Глава 11
2 мая 1957 года. Ленинград
— Это что же получается, товарищи? — грозно, сурово поинтересовался у своих подчиненных полковник Саранцев, глядя в их стыдливо опущенные лица. — Вся страна празднует Первомай. Рапортует о своих героических трудовых свершениях. Руководство города принимает парад на Дворцовой площади, трудящиеся, комсомолия и пионерия в праздничных колоннах маршируют, а у нас с вами труп в подворотне? Так, значит? И это в такой день, когда у нас весь наличный состав на дежурстве? Да что же это мы за милиция такая, которая своих граждан от бандитов защитить не может?
Слова полковника больно задевали каждого, потому что, во‐первых, были справедливы, во‐вторых, напоминали, что задета честь их мундира, а в‐третьих, сулили большие неприятности.
— Вы понимаете, что это ЧП? Что мне уже из горкома звонили? Вы это понимаете?
— Понимаем, Алексей Евгеньевич, — первым подал голос начальник оперативного отдела майор Ермаков. — И делаем все, что в наших силах. Уже сформирована следственная группа. В нее включены наши лучшие специалисты. К выяснению личности убитого подключили Ленинградское радио. Четыре раза в сутки будут давать объявление, искать знакомых и родственников убитого. Может, кто-то откликнется.
— Гм. Это хорошо. Это может нам здорово помочь, — все еще недовольным, но уже рабочим тоном согласился полковник. — Что еще предпринимается?
— Стандартные мероприятия, — раскрывая папку, сообщил майор. — Ищем свидетелей, которые могли видеть, как убийца и жертва попали в ту подворотню. Криминалисты работают с материалами, собранными на месте преступления. Патологоанатомы свое заключение уже дали. Удар колюще-режущим предметом. Предположительно ножом. Нанесен вполне профессионально. Убитый скончался на месте.
— А что с личностью убитого?
— Маслов Петр Федорович, пенсионер. Постоянно проживает в городе Алапаевске. Запрос по месту жительства уже отправлен, но вчера было девятое, местным было не до того. Надеюсь, сегодня получим телефонограмму.
— Что он делал в нашем городе, не известно?
— Пока нет. Но как только получим ответ от коллег из Алапаевска, думаю, картина прояснится.
— Ну что ж. Будем надеяться, — с умеренным оптимизмом заметил полковник. — Как только информация поступит, сразу же ко мне на доклад. Ну а теперь свободны, за работу.
— Видно, старика здорово сверху прижали. Вон мрачный какой сидит, — спеша по коридору подальше от начальственного кабинета, шепнул коллеге Борис Беспалов, смешливый очкарик с коротко стриженными кудрявыми волосами, вчерашний выпускник юрфака.
Вчерашний студент так и лез из Бориса, где надо и не надо. Его излишняя смешливость, склонность к легкомысленным шуточкам и слишком пылкий интерес к противоположному полу плохо сочетались с его нынешней должностью и званием. Все-таки уголовный розыск — это вам не танцплощадка, как недавно заметил ему майор Уваров, старый опытный оперативник, у которого по праздникам от орденов и медалей на кителе места пустого не было. Герой. Ветеран. Уважаемый человек, а Борис ему анекдотец сморозил про профессора и первокурсницу, да еще и на месте преступления. Несерьезный человек. И как только его в угро распределили? Куда кадры смотрят?
— Беспалов, Свиридов! — обгоняя в коридоре молодых сотрудников, окликнул майор Ермаков. — Зайдите. Садитесь, — кивнул майор, усаживаясь на рабочее место. — Значит, так, товарищи комсомольцы, — оглядывая по очереди Беспалова и его коллегу, старшего лейтенанта Виктора Свиридова, проговорил Николай Владимирович. — Начальство вы слышали, поставленные задачи вам, надеюсь, в общем ясны?
Виктор серьезно кивнул.
— Хорошо. Теперь перейдем к задачам конкретным. Пока информация из Алапаевска не поступила, надо обзвонить все гостиницы и дома колхозника и выяснить, не останавливался ли у них наш убитый. При этом не забывайте, что у некоторых предприятий имеются собственные гостиницы, их тоже надо проверить.
