Глава 12
2 мая 1957 года. Ленинград

— Значит, так, товарищи оперативники, — сложив перед собой сцепленные в замок руки, проговорил майор. — Пришел ответ из Алапаевска. Петр Маслов прибыл в Ленинград в гости к племяннику, Маслову Кириллу Ивановичу, постоянно проживающему и работающему в Ленинграде, имел при себе пятилетнего внука. Хотел ему город показать, заодно навестить родственника. Мы уже связались с Кириллом Масловым, пригласили к нам. Обещал к пяти быть.

— Добрый день. Я Маслов. Меня вызывали, — решительно входя в кабинет, представился морской офицер. Статный, подтянутый, лет тридцати с хвостиком.

— Проходите, товарищ Маслов, садитесь, — доброжелательно кивнул майор Ермаков, указывая на стул для посетителей. — Майор Ермаков, Николай Владимирович. Кирилл Иванович, вы уже знаете, зачем вас вызвали?

— Да, мне сказали, что дядю убили, — кивнул офицер, оглядываясь на сидящих за своими столами сотрудников.

Послушать допрос Маслова было интересно всем.

— Честно говоря, как-то не верится. Он говорил вчера, что должен встретиться со старым фронтовым товарищем, мы не волновались. Все-таки много лет не виделись, мог остаться ночевать. А тут такое…

— Да. Вы взгляните на это фото, точно на нем ваш родственник изображен? — протянул Маслову снимок, сделанный на месте убийства, майор.

— Да, это дядя Петя. Что же теперь делать? С похоронами, я имею в виду. Я, признаться, не знаю, у него дочь в Алапаевске, может, тело туда переправить? Или это невозможно? И как же с Леней быть? Это мой племянник двоюродный. Он с дядей Петей приехал. Еще не знает ничего, — озабоченно ерошил волосы на макушке Кирилл Маслов.

— Вы где служите, Кирилл Иванович?

— Я? Научный сотрудник в Военно-морской академии кораблестроения и вооружений, — озабоченно ответил офицер.

— Вы знаете, как звали фронтового товарища, с которым собирался встретиться ваш дядя?

— Нет. Даже как-то глупо. Знаете, тридцатого со службы пришел, дома дети вопят, Ленька с Надюшкой носятся. Надя — это моя младшая дочка, ей пять, как и Лене. А к старшему сыну товарищи школьные пришли, какие-то фигуры к Первому мая из фанеры вырезали, чтобы колонну на демонстрации украсить. Дядя Петя стал рассказывать, что днем, когда по городу гулял, встретил на улице своего старого фронтового друга и что назавтра должен с ним увидеться, и просил нас с женой взять с собой Леню на демонстрацию. Ему-то, ясно, не до внука будет. Воспоминания всякие, посидеть, закусить. Мы с женой, конечно, согласились. Надя с Леней обрадовались, такой гвалт устроили, что соседи в стену стучать принялись, еле-еле их в чувство привели. Детей. Так что имя-фамилию товарища и не спросил, — виновато оправдывался Маслов. — А вчера, когда он вечером не вернулся, мы с женой подумали, что он у фронтового друга ночевать остался. Вот сегодня, если б не ваш звонок, точно искать бы начали.

— Ясно. А как часто ваш дядя приезжал в Ленинград?

— Ну даже и не знаю, — задумался Кирилл Иванович. — Может быть, раза четыре был после войны. У меня ведь, кроме него и сестры двоюродной, Галины, никого из родных не осталось. Мать с сестрой и братом еще до войны умерли, отец на фронте погиб. Я сам тоже из Алапаевска, а служил на Балтике, и Ленинград защищал, как-то в сорок третьем попал в город в командировку и решил, что после войны обязательно сюда учиться приеду. Так все и вышло. Женился. Морскую академию закончил, дети родились, а дядя Петя в гости приезжал. Ну и мы пару раз с женой к ним ездили, — охотно делился Кирилл Иванович.

— Ясно. Значит, имени фронтового друга вы не знаете. Ну а, может, у него еще какие-то знакомые в Ленинграде были?

