Глава 9
Смеркалось.
– Пока все просто. – Элай провел пальцем по одной из ниточек-дорог на карте: – Утром мы двинемся на запад и по этому тракту попадаем в Мошук.
– Если б тебя оса в зад не ужалила, мы бы выехали утром и проехали Мошук к полудню, – сердито сказал Тахар и подбросил веток в костер. – А так нам приходится ночевать в чистом поле в виду города лишь потому, что ночевать в поле – лучше, чем в Мошуке.
– Почему? – спросила Алера, но ей никто не ответил. – Дальше мне нравится юго-западная дорога на Вивк, потому как небольшие леса и болота приятней, чем большой Пизлык и тролли, – пробормотал Элай себе под нос, низко склонясь над картой. – Но если ехать до Кали через Вивк, мы потеряем несколько дней. Потому я все-таки что предлагаю: от Мошука двигать мимо озера Нинг на Неплуж, это займет у нас два-три дня. От Неплужа вдоль реки – вот, идет дорога до Кали, это еще день, наверное… А потом мы сворачиваем на северо-запад и держимся тракта до самого Тамбо. Все это не выглядит сложным и займет шесть-семь дней. Видите? Ничего такого!
Отчаявшись запомнить названия и направления, Алера придвинулась ближе и тоже наклонилась над картой. Почти сразу нашла Эллор – густой лес, окруженный горными зубами. Оказывается, эти горные зубы растут прямо на морском побережье, только с воды к Элл ору, наверное, не подобраться – вода в заливе вся испещрена черточками и точечками. И вовсе Эллор не такой большой, как можно было подумать со слов Элая!
Ах, какая же она красивая, эта карта! Цветная, подробная, каждая деревушка, каждая речка – как настоящие, сумеречная серость и отблески костра делают ее еще больше живой, бросая на плотную бумагу причудливые тени, и кажется, что нарисованные леса шевелят кронами, а в речушках течет вода. Не сравнить это красочное чудо со скучными картами лирмского жреца, по которым можно подумать, будто Ортай состоит из редких серых пятен. Если бы в божемольне были такие карты, как эта, Алера бы лучше всех знала все про Ортай!
– А где Тамбо?
Эльф показал.
«У-у, – прошептала Алера, – далеко!» Почти на другом краю Ортая, переходах в тридцати от Западного моря, которое на этой карте названо Грифоновым. Недалеко от Эллора Алера нашла город Мошук, от него проследила весь предлагаемый Элаем путь. И только тогда поняла, что все дороги проходят прямо под пузом огромного леса, который кляксой развалился прямо в центре Ортая.
– Это что? – возмутилась она, посмотрела название и повторила, не веря своим глазам: – Это Пизлык?
– Я только что про него говорил, – процедил Элай. – Ты кого-нибудь слушаешь вообще, кроме себя?
Тахар посмотрел на эльфа с осуждением, но ничего не сказал. Он сидел в сторонке, привалившись к котомкам и всем видом своим показывая, где видел всю эту затею, – но при том не мешая выбирать путь, по которому затея покатится.
– Пизлык, – медленно повторила Алера. – Троллий лес. Он не может быть так близко, он не может быть посреди Ортая, это шутка.
– Ты правда раньше видела карты? – раздраженно спросил Элай. – Хоть какие-нибудь?
Алера потерла лоб, снова склонилась над картой. Опять нашла Тамбо и Эллор, с некоторым трудом – Лирму. Прикинула расстояние между городами, родной деревней и пизлыкскими лесами, которые даже на карте выглядели хищно и мрачно. Покачала головой:
– Но как Пизлык может быть почти в центре Ортая, окруженный трактами и селениями? Он почти вплотную к этому Мошуку. И до Тамбо не так далеко. А где Арканат… Ох, и от Арканата тоже не очень далеко. И от Лирмы! Он от всего недалеко, потому что он повсюду! Как троллий лес может быть повсюду?!
– Аль, ну не блажи. – Эльф вытащил карту из ее стиснутых пальцев, едва не надорвав плотную бумагу, наверняка укрепленную каким-нибудь составом из арсенала бытовых магов.
– Это же просто тролли, – сжалился Тахар, – не драконы какие-нибудь. Какая разница, где они живут?
– Так они же большие и ужасные! А вон деревни стоят чуть не в самом лесу! – негодовала Алера. – Как можно разбивать деревню возле леса троллей?
– Да сдались троллям те поселки, – пожал плечами маг. Подумал. – Ну, в голодный год, может, и сдались… Аль, да ты чего? Они, вообще-то, разумные, даже говорить вроде бы могут. Не бери в голову. Мы же не через сам лес поедем.
Девушка замотала головой. О троллях она была куда худшего мнения и по доброй воле приближаться к местам их обитания ни за что бы не стала. У жителей рядом лежащих деревень, должно быть, разум отшибло.
Божиня сохрани, они и правда собираются ехать по тракту вдоль пизлыкских лесов? Алера попыталась понять, не поздно ли еще послать Элая к известной матери и завернуть домой. По всему выходило, что поздно.
– А нельзя нам набросить крюк и все-таки поехать через этот Вивк? – в конце концов спросила она. – Или… или через Меравию?
Друзья переглянулись.
– Тахар, у тебя есть заклинания для успокоения нашей злыдни? – без особой надежды спросил Элай.
– Нет, – отозвался Тахар. – Придется нам набраться терпения и просто пережить это. Как обычно.
Алера засопела и отвернулась.