— Николай Владимирович, а зачем? — пожал плечами Борис Беспалов. — Это нерационально. Ведь сегодня придет ответ от коллег из Алапаевска, мы и так все узнаем. Уж наверняка родственники убитого в курсе, где он останавливался. Гораздо продуктивнее отправить еще один запрос в Алапаевск. И еще, надо выяснить, не было ли запросов по убитому Маслову у нас в дежурной части и в больницах города. Вдруг его уже ищут?
— Спасибо за светлую мысль, лейтенант, но это уже сделали. Запросов по убитому не было, — с язвительной ласковостью заметил майор. Борис с его неуместными смешками, с умничанием и прочими университетскими штучками частенько раздражал.
Сам майор университетов не заканчивал. В милицию попал по комсомольскому набору, прямиком с Кировского завода. А ведь мечтал когда-то на инженера выучиться, да вот не судьба. И всю хитрую милицейскую науку не за партой, а на практике осваивал. На фронт не пошел, всю блокаду в городе с бандитами да вредителями боролся, немецких шпионов ловил, награды имеет. А тут какой-то мальчишка учить его вздумал. И все ему шуточки. Тоже мне, Аркадий Райкин нашелся. Загрузить мальчишку работой, чтобы научился старших товарищей уважать.
— Ждать информацию из Алапаевска — это терять время даром, — проговорил вслух майор. — Не исключено, что у Маслова нет родственников. Или же он оказался в городе проездом и заранее не знал, где остановится. А мы потеряем время. А потому отправляйтесь работать, молодые люди. Вы, Свиридов, за старшего. И, кстати, если в гостиницах нет телефона, туда надо будет съездить лично. И еще, гостиниц в городе немного, так что разделитесь. И, кстати, почему я с утра Лодейникова не видел, ему что, кто-то выходной дал?
— Никак нет, — почти по-военному ответил Витя Свиридов. — Он с утра позвонил дежурному, предупредил. Матери его плохо стало, в больницу повез. Вот-вот будет.
— Ладно. Раз с матерью, что уж тут. — Все в уголовном знали, что мать у Лодейникова очень болела, а у Толика еще младшие брат с сестрой подрастали, и он в семье был единственный кормилец. Да что там, вся семья на нем держалась. Так что коллеги его жалели, помогали чем могли. — Тогда так. Ты, Свиридов, занимайся гостиницами, а Беспалов с Лодейниковым пусть отправляются на улицу Плеханова. Свидетелей надо найти. Вчера был праздник, людей тревожить было не велено, а сегодня отправляйтесь, и без свидетелей чтоб не возвращались.
— Николай Владимирович, а я вот что подумал, — снова встрял со своими идеями Беспалов. — Гостиницы — это, конечно, хорошо, но откуда у пенсионера из провинции такие деньги, чтоб в гостиницах останавливаться? Я вчера был на месте преступления, видел тело. Одет покойный скромно, ботинки плоховатые…
Майор озабоченно нахмурился.
— И к чему вы ведете, Беспалов?
— К тому, что лучше бы вокзалы проверить, залы ожидания. Если он проездом, то наверняка на вокзале вещи оставил в камере хранения, а сам по городу пошел гулять. Может, его вообще с вокзала вели, может, у него с собой деньги были! — озарило Бориса. — На вокзале известно, что за публика ошивается. А тут какой-то дед приехал, сразу видно — в городе впервые, ничего не знает, растерянный, а при себе в кармане деньжата припрятаны. Вот какой-нибудь и увязался следом, дождался подходящего момента, затолкнул в подворотню. А дед, к примеру, сопротивляться начал, на помощь звать, вот его и того. А?
— Гм, — почесал макушку майор. И как это он сам до такой простой версии не додумался? А все полковник со своим ЧП! Политическая диверсия, контроль горкома. А может, на их счастье, все так и было, как Беспалов представил?
