В марте лейтенант получил приказ: передать лошадей и инвентарь колхозу и прибыть в штаб с рапортом и годовым отчетом. Узнав об этом, Рогов встревожился:

— Пошто тебя отзывают? Неужто немцы оправились и наши подмогу на фронт посылают? Не может того быть, ведь фашистов на полтыщи верст от наших границ выбросили. Или обратно: война к концу и нашей бригаде конец? Не нужны, значит, больше?

Помолчав, он с грустью добавил:

— Ты в свою часть вернешься, на самолет. Фока здесь, дома, в своем колхозе будет. А мне с Гаврилой придется отсюда подаваться, до осени работу сезонную искать.

— Ты погоди, не торопись с решением, — перебил его Симов. — Почему бы тебе с Гаврилой Данилычем в колхоз здешний не вступить?

— В колхоз? — переспросил Рогов. — Ты что? Это дело не для меня. Я ведь охотник. Понимаешь? С мальства приучен… Вот уж полсотни лет зверую. Поэтому к сельскому труду душа не лежит. Поставь меня за плуг или к коням, а я все буду поглядывать на сопки. Подойдет же сезон — все брошу и зверовать подамся. Ружье спрячь, а я все одно уйду в тайгу. Тянет она меня к себе…

Старик не находил слов для объяснения, чем именно привлекала его тайга. Да и у Симова в этом и не было необходимости. Он отлично понимал Рогова, так как сам мог неделями бродить по сопкам и смотреть и слушать, как живет лес.

— Такие работники колхозу не нужны, — продолжал Рогов. — Почета здесь охотникам не стало. К примеру, Мартеха, колхозный конюх. Каждый год на охоту отпрашивается. А сколько тут наговорят ему, прежде чем отпустят? А отпускали-то на месяц, в ноябре, а иной раз и того позже… Он и подготовиться ладом к охоте не может. Сам знаешь, если надумал зверовать, то с весны надо полянки осмотреть да солонцы поправить, с лета запасти сенцо, подремонтировать зимовья, да плашки, да кулемки. За месяц до охоты зверей привадить надобно. А из Мартехи что? Одно посмешище, а не охотник получался. Перебивается бедняга из года в год в разваленных избушках, путается по сгнившим путикам. Вот потому и добывает ерунду. Из тайги, другим разом, запаздывал, так ему в правленье такую давали нахлобучку! И дезертиром, и черт его знает какими только словами не ругали.

— Ну, а в колхозную охотничью бригаду пошел бы? — спросил Симов.

Рогов задумался.

— Нет, паря, это мне тоже не глянется, — ответил он после некоторого размышления. — В такой бригаде, что добудешь, все сдай в колхоз, а тебе в конце года за охотничью-то добычу крохи начислят. В колхозе здешнем не шибко богатые трудодни. Уже года три не более полкило хлеба на трудодень дают. А ведь и одеться надо, и припас купить. Вот и гляди, как мне с моей старухой жить. Кто постоянно здесь живет — обзавелся скотиной и усадьбой. Ну и пробавляются всем этим, а к трудодням у них не стало интереса. Похаживают на колхозные поля, абы сработать норму, чтоб из артели не погнали. Не работают, как надобно, потому и трудодень ни во что стал; он ведь, паря, от работы зависит. Вот карусель и получается. Бывал я в агинских степях. Там, действительно, есть колхозы крепкие, трудодень богатый, ничего не скажешь. К примеру, вот в Долгокыче колхоз, Федор Сараев председателем. Там по совести работают, ну и хорошо живут. Загляденье! Однако нам, зверовщикам, в тех местах делать нечего. А здесь хоть и самое зверовое, охотницкое место — мы, вроде, не ко двору.

— Ты хочешь, чтобы бригада наша сохранилась? — спросил Симов. — Так вот, договорился я с председателем артели собрать на следующей неделе колхозников. Об охоте докладывать им буду. Здесь, в тайге, колхоз не должен сторониться этого дела. Вот расскажи и ты им, о чем сейчас мне говорил.

— И расскажу, — охотно согласился Рогов. — Так по порядку все им и выложу!

К сельсовету подъехала кошовка. Из нее вылез председатель колхоза. Увидев Симова, он направился к нему.