О том, что в Пизлыке, по слухам, встречаются существа куда похуже троллей, друзья ей говорить не стали. В конце концов, раз Пизлык тянется на десятки переходов во все стороны, местами почти наползая на города и деревни, – значит, нет в этом лесу ничего такого уж опасного.
Наверное.
* * *
– И которая из них? – спросил Тахар.
Они дожевывали остатки ужина. Алера уже спала, завернувшись в одеяло с головой. Привязанные неподалеку лошади бодро фыркали, переговариваясь не то с полевиком, не то друг с другом. В невидимом отсюда лесу возмущался чему-то филин.
Ночь выдалась беззвездной и теплой. В поле горько пахло чабрецом, издалека доносилось неуверенное лягушачье кваканье.
– Которая что из чего? – не понял Элай.
– Я про эльфиек, – пояснил маг, хрупая яблоком. – Которая из них – твоя?
Элай потянулся за деревянной баклагой, приткнувшейся за кулем с жалкими остатками крупы. Притянул к себе за ушко, хлебнул воды, подумал.
– А ты со всей деревней перезнакомился, мой общительный друг? Имя тебе что-то сказало бы?
Тахар помотал головой, бросил огрызок в костер.
– Я там много с кем перезнакомился, но имена тут же позабыл. Ну, скажи что-нибудь вроде «Это та прекрасная белокурая дева, что стояла у третьего слева дома, когда мы приехали в деревню. Та самая, что чуть не проломила шикарной статью плетень, увидев меня, всего из себя эльфа, вплывающего в деревню верхом на вороной кобыле в лучах закатного солнца»…
– Какой ты наблюдательный, – пробурчал Элай.
– Да-да. Та самая эльфийка, что весь день таскалась за тобой, как слепень за коровьей спиной, держась в отдалении и так и не посмев приблизиться, потому что… Почему?
Эльф развалился на одеяле, пристроил голову на скатанной жилетке. Ночь здесь, южнее Лирмы, стояла очень теплая, у костра они даже рубашки поснимали.
– Потому, что мы приехали с Алерой. У нее на лбу не написано, что она не моя, не твоя и вообще ничья. А у эллорцев не принято навязываться, знаешь ли.
– Как удобно, – протянул Тахар.
Мага разобрала досада. Ему вовсе не хотелось оказаться таким ужасно прозорливым, ему хотелось, чтобы Элай расхохотался в ответ на все его наблюдения и сказал, что он – идиот. Потому что иначе… прав был Орим, вот что иначе. И все, что за этим следовало, Тахару нравилось ничуть не больше, чем Алере.
Эльф пожал плечами и закрыл глаза.
– Элай.
– Ну?
– Так это правда, да? Ты из-за нее таскаешься в Эллор?
Эльф отмалчивался. Тахар подкинул дров в огонь.
– Слушай, эльф, это получается, что…
– Заткнись.
Элай повернулся на другой бок и натянул на голову одеяло.
А Тахар еще долго сидел, уставившись в огонь и мрачно размышляя о чем-то.
* * *
Что-то разбудило Тахара на заре – предрассветный холод, неясная тревога или возбуждение перед новой дальней дорогой. Утренний воздух был влажным и прохладным, по лугу расстилался низкий туман, лошадки бродили неподалеку. На груде котомок сидел полевик и уписывал оставленные для него с вечера ломоть хлеба и яблоко. Тахар кивнул ему, прижав руку к груди в почтительном приветствии и благодаря, что призорец присмотрел за лошадками. Полевик смутился, словно такое внимание было ему не в привычку, и его лицо, похожее на сушеный гриб, еще больше сморщилось.
Завернутая в одеяло Алера сидела спиной к магу возле вновь горящего костра, наблюдала за крошечными сполохами пламени, и очень трагически-безутешным выглядел этот нахохленной комок из одеяла и черных всклокоченных волос. Тахар запоздало сообразил, что вечером Алера могла не так уж спать, как ему думалась, и слышать его разговор с Элаем, и тогда вовсе не странно, что сегодня даже ее спина выглядит бесконечно горестной… а странно то, что над костром не запекается эльф на вертеле.
Тахар покосился на Элая и убедился, что тот спит, а не остывает в луже крови. Поднялся, потянулся, помахал руками, согреваясь. Еще раз огляделся по сторонам. Пизлыкский лес маячил мутным пятном за туманом на севере, а в нескольких переходах к западу виднелся город Мошук – серая клякса с редкими каменными башенками.
Тахар потянулся и пошел к Алере, сел рядом, тоже посмотрел на огонь, оглаживающий тонкие веточки. Внутри у них тихонько посвистывало. Когда Тахар сел, Алера даже не повернула головы, когда дернул ее за ухо – засопела и повела плечами, глубже зарываясь в одеяло.
– Ты чего в такую рань вскочила? – спросил маг, зевнул и придвинулся, дернул на себя одеяло: ну и сырое же утро, бр-р! Протянул ладони к огню и зажмурился от удовольствия.
– Птицы, – проворчала Алера, поерзала, прижалась к боку Тахара. – Еще не рассвело, а они уже заливаются со всех сторон разом. Орут, словно кони.
– Аль. Что случилось?
Она снова съежилась, зарываясь в одеяло.
– Я думаю. И… я думаю. Может, зря мы потащились в такую даль. Мимо этих жутких лесов и Божиня ведает мимо чего еще. Мне неуютно.
Тахар молчал.
– Все вокруг, понимаешь, оно какое-то слишком большое.