— Знакомые? — нахмурил лоб Маслов. — Не знаю. Не думаю. Он последний раз года три назад приезжал… Да нет, он ничего такого не говорил.

— Ну, что ж, — с кислой миной потирая подбородок, проговорил майор. — Встреча с родственниками ничего не дала. Придется обходиться своими силами. Что у нас со свидетелями? Свиридов?

— Пока пусто, товарищ майор, — вскинул круглую лобастую голову Виктор. — Я только два подъезда обошел, когда Лодейников сказал, что племянник убитого объявился, ну я и рванул в угро.

— Интересно, как Лодейников мог сообщить вам о нахождении племянника? — с едва заметной иронией поинтересовался майор.

Витька иронию не заметил и серьезно ответил:

— Так я сам ему позвонил.

— Скажите, лейтенант Свиридов, какой приказ вам был дан сегодня утром?

— Найти свидетелей убийства, — с легким беспокойством объяснил Витька.

— Нашли?

— Нет.

— Так почему же вы, не выполнив задания, являетесь к руководству? — На этот раз голос майора звучал громко и грозно.

— Так я… это, ну вы же сами говорили… — невинно хлопая глазами, мямлил Витька, почесывая свою круглую макушку.

— Во-первых, говорил не я, а лейтенант Беспалов, а во‐вторых, безобразие, Свиридов, так мы это преступление и до Нового года не раскроем, не то что до Дня Победы! Вы тоже, Беспалов, изволили явиться, не выполнив задание?

— Никак нет, — стараясь скрыть самодовольное выражение лица, бодро отрапортовал Борис. — Я был на Московском вокзале, куда прибывают поезда из Екатеринбурга. Из Алапаевска прямых поездов нет. Мною допрошены все постовые, уборщицы, буфетчик, работник камеры хранения, дежурный по вокзалу. Заместитель начальника вокзала. Никто из них убитого Маслова не опознал. Дежурному по вокзалу я оставил фотокарточку убитого и получил адреса сотрудников вокзала, работающих в другую смену. И только после этого позвонил Лодейникову, выяснить, пришел ли ответ из Алапаевска, чтобы решить, имеет ли смысл ехать на другие вокзалы. Если убитый не был транзитным пассажиром, то посещение прочих вокзалов города логического смысла не имело, — грамотно, умно и четко ответил Борис, окинув взглядом коллег.

Как ни странно, одобрения на их лицах он не заметил. Свиридов зыркнул на него откровенно угрюмо, да и Лодейников лишь неопределенно хмыкнул.

— Что ж, Беспалов, неплохо. В таком случае помогите Свиридову. Сейчас как раз начало шестого, трудящиеся возвращаются со службы, отправляйтесь на Казанскую, и на этот раз без результата на глаза мне не показывайтесь. А вообще, товарищи, ситуация складывается непростая. Связи убитого нам неизвестны, дело осложняется тем, что убитый был гостем города. Значит, ни коллег, ни друзей, ни соседей. Информацию добыть фактически неоткуда.

— Николай Владимирович, а что, если попробовать поговорить с внуком покойного? — неожиданно сообразил Борис. — Не рассказывать ему, в чем дело, а так просто, между делом спросить, вдруг его дедушка по телефону кому-то звонил или рассказывал, например, «вот, Ленечка, встречусь я завтра с другом своим Ваней Ивановым, с которым мы в одном окопе лежали, помнишь, я тебе про него рассказывал…». А?

— А что? Это мысль. Молодец, Беспалов. Отправляйся к Масловым и осторожно с мальчонкой поговори, — с искренним одобрением взглянул на Бориса майор. Балабол, конечно, но соображает.

— А еще можно соседей Масловых по квартире опросить, вдруг те слышали, как убитый кому-то по телефону звонил? — посетила Бориса еще одна светлая мысль.

— Правильно! Вот, товарищи, учитесь, — тут же попенял майор подчиненным. — Беспалов без году неделя в угро, а уже фору вам дает. Соберитесь и тоже начинайте мозгами шевелить.