— Ты вот как нужен мне! — сказал он, резанув себя ладонью по горлу. — Беда у нас на конеферме. Сегодня в ночь два волка ворвались на конный двор. Кони сгрудились, сломали прясло, ушли за луг. Там волки отбили кобылицу, угнали ее в Устиниху и задавили. Туша лежит, не доели ее, сучьи дети! Вот и решил с твоими охотниками посоветоваться, как волков уничтожить. Ведь за зиму третий случай!

Симов сходил за Роговым и вместе с председателем они отправились на Устиниху, на место происшествия.

В тридцати шагах от трупа лошади лежала вывороченная сосна. В корнях ее Прокоп Ильич решил устроить сидьбу, сесть в нее в тот же вечер и подкараулить волков.

За два часа перед закатом Рогов был в полной готовности.

Стеганые брюки с телогрейкой и шинелью, большие валенки домашней катки, овчинный тулуп и рукавицы — мохнатки из собачины надежно защищали охотника от холода.

К сидьбе подъехали вплотную. Рогов шагнул в укрытие, уселся поудобней и положил на корни дерева винтовку. Рядом он пристроил дробовик, заряженный картечью. Уваров проехал дальше, полого развернулся и исчез в кустах. Вскоре все затихло.

Затих и Рогов, прислушиваясь к шорохам лесной опушки. Ему казалось, что вот завоет старый волк, ему ответит и придет на пиршество волчья стая. Волки станут терзать добычу, подымут меж собой грызню…

Стало смеркаться. И все получилось совсем иначе. Из кустов в ста шагах от сидьбы, крадущейся походкой вышла волчица. Она шла понуря голову и принюхивалась к земле. За ней следом шел матерый волк. Его голова была высоко поднята. Мощная гривастая шея казалась шире лобастой морды.

Волк не спеша поднялся на пригорок, огляделся по сторонам. Остроконечные уши зверя сторожко повернулись из стороны в сторону. Зверь остановился и, издали глядя на тушу лошади, стал с силой царапать оголенную землю. Из-под задних лап полетели смерзшиеся листья и галька. Зверь был чем-то взволнован.

Прижав винтовку к плечу, Рогов следил за волком через оптический прицел. Затем он перевел телескоп на волчицу, подвел прицельную стрелку под ее грудь и выстрелил. Волчица тут же свалилась, а волка как сдуло с пригорка. Рогов перетащил свой трофей к засаде, накрыл тулупом и отправился домой.

Как всегда, задолго до рассвета первой встала Дарья Степановна и растопила русскую печь. Поднялся рано и Гаврила Данилыч. Он достал с чердака два тарелочных капкана № 3 и, осмотрев их, очистил подпилком ржавчину. У каждого капкана проверил работу насторожки, затем положил один из них на пол и встал обеими ногами на пружины. Под весом его тела плечи обеих пружин сжались, и концы их едва коснулись друг друга. Такая сила пружин была вполне достаточной для того, чтобы удержать волка за лапу.

Убедившись в исправности капканов, Уваров развел в чистом ведре полкилограмма гуджира и опустил в раствор капканы. Прокипятив, он промыл их в чистой воде и натер хвоей. Затем слегка нагретые капканы покрыл тонким слоем парафина. Так самоловы были лишены всех подозрительных для волка запахов. Покончив с обработкой капканов, Гаврила Данилыч немедленно вынес их во двор на сани и зарыл в сено. С рассветом он уже подъезжал к сидьбе. Почуяв волчий дух, лошадь попятилась назад, надвинув на голову хомут. Старик успокоил и привязал ее. Затем вытащил волчицу и извлек из туши мочевой пузырь и матку. В ней было шесть зародышей. Содержимое пузыря он слил в бутылочку, закупорил и спрятал. После этого достал из-под сена деревянную лопату, нанизал на нее капканы, не прикасаясь к ним руками, отправился тропить волка.

В верховье Устинихи, на седловине, ему попался знакомый волчий след в ладонь величиной. От следов собаки он отличался размерами, удлиненной формой и плотно сжатыми с боков пальцами. Вблизи выступающего из-под снега пенька было несколько следов, среди них и вчерашние отпечатки небольших лап волчицы.

Охотник подошел к пеньку, побрызгал на него мочой волчицы, а в полуметре от него зарыл в снег капкан, привязав к нему метровую палку в руку толщиной. Второй капкан с таким же волоком он поместил в пещерку, вырытую в снегу под следом волка. Поверхность снега он аккуратно заровнял, загладив его лопатой. После этого набрал на лопату рыхлого снега и, подбросив его вверх, запорошил снежную поверхность над капканом и вокруг них. Повторил он это несколько раз, пока заглаженное место не сравнялось с фоном окружающей снеговой поверхности.