– О нет, – сонно проворчал сзади эльф. – Нашей радости показали карту. И наша радость ее наконец рассмотрела, а не только от солнца прикрылась. Раныне-то она думала, что Лирма находится у Божини на ладошке, а весь Ортай этой ладошке бьет поклоны, шлет приветы, потому как ничего важнее Лирмы для Ортая нет, а для Лирмы нет ничего важней Алеры. Потому что она такая особенная и удивительная.
Завернутый в одеяло эльф пришлепал к костру, сел рядом, сонными глазами посмотрел на друзей.
– И вдруг оказалось, что Лирмы на карте – с кошачий нос, а вокруг – злые тролли. Сожрут и не спросят, кто тут самый важный и свершательно великий.
Алера нахохлилась еще сильнее, затерявшись в складках одеяла по самые брови. Эльф, конечно, понял все правильно, но его слова звучали совершенно возмутительно, словно Алера была совсем уж глупой, словно считала себя бессмертной и самой главной в мире!
Но ведь не так! Конечно, она всегда знала, что ей на роду написано что-то важное и очень большое, но понимала и то, что жизнь – вовсе не простая штука, бывает в ней всякое, и мор, и голод и… и… словом, всякое! Просто раньше это понимание было маленьким и не пугающим, а теперь выросло и заполонило собою весь мир и Миры.
Иди знай, может, стоило в детстве внимательнее рассматривать эти серо-пятнистые карты лирмского жреца, но кто же виноват, что его занятия проходили так скучно, что он показывал карты только тогда, когда поминал всякие истории о давно минувшей войне, сыпал датами и названиями, и даже когда Алера честно пыталась слушать, голос жреца в ее ушах сливался в монотонное гудение. Зато сам жрец искренне увлекался историями про войну, горячился и размахивал руками, безостановочно тыкал пальцами то в один манускрипт, то в другой, черкал угольками стрелки на измученных картах и делал всякие прочие вещи, помогающие сойти за умалишенного.
В конце концов, подумала тогда Алера, это не моя вина, что мне неинтересно пялиться на эти ветхие, потертые карты, на расплывчатые пятна и разводы на дрянных пергаментах и слушать бубнеж, и ничего страшного не случится, если я не буду знать, куда и в какой день несло орков во время войны. И вообще, только мужчинам может быть интересно копаться в подобных вещах!
– Временами я тебя ненавижу, – проворчала Алера эльфу.
– И что? – с интересом спросил он. – Теперь я должен заползти в костер и сдохнуть там, потому что жизнь моя не удалась?
Алера что-то невнятно буркнула.
– Не кисни, – велел эльф. – У нас впереди куча важных дел, так что давай встряхнись и вперед, в дивные новые края, куда наша нога еще не ступала! Разве не здорово?
Друзья уставились на Элая.
– Что? Я тоже никогда не был в тех местах. Мне интересно. Своими глазами увидеть этот жуткий Мошук, потом троллий лес – к слову, вон он начинается, отсюда видать – и рыбные озера, и город стекольных мастеров, ну что там еще… и Школа магическая! Ну? Что вы сидите тут с такими мрачными рожами?
– Ой, не ехайте в Мошук! – прошамкал полевик и выкатился к костру сморщенной лохматой кочерыжкой. – Вы ш хорошие, добрые! А там жуть! Кровушка льется, призорцы тикают, земля горя напилася! Ой, не ехайте!
Алеру затрясло.
– Как это – кровушка? Куда призорцы убежали? О чем он говорит, Элай, Тахар? Что в этом городе?
– Да… плетения там раньше делали, – пробормотал Элай, тоже опешивший от напора полевика, – а потом оно как-то захирело, ну и все. Какая кровь? Какие призорцы?
– Вы вчера говорили, что в поле лучше, чем в Мошуке, – напомнила Алера и оглянулась на город вдалеке. – Кто-нибудь мне объяснит, почему?
– Смертоубийства там! – полевик выпучил глаза. – То человеки бьются насмерть, то головы с плахи летят, словно горошины из стручочка, стук и стук по деревяшкам, и пьет земля кровушку людскуйу-у…
– Не самый спокойный город, вот и все, – сказал Тахар, сохранивший полную невозмутимость. – Он раньше-то был просто странненьким, потому что богатый и обособный, ну, вроде Кали, только там посуда, а в Мошуке – плетения из лозы, там спокон веков мастера жили, ну ты ж должна помнить…
Алера задумалась, сильно нахмурив лоб. В памяти шевелилось что-то из рассказов жреца про мастеровые города, это верно. Дескать, в довоенные времена, при спокойной и сытой жизни, для всего Ортая большую важность имела река Скьяль, по которой можно добраться до самого Эллорского моря у границы с Меравией. И почти такую же важность имели дороги, которые проходили через мастеровые города, а сами города тогда были богатыми и страшно важными. До того важными, что государева наместника утверждали на место только при согласии городского схода, да и утвержденного наместника могли потом попросту вытурить, если он делал что-то, пришедшееся не по душе горожанам.
А потом, после войны, когда стало не до мастеров и не до торговли, города утратили такую большую важность, и… Что и? Алера не помнила. Не помнила даже их названий и чем они там занимались – только теперь друзья подсказали, что в Мошуке делали плетения, а в Кали… нет, название города было незнакомым, но диковинную красоту от «стекольных мастеров» доводилось не раз встречать на городских рынках, в тавернах, гостевых домах. Даже у некоторых жителей Лирмы имелись вазочки, кружки, лампы из стекла: тонкого и толстого, цветного и прозрачного, как сам воздух.