— Молодец, лейтенант. — Майор хоть и недолюбливал Бориса, но был человеком справедливым, раз молодец, значит, молодец. — Соображаешь. Значит, возьми у фотографа снимки с места убийства и покажи дежурившим вчера на вокзале милиционерам. Они сегодня, конечно, выходные, но тут такое дело, придется потревожить, а заодно предъяви работникам камер хранения, уборщицам, буфетчикам, ну и прочее в том же роде. Может, кто и узнает убитого. Свидетелями тогда займется Свиридов. Ну а уж Лодейников, как появится, гостиницами займется, если раньше телефонограмма из Алапаевска не придет. Все свободны.
Борис шагал по проспекту, счастливо щурясь яркому весеннему солнцу, шаг его был пружинист, на лице играла беззаботная улыбка. Мир был прекрасен, город его был прекрасен, девушки на улице были прекрасны.
Эти весенние майские дни были самыми любимыми в жизни Бориса. Сперва Первомай, красные транспаранты, флаги, духовые оркестры, воздушные шарики, раскидаи, всюду гулянья. Смех, музыка, танцы. А потом будет Девятое мая. Праздничный вечер, торжественное заседание, потом танцы. И ветераны со сверкающими на солнце орденами, и слезы радости и гордости, и песни. И на улицах гулянье. И чувство, что ты часть большой, дружной, могучей страны, которая ценой стольких жизней и неимоверных усилий смогла победить самого страшного, жестокого и беспощадного врага в истории человечества, подарив мир и счастье всему миру, всем странам и народам. И это чувство наполняет тебя до самой макушки, и хочется смеяться и плакать от счастья. И ничто, даже вчерашнее убийство, не могло омрачить этой безудержной весенней радости.
Да и, если честно, убитый был стариком, а ему, наверное, не так уж обидно было умирать, как человеку молодому, полному сил. Этот Маслов прожил длинную и, наверное, счастливую жизнь, мог бы, конечно, еще проскрипеть годков этак пять, но разве это жизнь? Сидеть, кряхтеть, пить лекарства, целыми днями маяться от скуки на лавочке перед домом или козла забивать с другими пенсионерами? Нет, уж лучше ярко, насыщенно прожить короткую, полную событий жизнь и умереть на самом пике, чем влачить долгое, скучное, лишенное цели и смысла существование, да еще и, не дай бог, обузой кому-то стать, размышлял Борис, подмигивая проходящим мимо хорошеньким девушкам. Так что Маслову по большому счету жаловаться не на что, хотя убийцу все равно найти надо.
Борис огляделся по сторонам и, не увидев поблизости машин, перебежал дорогу.
Первым делом Борис отправился на Московский вокзал, потому что туда прибывают поезда из Екатеринбурга. Конечно, если Маслов был в городе проездом, он мог переехать на любой другой вокзал города. Например, Финляндский или Витебский. Но их Борис решил проверить во вторую очередь.
Войдя в недавно отремонтированное здание вокзала, оглядев просторный зал ожидания, вдохнув полной грудью «запах странствий», Борис, придав лицу соответствующее случаю и столь не свойственное ему выражение серьезности, двинулся прямиком к начальнику вокзала.
— Вы по какому вопросу, товарищ? — остановила в приемной несолидного посетителя секретарша, пухлая, строгая, с золотистыми кренделями на голове.
— Лейтенант Беспалов, Ленинградский уголовный розыск, — с гордостью доставая из кармана удостоверение, представился Борис. — У меня срочное дело.
— Присядьте, — кивнула секретарша на единственный свободный стул. Борис с удивлением огляделся. В приемной было битком народу. Большинство с багажом.
— Простите, вы не поняли. Я из уголовного розыска, у меня срочное дело.
— Тут у всех срочное дело, — не отрываясь от печатной машинки, сообщила равнодушно секретарша. — Сядьте и ждите. Вон у товарища жена рожает в Воронеже, а у гражданки домна горит, и тоже ждут.
Посетители заворочались на своих стульях, заворчали.
— Нет. Вы не поняли. Я не пассажир, я…
— Я все поняла. Садитесь и ждите, — с нажимом велела секретарша. — Когда товарищ Кулебякин освободится, вас пригласят.