Отступая назад, старик также загладил лопатой и припорошил на протяжении нескольких метров свои следы. При такой установке капканов можно было не сомневаться, что в первую же ночь матерый волк в поисках волчицы пойдет переходной тропой, свернет к пеньку и попадет в капкан.

Гаврила Данилыч, уверенный в успехе, на другой же день проверил канканы и к вечеру вернулся домой со шкурой матерого волка. От своих степных рыжеватых сородичей забайкальский лесной волк отличался пышным мехом, пушистым хвостом и красивой темно-серой окраской ости с голубой подпушью.

Весть о приезде в деревню районных властей в одно мгновение облетела Новые Ключи. В назначенное для собрания время люди потекли к зданию школы. Просторный класс вскоре заполнился. Люди старались не греметь скамейками. Собравшиеся с любопытством поглядывали на учительский стол, за которым, рядом со своими сельскими, сидели и гости: председатель исполкома районного Совета и начальник госохотинспекции.

Симов подвесил на классной доске карту и, обернувшись, перебирал глазами собравшихся. Товарищей его еще не было. С волнением он следил за открывающейся дверью в надежде увидеть их. Но председатель колхоза уже постучал по столу школьным ключом и открыл собрание. Симов вышел к карте и начал свой доклад.

— Охота — одно из самых древних занятий человека. Она возникла много тысяч лет назад, когда наш первобытный предок впервые взял в руки дубину и каменный топор. Только благодаря охоте человек устоял перед льдами и стужей, надвинувшейся на материки в эпоху оледенения. Охота тогда служила основой его существования. Она нашим предкам давала пищу и одежду, воспитывала отвагу, стойкость и, наконец, способствовала одомашнению собаки и скота.

— Летописи свидетельствуют о том, что охота издревле была широко распространена на Руси. Природа тогда во многом отличалась от нынешней. Непроходимые леса почти сплошь покрывали Русь. Зверей и птиц водилось в них невероятно много. На севере — бобры, куницы, соболи и горностаи. Запад богат был зубрами, лосями и бобрами. На юге во множестве водились дикие быки — туры, олени, кабаны. Когда войска Ивана Грозного шли на Казань, они питались преимущественно дичью. Вот что писали об этом очевидцы: «Мы не имели с собой запасов, везде природа до наступления поста готовила для нас обильную трапезу. Лоси являлись стадами, рыбы толпились в реках, птицы сами падали на землю перед нами…». Сибирь в те времена была еще богаче. Вскоре после похода Ермака государство Московское получило два миллиона сибирских соболей.

— Но запасы дичи и пушных зверей, тогда казавшиеся неистощимыми, стали быстро убывать. Спрос на пушнину, непосильный ясачный сбор и расточительная рубка леса подорвали охотничьи запасы, заставив звероловов еще настойчивей преследовать и истреблять оставшихся зверей. Капитализм и связанный с ним бессердечный «чистоган» дельцов еще больше способствовал уничтожению животных. Насколько быстро это происходило, свидетельствует следующий пример. Еще недавно в Америке водились миллионные стада бизонов. И вот в конце прошлого столетия за двадцать лет они были истреблены и сведены к нескольким стам голов. Царская Россия шла к таким же результатам. К началу нынешнего века у нас были почти истреблены сайгаки, зубры, бобры, куланы. Значительно подорваны запасы лося, изюбра, соболя и выдры.

— Когда в семнадцатом году был свергнут прогнивший строй, лес и его богатства перешли во владение народа. Охота стала одной из немаловажных отраслей народного хозяйства. В первые же дни советской власти были утверждены сроки и правила охоты. В дальнейшем изданы законы об укреплении охотничьего хозяйства: запрещена частная скупка и выделка мехов, организованы заповедники и промхозы, утверждены стандарты на пушнину. Перед нами стали задачи не только планового промысла зверей и птиц, но и увеличения их поголовья.

— Животный мир в нашей стране самый богатый на земле. Около сотни видов промысловых зверей и столько же видов пернатой дичи обитают на территории Советского Союза. Для сохранения и роста этих охотничьих богатств у нас была запрещена охота на соболя, бобра, куницу, изюбра, лося и сайгака, а также на лебедя, белую цаплю и некоторых других. На наших глазах этот запрет принес свои плоды. Во многих областях эти животные снова стали обычными, и нынче в ограниченном количестве разрешена их добыча по разрешениям охотинспскции.

