Глава 13. Вперед, к статуям!

Я просыпаюсь вымотанным и больным. Может, причиной тому куча работы, которой мы с Нико вчера занимались допоздна. А возможно – страшные, непонятные сны, которые я вижу каждую ночь, с тех пор как Сев привязал ко мне папину монетку с помощью крови. Голова у меня кружится, я с трудом могу разлепить глаза. Не уверен, что хочу их открывать: под закрытыми веками еще стоит образ мамы. На этот раз я увидел ее… настоящую, а не просто фотографию. Я стараюсь удержаться на краю сна, чтобы получше ее разглядеть.

Нико на этот раз ведет себя так же шумно и развязно, как всегда, когда он приходит меня будить и одевать. Я почти ненавижу его за это. Ну ладно, «ненавижу» – слишком сильное слово. Точнее: я его здорово не люблю прямо сейчас.

– Руки расставь, – командует он, пристегивая мне подтяжки.

Даже украшенная к Пасхе площадь Варшавы за окном вызывает у меня только зевок скуки.

– Не хочу никуда идти. Спать хочу.

Нико щелкает замочками подтяжек, а у меня в груди простреливает острой болью.

– Не вариант. Если не будешь работать, Старик тебя мигом вышвырнет, и ты никогда не найдешь своего отца. Осталось всего шесть дней, не забыл?

Но я просто не переживу еще одного такого рабочего дня, как вчера. Умру от переутомления, и Нико придется переправлять мое мертвое тело к Ба и сообщать ей: «Извините, мадам, мистер Кэмерон просто не вынес нагрузки».

Оглядываюсь на растущую стопку открыток, которые я накупил для Ба и Кэсс. Я должен отправить их сегодня после обеда, пока их не скопилось слишком много. Либо так, либо нужно заставить себя перестать их покупать в каждом городе, куда нас заносят рабочие дела. Очень здорово, что я могу послать им весточку, сообщить, что я в порядке, что не сбежал от них и меня не похитили, но хотелось бы притом хоть иногда получать от них ответ.

Прошлой ночью мы с Нико покупали шоколад в брюссельском магазине, который выглядел как страна мечты Вилли Вонки. Мы приобретали также билеты на Бродвей, окруженные огнями Таймс-сквер в Нью-Йорке, выбирали сигары в Гаване, в табачной лавке, благоухавшей сладким запахом дерева и кожи (Нико еще пытался убедить меня попробовать раскурить одну, но я не стал. Ба убила бы меня на месте за одно то, что я вошел в подобный магазин!). Мы даже успели прокатиться на гондоле по каналам Венеции. От этого у меня сохранились скверные воспоминания, потому что Нико шутки ради попытался столкнуть меня в вонючую воду канала.

Я с трудом натягиваю конверсы на болящие, ноющие ноги.

– А что находится на 4-м этаже? – спрашиваю я между зевками.

Нико замирает.

– Зачем тебе?

Я еще не рассказывал ему о своих снах, хотя у меня для этого был миллион возможностей. Да, в последние дни работа в Отеле была изнуряющей, но при этом каждый перерыв мы с Нико были вместе. Я ужасно благодарен за проведенное рядом с ним время. Нико знает столько историй и всегда выглядит так, будто искренне рад тусоваться со мной. Со мной! С парнем, с которым никто никогда не хотел дружить. Я даже начинаю привыкать к его постоянным подколкам и розыгрышам. Только вот про свое «дело» он отказывается со мной говорить.

– Похоже, привязка монетки с помощью крови сработала, – говорит он наконец, после того как я рассказываю ему о своих снах за последних три дня. – Монетка первым делом раскрывает самые свежие и сильные воспоминания, так что, возможно, ты видел нечто, имеющее отношение к исчезновению отца. – Он прерывается, чтобы еще немного подумать. – Но я действительно не знаю, что находится на четвертом этаже…

– Почему?