Что до плетений – не после войны они захирели, а куда позднее, потому как для новорожденной Алеры заказывали плетеную люльку «от мастеров», только не говорили, что от мошукских – считалось, что это и так всем понятно. И еще, когда Алера была ребенком, Орим покупал себе короб, где у него хранились всякие штуки для тренировок детей – подвесы для манекенов, ступеньки, веревки. Старый короб к тому времени окончательно развалился, и Орим торжественно заявил, что тот был «от мастеров» и прослужил десятки лет исправно, потому следующий тоже купил «от мастеров», для чего, правда, пришлось целых три раза ездить в Килар на торжище.
А про кровь, плаху и убегающих призорцев жрец ничего не говорил, и никто другой не говорил. Разве призорец может убежать? Куда и для чего?
– Слухайте, слышайте! – затопотал ногами полевик. – Мне-то братец банник все пересказал, когда в Даэли побежал от этого неуважения, когда не стало больше его моченьки…
– В Даэли?
– Да вы откуда такие свалилися, а? По всему краю призорцы в Даэли тикают, давно уже тикают, потому как не стало нам уважения и почитания в родных землях, а мы-то теряем силушку, ежели в нас не верят, ничего не можем тогда. Мне-то еще ничего, про меня еще многие путники помнят и зверушки тоже уважат всегда, а от те призорцы, что в города поперлися за своими человеками, тем житья давно уж нет, уж лет писят, как нет им житья, так они и тика-ают, ой, лишенько-о!..
Друзья переглянулись. Похоже, им встретился свихнутый полевик, потому как не могло, конечно, быть всех этих странных вещей, про которые он говорил, и сами они никогда не слышали, чтобы призорцы куда-то там уходили. Что в городах их мало – это правда, призорцы близки к природе, они не любят столпотворений, высоких домов и каменных стен, но так всегда было, а не только полвека назад! Правда, и города в последнее время становились все больше и многолюдней…
– Плохо там, в городе, нечисто, неспокойно, – повторил полевик и обхватил ручонками свои волосатые плечи. – Не ехайте!
Тахар, почтительно прижав ладонь к груди, протянул призорцу гроздь винограда. Тот, облизнувшись, принял подарок и утопотал в свои поля, что-то приговаривая.
Друзья начали собираться.
– И отчего у вас такие непроницаемые лица? – вкрадчиво спросила Алера. – Вы что, хотите сказать, что нам все равно позарез нужно в этот город?
– Ненадолго, – быстро ответил Тахар. – Имэль, конечно, отличная всехняя мама и очень нас выручила, но как-то не улыбается питаться одними яблоками. Нужно нормальной еды купить, вот и все.
Алера оглянулась на поле, куда умчался призорец.
– А давайте купим нормальной еды в какой-нибудь деревне. Тут же есть деревни?
– Да. – Элай указал на другую дорогу, по которой плыло что-то длинное и неспешное. – Вон, как раз из деревни обоз едет к городу. Видно, потому едет, что там тут же жрут каждого, кто через ворота проезжает.
Алера, против ожиданий, спорить не стала, лишь поджала губы, как бы говоря: «Я беспрекословно признаю за вами право принимать решения и нести ответственность за их последствия, пусть в этом городе нас сожрут, и пусть вам будет стыдно». Это ее сегодняшнее пришибленное состояние настораживало Тахара и Элая: небось, когда придет в себя— станет еще вредней обычного и все друзьям припомнит.
В пути Алера неумолчно ворчала про страшных троллей, растыканных по всему этому лесу, кто в пещерах, кто в гнездах, которые только и ждут, пока путник зазевается, чтобы выскочить из леса и с хрустом сломать этого звенувшего путника пополам. Друзья сначала посмеивались, но вскоре бубнеж Алеры их откровенно утомил.
Когда до Мошука оставалось еще не меньше перехода, на дороге им встретился стражничий дозор, и это удивило путников: от единственного хорошо знакомого им города, Килара, разъезды так сильно не удалялись. То ли оттого, что там слишком уж много деревень и людей в округе, то ли оттого, что подле Килара никакой опасности не водилось, а подле Мошука – очень даже да: вот он, лес пизлыкский, в переходе от тракта маячит, высоченный, огроменный и как будто дышащий! Ну разве не жуть?
Трое стражников, обтрепанных мужичков в корявых кожаных доспехах, на усталых лошадях, вцепились в друзей не хуже пиявок и принялись дотошно выспрашивать: кто, откуда и по какой надобности, и чего дома не сидится. Долго расспрашивали, мурыжили, переглядывались, а потом огорошили:
– Дорога-то эта платная будет.
– Чего-о? – в один голос протянули оторопевшие Тахар и Элай.
Алера вытаращилась молча.
– Платная, – без большой уверенности повторил старший стражник, пузатый и плешивый, – потому как избита копытами чужих лошадей – дальше некуда, и надо ее починять, а на починку нужны деньги. Ясненько вам?
Что можно «починять» на обыкновеннейшей дороге, ничем не мощеной, и какая трудность в том, чтобы просто засыпать землей самые большие ямы и колеи, если уж пришла такая охота – было решительно непонятно.
– Неясненько, – решил за всех Элай.
Глаза у стражников блестели нехорошо, и все трое очень внимательно рассматривали мечи на поясе Алеры и лук за спиной Элая, и взгляды эти были колючие. Хотя что такого в луке со снятой тетивой, и неужто эти стражники не видят эльфов с луками все время, если город их стоит в двадцати переходах от Эллора, а исконцы то и дело ездят торговать по ортайским землям? В этой подозрительной настороженности Тахара отчего-то разобрало дурное желание погреметь склянками в травной сумке, и он едва сдерживался.