Борис сел, решив, что как только дверь кабинета откроется, он тут же в нее войдет, и неважно, чья сейчас очередь. У него убийство, ЧП городского масштаба! Он, между прочим, при исполнении. Первые полчаса Борис просидел спокойно, разглядывая раскрасневшиеся лица соседей, потом принялся ерзать, к концу часа нетерпеливо стучать ногой. Дверь кабинета не открывалась.
— Послушайте, гражданка, а начальник вообще на месте? — не выдержал наконец Борис, чье терпение в силу молодости и неопытности было не бесконечным.
— На месте. И у него важное совещание. Ждите, — не удостоив его взглядом, ответила секретарша.
— Вот бюрократы, — тихонько буркнул сосед справа от Бориса. — С самого утра тут сижу, даже в туалет боюсь отойти.
Борис прислушался к своему организму и с радостью вспомнил о недавно съеденной четвертинке ржаного хлеба.
— А оттуда хоть кто-то выходил? Или, может, заходил? — поинтересовался он у соседа.
— Нет, — печально ответил сосед, перекладывая с колена на колено внушительный сверток.
— Безобразие! Бюрократы! — гневно воскликнула гражданка с красным носом и большими сережками в ушах. — И в фильмах их критикуют, и в газетах про них пишут, и по радио говорят, а они как разводили формализм и бюрократию, так и разводят. Надо жалобу написать! У меня мать больная, ей операцию надо срочно делать, а я тут время теряю.
— Вы что, хирург? — вскинула на гражданку скептический взгляд секретарша.
— Нет. Я технолог, — растерялась гражданка.
— Ну и чего тогда дергаетесь? Операцию и без вас сделают, — пожала раздраженно плечами секретарша и снова вернулась к своей машинке.
— Как вам не стыдно! — воскликнула со слезами в голосе женщина.
Борис слушал разговор молча, но в душе его зрело единственно верное решение, и, приняв его, он сразу же перешел к действию.
— Стойте! Вы куда! Остановитесь немедленно! — выскакивая из-за стола, бросилась ему наперерез секретарша, когда Борис твердым решительным шагом двинулся к внушительным, обитым черной клеенкой высоким дверям.
— Уголовный розыск! — сунул ей в нос удостоверение Борис, но на этот раз решительно и безапелляционно, и не дожидаясь возражений, распахнув дверь, шагнул в кабинет.
Послушав нервных пассажиров в приемной, Борис ожидал застать в кабинете мирно дремлющего над незаконченным завтраком толстощекого, обрюзгшего бюрократа. Но он ошибся.
— Да! Да! Что значит — не хватает подвижного состава? Вы понимаете, что вы говорите? У меня не Москва-Товарная, у меня люди! Люди! У меня скорые поезда! Вы знаете, что такое скорые поезда? — нервно выкрикивал в прижатую к уху плечом трубку красный, потный мужчина за огромным столом. — Алло? Алло? — кричал он в другую трубку, которую держал левой рукой, правой он подписывал какие-то бумаги. — Товарищ Яблоков? Что у нас с поездом на Казань? Нашли машиниста? Знаю, что аппендицит, выслали замену? Кондрат Яковлевич, сейчас же решите вопрос с бельем, оно уже третий день подряд приходит из прачечной сырым, пассажиры жалуются, — давал распоряжение сидевшему возле стола рябому упитанному гражданину с папкой под мышкой начальник вокзала. Другой, подтянутый и чисто выбритый, с военной выправкой, молча курил трубку, не сводя глаз с руководства. За ними ближе к двери сидели еще двое таких же озабоченных сотрудников вокзала, даже в форменных куртках.
Воздух в кабинете буквально потрескивал от напряжения.
— Вам что, молодой человек? Молодой человек, что вам угодно? Вы меня слышите, я к вам обращаюсь? — Борис и впрямь не понял, что на этот раз слова хозяина кабинета обращены были именно к нему.
— Я? Да я… собственно, из уголовного розыска.
— Откуда?
— Из уголовного розыска, — уже тверже повторил Борис. — Лейтенант Беспалов.
— Ясно. Куда вам? На сегодня?
— Что, простите?
— Билет вам куда? Да не вам. Не вам! — проорал в трубку начальник. — Это я вам, молодой человек, куда билеты?
