4. Игра в палача

Дорогой Кави.

Корнелиус был прав, назвав свою хижину самым тихим и умиротворяющим местом в Мунсайде. Сигнал телефона здесь не ловит, а к монстрам в бутылках начинаешь привыкать, даже представлять, что это все подделка, страшилка для детей. В последнее время, Кави, я здесь часто бываю. Больше не могу находиться в особняке. Портреты моих предков смотрят на меня с осуждением.

Ты не представляешь, насколько все плохо. Когда я была в интернате, перед сном представляла, как вернусь обратно, обязательно ночью, и ты встретишь меня на кухне. Я стану тебе взахлеб жаловаться, а ты будешь греть молоко в турке и искать в шкафчиках корицу. Знаешь, мне это необходимо, особенно сейчас. Каждый раз видеть глиняного безликого монстра, Вольфганга с усмешкой на губах и понимать, что никто меня здесь не выслушает. Поэтому я и обратилась к бумаге. Может, потом я отдам тебе все эти письма и ты поймешь, как я на тебя зла за то, что ты меня бросил.

Комитет проголосовал за мое временное отстранение, и я даже не собиралась спорить. С моим желанием хоть что-то поменять я подвергла людей опасности, чтобы удовлетворить волчью прихоть и собственную гордыню. Ликантропы обозлились на меня, еще больше – колдуны и ведьмы. Наше примирение с Варроном улетучилось, стоило ему увидеть своего отца. Его нападки стали жестче и опаснее.

Селена поблагодарила меня за спасение Уоррена и заняла нейтралитет. Под нейтралитетом я подразумеваю тихое похихикивание во время нападок Варрона. У него и правда что-то не так с головой. Он мстителен, безумен, его шутки очень жестоки. Меня это не задевает, конечно же. После интерната для девочек и скитаний это все мелочи, но имеет свой вес. Все ужасно давит на меня. Даже Каспий и Хейзер, Уоррен и Томас, чьей заботы стало чересчур много, и она не кажется мне искренней. Для Уоррена я всего лишь ходячий справочник по мистическому Мунсайду. Не хочу его видеть. До сих пор вспоминаю его маниакальный взгляд и голос, когда он задавал вопросы. Неужели его совсем не волнует, что на его совести будет чья-то смерть? Даже я чувствую тягость за будущие преступления и боюсь открывать газеты. Кого они выберут? Как они убьют их?

Знаешь, что пугает меня больше всего, Кави? Это эпиграф к «Исповеди и исследованиям» Корнелиуса Лавстейна – цитата из откровения Иоанна Богослова: «И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производивший чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению: оба живыми брошены в озеро огненное, горящее серою…» Не слишком ли точное описание? Ты – антихрист, я – лжепророк, верующий в тебя. Не была ли сделка столетия назад очередной ложью, которую вы, демоны, так любите? Это ли не обман? Ты мне лгал, когда говорил, что я тебе дорога? Кажется, эти три вопроса я и задам Трикстеру. Плевать на Мунсайд, на похищенных людей плевать. Я плохой правитель. Ты бы меня утешил, сказал, что не все сразу, что я слишком мала. Но разве я не нужна этому городу сейчас, когда он пустеет, гниет и распадается на части?

Оборотни торгуют корой священного дерева, инкубы – собой, демоны захватывают власть. За жизнь какого-то сатира умрут три невинных человека. Это ли не страшно?

Я читала биографии предшественников. Ты знаешь, что женщины всегда правили меньше всех, пытались быстрее забеременеть и родить наследника. Может, и мне стоит залететь от кого-нибудь и как можно раньше передать права другому? Как мой отец, который использовал бедную Элизу в качестве инкубатора. Может, в этом мое призвание?

Я не справлюсь без тебя. Я не справлюсь без тебя. Я не справлюсь без тебя…

Твоя Ивейн

Я выводила пять последних слов раз за разом, пока лист не кончился, потом на обратной стороне. Слова въедались в мозг, вертелись шарманкой на языке, и я будто впала в транс. Когда лист закончился, я швырнула ручку на стол.

Оленья голова растянула губы и улыбнулась.

– Говори, – кивнула я единственному своему собеседнику, – своим голосом.

Как-то раз я заснула здесь, забыв попросить Вендиго заткнуться. Тварь разбудила меня голосом Кави, а когда я сообразила, в чем дело, хохотала во всю глотку, задрав голову и царапая рогами потолок.

– Кровь твоего прапрапрапрадеда была очень вкусной.

– Я рада.

– И твоя будет вкусной. А еще вкуснее – мясо. У тебя прекрасная кожа, – продолжал он, облизываясь.

– Чудесно.

– Знаешь, сколько меня не кормили? Семнадцать лет.

Слишком мало.

– Кто тебя кормил? – Тут мне и правда стало интересно.

– Твой отец.

Да, мой отец оказался тем еще шеф-поваром. То Кольта угощал, то оленью башку.

– И чем он тебя кормил?

Олень оскалился и выжидающе посмотрел на меня, будто спрашивая, действительно ли я хочу это знать. Хуже не будет.

