их знает. Они дисциплинированы, пошлют умирать, пойдут, не задумываясь. Сергей, ты давай там держись и будь готов ко всему!
— Я готов. До связи!
— До связи!
Приземление пилота у сопки между позиций видел и заместитель командира японской ударной роты лейтенант Моку Сасаки. Он доложил об этом майору Куроки, и тот тут же распорядился выслать на захват пилота второе отделение третьего взвода сержанта Судзо Утида.
Восемь японцев пошли к сопке. Они видели ракету, выпущенную пилотом, и двинулись на этот ориентир.
По прямой до пилота от рубежа тактической группы было ближе, но этот участок изобиловал множеством буераков, которые советским бойцам приходилось обходить. К тому же с востока ударил станковый пулемет. Отделение младшего сержанта Вербича вынуждено было залечь.
Пехотинцам помог экипаж танка Т-26. Он произвел два выстрела по позиции пулемета, замеченной наблюдателями, и разнес его в клочья вместе с расчетом. Очередь пулемета ДТ, спаренного с пушкой, прошлась по переднему краю японцев.
Старший политрук внимательно следил за обстановкой у сопки, где советский летчик ждал помощи. В том, что она ему требовалась, сомневаться уже не приходилось. Скорее всего он получил ранение или травму, иначе уже вышел бы к своим.
Семенов и заметил отделение противника, перебегавшее из одной балки в другую на пути к сопке.
— Японцы в трехстах метрах от нашего летчика! — выкрикнул он. — Они из одной балки в другую перескочили. Она тянется к сопке и обрывается в тридцати метрах от нее.
— Где наши? — спросил Новиков.
— Я их не вижу.
Командир группы припал к брустверу и проговорил:
— Отвернули вправо. Впереди довольно крупный овраг. По прямой им метров двести до летчика. С обходом оврага те же триста выйдут.
— Сержант Вербич не знает о японцах, приближающихся к летчику, — добавил старший политрук Семенов.
— Надо предупредить его.
— Как?
— Сейчас сделаю.
Капитан забрал у ближайшего красноармейца винтовку, перезарядил ее патронами с трассирующими пулями. Он клацнул затвором, прицелился в вершину сопки и выстрелил по ней пять раз подряд.
— И что?.. — спросил старший политрук.
— Вербич знает, куда надо идти. Он догадается, что мы стреляли трассерами не для того, чтобы обозначить сопку, а предупредили его об опасности.
— Сообразит ли?
— Ты бы понял?
— Нет, но задумался бы.
— Пусть хоть так.
Сержант Вербич понял, что означают эти неожиданные выстрелы в сопку, и крикнул за спину:
— Бойцы, ротный подал сигнал, что не мы одни идем за летчиком. Нам надо выйти к сопке быстрее японцев. Вряд ли наши стали бы стрелять по вершине, если бы самураи были близко от пилота. Тогда они открыли бы заградительный огонь, обозначили бы рубеж, за который нам выходить нельзя. Быстрее, ребята! На ходу примкнуть штыки!
Отделение бросилось к сопке через ямы и канавы.
Куроки тоже увидел трассеры, взглянул на заместителя и спросил:
— Какого черта русские стреляют по сопке?
Сасаки ответил сразу, не задумываясь:
— Обозначают своим, где находится летчик.
— Но он же подавал сигнал ракетой.
— Ее могли не видеть те солдаты, которые сейчас спешат к летчику, поэтому командир противника решил подстраховаться. Наше отделение перемещается по балкам, увидеть его русские не могли.
— А участок между балок?
— Так наши прошли его за считаные секунды. Нет, я уверен, русские их не видят. Конечно, они понимают, что мы тоже можем выслать группу захвата, и наверняка ведут наблюдение за нашим передним краем.
— Ладно, будем считать, что ты не ошибся.
Сигнальные выстрелы сыграли свою роль. Отделение младшего сержанта Вербича вышло к сопке в тот момент, когда японцам до нее оставалось еще метров семьдесят, сорок из них по балке.
— Летун, ты где? Мы свои, — крикнул Вербич.