Платить неведомо за что – не хотелось, спорить было тоже страшновато, потому как стражники – это стражники, скрутят еще и поволокут в городскую вязницу. Может, у них тут правда так принято: платить не только за въезд в город, но и за дороги, по которым шатаются эти плешивые разъезды.
Пока путники препирались со стражниками, пока каждая сторона пыталась для себя решить, на чем и насколько решительно ей нужно настаивать, на дороге показался еще один всадник – орк верхом на тягловом коне. Стражники сначала просто поглядывали на нового путника, маячившего далеко за спинами троих друзей, потом, видно, узнали его. Плешивый толкнул локтем другого стражника, указал глазами на орка, тот толкнул третьего, потом все трое неловко замолчали. Постояли-постояли, махнули руками, да и повернули лошадей обратно к городу.
Друзья обернулись на путника, который так смутил вредных стражников. Им оказался орк, молодой или поживший – можно было и так подумать, и сяк. Румяный и чернобровый, добродушный и пузатенький, с небольшой бородкой, в зеленых штанах и серой рубахе, расшитой синими птицами и красными ягодами. В Ортае, наверное, был только один орк, способный носить зеленые штаны и рубаху в ягодных птицах.
– Багул, – удивился Элай.
Давний знакомец, из тех, кто выучился в Школе, но не стал ни гласным, ни вольным магом, которые оседали в городах и поселках Ортая, Меравии или Гижука. Удивительным он был, этот орк, сумевший обучиться магии и сделавший ее делом своей жизни, хотя каждый знает, что орки и гномы в магии малосильны, – говорили даже, что в Школе их учат отдельно от людей и эльфов, а полученные в результате умения оказываются весьма незначительными. После учебы они живут почти обыкновенной жизнью или же остаются при Школе, и тогда им подбирают такие занятия, где нужна не столько магия, сколько другие таланты – к примеру, орки возглавляют ловческие группы, которые охотятся на магов-преступников. Очень хорошо подходят для этого орки, спокойные и выносливые, рассудительные, не теряющие головы и не позволяющие другим ее терять.
А Багул стал переезжим магом – и все тут. У него хорошо получалось всего несколько бытовых заклинаний, зато это были редкие и нужные заклинания, которым мог научиться только маг водного начала: Багул умел чинить всякие вещи, прохудившиеся, разбитые, треснутые, расколотые.
Переезжие маги нечасто доезжали до северных ортайских деревень и городов, но Багул появлялся в Лирме исправно, два раза в год.
– О, птахи-неразлучники! – тоже удивился друзьям орк. – Вы чего тут делаете, заблукали?
И, закинув голову, гулко расхохотался над своей шуткой.
– Заблукали, – без улыбки подтвердил Тахар.
Они с Багулом друг друга недолюбливали, как обычно и бывает между обученными магами и самоучками.
– С утра кругами ходим и никак до города не доберемся, не знаешь, где он? – быстро перебила друга Алера и очаровательно улыбнулась.
Багул снова расхохотался, пнул коня пятками и бесцеремонно втиснулся между тремя друзьями. Вчетвером они медленно поехали по дороге.
– Город во-от он, недалечко, прям впереди, тока это не город, а наказание сплошное, ниче там не заработаешь, у них даже целители мрут, агась. На кой вам в Мошук?
– Да во-от, – косо поглядывая на друзей, поясняла Алера, – еды нам надо купить, потому ника-ак не миновать это странное место. Или миновать, а? Что скажешь?
Вопреки ее ожиданию, Багул пожал плечами:
– Еды купить можно. Во-от в те ворота заедете и будете держаться прямых улиц до старой ратуши, а потом влево забирайте, но легонечко, – там и будет вам рынок. И рядом площадь, вкругаря нее таверны растыканы, можно выпить-поесть чего. Агась.
– И-и? – выжидающе протянула Алера.
– Чего тебе и?
Она смешалась.
– Ну, это не опасно разве?
Багул пожевал губу, щурясь на приближающиеся каменные башенки.
– Опасно, ежели будете тухлятину покупать. Или ежели в таверночке Хларря закажете суп из куренка – вот это да, это я вражине не пожелаю. А чего тебе еще опасного, а?
Алера не ответила.
– Вы, главное, не верещите за Бруго или против Бруго, тогда все в порядке будет.
– Это кто еще? – удивился Элай.
– Не знаете? Ну и ладно. Значит, ни за них, ни против них верещать не станете, а раз не станете – так и ехайте спокойно в Мошук. И вот еще чего.
– Чего?
– Я, конечно же, не ведаю, куда вы там копыта наточили, а только раз через Мошук едете, так точно не на юг наладились, а раз не на юг – значит, нам не по пути, потому как я нынче еду туда, в Свистящие Холмы, в Тэйр. И вот она, южная отвилка, на которую я сей вздох поворочу мордой своего коня. А вы запомните вот чего: если стражники на дорогах денег требуют – так это не стражники, а бесстыдники паскудные, которые ловят неопытных и придурочных путников, ясно? Шлите их под коровий хвост, а то еще подальше, а будут настырничать – говорите, что заплатите только у ворот, как до города доберетесь. На воротах же другие стражники стоят, а при них еще, бывает, трутся всякие счетоводы из канцелярий и ратуш, так что от вас быстро отстанут, не сумлевайтесь.
Даже прямодушная Алера быстренько сообразила, сколько раз и сколькими способами могут вступить в сговор дорожные и воротные стражники, вместе со счетоводами и писцами из канцелярии.