– Потому что он закрыт и не работает. Уже был такой на момент, когда я сюда поступил. Чтобы туда попасть, нужна универсалка…

– Что нужно?

– Универсалка. Мастер-ключ, открывающий все замки. Такие ключи есть у Старшей и у Старика. Они открывают любую дверь, привязанную к Отелю. – Он вглядывается мне в лицо и хмурится, словно пытается решить в уме сложную математическую задачу. – Так, у меня есть идея. Хотя она довольно рискованная.

Когда Нико произносит слово «риск», я сразу понимаю, что нужно действовать крайне осмотрительно.

– Рискованная? Это как?

Он пожимает плечами.

– Все, что тебе нужно сделать, раздобыть универсалку. Это как раз довольно просто.

– Ну да, что может быть проще: пойти и отнять ключ у Старшей горничной?

– Не у Старшей, нет, – он улыбается хитрой улыбкой. – У Старика. У него есть запасная универсалка в комоде, перламутровая. И ты собираешься ее украсть.

Мы с Нико используем время доставки завтрака для планирования нашей кампании. Продолжаем обсуждать план между приемами гостей в Дубае. Я все пытаюсь убедить его, что он – лучшая кандидатура в похитители ключа, но он не желает меня слушать.

– Тебе наконец нужно научиться рисковать, малыш, – говорит он в перерыве между назначениями. – Это единственный путь.

– Ну ладно, – я уже не могу больше с ним спорить. Это похоже на попытку остановить мчащийся скоростной поезд. – Тогда, значит… вы с Севом отвечаете за отвлекающий маневр – причем не говорите мне, что именно собираетесь сделать, – а я в это время должен… что? Пробраться на подводный уровень, вломиться в кабинет Агапиоса и выкрасть из комода ключ? И все в одиночку?

– Примерно так, – Нико извлекает свою монетку из прорези в тележке доставки, и магия покидает ее с медовым сиянием. – Старик ничего не заметит. Я поговорю с Севом, и мы устроим какую-нибудь диверсию. К этому моменту ты должен быть готов и на месте.

Я представляю себе, как в одиночку крадусь по коридорам подводного уровня в кабинет Управляющего, и у меня немеют руки от страха. Никакого списка СПСУ не хватит, чтобы вместить все варианты расправы, которую может учинить надо мной Агапиос, если поймает.

– А как я узнаю, что наступил нужный момент?

– Доверься мне, – говорит Нико. – Ты узнаешь.

Мы идем в Военный кабинет для ежедневного отчета и получения нового назначения, и Старшая опять отправляет меня на работу вместе с Рахки. На этот раз – в Демократическую Республику Конго.

Элизабет испускает тихий стон, когда Рахки в служебном лифте говорит ей, куда нам нужно.

– Пожалуйста, возьми меня с собой. Прошу тебя. – Тот факт, что Элизабет рвется помочь Отелю в его «миссии», вызывает у меня тошноту. А может, дело просто в пузыре газа?

– Извини, – говорит Рахки. Пососав кончик пишущего пера, она быстро царапает что-то у себя на планшете по-арабски. Сегодня первый раз на моей памяти, когда она его использует. Буквы быстро впитываются в страницу, не оставляя ни следа. Как-то она упоминала, что этот планшет связан с ее личным блокнотом, который хранится у нее в комнате. Мне ужасно интересно, что именно она пишет. – Я не могу решать, кто будет моим компаньоном. Хочешь, я попрошу Старшую в следующий раз назначить тебя вместе со мной?

Элизабет вздыхает и выходит на Вестибюльном уровне.

Я хотел было выйти следом за ней, но Рахки ловит меня за подтяжки.

– Куда? Мы еще не приехали, нам понадобится транспорт, – и она нажимает на кнопку с литерами «АБ».