Из-за единственного куста, росшего здесь, раздался голос:
— И кто это свои?
— Командир отделения младший сержант Вербич. Я послан на поиски пилота, выбросившегося из И-16.
— Получается, действительно свои, а я тут собрался уже последний бой принимать, — проговорил пилот и выполз из-за куста.
Младший сержант взглянул на него и отдал команду:
— Двое на вершину, двое на левый фланг, двое на правый, остальные со мной. Пошли, мужики, быстро!
Шесть красноармейцев встали на позиции обороны сопки, когда японцы подошли к окончанию балки. Двое оставшихся бойцов встали на фланги, за спины товарищей.
Младший сержант подошел к пилоту.
— Старший лейтенант Гавриленко, можно просто Федор, — представился тот. — Сбили-таки меня японцы, а ведь почти увернулся. Но ничего. Я тоже приземлил два их самолета.
— А чего под кустом сидел? Ранен?
— Нога прострелена.
— Кровь?..
— Сначала хлынула будь здоров, но я перетянул лодыжку жгутом, перевязался, сейчас не чувствую ноги.
— Какой?
— Левой.
Сержант посмотрел ногу, увидел, что она посинела, и ослабил жгут. На бинте тут же появилось красное пятно, но оно не увеличивалось. Пилот сумел остановить кровь.
— Пошевели пальцами, старлей, — попросил младший сержант.
Пилот сделал это.
Вербич улыбнулся и заявил:
— Порядок. Еще плясать на свадьбе своей будешь.
— Я женат.
— Ну тогда на другой какой свадьбе.
С вершины сопки хлопнули два хлестких выстрела.
— А вот и самураи, — сказал пилот и взглянул на младшего сержанта.
Только тогда Вербич заметил у него в руке пистолет ТТ.
— Так вы за мной шли? — спросил пилот.
— Угу! Вот и пришли. Сейчас японцы с нами поздороваются. Ты, старший лейтенант, отползи к склону от греха подальше и стреляй только в том случае, если вдруг самураи объявятся с тыла. Хотя это вряд ли. Их тогда наши достанут из траншеи. Я пошел к своим.
— Удачи, сержант!
— Живы будем, не помрем.
Младший сержант бросился к левому склону, откуда уже стреляли красноармейцы. Японцы никак не ожидали столкновения с противником. Они рассчитывали дойти до сопки быстро и без всяких помех, потому что путь их пролегал по ровному дну балок, но опоздали. Сержант и солдат, вышедшие наверх первыми, были убиты меткими выстрелами красноармейцев. Остальные откатились назад.
Майор Куроки видел это в бинокль, чертыхнулся и заявил:
— Да что там такое происходит?! Эти русские превосходят нас везде и во всем, а ведь мы лучше их. — Он взглянул на заместителя и приказал: — Лейтенант, быстро к расчету станкового пулемета третьего взвода!
— Но, господин майор, мы уже потеряли один пулемет.
— Выполнять!
— Стоит ли того какой-то пилот?
— Лейтенант! — Куроки повысил голос. — Первый раз стрелял расчет второго взвода. Он находился как раз на линии огня русских танков. Я рассчитывал, что мы успеем подстрелить всю группу спасателей, но экипаж танка действовал на удивление быстро. Позиция же третьего взвода укрыта двумя сопками. С рубежа обороны русских ее не видно. Понял?
— Так точно, господин майор.
— Выполняй приказ!
Сасаки пробежал на позиции третьего взвода, где его встретил второй лейтенант Риота Кубо. Заместитель командира роты передал ему приказ.
В отличие от Сасаки взводный не стал задавать ненужных вопросов, сразу приказал расчету станкового пулемета открыть огонь по сопке, удерживаемой русским отделением.
Очередь станкового пулемета вспахала вершину сопки. Вниз полетели двое красноармейцев, тела которых были пробиты пулями. Остальные бойцы отделения младшего сержанта Вербича вынуждены были укрыться за высотой.