Лица Свиридова и Лодейникова выражали неподдельную усиленную работу мозга. Майор, глядя на них, лишь вздохнул.

— Лодейников, Свиридов, на Казанскую, Беспалов, к Масловым. Свободны.

Масловы жили на Третьей линии Васильевского острова, добираться пришлось на трамвае. В честь праздника на Стрелке Васильевского острова на ростральных колоннах полыхало пламя, адмиралтейская игла сверкала в лучах заходящего солнца, справа за могучими стенами Петропавловской крепости возвышался на шпиле золотой ангел. Если некрепко зажмурить глаза, он превращался в сверкающую золотую искру. На Университетской набережной было полно молодежи. Студенты и просто молодые люди, кто стоял, облокотившись на гранитный парапет, глядя на сине-голубую невскую воду, кто весело болтал или вел сосредоточенные разговоры, кто-то прогуливался, любуясь вздыбившим коня Медным всадником за рекой и Исаакиевским собором. То там, то тут собирались группки молодежи, в середине которых кто-нибудь читал стихи или играл на гитаре.

Борис вздохнул — еще совсем недавно и он был таким же легкомысленным, молодым, беззаботным и веселым, так же любил погулять после лекций по набережной с какой-нибудь симпатичной девчонкой. Попеть, посмеяться. Увы, теперь он взрослый человек, оперуполномоченный, прощай, юность! Прощай!

Масловы жили на третьем этаже красивого шестиэтажного дома. Войдя в парадную, Борис с интересом рассмотрел кариатид, изогнувшихся на пьедесталах у подножия лестницы, и большой изразцовый камин при входе. Он любил архитектуру и даже одно время мечтал поступать в строительный институт, но у него было неважно с черчением, пришлось идти в юристы.

Масловым повезло. Судя по количеству дверных звонков, у них было всего четверо соседей, невероятная роскошь.

— Добрый день, вам кого? — На пороге квартиры стояла молодая женщина в ситцевом халатике и переднике, с аккуратно убранными в узел волосами.

— Добрый вечер. А Кирилл Иванович дома?

— Нет. Он еще не возвращался. А вы договаривались? Вы понимаете, у нас несчастье, родственник погиб, так что Кирилл Иванович, наверное, сегодня задержится, — торопливо, доброжелательно отвечала женщина.

— А я, собственно, именно по поводу вашего родственника, — доставая удостоверение, пояснил Борис. — Лейтенант Беспалов. Вы жена Кирилла Ивановича? Вас, простите, как зовут?

— Валентина Михайловна. Но ведь Кирилл к вам поехал?

— Да, мы уже побеседовали, но у нас вот какое дело, нам надо обязательно выяснить, как звали фронтового друга вашего родственника. Ваш муж сказал, что не знает.

Валентина Михайловна прикрыла дверь в квартиру и вышла на лестничную площадку.

— Извините. В комнате дети, на кухне соседи, — пояснила она. — Я тоже не знаю его имени, в тот вечер я возилась на кухне и вообще не слышала этого разговора.

— А могу я поговорить с вашим племянником, может, Петр Федорович внуку рассказывал о своем боевом товарище, а тот запомнил?

— Нет, нет. Что вы! Мы Лене не говорили, что дедушка погиб, сказали, что срочно уехал домой в Алапаевск. Не представляю, как вообще можно ребенку такое сказать, — разволновалась Валентина Михайловна. — Может, мать, когда приедет, сама все объяснит?

— Конечно, мы же понимаем, — поспешил ее успокоить Борис. — Я не стану его допрашивать, рассказывать ему, что с дедом случилось. Нет. Просто вы меня представите как вашего знакомого или коллегу, а я поболтаю с ребятами. Про Девятое мая спрошу. Знают ли они, что это за праздник, спрошу, кто из их родственников воевал, и так незаметно подойду к вопросу. А вы будете тут же. — Борис взглянул на все еще сомневающуюся Валентину Михайловну. — Это очень важно, пока что нам не удалось найти свидетелей по делу.