– А если кто из них будет настырничать, – повторил Багур, – так требуйте бумагу с канцеляревой печатью, что деньги получены, а откажутся давать бумагу – шлите их под коровий хвост.
– А если они в ответ нас куда-нибудь что-нибудь это? – засомневался Тахар.
– А ты им скажи, что ты маг, – очень серьезно ответил Багур. – Магов они боятся, потому как силы нашей не знают и на рожон ни за что не полезут.
Он вытащил из-под рубахи медальон Магической Школы и «вспомнил»:
– Ах, да, ты ж необученный, знаков не носишь! Тебе могут не поверить. Печально получится.
И, гулко рассмеявшись, пнул коня, поворачивая на южную дорожную отвилку.
* * *
Алера помнила правильно: вербяное хозяйство в Мошуке захирело не после войны, а лет десять назад. До того времени по всему Ортаю, а также в Гижук и в Меравию еще ходили караваны с корзинами, люльками и плетеными креслами – хотя и меньше, чем до войны, это верно, но ни клетки для птиц, ни короба, ни мебель никогда не залеживались на складах.
Однако делали их куда меньше, чем в прошлые годы, власть в городе никак не могла установиться и определиться, и постепенно вербяное дело шло на спад, пока вовсе не захирело. За последние десять лет в Мошуке не сделали ни одной корзины на продажу, плантации вербы погибли под натиском короедов, сухости и мавок-визгляков, которые разогнали заодно и мастеров. Однако последний наместник, который сумел утвердиться в городе аж пятнадцать лет назад, что было делом невиданным, исправно слал в столицу, в Арканат, победные отчеты: вот-вот, мол, снова пойдут по Ортаю обозы с плетениями, вот-вот мавки и тля повыведутся, вот-вот будет на корню задушено смутьянское гнездо, ответственное за частые городские волнения.
В Мошук друзья въехали незадолго до полудня.
Город оказался большим, уж куда крупнее Килара, который теперь казался маленьким, кукольным и очень ухоженным. Мошук шамкал на приезжих корявой пастью скрипучих ворот, широкими улицами, сплошь с выбитыми досками, двух- и трехэтажными домами, между которыми когда-то потерялся запах вареной капусты и с тех пор неустанно бродил туда-сюда.
Под яркими праздничными лучами полуденного солнца Мошук выглядел жалким и потрепанным.
– Этот город прямо кричит «Почините меня!»… – разочарованно произнес Тахар, оглядываясь вокруг. – Он даже не делает вид, будто ему хорошо.
– А ты думал, наш путь будет утыкан пряничными домиками, – съязвил Элай, но выглядел он тоже разочарованным, хотя мнение о городе у него и до знакомства было весьма невысоким.
Чем дальше по улицам они проходили, не отваживаясь ехать по разбитой дороге верхом, тем более угнетающим оказывалось впечатление. Когда-то роскошные клумбы щетинились засохшими многолетними цветами и сварливо шелестели сорной травой. Ограды много лет не подновлялись, а ям не попадалось лишь на тех улицах, которые полностью представляли собой одну большую яму. Из двух встреченных фонтанов один вонял болотом, второй не работал.
Однако жизнь тут кипела, по улицам сновали люди и эльфы, реже встречались гномы, изредка мелькали широкие спины орков. Из лавок доносился оживленный гул, от пекарни вкусно тянуло горячим хлебом, дорогу то и дело пересекали груженые тележки.
– Правильно ты не хотела сюда заезжать, – бормотал Тахар. – Одно сплошное расстройство, а не город. Лучше бы я его не видел, честное слово. Давайте скорее купим еды и поедем дальше.
– Нет уж, – неожиданно возразила Алера. Убедившись, что никто ее не ест, она воспрянула духом и снова стала нахальной. – Притащили меня сюда – наслаждайтесь, теперь мы пойдем обедать в таверну и не уйдем, пока все не сожрем.
Тахар проворчал что-то. Он бы не отказался не только пообедать, но и поспать под крышей, даже если для этого пришлось бы остаться на ночь в обшарпанном городе, но до вечера было далеко.
Алера крутила головой, разыскивая вывески, но ничего похожего не обнаруживалось. Да уж, не город, а слезы, даром что такой большущий, маленький уютный Килар куда как получше будет!
– Ну где этот рынок, а? Мы точно не сбились с дороги?
Элай вздохнул.
– Принюхайся и прислушайся, свет наших очей. И ты уверишься без всяких дурных вопросов, что рынок… – Улица в последний раз круто вильнула и уперлась в низкую изгородь, а Элай приглашающе взмахнул рукой: – прямо перед нами.
«Просто купить еды» оказалось не так-то легко: все оживление, все краски, люди, ремесла, что еще оставались в обшарпанном городе, оказывается, стянулись именно сюда, на рынок.
Сначала путники долго искали, где привязать коней – чтобы по возвращении обнаружить в сохранности их самих и поклажу, затем пробирались мимо рядов с живностью, потом между загонами с птицей и мимо лавок мастеровых. Далее шли ряды с подержанными плетеными вещицами, затем – со сладостями, далее следовали торговцы инвентарем и утварью, а потом друзья вывалились в ряды с одеждой и обувью. Здесь Тахар и Элай, не сговариваясь, подхватили Алеру под руки и быстро-быстро потащили сквозь толпу, не стесняясь работать локтями и рявкать на зазевавшихся: имела она обыкновение терять разум, попадая в одежные ряды. Шисенна называла это «милым превращением в нормальную женщину», но времени на это решительно не было. Тем более что одежду, купленную во время своих «превращений», Алера потом все равно не носила.
