Глава 29. Где собака зарыта
Я иду по залу, заблокированному ото всех охранников, и собранные мной стержни дверей горят у меня в руке. Стены украшены бирюзово-белыми мозаиками. Я продвигаюсь в глубину Музея. По сторонам вздымаются арки, закрытые дверьми, еще более старыми, чем в Коридоре Полосатого.
Наверняка за одной из этих дверей спрятаны похищенные дети.
Я тяну за ручку ближайшей двери и с удивлением обнаруживаю, что она не заперта. Когда можешь мысленно контролировать всю свою службу безопасности, тебе нет нужды запирать двери.
Тяжелая деревянная дверь открывается в пустыню с песчаными дюнами. Я оставляю дверь приоткрытой и поднимаюсь на вершину холма.
С дюны мне открывается вид на огромную яму в каменистой почве. Это карьер, и он полон детей. Дети толкают перед собой тележки, поднимаются и спускаются по трапам, какими-то инструментами вгрызаются в скалу. Рубашки детей – тех, у кого они вообще есть – пропитаны потом, изорваны. Но большинство почти раздето, их единственную одежду составляют набедренные повязки из грязной ткани. Кожа детей под палящим солнцем обнажена и блестит от пота.
Я хочу отвернуться, не видеть этого ужасного зрелища, но не могу оторвать взгляд. Старшие из этих детей кажутся моими ровесниками, они могли бы сидеть со мной за партой в школе. Все они ужасно грязные и очень… несчастные. Взрослые с каменными лицами надзирают за ними, следя, чтобы никто не прекращал работу.
Рахки говорила, что пока Старшая горничная со своим отрядом не забрала ее в Отель, она была в большой беде. Сколько еще историй, похожих на ее историю, могли бы рассказать сотрудники «Странника»? Скольких детей спас Дом Агапиоса, пока я не отдал Оранжерею Полосатому? Я столько лет составлял свой список самых поганых способов умереть, думая, что хуже этого ничего не может случиться, но я ошибся. Оказывается, есть вещи страшнее, чем умереть. А именно – никогда не иметь настоящей жизни, как случилось с этими детьми.
– Вы не меня ищете, мистер Кэмерон?
Я оборачиваюсь. За моей спиной, привалившись плечом к косяку ведущей в Музей двери, стоит Нико. В руке у него трость. Он поправляет жилет, на лице его застыла неестественная улыбка.
Снова вижу перед собой детей из Монастыря, эти до смерти перепуганные лица.
Я собираюсь уничтожить Нико, этого проклятого предателя.
Похоже, он не ожидал моего нападения, недооценил моих силы и ярости, потому что мой первый же удар без малейшего сопротивления попадает ему в грудь.
Его трость отлетает в сторону, он сам, пошатнувшись, отступает обратно в коридор.
– Эй, ты чего? У нас вроде бы нет причин драться!
– Нет причин? – мне не стоило бы так орать, но я совершенно не могу себя сдерживать.
– Все ведь в итоге получилось отлично, – говорит он.
– Ничего себе «отлично»! Ты нам солгал! Ты соврал мне! Напустил на меня охранников Полосатого!
Нико фыркает.
– Охранников и охранниц, если точнее.
– И все эти двери… Дети за ними… – я прикусываю язык, чтобы не распинаться перед ним. – Как ты мог участвовать в подобном деле?
Он поднимает с пола свою трость.
– Это не труднее, чем выбрать галстук в магазине. Просто одна из нескольких опций.
Очень хочется снова ему врезать, чтобы стереть с его лица эту мерзкую улыбку.
– Ты даже не принимаешь это всерьез.
Улыбка Нико угасает.
– Отчего же, принимаю. Даже не представляешь, насколько все это для меня серьезно. Ты должен мне доверять.
– Доверять тебе? Доверять тебе? – сейчас я просто взорвусь от злости. – Ты же меня предал. Я думал, ты мой кровный брат.
– Я и есть твой кровный брат, – Нико, хромая, подходит поднять упавшую с головы шляпу. – Просто я от тебя кое-что скрывал, чтобы защитить тебя, малыш.
– И как, защитил? Никто меня никогда не защищал! Это я постоянно защищаю всех вокруг себя! И перестань называть меня малышом!
Нико вздыхает как взрослый, которому надоедает глупый ребенок, и от этого у меня снова вскипает кровь.
– Ты не знаешь Полосатого, – говорит он, – не знаешь, что нужно делать, чтобы его остановить.
– А ты, значит, знаешь?
– Знаю. – Он приглаживает свои блестящие от геля волосы. Потом вынимает свою монетку из кармана, вращает ее в пальцах и шагает дальше по коридору, знаком приказывая мне следовать за ним.
– Ты правда рассчитываешь, что я пойду за тобой куда бы то ни было?
– Рассчитываю, – совершенно серьезным тихим голосом говорит он. – А какие у тебя еще есть варианты? Ты знаешь другие способы вернуть Кэсс?
К моим щекам приливает кровь, но я сдерживаю гнев. Он прав.
Он еще понижает голос, по пути не переставая крутить монетку.
– Вот где собака зарыта: с Полосатым все имеет свою цену. Он должен был увериться в своей победе. Когда он убедится, что наконец завладел всем, чем хотел, – как он владеет волей своих контрактников, которых ты сейчас выпер из Музея, сыграв с ними отличную шутку, – в игру вступлю я. Если мы хотим, чтобы ты и все, кто тебе дорог, вышли отсюда живыми и невредимыми, кто-то должен за это заплатить. Я имею в виду, Рахки отлично дерется пылевиком, но на большее она не годится. – Он останавливается. – И потому мне нужен ты.
– Ты лжец. Ты лжец до мозга костей.
– Я не лжец, – говорит он. – Когда я заключал с тобой контракт, помнишь, я сказал, что мне нужны люди, которые будут мне полностью доверять, что бы ни случилось? Они и сейчас мне нужны.
Я встречаюсь с ним взглядом.
– Как я могу снова тебе доверять, после всего, что случилось?
Улыбка Нико дрожит.
– Наверное, никак не можешь. Но я все-таки очень надеюсь, что будешь. У нас есть единственный шанс все исправить. Если не веришь мне, верь хотя бы нашему контракту. Я обещал делать все, что только могу, ради защиты твоей семьи и поиска ее пропавших членов. Это нерасторжимый обет. – Он указывает тростью на дверь в конце коридора. – Пойдем, Полосатый ждет.