— В охотничьи районы, где ценные животные были истреблены, их завозили и выпускали вновь. Так расселен был соболь в Якутии и на Алтае, в Иркутской, Томской и Тюменской областях. Восстановлена численность бобров на северном Урале, в Белоруссии и многих центральных областях. Ценная белка с Оби и Иртыша была расселена под Красноярском, в Крыму и Казахстане. Расширена область распространения зайца-русака.

Теперь он обитает не только в Европейской части СССР, но и во многих областях Сибири. Енотовидные собаки, которые водились только на юге Дальнего Востока, теперь появились на западе страны. Еноток там развелось столько, что промышляют их как и лисиц. За годы пятилеток в нашу страну были завезены и выпущены во многие области американские ондатры, нутрии, еноты и норки. Сейчас промысел этих ценных зверей дает многие сотни тысяч шкурок.

— В организованных охотничьих хозяйствах животным улучшают места обитания: подкармливают их, подсаживают кормовые, защитные и лекарственные растения, создают удобные места для нор и гнезд. Уничтожают волков, шакалов, ястребов и других вредных хищников. Ведут борьбу с заболеваниями диких охотничьих зверей. Во всех этих делах и в освоении охотничьих богатств участвуют десятки тысяч охотников.

— Труд промыслового охотника тяжелый и опасный. Плывет ли он порожистой рекой, бредет ли по перволедью или скалистым горным склонам, встречается ли с кабаном, с медведем, с лосем — повсюду он часто рискует жизнью. Сотни километров проходит охотник по лесным тропам. В зимнюю стужу ночует под открытым небом. С годами вырабатываются у него стойкость, воля и знание таежной жизни. Вот почему необходимо таких людей использовать для освоения охотничьих богатств…

В это время дверь класса распахнулась, и в ее створы показались Уваров, Рогов и Трохин. Стоявшие в проходе расступились. Председатель колхоза пригласил охотников занять свободные места. Потупив головы под взорами собравшихся, они прошли к первой скамье.

Симов продолжал свой доклад:

— Годовой опыт известных вам товарищей, — говорил он, повернувшись к своим друзьям, — показал, что наилучшей формой труда охотников является бригада. Объединенный труд этих трех человек позволил им за год выстроить пять зимовьев, отремонтировать сотни кулемок, запасти вдоволь сена и тем самым освоить свыше тысячи километров тайги и добыть на сто пятьдесят тысяч рублей мяса, рыбы и пушнины. Вашей артели есть прямой расчет закрепить опыт этой бригады и организовать колхозное охотничье хозяйство на Джиле — одной из самых богатых речек в Улетовском районе. В ее верховьях и в Улурийском гольце развелось немало соболей. В борах скопилось много белки. Повсюду водятся колонки. Обычны стали зайцы, кабарги. Часто встречаются рыси и росомахи. По речкам и ключам стоят сохатые. По всей Джиле в увалах пасутся табуны изюбров. Многочисленной стала и боровая дичь.

— Здесь же, вблизи деревни, в долине Ингоды живут косули, лисицы, горностаи. Пожаловали к вам непрошеные волки. Немало на пролете и водоплавающей дичи. Большим подспорьем может служить и рыба. Все это составляет ваш охотничий фонд, который вы можете освоить, а потом выгодно сдать государству на сотни тысяч рублей пушнины, мяса, рыбы. Подумайте, какой это доход для колхоза! И это еще не предел. Можно построить новые зимовья, расчистить тропы к ним, нагородить побольше солонцов. На зиму можно запасти изюбрам и лосям копны с подсоленной травой. Устроить соболям подкормочные срубы. Для зайцев навалить осин. На ближайших озерах поставить уткам гнездовые дуплянки. В Сигово озеро выпустить карпа. Дел для охотничьей бригады много, и все они приведут к увеличению охотничьих запасов, к умножению колхозного дохода.