– Твоими сестрами.

Я молчала, лишь слегка нахмурилась.

– Мертвыми младенцами. Знаешь, какая у них мерзкая кровь? Кожа мягкая…

– Заткнись! – заорала я. – Просто заткнись!

И он расплылся в улыбке, продолжая смотреть на меня. Как выгнать эту мысль из головы? Как перестать представлять эту мерзость?

Я выскочила из подвала, минула спальню, коридор и осталась в кухне. Есть после такого было невозможно, но мне хотелось оказаться как можно дальше от Вендиго. Хотя вся эта хижина – Вендиго.

Не хочу возвращаться к людям, не хочу ни с кем говорить. Мне нужно отдохнуть: от всех, от всего.

В окнах мелькнул силуэт. Единственный, кто мог здесь быть, – это Уоррен. Конечно, эльфы теперь знали об этом домике, но Вендиго мне клялся, что никого не пустит. Уоррен застыл на полпути, неловко улыбнулся и махнул рукой. Были бы здесь шторы, я прикрыла бы окно.

– Ивейн! – Он постучался. – Пусти меня.

Мне был противен Уоррен: его лихорадочный блеск в глазах, детская бессердечность, маниакальное желание – но все лучше разговора с Вендиго.

Я открыла дверь. Уоррен замялся на пороге, боясь зайти.

– Я принес домашнее задание.

– Ты серьезно? – только и спросила я. – Уоррен, какое на хрен домашнее задание? К черту «Доктрину» и вашу школу.

– Скоро выпускные экзамены…

– Ты издеваешься, что ли? – Я все-таки пропустила его. – Думаешь, мне есть какое-то дело, с какой оценкой я выйду, в какой колледж поступлю? Я никуда не могу поступить.

– Да, знаю.

Я слишком разозлилась. Уоррен хотел помочь и просто избрал такой способ – симулировать нормальность. Будто мы и правда обычные школьники.

– Каспий тебя искал. – Он присел на стул.

– Но ты ему ничего не сказал?

– Понял, что ты хочешь побыть одна.

– Да неужели?

Мне не следовало на него срываться. Уоррен был Уорреном, сумасшедшим детективом, всего лишь человеком, которому наш мир в новинку.

– Я кое-что спросил у Селены насчет заклятий забвения… как их можно снять. – Его глаза горели странным блеском. – Их много разновидностей, еще неизвестно, чья это магия. Понимаешь, сознание Кави под замком, если мы узнаем, кто это сделал, то сразу найдем ключ.

– Но если это сделал сами Кави?

– Разве в Мунсайде больше нет ифритов?

Никогда не задумывалась над этим. Кави всегда был для меня единственным в своем роде.

– Я… не знаю, Уоррен.

Он был любопытным, живым и умным, схватывал на лету то, что я запоминала годами, жадно читал книги, изучал демоническую юриспруденцию, знал наизусть все кланы, касты и прочее. Он справился бы с моей работой куда лучше меня. Если бы только я могла передать обязанности…

– Ты же говорила, что знаешь его психиатра, Трикстера.

– Знаешь, чем чревато связываться с трикстерами?

– Знаю. Но! – Он даже вскочил с места. – Ему нужны зрелище, активные персонажи, он хочет игры! Кави в прежнем своем виде будет куда интереснее нынешнего, это ему выгодно!

Звучало одновременно и разумно, и глупо. Уоррен как-то понимал тонкую демоническую психологию, и я доверяла ему.

– Хорошо, я поговорю с ним.

– Может, лучше я?

Я рассмеялась.

– Трикстер тебе не предлагал свои медицинские услуги.

Уоррен склонил голову набок, словно щенок. Да он всем своим видом напоминал этакого щеночка, какого-нибудь шоколадного лабрадора.

– Пойдем отсюда. Кажется, пора возвращаться в город, – предложила я. Все-таки это место сильно угнетало меня.

– Знаешь, что сделает с тобой Каспий, когда вернешься? Ты не представляешь, как он зол.

– Ты еще не видел злых, – только и сказала я, покидая хижину.

Лес днем был довольно безобиден, по нему можно было спокойно прогуливаться, зная, что всякая опасная тварь предпочитает ночь. Сложно было не заметить огромного количества больных деревьев, пустых кусков мертвой, почти черной земли. Лес погибал.

– Когда мы вернем Кави, все наладится, – произнес Уоррен, будто прочитав мои мысли.

Я старалась не баловать себя пустыми надеждами, но эта мысль меня утешала. Осталось всего ничего до моего дня рождения, нужно было только дождаться.

Когда мы покинули эльфийскую территорию, телефон заработал, пришли уведомления о пропущенных звонках. Каспий. Около тридцати звонков, бессчетное количество СМС. Два раза звонила Дин – сюрприз. Пару раз – Томас. Но самое странное – это десять пропущенных от Кольта, и все в один день.

– Давай поднимемся на смотровую, – предложил Уоррен. Я бездумно кивнула, разгребая СМС. Мольбы и оскорбления, угрозы и куча смайликов – все в стиле инкуба.