Я смотрю в пропасть Шахты, пока лифт все скользит и скользит вниз. Мимо проплывают прочие лифты – вверх-вниз, в разные стороны. Приходит яркое воспоминание о мамином лице, уплывающем прочь, тающем в темноте Шахты. Во сне это ощущалось так, будто ее утаскивало от меня во тьму огромное животное с острыми когтями.

Нет – не от меня. От папы.

Я пытаюсь отвлечься, водя пальцем по стальной панели управления. Для гостевых этажей и жилых номеров персонала на ней используются нормальные кнопки с цифрами, но есть и другие: «ОГ», «АБ», «Банк. кор.», «Мез». Некоторые сокращения я могу расшифровать, они понятны. Но большинство – нет.

Я прикасаюсь к кнопке с литерами «БО».

– Больной Олень?

Рахки смеется.

– Просто Бизнес-отдел. – Она указывает на соседнюю кнопку – «ОГ». – А это – Отдел горничных.

Некоторые кнопки не светятся и не реагируют на прикосновение. Они выглядят такими же тусклыми, как не работающие двери в вестибюлях.

Я указываю на кнопку 4-го этажа.

– А зачем Отелю нужны эти этажи, если они закрыты?

Она пожимает плечами.

– На некоторые просто запрещен доступ. А насчет остальных – думаю, всегда есть надежда, что однажды мы сможем снова их открыть. Жаль только, с Оранжереей такое невозможно. – Тем временем лифт, опустившись на достаточную глубину, начинает двигаться в сторону. Рахки что-то еще царапает на своем планшете, и слова снова пропадают. Может, она делает заметки для Старшей? Пишет что-то обо мне?

– Нико и Сев мне говорили про Оранжерею, – решаюсь сказать я. – Там ведь росло какое-то особое дерево?

– Да, Весима. Я толком не знаю этой истории, она произошла давным-давно. Все, что мне известно: связь Оранжереи с Отелем была разорвана, а без Дерева двери начинают умирать, и их становится все меньше.

– Потому что прежние стержни изнашиваются?

– Не только поэтому. Когда мы привязываем дверь с помощью древесины Весимы, это все равно что привить дверь на само дерево. Все становится связано со всем, как ветки дерева связаны друг с другом. Если отломать ветку, она потеряет связь с корнями, которые ее питали…

– И постепенно засохнет.

Рахки кивает.

– Связь между Весимой и дверями ослабла, потому что дерево давно отделено от нас. Магия, подпитывающая двери, иссякает. – Девушка вздыхает. – Если так продолжится, в конце концов мы утратим Отель.

Она прислоняется спиной к клетке лифта и смотрит, как он скользит по искрящим рельсам. В ее глазах стоит такая печаль, что я испытываю желание рассказать ей обо всем, но преодолеваю его. Нет, нельзя, чтобы мои секреты были записаны ей в магический планшет.

Лифт тренькает, обозначая, что прибыл на место, и двери его разъезжаются.

– Автобаза, – говорит Рахки, и лицо ее слегка светлеет. – Давай подберем себе транспорт.

Автобаза Отеля – это самая гигантская парковка, которую я когда-либо видел. Сверкающая плитка пола отражает свет золотистых ламп, освещающих длинные ряды машин: длинных черных лимузинов, автобусов-буханок пастельных цветов, даже фургончиков скорой помощи. Мне представляется, что прекрасная «ламборджини» мурлычет, упрашивая меня сесть за ее руль. И неважно, что я слишком юн для вождения или что смерть в ДТП занимает почетное место в моем списке СПСУ, – я словно бы чувствую запах салона, слышу рокот великолепного двигателя, ощущаю ее силу, сокрытую в ней скорость.

Рокот моторов возвращает меня к реальности. Я встряхиваюсь и спешу вслед за Рахки в обход лифта.

Гараж простирается и в эту сторону, но здесь он кажется совершенно другим: больше напоминает не парковку, а огромный автосервис.