— Ну хорошо. Только давайте договоримся, — твердо произнесла Валентина Михайловна. — Как только я скажу, что вам пора, вы тут же встаете и уходите.

— Ну конечно, не беспокойтесь, — заверил ее Борис.

Комната Масловых, светлая, с высоким потолком и двумя окнами, выходящими на линию, ему очень понравилась. Уютная, просторная, со множеством книг в больших старинных шкафах.

— Эти книги начал еще мой прадед собирать, он был профессором университета. А мои дед и отец продолжили, — пояснила Валентина Михайловна. — Удивительно, что удалось их сберечь в блокаду. Мы с Катей, это наша домработница, когда остались одни, дедушка умер, папа жил у себя в институте, сожгли почти всю мебель, а вот книги я трогать не разрешила. Мне тогда было четырнадцать, а ей восемнадцать. Две девчонки. Как выжили? — с печальной улыбкой проговорила она.

— А у вас домработница была? — с недоумением спросил Борис.

— Да. До войны вся эта квартиры принадлежала нашей семье. Мой дед был академиком, поэтому квартиру удалось сохранить еще с дореволюционных времен. Мама умерла, когда мне было девять, папа был старшим научным сотрудником в институте Вавилова, из женщин только я, — рассказывала Валентина Михайловна. — Поэтому у меня была сперва няня Даша, добрая, почти как родная бабушка. Она же нам и по хозяйству помогала. Потом, когда я подросла, она уехала к себе в деревню. Не помню уже, что случилось. А к нам перед войной пришла Катя. Мы и сейчас с ней дружим. Она после войны техникум закончила. Сейчас на «Электросиле» мастером работает. Дети! — окликнула она играющих на полу возле дивана девочку с мальчиком. — Познакомьтесь, это мой товарищ по работе…

— Борис Олегович, — поспешил прийти ей на помощь Борис.

— Здрасте, — с интересом взглянули на гостя ребята.

— А вы с мамой в институте работаете?

— Да. А ты Надя? — Имя дочки Маслова Борис запомнил еще на допросе.

— Да. Это вот Леня. Он к нам в гости приехал, а вообще он в А-ла-па-е-вске живет, — выговорила по слогам трудное слово Надя. — А еще у нас Юрка есть, но он с ребятами гуляет. Он у нас отличник!

— А что же ты, Леня, один в гости приехал? — приступил к «допросу» Борис. Детей он всегда любил и очень горевал, что нет у него младших братьев и сестер. Он бы их защищал, заботился бы о них. Вот если бы не война, могли бы быть.

— Нет. Я с дедушкой. Только он опять уехал, а я остался, — пояснил Леня, не глядя на гостя, а возя по полу грузовик.

— Солидная у тебя машина, дедушка подарил?

— Нет, дядя Кирилл и тетя Валя. Это «ЗИС-сто пятьдесят». А дядя Кирилл — военный моряк, у него кортик есть, настоящий, — с гордостью сообщил Борису мальчик.

— Он и на войне был?

— А как же? Конечно, был. Он же военный!

— А дедушка твой тоже был на войне?

— Да, — уже с меньшим энтузиазмом ответил Леня. — Но он в пехоте служил.

— А он тебе про войну рассказывал?

— Конечно, сто раз.

Валентина Михайловна сидела возле стола, взяв в руки какое-то шитье, но делать ничего не делала, а только неотрывно наблюдала за Борисом.

— А вы знаете, ребята, какой скоро праздник? — хитро глядя на ребят, спросил Боря.

— Конечно, — ответила Надя. — День Победы. Мы в садике даже песню специальную выучили, и стихи, и будем перед ветеранами читать!

— А Леню с собой позовешь?

— Нет. Он же стихов не знает, — возмущенно ответила Надя.

— Неправда. Знаю я стихи и всегда рассказываю, у меня голос громкий, — обиженно воскликнул Леня, вскакивая на ноги и упирая кулачки в бока. Обстановка накалялась, и нужно было срочно исправлять ситуацию.

— Леня, а у дедушки фронтовые товарищи есть? Может, здесь в Ленинграде кто-то живет?