От Вольфганга ни одного звонка. Неудивительно.

Я предложила свернуть к старой мельнице, куда мы в детстве ходили с Кави. С ностальгией я научилась справляться, ярость превратилась в спокойную печаль.

– Ответишь Каспию?

– Даже не знаю, на что именно: «Если ты не вернешься в течение часа, я буду отдирать по кусочку от Голема» или «Без тебя отстой, я скучаю».

– Он правда за тебя волновался.

– Охотно верю.

Дорога была долгой. Один раз позвонил Кольт, я сбросила вызов. Нельзя было сразу возвращаться к делам, нужно посидеть тихо и посмотреть на океан, а уж потом работать донором.

– Лавстейн очень забавно описал психологию демонов и их отношение к деньгам, – вспомнил Уоррен. – Валюта для них – иллюзорная ценность…

– Смысл имеет лишь бартер, – закончила я. – Это очень сложная игра на самом деле. Угоди тому, угоди другому. Сам знаешь, какой бывает исход.

– Это правда, что демоны относятся к нам как к рабам?

– Давай потом сыграем в «Сто вопросов о демонах». Дорога перестала быть легкой, идти по крутому склону, цепляясь за сосны и царапая себе руки, было не так просто, как казалось. Правда, Уоррен легко меня обогнал.

– Тут же должна быть дорожка.

– Ее уничтожил шторм в девяносто седьмом.

– Я читал о нем.

Уоррена я больше не слышала, сердце застучало чуть ли не в ушах, дышать стало тяжело. Оставалось совсем чуть-чуть. Уоррен буквально затащил меня на ближайший булыжник и ловко полез дальше. Как Кави здесь проходил в его нынешнем состоянии?

Я вздрогнула. Вдруг он будет там? Почему-то мне не хотелось, чтобы он видел меня с Уорреном.

– Давай руку. – Наконец оказавшись на твердой поверхности, я согнулась пополам, пытаясь отдышаться. – Что это такое?

Я увидела уже привычную надпись – «Смерть Лавстейнам» – на боку старого маяка. Но то, что обнаружилось на склоне, меня действительно удивило.

Это было похоже на инсталляцию в память о ком-то. Обилие свечей, цветов, каких-то фотографий и много детской одежды и игрушек. Возможно, отсюда упал ребенок.

– Ивейн, – настороженно произнес Уоррен. Он что-то понял, а я – еще нет.

Огромный плюшевый слон без глаза, синий, потрепанный. Его звали Помпей. Я знала, потому что это был мой слон. Кави подарил мне его, когда мне было шесть.

Мое детское одеяло, синее, в желтую звездочку, даже пятно на том же месте. Крошечные ботинки, баночка с первым выпавшим зубом. Книги, мои любимые: «Путешествие за золотым руном», «Ивейн, или Рыцарь со львом», «Амур и Психея». Все, что мне читали на ночь.

Я бессмысленно раскапывала этот мемориал, с каждой вещичкой убеждаясь, что это все мое. Мое! Мои личные вещи. Они хранились даже не на чердаке, а в моей спальне: на полках, на кровати, в шкафах.

– Не понимаю, – только и произнесла я.

Уоррен рассматривал фотографии. Вот мы с братом на заднем дворе. Тут у меня глаза красные, потому что он швырнул мне в лицо песок. Вот мой день рождения. Мне четырнадцать. Я пыталась испечь торт. Вот мы с Кави в старом парке аттракционов.

И самая большая фотография. Я с двумя тонкими косичками, грустным лицом и вся в веснушках. Мне здесь одиннадцать-двенадцать. Не помню этой фотографии. Я присела на корточки, чувствуя, что ноги не держат.

Черная ленточка поверх рамки, рядом венок и надпись: «Покойся с миром».

– Не понимаю. – Я отползла на карачках в сторону. – Я же жива! Я ведь жива, Уоррен! – Я принялась ощупывать свое лицо и проверять пульс. Он был. Сердце билось. Минуту назад я слышала его стук, ускоренный после долгой дороги. – Я не зомби, не призрак. Я должна быть жива.

– Это просто дурацкая шутка. – Уоррен сел напротив меня, потрепал по плечу. Я смотрела на венок. Семнадцать лилий перед фото. Семнадцать. – Наверное, это сделали те, кто оставил надписи по городу. Поэтому Кольт тебе и звонил.

– Но… зачем?

– Они хотят тебя запугать!

– Как они проникли в мой дом? Где нашли ключ?! Боже, Уоррен, там мой детский дневник! Я прятала его под половицей. Как они могли пробраться в мою спальню? Я не знаю, где ключ…

– Может быть, твой брат распродал их на какой-нибудь ярмарке. Судя по твоим рассказам, это в его духе.

Звучало убедительно, но все равно что-то было не так.

– Спросим у него, может, Кольт что-то узнал. Запах, отпечатки пальцев. Давай я позвоню ему и спрошу…

Я находилась в какой-то прострации, в пузыре, состоящем из страха и ужаса. Должно быть логическое объяснение. Должно! Почему они делали это? Разве крови домашних питомцев было не достаточно? А пропавших людей? А надписей?