Этим воспользовались японцы. Они бросили из балки ручные гранаты, осколки которых, к счастью, никого не задели, тут же выскочили на открытое пространство, разделились на две группы и стали сближаться с сопкой, держа наперевес винтовки с примкнутыми штыками.
Станковый пулемет прекратил стрельбу. Когда красноармейцы, оставшиеся в живых, двинулись к флангам, им навстречу с двух сторон выскочили по три японских солдата. Преимущество мизерное, всего один человек, но на стороне японцев сыграл фактор неожиданности. Бойцы младшего сержанта Вербича оказались охвачены.
На стрельбу из винтовок времени не осталось. Солдаты сошлись в штыковом бою, дрались яростно, молча. Пал один красноармеец, но утащил за собой врага, пробитого штыком, за ним и второй.
Какой-то японец отошел в сторону, вскинул винтовку. Младший сержант не успевал достать его. Но раздался хлопок. Противник, который уже готов был выпустить всю обойму в советских солдат, упал на колени, выронил винтовку, схватился за живот и с диким ревом повалился набок. Его подстрелил пилот, следивший за ходом рукопашного боя.
Всех прочих японцев красноармейцы положили быстро. Старший лейтенант Гавриленко сумел подстрелить еще одного, что в принципе и предопределило исход схватки. Солдат, оравший от боли, был добит выстрелом из винтовки, чтобы не мучился. Все одно ранение в живот смертельное.
Младший сержант понимал, что японцы могли в любой момент выслать подмогу своим, действовал решительно и быстро.
— Петруха, берешь пилота! Остальные — по одному убитому. Отходим! Живо, мужики! — приказал он.
Капитан Новиков видел, что отделение начало отход, и приказал пулеметчикам прикрывать своих. «Дегтяри» стреляли вслепую, по направлению, но пули никуда, кроме позиций японцев, попасть не могли. Если только в недолет или перелет. Стрельба ДП обеспечила пехотинцам и летчику выход в безопасную зону. Наконец-то младший сержант Вербич, четыре его бойца и пилот, раненный в ногу, упали в траншею.
К летчику подошел Новиков и спросил:
— Кто ты, герой?
— Старший лейтенант Гавриленко, зовут Федором. И не герой я никакой. Это твои ребята самые настоящие герои. Они сошлись с японцами в рукопашной и положили их.
— Ты как?
— Нога! Надо бы врачу показать.
— Ну, врача у меня нет, есть санинструктор. Старшего сержанта Зимина сюда! Быстро!
Тот мигом прибежал, и санитары отнесли летчика в Номан.
Новиков подошел к связисту и спросил:
— Связь еще действует?
— Так точно, товарищ капитан!
— Вызови мне комбата.
— Слушаюсь!
Связист почти сразу передал трубку Новикову и сказал:
— Майор Филатов слушает.
— Мы спасли пилота сбитого истребителя. Пришлось отбивать его. Японцы выслали к этому месту как минимум отделение и прикрывали его действия огнем станкового пулемета, — доложил капитан командиру батальона.
— Пулемет вы уничтожили? — осведомился тот.
— Никак нет! Он находится на закрытых позициях. Во время боя проявил себя сам пилот, старший лейтенант Гавриленко. Когда наши сошлись с японцами в рукопашной, он лично убил из пистолета двух солдат противника, что повлияло на исход схватки.
— Ты это документально оформи. Мы представление в авиаполк пошлем о награждении.
— Сделаю сразу после боя.
— Почему летчик самостоятельно не выходил к вам?
— У него прострелена нога. Сейчас медики оказывают ему помощь.
— Отстреливался раненым?
— Да.
— Обязательно рапорт в штаб представишь.
— Слушаюсь!
— Потери есть? — спросил командир батальона.
Новиков вздохнул и ответил:
— К сожалению, без них не обошлось. Двоих бойцов на вершине расстрелял станковый пулемет, двое погибли во время боя у сопки.
— Итого твои роты потеряли уже семнадцать бойцов, так получается?
— Убитыми да, но у сопки отделение младшего сержанта Вербича уничтожило девять японцев.