— А! Никуда, я свидетелей ищу, мне бы постовых, дежуривших вчера на вокзале, увидеть. Ну и с буфетчиком и с работником камеры хранения…
— Да! Нет, конечно! — снова невпопад заорал начальник. — Это же не насморк, аппендицит, как он из больницы вернется? Ищите срочно замену. Знаю, что не хватает, — уже в другую трубку рычал он, — а вы обеспечьте, на то вы и депо! Аристарх Ильич, проводите молодого человека, — прикрывая рукой обе трубки, попросил начальник вокзала того серьезного гражданина с военной выправкой, что курил трубку.
Тот коротко кивнул, встал и, направляясь к дверям, сделал Борису приглашающий жест, не удостоив его даже словом. Впрочем, если бы даже он и сказал что-то, вряд ли Борис смог бы его расслышать, потому что начальник вокзала уже снова ругался сразу по двум телефонам.
Завидев Бориса, ожидавшие приема пассажиры повскакивали со своих мест, заволновались, засыпая его вопросами. Но Борис удовлетворить их любопытство не мог, потому что спешил за Аристархом Ильичом.
— Итак, вы из уголовного розыска. Что именно вас привело к нам? На нашей территории никаких происшествий за последние два месяца не случалось, — взял быка за рога Аристарх Ильич, едва они оказались в довольно пустынном и тихом коридоре.
— Нет. Но пострадавший гражданин — приезжий. И сейчас мы ищем свидетелей, видевших его на вокзале.
— Откуда он прибыл?
— Из Екатеринбурга.
— Когда?
— Пока не известно.
— Ясно. Фото пострадавшего имеется?
— Да, — едва поспевая за своим провожатым, подтвердил Борис.
Аристарх Ильич удивительным образом сумел сразу же ухватить суть вопроса и, минуя пустые рассуждения, перейти к практической части. Борис смотрел на него с восхищением и интересом.
— Сейчас выясним, кто из проводников данного направления имеется в наличии, предъявите им фото. Буфетчика застанете на месте, служащих камеры хранения у нас двое, работают посменно. Один на дежурстве, адрес второго дам. Представлю вас дежурному по вокзалу, постовые — это к нему. Еще можно побеседовать с носильщиками и уборщицами. Уборщиц несколько, работают посменно. Есть еще справочное, советую заглянуть и туда. Если ваш пострадавший приезжий, мог обращаться.
— Спасибо, — от всей души поблагодарил Борис, радуясь, что так быстро и четко у него пошли дела благодаря Аристарху Ильичу.
— Нет, не помню такого, — внимательно вглядываясь в неестественно закинутое вверх лицо убитого, покачал головой постовой Вася Николаев. — Может, и был он тут у нас. Да разве всех запомнишь. Вон сколько народу, — кивнул он на поток пассажиров, спешащих с платформы в здание вокзала. — Вот если бы он потерял что-нибудь, или спросил, как пройти, или, может, подрался с кем, тогда бы я его точно запомнил, а так…
— Гм, — потирая округлый, гладко выбритый подбородок, разглядывал снимок буфетчик. — Да вроде не припомню. Личность, конечно, не выдающаяся… Может, конечно, и заходил… Что вам, гражданочка? У нас все свежее, — отрываясь от фотокарточки, обратился он к подошедшей к стойке упитанной даме с тремя детьми.
— Четыре чая, четыре котлеты, четыре яйца и четыре хлеба. Чай с сахаром и с лимоном. Лимоны есть?
— Лимонов нет. С вас девяносто три копейки, — выставляя на прилавок тарелку с яйцами и горяченные стаканы с чаем, мгновенно сосчитал буфетчик.
— Таня, возьми Петю и вон за тот столик. Саня, помоги мне, да нет, не стаканы, они горячие, котлеты возьми и яйца. Не урони только. Горе мое луковое.
Семейство отошло к столику, а буфетчик вернулся к Борису.
— А какого числа, говорите, это было?
— Пока не известно.