— Могли бы вы заняться и звероводством: развести в клетках кроликов, черных лисиц, енотов, норок. Со временем придут в охотничье хозяйство машины. Вездеходы проложат дороги к зимовьям. Пойдут по рейкам мотолодки. В охотничьей разведке поможет самолет, а вертолет доставит охотничьи бригады в глубинные таежные районы. Налажена будет с охотниками радиосвязь. Появятся у вас тогда самые совершенные живоловушки, капканы, ружья, удобная охотничья одежда и всевозможный необходимый скарб. Со всем этим уйдет в прошлое тяжелый труд охотника и станет человек тогда полным хозяином тайги.

За Симовым взял слово колхозный полевод.

— Охота, конечно, — дело неплохое, но только не для нас, — начал он. — Нет в нашем колхозе добрых звероловов. Поэтому наши охотничьи запасы — журавель в небе. А нам нужно иметь в руках хотя б синицу. Наши поля и скот всегда в наших руках, и нам есть больший расчет поставить это хозяйство…

— Одно другому не мешает, — заметил председатель райисполкома.

— Вот то-то, что мешает. У нас и так рук не хватает. С посевом, косовицей и с уборкой вечно запаздываем, от этого несем большой урон. А тут еще людей да коней в тайгу пускай! Нам это не годится.

Не успел кончить полевод, как поднялась телятница.

— У нас прохудилась ферма и надо строить новую. А вы тут предлагаете за сотни километров зимовья городить да разные кулемки. Куда нам это? Тут под глазами управиться не можем…

Видя, что выступления пошли не по тому руслу, Симов кивнул Рогову.

— Давай же, — напомнил он об уговоре.

Прокоп Ильич поднялся.

— В народе есть молва, — начал он тихим голосом, — что, мол, охотник обычно живет в самой крайней, покосившейся худой избе и что в усадьбе у него нет ни кола и ни двора.

По классу прокатилось оживление, раздался возглас: «Точно Мартехина изба и двор!..»

— Так это касается лодырей, которые лень свою охотой прикрывают. У настоящего охотника работы много, он без дела по лесу бродить не будет. Ведь там, в тайге, никто с охотника не требует работы. Он сам знает, что кормят его ноги: что там натопаешь, то и полопаешь. Наша бригада добыла двадцать тонн мяса и рыбы, на сорок тысяч рублей пушных зверей. А почему? А потому, что старались. Ежели мы работали бы так, как вы здесь, то и двух тонн не сдали бы. Вы говорите, что не хватает рук. Да ведь работаете вы больше на своих участках, а на колхоз — абы выполнить норму. Бывало, солнце уже пригревает, мы уж с рыбалки воротились, а здесь, в деревне, бригадиры народ только собирают на работу. Срамота одна! Запаздываете…

— Сами запаздываете!.. — крикнул кто-то из задних рядов.

Рогов запнулся, с досады крякнул. Забыл, про что хотел сказать и растерянно взглянул на председателя, затем на лейтенанта.

— Работали… — успел ему шепнуть Симов. Прокоп Ильич мгновенно оживился, протер очки и обратился к сидевшим сзади:

— Товарищ попрекнул, что мы опоздали на собранье. Так мы не на печи лежали. Не со своим добром возились, а на артель работали. Пока вы собирались здесь, мы втроем на прорубях две тонны отменных карасей добыли… Так что, товарищи начальство, — продолжал он, повернувшись к столу, — вы нас за опоздание простите…

Сидевшие за столом, как один, кивнули головами.

Осмелев, Рогов стал доказывать, что охотника, как и пахаря, день кормит и что упусти время — они бы завтра карася не взяли. Потом рассказал про «карусель» и как она мешает ему вступить в колхоз.

Затем слово взял председатель райисполкома. Он рассказал о трудностях войны, о важности освоения естественных богатств. Приведя в пример хорошие колхозы, он крепко покритиковал недостатки здешнего колхоза.

— Здесь предлагают организовать колхозную охотничью бригаду. Правильное предложение, выгодное колхозу и нужное государству, — сказал он в заключение и посоветовал вести расчет с охотниками так, чтоб было выгодно для них и для артели.

В поддержку Рогова выступили также охотинспектор и голова колхоза.

Общее мнение сошлось на том, что надо организовать колхозное охотничье хозяйство, а за продукцию охотников выплачивать им половину по государственной цене, а другую половину зачислять в доход артели и за нее — за каждые 20 рублей — насчитывать трудодень.

Это решение пришлось по душе Рогову. С ним согласился и Уваров.

На этом же собрании обоих друзей приняли в колхоз, и все единодушно согласились премировать каждого из них телушкой и домашней птицей за истребление волков.