— Всех к награде!
— Разберемся. Впереди главное сражение.
— Да. Японцы вот-вот пойдут в атаку.
— Что-то не видно их авиации.
— Думаю, она еще проявит себя. У тебя все?
— Так точно!
— Кстати, как там наши братья-монголы?
— Нормально, готовы. Серьезные ребята, страха у них нет, как, впрочем, и опыта. Но главное — они рвутся в бой.
— При необходимости передай командование монгольской ротой нашему советнику.
— Понял. У вас-то как, товарищ майор?
— По сравнению с вами тишь и гладь. Тьфу, твою мать!..
— Что такое?
— Сглазил. Японская артиллерия начала обстрел Хамтая. Бойцы постов раннего обнаружения противника сейчас доложили, что туда идут шесть бомбардировщиков под прикрытием четырех истребителей.
— Маловато будет, Александр Андреевич.
— Да, мы уже ополовинили авиаполк японцев. Все, Сергей, держись, будем на связи.
О появлении вражеских самолетов доложил и старший политрук:
— Сергей, на Хамтай заходит японская авиация. Наших самолетов не видно.
— Я в курсе. С нашими майор Филатов сейчас разберется. У нас по обстановке что?
— Все как прежде.
— Не торопится Куроки атаковать нас.
— Да и его бывший заместитель, а сейчас командир второй усиленной роты, которая подошла с фланга, тоже не спешит. Чего они ждут?
— Это мы у них спросим, когда в плен возьмем. — Командир тактической группы припал к окулярам стереотрубы, повернул ее в сторону Хамтая и произнес: — Ни хрена не понимаю! Бомбардировщики противника заходят на батальон с востока, на высоте с полкилометра. Их что, урок, полученный здесь, ничему не научил?
— Возможно, они считают, что смогли подавить всю нашу зенитную батарею.
Но дело было в другом. Эти десять самолетов специально выходили к району обороны на малой высоте. Они отвлекали на себя пулеметные установки и «дегтяри» стрелковых взводов. «Максимы» сбили два бомбардировщика и один истребитель. Тут с севера, уже на высоте, не досягаемой для средств противовоздушной обороны, имевшихся в батальоне, на позиции, занятые советскими и монгольскими войсками, вышли восемь бомбардировщиков. Они сбрасывали бомбы не прицельно, но накрыли весь район.
Только после этого появились советские истребители, по три И-15 и И-16. Они вступили в неравный бой. В результате японцы потеряли шесть бомбардировщиков и три истребителя и ушли на восток. Но и на советский аэродром вернулись только две машины из шести.
Новиков приказал связисту вновь соединить его с командиром батальона.
Красноармеец Зайцев только руками развел и сказал:
— Не могу, товарищ капитан, линия повреждена.
— Ну вот и остались мы без связи.
— Батальон должен выслать ребят восстановить линию.
— Это вряд ли, а мне надо знать обстановку в Хамтае.
Старший политрук взглянул на Новикова и спросил:
— Хочешь отправить посыльных?
— Да вот думаю, дойдут они до Хамтая или нет?
— Сомневаюсь. Но даже если по берегу пойдут пешком, то вернутся не раньше вечера, а до этого…
Тут на КНП вбежал старшина Вереско и доложил:
— Командир, японские танки объявились! Идут в две линии. За ними пехота.
— Ну вот и началось самое главное. Передай, старшина, по команде, всем на позиции. Вывести танки, бронеавтомобили и один взвод «сорокапяток» из укрытий на рубеж ведения огня.
— Слушаюсь! — Старшина убежал.
Появился посыльный из монгольской роты, который хорошо говорил по-русски.
— Товарищ капитан, с юга на роту идут танки и броневики.
Новиков повернулся к старшему политруку и распорядился:
— Давай, Юра, второй противотанковый взвод к монголам! И смотри за нашими флангами.
— Есть, командир!
Перед брустверами передней линии обороны прогремели взрывы снарядов. Это пристреливались японские танки.
Новиков приказал открыть огонь по противнику и припал к окулярам стереотрубы.