— Нет. В Ленинграде не живут, — покачал головой Леня.

— А разве он Первого мая не встречался со своим товарищем? — с удивлением поднял брови Борис. И заметил краем глаза, как напряглась Валентина Михайловна.

— А, так это был просто знакомый, — неуверенно проговорил Леня.

— А что же, тебе дедушка даже не сказал, с кем он будет встречаться в такой праздничный день, да еще и вместо демонстрации?

— А Ленька его и не слушал. Он в это время второй кусок булки вареньем намазывал, — ехидно вставила Наденька. — И очень спешил, пока не наругали.

— А ты дедушку Петю слышала?

— Слышала, — довольно улыбаясь, заявила Наденька, и две ее задорные косички с маленькими красными бантиками дернулись, как ушки у зайчонка.

— А вот и не верю, — поддразнил ее Борис. — Что он говорил?

— Говорил, что встретил вчера старого товарища и договорился с ним о встрече, и еще все на папу смотрел, потому что хотел, чтобы мы с мамой взяли Леньку с собой на демонстрацию.

— Очень мне нужна эта демонстрация! — буркнул Леня. — Я на парад хочу. Там дядя Кирилл будет маршировать. — Видимо, дядя Кирилл в своем строгом черном морском кителе произвел на сухопутного жителя Леонида неизгладимое впечатление. — Я, когда вырасту, тоже моряком стану.

— Ну уж это непременно, — согласно кивнул Борис. — Надя, а дедушка Петя не говорил, как зовут его товарища?

— Не-а. Мама, я гулять хочу, можно мы с Ленькой на улицу пойдем?

— А как же ужин? Сейчас папа вернется, и будем за стол садиться, — озабоченно проговорила Валентина Михайловна.

— А ты нас позовешь. Юрка вот гуляет! — хватая за руку Леонида, вскочила на ноги Надя. — Мы во дворе будем, честное слово!

И они выскочили за дверь.

— Ну, что ж, ребята ничего не знают… — начала Валентина Михайловна, едва за ребятами закрылась дверь.

— Да. Но я еще попробую поговорить с соседями. У вас есть в квартире телефон?

— Есть.

— Вот. Может, кто-то из соседей слышал, как Петр Иванович звонил по телефону.

Милое, доброе лицо Валентины Михайловны омрачилось.

— Вы не хотите, чтобы соседи знали о случившемся? Но ведь вы ни в чем не виноваты, это несчастье, — поспешил утешить ее Борис. Валентина Михайловна ему нравилась.

— Нет. Просто боюсь, что кто-нибудь проговорится Лене.

— Ах, вот в чем дело? Тогда я могу предупредить, что это государственная тайна и за разглашение их ждет расстрел, — глупо и неуместно пошутил он и почувствовал, что в очередной раз попал впросак. Ох уж эти его шуточки. Уж сколько раз попадал из-за них в неприятные ситуации, но язык — его худший враг, ляпает раньше, чем Борис подумать успеет.

— Простите. Это я глупость сказал, — краснея, извинился он. — Но предупредить могу, чтобы не болтали.

Разговор с соседями оказался пустой тратой времени. Никто ничего не слышал, никто ничего не знает.

— Простите, молодой человек. Мы люди интеллигентные, чужие разговоры подслушивать не приучены!

— Да что мне, после смены делать, что ль, больше нечего, чужие тары-бары слушать? Да я к этому телефону и не подхожу, чего мне от него?

— Олечка, покачай Мишеньку! Сереженька, картошечка горячая, кушай. Мама, будите отца, пусть к столу идет! Гриша, ты после работы как пришел, еще руки не мыл, а селедка уже на столе. По телефону? Родственник? А разве к ним кто-то приехал?

Квартиру Масловых Борис покидал в сильном огорчении. Странно, что Кирилла Маслова все еще не было дома, когда он уходил, да и жена, кажется, начала волноваться. Может, конечно, решил пешком до дома пройтись или на Центральный телеграф зашел телеграмму по поводу похорон дать сестре. У них теперь хлопот прибавится.