Уоррен разговаривал по телефону, я подползла к своим вещам, пытаясь найти что-то еще. Может, записку, какую-то подсказку. Раскапывая груды одежды, игрушек и книжек, я крепко закрыла рот руками, чтобы не вскрикнуть. Ошейник.

Когда мне исполнилось одиннадцать, Кави стал пропадать слишком часто, а Вольфгангу, как всегда, было не до меня. Тогда Кави купил мне песика и в шутку называл его Цербером, а я назвала его Полли: сокращенно от Аполло.

Полли был игривым, веселым и очень озорным псом неизвестной мне породы. Я даже какое-то время спала с ним в одной постели. Очень любила его. А потом он вроде бы сбежал. А Вольфганг постоянно шутил по телефону, что случайно сбил мою собаку.

Я обернулась. «Смерть Лавстейнам» – кровью на маяке, где мы часто бывали с Кави. Это было наше место!

– Ивейн, – одернул меня Уоррен, убирая трубку от уха. Я перебирала книги. Библия, «Алиса в Стране чудес» и «Ивейн, или Рыцарь со львом». Почему-то они были единственными перевязанными лентой вместе. – Кави ночью поступил в больницу… с ножевым ранением…

Кави

Сон был тягучим и липким. Он периодически просыпался на пару минут, голова становилась тяжелой и раскаленной. Свет уже выключили. Коридоры были тусклыми. Его палата находилась чуть ли не в подвале, во всяком случае, окон здесь не было и настойчиво пахло формалином.

Он уже подумал, что его приняли за мертвеца, настолько плохо он выглядел, но под ухом раздавался неприятный писк сердцебиения, очень медленного.

– Ты не можешь туда ворваться! – Кто-то трепался прямо под дверью, стараясь говорить шепотом. Он с трудом разлепил глаза.

– Правда, незнакомый человек… – заговорил другой голос, более спокойный и молодой.

Тень мелькнула за дверью и снова вернулась. Третий человек расхаживал взад-вперед.

– Почему его положили в чертовом подвале? – возмутилась девчонка. Писк раздавался чуть чаще. Он узнал ее. Она была в супермаркете, она орала перед его домом. А сейчас она приехала в больницу. Ради него? Нет, не может быть.

– Мы отдали его Бальду.

– А! Тогда понятно. Хорошо. – Она замолкла. Ее тень продолжала мелькать в дверном проеме. – Но тут очень холодно.

Ему не было холодно. Наоборот, казалось, что все внутренности горят, а кожа скоро начнет плавиться.

– Что он сказал, когда звонил в скорую? – Такой взволнованный голос.

– Напоролся на нож.

– Три раза брюхом?! Потрясающе!

– Мол, случился эпилептический припадок.

Голос девушки замолк.

– Это про Дмитрия Углицкого.

– Кого? – переспросили двое других.

– История русского царевича. Его зарезали, но двор пустил слух, что он смертельно поранился. Якобы играл в «тычку», у него случился припадок, и он наткнулся на сваю.

– Откуда ты вообще такое знаешь?

– Кави любил истории про правителей.

Интересно, кто такой Кави?

– Да уж, кажется, это он помнит. Пусть и неосознанно.

Противная трель телефонного звонка.

– Черт, Каспий, – ругнулась девчонка, а он снова закрыл глаза, предаваясь некому подобию сна.

Ему снились капли крови, разбитый фарфор и страх. Он сидел на полу, кто-то был перед ним, но он никак не мог рассмотреть, кто это. Кровь капала медленно, но почему-то стремительно наполняла комнату, словно в бассейн заливали воду. Он хотел уйти, видел дверь, но не мог двигаться, точнее, не мог бросить человека напротив. Крови стало по плечо, затем по горло. Мир медленно тускнел.

– Три ножевых ранения в одно и то же место, под ребрами. – Это был его врач, он узнал голос. – Ничего опасного. Органы не задеты. Мы больше боимся за заражение крови. Также сухожилие в левой ноге пострадало, будет прихрамывать.

– Но в день моего рождения…

– Должен прийти в норму сам. Сейчас он даже не знает, что способен сам себя вылечить.

– Разве обычный нож может ранить… его?

Тишина. Какая-то тихая ругань.

– А мы можем обратиться к знахарям, а не к человеческой медицине?

– Мы пытались, но…

Он решил, что это точно сон, в котором кому-то есть до него дело.

– Не стоит волноваться. Когда тебе будет восемнадцать, все сразу образуется…

А дальше странный звук, будто в стену швырнули что-то металлическое.

– Еще раз, – зашептала она, – скажешь что-то подобное – и я покажу Асмодею несостыковки в отчетах о доставке крови, и больше подкармливаться на стороне не сможешь, как и твои летучие мышки.

Мышь-врачеватель. Может, имелась в виду летучая мышь? Это назойливая песенка, не стоило вспоминать, снова от нее не отвяжешься.