— Нет. Не припомню. Может, он и не заходил к нам, раз только приехал. У нас чаще бывают те, кто поезда своего ждут, а отправку задерживают, или транзитники, кому с пересадкой. Так что извиняйте, — одергивая помятую белую форменную курточку, с сожалением проговорил буфетчик.
Никто Маслова так и не вспомнил. И что он полез к майору с этой дурацкой идеей? Может, в отдел позвонить, может, там уже информация пришла из Алапаевска? Или лучше уж закончить с опросом сотрудников? В его списке остались только служащий камеры хранения и девушка из справочного.
Пожалуй, опрошу сперва их, решил Борис.
— Квитанцию, пожалуйста, — протянул Борису руку пожилой, коренастый работник камеры хранения, облаченный в серый халат и обутый почему-то в валенки.
— Я не за багажом. Я из уголовного розыска, — предъявил удостоверение Борис.
— Из уголовного? — растерялся и даже, кажется, испугался сотрудник. — Но… как же, я же, у меня все в порядке. Багаж никогда не пропадал! Я даже не знаю… Я…
— Я не по поводу багажа, — успокоил заполошного сотрудника Борис. — Я по другому вопросу. Могу я к вам зайти?
— А? Да, да, конечно. Вон там дверца, вы идите. Я сейчас открою, — засуетился гражданин, вынимая из-под прилавка табличку «перерыв». — Извините, граждане, пятнадцать минут, — развел он руками.
— Какие пятнадцать минут, мне на поезд нужно! — раздался из очереди нервный окрик.
— Ну что же вы, гражданин, все на последнюю минуту откладываете? А ежели мне по нужде приспичило? Я, поди, тоже человек, а не автомат какой, — назидательно произнес сотрудник. — Ладно, давайте уж вашу квитанцию. А остальным придется подождать.
— Проходите. Сюда, пожалуйста, — ведя Бориса в закуток за полками, приговаривал сотрудник камеры хранения. — Присаживайтесь. Вот сюда, пожалуйста. А я, знаете ли, на пенсии уже, да вот ее не хватает, да и скучно дома сидеть, вот и подрабатываю, я тут рядышком живу, на Лиговском проспекте. Меня, кстати, Николай Васильевич зовут, — усаживаясь напротив Бориса на старый облупленный табурет, рассказывал он. — Так зачем я вам понадобился?
— Вы видели раньше этого человека? — протянул Борис Николаю Васильевичу снимок убитого Маслова.
Николай Васильевич достал из кармана халата очки, нацепил их на мясистый, покрытый сеточкой капилляров нос и, взяв в руки карточку, взглянул на изображенного на ней человека.
— Что с вами, Николай Васильевич, вы его знаете? — подпрыгнул на своей табуретке Борис.
— Нет, — торопливо возвращая Борису фото, замотал головой Николай Васильевич. — Не припоминаю такого.
— Тогда почему же вы так вздрогнули? Вы определенно его узнали. — Борис не намерен был выпускать из рук добычу.
— Простите, — прикрывая глаза рукой, все еще взволнованно проговорил Николай Васильевич. — Я не знаю этого человека. Просто вы не предупредили, что покажете фотографию убитого. А я, видите ли, с войны на такое смотреть не могу. Столько смертей видел, не могу больше. Я и на похороны никогда не хожу. Хотя мне и хоронить-то некого. Один я на свете, померли все во время войны, — снимая дрожащей рукой очки, поведал он. — Вы меня извините, если я больше ничем помочь не могу, я пойду работать, а то там пассажиры волнуются. У нас тут на вокзале не зевай. — И он, ссутулившись, прошаркал к дверям.
Ну вот. Теперь можно и в отдел позвонить, решил Борис, шаря в карманах в поисках двушки.
— Але? Толя Лодейников, ты? Это я, Борис. Ну что, ответ из Алапаевска не пришел? — почти кричал Борис, перекрывая посторонние шумы в трубке. — Ну? И чего там? У кого? У племянника? Еду!
Вот ведь сколько времени коту под хвост, говорил же он майору, давайте ответа дождемся, а тому лишь бы личный состав погонять по городу, обиженно думал Боря, выскакивая из вокзала на площадь Восстания и щурясь от яркого солнечного света.