С потолка свисают гидравлические инструменты, подсвеченные неоновым светом. На платформах приподнято несколько старых машин, и под ними копошатся дети в комбинезонах, с инструментами в руках. Слышится лязг металла, визг перфораторов. В воздухе висит плотный запах машинного масла.

Рахки уверенно идет между отсеками. Я стараюсь от нее не отставать, но порой налетаю на какие-то механизмы, стопки шин и коробки с инструментами. Наконец она останавливается у одного из крайних отсеков и зовет:

– Сана! Мы пришли!

Из-за огромного ящика с инструментами поднимается девушка в комбинезоне. У нее карие глаза и широкая открытая улыбка. Щеки ее измазаны машинным маслом, на плечи падают черные кудряшки.

– Привет, Рахки, – она вытирает лоб рукавом, только размазывая грязь, и убирает гаечный ключ в кармашек на широком кожаном поясе для инструментов, обернутом вокруг ее талии на манер индийского сари. При каждом ее движении пояс поскрипывает. – Я проверила для вас прототипы. Вроде бы у обоих есть крепкая связь.

Рахки кивает.

– Сана, познакомься, это Кэмерон.

Сана соединяет перед собой ладони и отвешивает легкий поклон. Ее пальцы и запястья покрыты математическими уравнениями, нанесенными на кожу какой-то краской.

– Намасте, – произносит она.

– Э-э-э… – я оглядываюсь на Рахки, которая закатывает глаза. Складываю перед собой ладони и пытаюсь повторить жест Саны: – Намасте!

– Великолепно, – подмигивает та, взмахивая рукой. – Вперед, к статуям!

Сана ведет нас вдоль отсеков с автомобилями в ремонте, мимо лифта, обратно на парковку. По дороге она показывает нам свои любимые модели. Мы проходим мимо сверкающих автомобилей, ржавых развалюх, странных бесколесных машин… А потом и мимо танков, тяжелых, приземистых и могучих машин. Оказывается, Сана знает о военной технике больше, чем я мог представить. Она говорит о танках и броневиках с таким же энтузиазмом, как Кэсс – о своих любимых телешоу про путешествия. Как же жалко, что ее сейчас нет рядом со мной.

Наконец ряды военной техники кончаются, уступая место рядам статуй. Они все разные. Огромные верблюды из песчаника… Нефритовые львы с каменными седлами на спинах… Огромный, свитый кольцами дракон, когтистой передней лапой прижимающий к земле корову…

– Мы называем их прототипами, – объясняет мне Рахки.

Если бы мне потребовалось как-то их назвать, я бы выбрал слово «ужастики». Эти так называемые «прототипы» смотрят на меня пустыми каменными и деревянными глазами. Они напоминают мне о статуях, украшающих вестибюли.

– Какие красавцы, – говорит Рахки, когда мы подходим к паре гранитных слонов.

– И что нам предлагается делать с этими фигурами? – спрашиваю я.

Сана снова складывает перед собой ладони.

– Неужели мистер Кэмерон еще ни разу не был привязан к прототипу?

– Нет, – отвечает за меня Рахки, гладя по спине своего слона. – Можешь ему помочь?

– Конечно, – Сана жестом подзывает меня к себе. – У тебя есть с собой монетка?

Я вытаскиваю ее из правого кармана: в левом все еще хранится монетка Нико. Порой он ее у меня забирает, а потом снова подбрасывает мне. Свою монетку я протягиваю девушке.

– Это совсем не больно, – обнадеживает она и вытаскивает из своего пояса-сари шило, беря меня за руку.

Я отдергиваюсь.

– Что, снова собираешься меня уколоть?

– Почему снова? – удивленно поднимает брови Сана.

Рахки отвлекается и внимательно смотрит на меня. Это не к добру. Я забыл, что наши дела с Нико и Севом, которые мы творим за закрытыми дверями, должны оставаться в тайне от остальных.