– Ваша самоуверенность, Лавстейн, действительно поражает, – равнодушно заметил врач и, кажется, удалился, судя по звуку шагов.

Наступила тишина, он чувствовал, что скоро снова забудется сном.

– Жестко, – произнес мальчишеский голос, тоже смутно знакомый.

– Уоррен, не лезь.

Снова молчание, нервное, что чувствовалось даже сквозь стены. Ему нравилось думать, что о нем волнуются, хотя он и понимал, что это глупо.

– Я читал о том законе… – робко начал парень, – про убийство магического существа, про Жатву.

Он слышал тиканье часов и дыхание девочки, свирепое, как у дракона.

– Это же не Жатва? Его могли счесть человеком…

– Глупости, Уоррен.

– В законе ничего об этом не написано. Это могла быть лазейка.

– Нет, Уоррен. Это не Жатва. Клянусь тебе. Это плохой район и какой-то хулиган.

– Ты правда так думаешь?

– Очень на это надеюсь.

– Вот только… раз он думает, что человек, то, наверное, обычный нож его может ранить.

Он будто слушал радиопередачу, какое-то странное шоу, где он был немым, незримым участником, одним из персонажей.

– Я хочу зайти.

Он не знал, как на это отреагировать. Хотел бы он увидеть ту девчушку с оттопыренными ушами и лохматыми волосами? Ничего не мог понять, кроме одного: сейчас ему нельзя засыпать.

– Я постою на шухере.

– Хорошо. – Дверь приоткрылась. – Спасибо, Уоррен.

Тусклый коридорный свет превратил ее в подобие тени. Он смотрел на нее через полуприкрытые веки, не зная, стоит ли притворяться спящим. В ее руках была коробка: пончиковая «Зу».

Она неловко улыбнулась и махнула рукой. Когда дверь закрылась, он смог разглядеть ее лицо: бледное, взволнованное и растерянное. Как и тогда, только сильнее.

– Ты меня преследуешь, – прохрипел он.

Она пожала плечами и осторожно положила коробку рядом.

– Они, правда, остыли…

Он был уверен, что там лежат малиновый и лимонный. Первый он всегда съедал только наполовину.

Девочка села на самый краешек стула.

– Зачем ты здесь?

И снова пожала плечами.

– Ты знаешь, кто я? Что я сделал?

– Знаю.

– И почему ты меня преследуешь?

Она хотела что-то сказать, но только потупила взгляд, глупо прикрыв рот.

– Я волнуюсь за тебя.

Он не хотел, но саркастично хмыкнул и отвернулся от нее. Думал ее задеть, проверить на прочность.

– С какой стати? Мы даже незнакомы.

– Ты просто не помнишь.

– Даже если так, то сейчас тебе лучше держаться от меня подальше.

Ее робость пропала.

– Давай без идиотских фраз в стиле «Сумерек»: «Я слишком опасен, держись от меня подальше», бла-бла-бла. Чушь собачья!

Он удивился и снова посмотрел на нее, но уже внимательнее.

– Что ты обо мне помнишь, раз мы уже знакомы?

Глаза ее забегали, она отчаянно пыталась что-то придумать.

– Ты был хорошим… человеком. Но с тобой случилось много всякого дерьма.

– Это можно сказать о любом. Еще.

– Больше всего ты боишься навредить остальным.

– Очевидно.

Она злилась, и это было забавно.

– Ты знаешь, что все это – обман. Знаешь и боишься признать.

Да, в точку. Но он молчал.

– Ты боишься Асмодея, ты видел его, подозреваешь, кто он на самом деле. Тебе кажется, что ты не можешь вырваться из этого города. Настолько, что ни разу не пытался. Ты ощущаешь потерю. Постоянно. Не помнишь, что или кого ты потерял, но горечь осталась. Твой психиатр…

Она говорила на одном дыхании, глядя ему прямо в глаза. Она испугалась, сжала руки на коленях.

– Черт, это была плохая идея. – Она поспешила уйти. – Очень плохая идея.

Он не понимал, что происходит.

– Я… черт. Забудь. Это все бред. Это очевидно. Я все это услышала…

Она уже схватилась за ручку двери. Аппарат отчаянно запищал, его сердце ускорилось.

– Кто ты, черт побери, такая?

Девчонка застыла. Она боялась.

– Глупый человечек, – он сам ответил.

И она ушла. Закрыла дверь. Побежала по коридору. Шаги звучали в такт писка аппарата.

Ивейн

Кольт великодушно согласился развезти нас по домам. Время было позднее, автобусы уже не ходили, денег на такси не было. Каспий не брал трубку и делал это мне назло. Стыдно признаваться, но я нуждалась в нем. Каспий умел меня утешить и подобрать нужные слова. Я была даже не против демонического обаяния, хотелось того ощущения полного покоя и легкого намека на влюбленность. Уоррен так не мог. Он рассуждал логически и соврать, что я поступила правильно, не смог бы.