Торговцы верещали, зазывали, пестрили, покупатели упоенно торговались, наступали на ноги, пихались локтями. Солнце пекло, нагревало головы и запахи: масло, вино, куры, свежевыделанные кожи, козлята, долго лежавшие в сундуке ткани. Вокруг зудели мухи и пчелы.
Когда наконец начались лотки торговцев едой, друзьям уже казалось, что они провели на мошукском рынке не менее года. Видимо, шум, гам и жуткое смешение рыночных ароматов плохо влияло на головы торговцев, потому что за крупу и вяленое мясо они запрашивали цену вдвое выше разумной. Торговцы краснели лицами и глазами, яростно плевались, призывали копыта бдыщевой матери на головы тех умников, из-за которых так выросли дорожные подати и плата за место на рынке, а потом той же матерью клялись, что сами таким ценам не рады, но иначе возить товары станет себе в убыток.
– Все, – выдохнул Тахар, нежно прижимая к себе мешочек крупы. – Дело делом, а либо мы сей вздох сядем в трактире и спокойно выпьем эля… либо в Ортае одним свихнувшимся магом станет больше.
* * *
Таверна оказалась не слишком чистой, не слишком светлой и довольно тесной, но, как видно, любимой горожанами: посетители сидели за пятью столами из шести. Пахло слегка подгорелой капустой и непропеченным тестом, эль тоже оказался так себе – словом, из всех достоинств таверна могла похвастаться только близостью к рынку, дешевизной и отлично нарисованными на стене хрюшками. Умильные и толстые, они смешно валялись под пивными бочками, держа в лапах деревянные кружки. Крупная надпись под рисунком строго извещала: «Полом столов и разбив посуды строго запрещен и прекращен!»
– Значит, приедем мы в Тамбо, – заговорил Тахар, сделав несколько глотков из кружки, – найдем Школу, встанем на пороге и прокричим: «А подать нам сюда магистра Дорала!». И настоятели, или кто там у них, его тут же и выведут под белы руки. Увидит он нас, устыдится в тот же вздох, кинется в ноги и как начнет рассказывать, как начнет каяться! И еще Раня приволочет, чтоб тот покаялся с ним хором, да, эльф?
Элай прохрюкал неразборчивое в свою кружку.
Через открытое окно донесся шум, топот и рев – непонятно откуда, площадь была пустой. Только скучающая плаха, несколько таверн, давно заброшенная ратуша с выломанными окнами и стайки грязных детей, носящихся туда-сюда с шапкой на веревочке.
Алера пока помалкивала, ждала, что скажет эльф. Тот наконец оторвался от кружки.
– Я думаю, Тахар, мы на месте разберемся. Что я могу тебе сказать, если в глаза той Школы не видел? И потом, Дорал теперь, быть может, вовсе не там. И Рань может быть не там.
– Но ты веришь, что он мог вот так бросить все и всех и рвануть непонятно куда за туманом, да? – уточнил Тахар.
Элай не думал ни вздоха:
– Да.
Тахар без всякого удовольствия допил свой эль, стукнул кружкой об стол.
– Я Алере говорил и тебе повторю: Дорал пообещал дать Раню способ сведения десятигранников в обмен на сами Кристаллы. И теперь носится Рань по Мирам в дурных поисках… А потом Дорал поймет, что Рань даже шестигранники сводить не умеет, и выкинет его в ров. А себе найдет другую обученную зверушку, посерьезней.
– И вот, когда Марга треснуло молнией, он совсем умом помешался, – повысил голос человек за ближайшим столом, – теперь называет себя «Мы, Марг» и уверяет, будто он – потеряшка из рода Нугалков, что правят в Гижуке. Бедная старая мать Марга выплакала все очи и обломала об него все хворостины – ничего не помогает, и теперь она говорит, что только новый удар молнии может возвратить ему рассудок.
– Мы все выясним, – буркнул Элай. – Но для этого нужно попасть в Тамбо. Какой толк гадать на пене? Ответы нам даст только тот, кто все это затеял.
Гул на улице нарастал. Что бы ни происходило в городе, оно двигалось к площади. Алера обеспокоенно покосилась на окно, потом – на других посетителей. Они-то должны знать, что творится в их городе?
Некоторые посматривали на дверь, но из-за стола никто не поднялся.
– Что там происходит? – требовательно спросила Алера у друзей.
– Там происходит шум, – объяснил Элай, не поднимая взгляда от своей кружки.
Вместо него ответил гном средних лет, азартно воюющий с куском окорока за соседним столом:
– Сторонники Бруго, никак, опять заладились чего-нибудь праздновать. Если так, то они прутся всей кучей от западных ворот до восточных.
– Кто такой Бруго? – требовательно спросила Алера.
Гном отважно опрокинул в себя остатки грибной самогонки из кружки, всплакнул, продышался и уставился на девушку мутно-голубыми глазами.
– Кто такие, а не кто такой, милая.
Алера поморщилась.
– Бруго – один из влиятельнейших орочьих родов, что жили в Мошуке от самого его основания и до окончания войны. Много вербяных плантаций им принадлежало, много мастерских, и даже собственный знак их оттискивался на плетениях, которые делали в этих мастерских. Очень силен был их голос в общем гласе города.
– И что они сделали?
– Я вспомнил. – Элай отодвинул кружку и обеспокоенно посмотрел в окно. Дети с площади пропали. – Когда орочье войско подошло к Мошуку, Бруго убедили горожан открыть ворота и сдать город.