– И, конечно же, я не собираюсь тебя колоть, – Сара протягивает мне инструмент, и я понимаю, что это совсем не шило, а перьевая чернильная ручка, формой напоминающая стержни. Только в ней нет чернил.

– Зачем это мне?

– Привязка к прототипу длится недолго, – поясняет Сана. – Пососи кончик пера, чтобы смочить его слюной, и напиши на монетке свое имя. Твоя слюна в сочетании с именем укрепит связь и на краткое время привяжет к тебе прототип.

Я бросаю косой взгляд на Рахки, которая изучает своего слона.

– Это как связующая пыль?

– Примерно, – отзывается Рахки и потирает пылевик у себя на бедре.

Я послушно лижу кончик пера – и он отзывается вспышкой кисловатого резкого вкуса, как если бы я лизал неразряженную батарейку. Это временно, напоминаю я себе. Не о чем волноваться. Я пишу слюной свое имя на монетке и улыбаюсь, услышав в ушах электрическое потрескивание.

Сана забирает у меня перо.

– На какое-то время этого должно хватить. Если связь ослабнет, возобнови ее – Рахки одолжит тебе свое перо. А теперь садись верхом.

Она указывает на лесенку, ведущую на спину одного из слонов. Рахки уже сидит на своей статуе и засовывает монетку в прорезь в основании слоновьей шеи. По статуе пробегает волна цвета, камень под ней словно бы смягчается и начинает двигаться. От шеи вниз, до самых ног, бежит паутинка трещин, под которой камень превращается в толстую морщинистую слоновью шкуру.

Слон Рахки качает тяжелой головой, встряхивает ушами, и с них облетает гранитная пыль.

Он живой: ожил действием монетки – как это было с багажными тележками и со столиками для завтрака. Я быстро оглядываю лес статуй в отделении Автобазы и останавливаюсь взглядом на огромном драконе, возвышающемся над всеми остальными.

– Они что, все могут так делать?

– Большинство.

Я поднимаюсь по лестнице, стараясь не представлять всех вероятных способов собственной гибели по вине огромного каменного слона. Усаживаюсь в седло на слоновьей спине, слишком широкое для одного всадника. Прямо у меня перед глазами, на шее статуи, зияет прорезь для монетки. Спокойно, Кэм. Сейчас ты поедешь на магическом каменном слоне. Кэсс бы обзавидовалась.

Рахки ударяет своего слона ногами по бокам – и тот движется вперед.

– В общем, в любой день.

– Не тревожься о нем, – улыбается Сана. – Все мы своими путями приходим к магической связи.

Я со свистом втягиваю воздух и вкладываю монетку в прорезь.

Парковка ярко освещена. Подо мной шевелится оживший слон.

Я вцепляюсь в луку седла, чтобы усидеть на месте.

– Где тут поводья?

– Они не нужны, – отзывается Рахки, указывая на прорезь с монеткой. – Прототип и так сделает, что ты захочешь.

Мой слон шагает вперед. Холодный камень статуи сейчас обратился в живое, теплое существо. Я покачиваюсь на спине слона, когда он неровным шагом выходит из своего отсека.

– Ты, главное, успокойся, – говорит мне Сана переливчатым, как песня, голосом. – Прототип просто чувствует твой страх. Будь уверенным в себе. Сильным.

Меня можно много каким назвать, но вот уверенным в себе… Однако придется таковым стать, чтобы выжить в Отеле и найти папу.

Слон замедляет шаг.

– Вот, уже лучше, – Сана вынимает из пояса с инструментами толстый деревянный прут и направляется к огромной кедровой арке.

– Просто продолжай направлять мысли на то, чтобы держаться со мной рядом, – говорит Рахки. – Прототип будет делать то, на что ты его настроишь.

Сана вынимает колышек из дверной петли в арочном проеме и вставляет на его место свой прут. В проеме волной возникают зеленые колышущиеся деревья под серым небом.

– Добро пожаловать в Конго. Удачного первого визита.