– Может… он тебя и вспомнит. – Но мы знали, что пытаться пробудить психологически личность Кави опасно. Его сознание будто обнесено забором под напряжением, стоит новой личности подойти к ней, коснуться – случится разряд.

– Завтра мы займемся твоим мемориалом, – говорил Кольт, – допросим Кави, попытаемся выбить из него правду. Здесь два варианта: либо он окончательно свихнулся и нанес повреждения сам, либо он кого-то покрывает.

Очень надеюсь, что второе. Но покрывать он мог лишь одного человека – Дин. По крайней мере, по ее словам, она единственная в списках его контактов, более того, она его дилер. Но хотя вервольфы вспыльчивы и опасны, зачем ей это делать?

– Да, я тоже думаю о Дин. Но это не в ее стиле. Я ее хорошо знаю.

Даже не хочу знать подробности их взаимоотношений.

– Эй, парень, включить сирену, чтобы разбудить твоих родителей? – спросил Кольт, когда мы подъехали к дому. Уоррен перепугался и шутки не понял. – Будешь крутым парнем.

– Откуда в тебе столько оптимизма, Кольт? Тебе завтра разгребать кучу дерьма.

– Завтра у меня ужин, если ты не забыла. – Он весело подмигнул мне. Кровосос. – Выскакивай, малыш, – крикнул он пришибленному Уоррену. – Надеюсь, это была твоя последняя поездка в полицейской тачке.

На газон выскочила обеспокоенная мать Уоррена: со спутанными волосами неясного бордового оттенка, в халате и с очками на лбу, такая тонкая и энергичная. За ней, едва передвигая ноги, спешил полный бородатый мужчина. Меня редко посещала грусть на тему «несчастная сиротка», но сейчас был именно такой момент. Меня-то никто не встретит у дома, разве что глиняное чудовище.

– Пока, Ивейн, до свидания, шериф Кольт, – робко произнес Уоррен, отбиваясь от громких возгласов родителей.

– До встречи! – сквозь улыбку крикнул шериф. Да, шуточки у него в стиле моего братца. – Что? Вампиры – жестокий народ.

Сегодня был день потрясений, смеяться мне не хотелось. Стоило покинуть хижину, как я нашла собственный посмертный мемориал, а затем отправилась в больницу поболтать со старым другом, которого ранили ножом. Может, не стоило выходить? Вела бы милые беседы с Вендиго о съеденных сестрах. Зачем я об этом вспомнила?

Лавстейны живучие, не было ни одного мертвого младенца за все время нашего существования. Значит, был аборт. Интересно, по чьей инициативе: отца или Элизы? Кто-то мог быть на моем месте, нести груз моей ответственности на себе. Как странно сознавать, что ты мог просто не родиться. Даже не знаешь, как отнестись к такой перспективе. Сейчас – точно с облегчением. Возможно, у меня была бы старшая сестра, и я посмотрела бы, как она разбирается со всем этим дерьмом, которое приходится разгребать сейчас мне. Возможно, она была бы сильнее, умнее или красивее меня – просто лучше. Интересно, носился бы с ней Кави или я так и осталась бы его любимицей? Сомнительно.

– Приехали. Увидимся завтра.

Я вышла в раздумьях. А если первенцем был бы мальчик? Вольфганг обожал бы его, как и отец. Может, у нас была бы нормальная семья. Мальчик точно со всем этим справился бы. Говоря честно, нескладная девчонка выглядела менее солидно в глазах нечисти.

Стоило только вспомнить, кто в Комитете: образец молчания и кротости – зомби Ленор, мальчишка Дин да старуха Далия (еще неизвестно, как она этот пост заполучила). Я зашла внутрь. Было пусто. Вольфганга не оказалось. Будто он знал, что мне нужно было расспросить его о моих вещах. Даже Голем меня не встретил. Становилось жутко.

Я наступила на что-то мягкое, словно на жвачку. Посмотрела под ноги. Кусок глины.

Я влетела в кухню – никого. Гостиная, коридор, черная лестница, гостевая спальня, библиотека – пусто. Только ошметки глины. Думала уже бежать в подвал, как внизу зажегся свет.

– Голем! – крикнула я в надежде услышать громкий топот чудовища. Ничего.

Под рукой оказалась ваза. Пусть я устала, морально вымотана, но снова залезть в мой дом никому не позволю. Огреть вазой по голове еще смогу.

Я спустилась вниз. Тень мелькнула по паркету. Незнакомец скрылся за углом. Прокравшись за ним, я уже занесла вазу над головой, но гость обернулся.

– Эй, ты чего?

Ваза вылетела из моих рук и разбилась о пол, а во мне что-то сломалось от перенапряжения. Это был Каспий с невинной улыбкой.

– Ты чего, Ивейн? Я же говорил: буду отщипывать по кусочку от Голема. Да ладно, я пошутил. – Он рассмеялся. – Я купил в магазине обыкновенную глину и раскидал по дому. Ив! Я пошутил, все нормально, – добавил он уже с явным беспокойством.

И я разрыдалась. Как девчонка. Как идиотка.