– Точно, – поморщился Тахар. – Гижукские орки тут обосновались при поддержке Бруго, и их потом еле выцарапали отсюда. Жрец говорил, если бы эта местность была населенной – гижукские войска сделали бы из Мошука опору для захвата соседних городов.
– Может быть, – кивнул гном. – А может, нет. Суть в том, что город, открывший перед ними ворота, орки разграбили и опустошили меньше, чем другие города.
Алера потрясла головой.
– И что?
– И то, – гном ткнул пальцем в окно, – что потом Бруго пришлось бежать отсюда вместе с отступающими орками, а горожане так и не смогли решить, что же сделали Бруго, уговорив их сдать Мошук: спасли от резни или выставили предателями в глазах всего Ортая. Вот до сих пор, видите, этот вопрос очень сильно занимает… многих!
На площадь как раз вступало шествие. Идущие впереди несли длинную развернутую тряпку с выцветшим рисунком. В толпе было около полусотни орков, эльфов, людей, и все нестройно орали нечто бессмысленное вроде «Бруго и больше никого». Дух грибного самогона витал над толпой неощутимо и неоспоримо.
Алера обернулась к гному, который уже поднялся из-за стола и рылся в кошеле, отсчитывая монеты.
– А вы-то как думаете?
Гном ухмыльнулся, показав выбитый клык:
– Я думаю, когда на сторонников Бруго прут противники Бруго – надо убираться из таверны, близ которой они встретятся!
Немногочисленные посетители деловито бросали на столики монеты и рысили к дверям. Они выглядели озабоченными, но не обеспокоенными – видимо, все-таки прав был полевик, когда говорил, что кровь тут льется постоянно. Некоторые гости под шумок пытались проскочить через кухню, не заплатив, но там их встречал опытный и предусмотрительный хозяин таверны со своим верным другом – молотком для мяса.
– Плату оставляем, – зычно говорил он, зорко следя за передвижениями гостей. – Коней не забываем. Посуду не бьем, стулья не роняем. До побега меня остается десять вздохов. Кто не успеет – останется внутри.
Алера одеревенела, округлившимися глазами следя за двумя толпами, которые текли по площади друг другу навстречу, деловито и неизбежно, как течет по столу случайно разлитый компот. По всему выходило, встретятся они как раз напротив таверны. Тахар тоже сидел, раскрыв рот.
Элай тихо выругался и высыпал на стол несколько монет.
– Ходу! – рявкнул он, и друзья опомнились, вскочили. – Живо!
Хозяин проводил взглядом последних посетителей, быстро запер двери, прошелся по залу, собирая монеты со столов, и тяжело потопал к подвалу. Там, за стойкой с его любимейшими сырами, пряталась неприметная дверца, ход вел в подвал дома трактирщика и уже не раз выручал его в подобных ситуациях.
По какому-то бдыщеву веленью любые подобные беспорядки в Мошуке начинались с площади, и таверне неизменно доставалось.
* * *
Когда друзья оказались на площади, там пытались перекричать друг друга лозунгами и ругательствами, но никто никого не бил. Троица остановилась на пороге таверны, пялясь на две стоящие друг против друга группы людей, эльфов, гномов, орков. С виду они были одинаковыми – обычные обтрепанные жители обтрепанного города, только одни выкрикивали «Бруго и больше никого», а другие – не менее дурацкое «Бруго – в помойное ведро».
В окнах вторых-третьих этажей домов мелькали заинтересованные лица горожан. Одна девица открыла окно и высунулась помахать кому-то в толпе, но следом в окне появилась негодующая полная рука и за косу втащила девицу обратно.
Трое друзей стояли и смотрели, почти стыдясь уже только что испытанного испуга – ничего ужасного ведь не происходит. Жители совершенно обычного, мирного поселка не знали, что в таких случаях всегда откуда-нибудь прилетает камень, после которого крики заканчиваются, и потом уже никто не может сказать, что чего-либо боялся напрасно.
И первый камень полетел – со стороны сторонников Бруго, полетел и стукнулся оземь, не достигнув цели на пару-тройку шагов. Этого хватило, чтобы во второй толпе взревели, а потом все бросились друг на друга и смешались в бурлящую кашу.
Люди, орки, эльфы, гномы, руки, ноги, дубины, топорики, палки, ножи, камни – все перекипало в этой каше, бурлило, шипело, орало, брызгало кровью, непонятно как отличало своих от чужих или не отличало вообще.
Алера вжалась в дверь таверны, Тахар плел заклинание щита, забыв, что еще ни разу не мог его сотворить. Элай тянул друзей за пояса к коновязи и ругался, не переводя дыхания, изощренно, душевно и затейливо. Кони истерично ржали, косили безумными глазами, били копытами, мотали головами…
Каше мало места, она расплескивается во все стороны.
Вот прямо на Тахара выпрыгивает из толпы молодой безбородый гном, за ним – орк с топором и бешеными красными глазами, маг сбивается, не дочитав заклинания, Алера верещит и вместе с Элаем тащит Тахара к коновязи, где кони бьют копытами и всерьез пытаются взлететь. Свист, блеск – и гном без половины черепа падает Тахару под ноги, почти на башмаки ему плещет серо-розовое, влажно блестящее, тошнотворное. Орк, люто крича, разворачивается и бурится обратно в толпу, Тахар хватается за коновязь и зажмуривается, делает ртом вдох, другой.
Элай хватает его за плечи.
– Да ходу, демон тебя забодай! Убираемся отсюда!
Топот копыт почти неразличим в стоящем над площадью гвалте.
Таверна глумливо щерится вслед гостям тремя выбитыми окнами.