Самодовольная улыбка Каспия тут же исчезла. Он взял меня за плечи, пока я слабо била кулаками ему в грудь.

– Ты не представляешь, что сегодня был за день, – только и сказала я, вытирая слезы.

Каспий осторожно, нарочито медленно, позволяя мне в любой момент отстраниться, взял меня за руку.

– Рассказывай.

Кави

Одни и те же вопросы, по кругу. С ним разговаривали как с идиотом. Отчасти здесь была и его вина: выдумал самую глупую из всех возможных причин.

– Ты понимаешь, что мы можем тебя посадить за хранение наркотиков? – Шериф старался давить, натянул на улыбчивую морду суровый оскал, пытался запугать, но Кави не поддавался. Он знал, что он в относительной безопасности. Раньше Кави думал, что его незаметность, заурядность и скованность оберегали его от полиции, но сейчас стал понимать, что здесь нечто большее. У него был покровитель, патер. Как еще объяснить оплаченный счет за медицинские услуги? Ему сказали, это страховка, но он же знал, что ее и в помине не было.

– Не говоря уже о твоих анализах. – Шериф нагнулся к нему. Они не были в одной из тех комнат для допросов, с которой начиналась добрая половина фильмов, нет, они разместились в уютном кабинете, ему даже принесли кофе. Обстановка выглядела комично в сравнении с лицом шерифа. – Мы хотим помочь. А ты утаиваешь информацию от полиции, это нарушение…

Чушь! У них заканчивались аргументы. В Мунсайде пропадали люди, на его глазах происходила стрельба, он видел, как мужчина тащил по асфальту девушку без сознания, по сравнению с этим ножевое ранение – мелочь. Более того, полиция сама любила отмахиваться и спихивать то на самоубийство, то на побеги, то на какие-то секты. Они были равнодушны, как и все в этом городе.

Шериф долго молчал, сверля его взглядом. Кажется, ему надо что-то ответить…

– Я резал овощи, случился припадок, – повторил он. Шериф взвыл, ударив ладонями по столу. Повторить это еще раза два – и Кольт сам вышвырнет его из офиса.

– Ритуальным ножом?

Это было что-то новенькое.

– Ритуальным?

– Пока тебе накладывали швы, доктор Бальд Дэстен осмотрел порезы. Лезвие было зигзагообразным. Это видно по царапинам на ноге. Твой дом мы осмотрели, такого ножа у тебя нет.

Его дом осмотрели. Чужие руки касались его вещей. Кто-то был на его территории. Он сжал руки в кулаки, в ушах застучала кровь. Не хватало только сорваться именно сейчас.

Что он сделал бы? Взял бы этот степлер и ради шутки вонзил бы в лоб или пальцы. Кольт был крупнее и сильнее, но он мог бы его победить, подчинившись приступу ярости, перевернуть стол и, воспользовавшись замешательством, повалить его на землю, а затем пинать: в бок, под ребра, в солнечное сплетение – чтобы тот не смог встать, потом по лицу, пока оно не превратится в кровавое месиво.

– Ты будешь отвечать?

Он не умел говорить. «Либо сиди тихо, либо бей», – твердил его мозг. Будто бы тело ни на что больше не было способно.

– Куда делся этот ритуальный нож?

Надо ответить, выдавить из себя хоть что-то, отвязаться от него, выйти на парковку – сделать хоть что-нибудь. Вернуться домой. Нет. Дом должен проветриться. Сегодня ему там нельзя быть, он не сможет. Дом будет грязным. Они нашли тайник под половицей? Обнаружили что-нибудь действительно важное?

– Я выкинул его, – с трудом сказал он. Кольт внимательно посмотрел на его руки: они тряслись.

– Не надо мне врать, – медленно произнес шериф.

Слова пропали из головы. Осталось только одно желание: бить.

Ивейн

Возвращаться в школу казалось мне бессмысленным занятием, но Уоррен написал мне целое письмо о том, что в самые напряженные моменты такие обычные, даже примитивные аспекты жизни могут помочь. Да и общения мне не хватало, самого обыкновенного, человеческого. В него входили и издевательства от Варрона, поэтому я не особо скучала.

Зайдя внутрь, я вдохнула затхлый запах подросткового самобичевания, ожидая, что кто-то из стайки Вестфилда на ходу собьет меня с ног, или чего похуже. Нервно озираясь, я заметила, что собственно шайка перестала быть таковой. Вся его свита впервые за мое пребывание в «Доктрине» не стояла тесной кучкой, а парами бродила по коридору.

– Ивейн! – Звонкий голосок ударил по ушам. В десяти метрах от меня Сара, опять одетая во все канареечно-желтое, активно замахала ручкой и уже на всех парах мчалась ко мне, но резко остановилась, потупив взгляд.

Совсем незаметно ко мне подкрался Каспий, спокойно встав рядом.

– Пока тебя не было, – начал он, – кое-что изменилось. Это касается Варрона. Скажем так, он рухнул с вершины школьной иерархии.

Говорил он с заметной усталостью, будто нехотя.

– Ты к этому имеешь отношение?

Он молча кивнул, немного скривив лицо. Какой-то парень присвистнул ему вслед, я недоуменно уставилась на инкуба, ожидая пояснений.

– Услуга за услугу, – туманно прокомментировал он. Я напрягла память, пытаясь понять, чего именно касается эта фраза.

– Это связано с Хейзер? – догадалась я. Он снова утвердительно кивнул. – Когда она превратила меня в парня? За эту услугу?

Снова кивок.

– И что же именно это было?

– Обдумай все варианты и выбери худший.

Неужели все настолько плохо, что он даже вслух не может это озвучить?

– Зато Хейзер больше не помолвлена.

Стоило ее только упомянуть, как она тут же появилась, стремительно расталкивая всех в коридоре и прижимая к себе сумку. Спешила она так, словно у меня руку оторвало, а у нее аптечка и, видимо, новая рука.

– Ив, – она вцепилась в мои плечи, – ты вернулась! Слава богам и демонам! – Она прижалась ко мне. – Мы не могли тебя найти. Тебя не было ни в особняке, ни в центре. Где ты пропадала?

– Отдыхала в лесу, – отмахнулась я. – Восстанавливала силы.

– После того, что случилось, не боишься туда ходить? Ты реально львиный рыцарь. Просто чокнутая! – с долей восторга прокомментировала она.

Уоррен мне скромно кивнул, потому что стоял рядом с Селеной. Она же бросила на меня такой взгляд, будто сомневалась, а не причудилась ли я ей. Я заметила Томаса, который застыл у своего шкафчика.

– У нас сейчас химия, сядем вместе? – спросила Хейзер. – Обсудим наряды на выпускной и прочие девчачьи клише.

Я скучала по всему этому: обычным разговорам, веселому нраву Хейзер. Даже идея выпускного и всякой суеты вокруг него не казалась глупой. Мне хотелось вжиться в образ типичного подростка хотя бы на день, но внутренний параноик уже проснулся. Я наблюдала за Томасом.

Я видела только раз такой затуманенный взгляд, как раз перед тем, как меня запихнули в шкафчик.

– Что-то не так, – только и прошептала я, подозревая, что мое обычное школьное утро вот-вот завершится.

Томас встряхнул головой, будто желая проснуться.

– О, Ивейн, вот и ты… – растерянно начал он. – Я знал, что ты вернешься.

Прозвенел звонок, все живо заторопились по кабинетам.

– Потом скажешь, что увидел. – Я ткнула в него пальцем. Но у Томаса был такой взгляд, будто он не мог это сделать.

– Я не успею.

Раздался визг Селены. Точь-в-точь как в хижине Вендиго. Люди активно зашептались, затем перешли на крик, столпившись перед кабинетом химии. Уоррен был в эпицентре событий. Он стоял, держась за ручку открытой двери.

Пытаясь понять, что происходит, я решила растолкать всех и сама посмотреть, но Томас меня остановил, качнул головой и произнес только:

– Это Жатва.

Из меня будто выкачали весь кислород, руки тряслись, голова кружилась. Не сейчас. Только не сейчас.

– Мистер Хиггс? – шепотом спросила Хейзер.

Мистер Хиггс – любимый учитель Уоррена. Веселый, активный, создал свой кружок юных химиков и никогда не повышал голоса.

И это только первая жертва. Значило ли это, что дальше будет еще хуже?

Уоррен, бледный и окаменевший от ужаса, так и стоял на месте. Кто-то из учителей спешил на шум, громко цокая каблуками. Елизда. Черт возьми.

Селена забилась в рыданиях. Я схватила Уоррена за шкирку, пока его не заметила верховная демонесса, и потащила в сторону уборной.

Краем глаза я заметила высокую фигуру Самаэля, даже не сразу признала его. Он будто бы очеловечился в своем строгом костюме и амплуа директора.

Я едва успела втолкнуть Уоррена в туалет, как он согнулся над раковиной, и его вырвало. Он был очень бледным, с испариной на лбу. В глазах царил настоящий ужас. Именно от такого состояния я хотела его уберечь, предложив тогда все забыть.

– Я думал, что справлюсь, – шепнул он, проводя мокрыми руками по лицу. – Что просто забуду… Он еще дышал, когда я открыл дверь. Пару раз дернулся, – его руки застыли в воздухе, – и все, умер.

Что я могла сказать? Что это не его вина? Глупости! Что мистер Хиггс не мучился? Что он был уже на закате жизни? Ему было всего сорок с небольшим, жизнерадостный, любил детей и науку. Он был отличным человеком, хотя я и прогуливала его занятия.

– Я вчера всю ночь делал домашку по химии. – Уоррен обнял себя за плечи. – Выписал отдельные вопросы. Он предлагал мне устроить эксперимент в выходные… я все отказывался. Загадка Мунсайда, загадка Мунсайда. Мне казалось, он расстроился, когда я сказал, что у меня нет времени на его кружок.

Уоррен шмыгнул носом. Он не плакал, но был близок к этому. Я лишь поражалась, с каким спокойствием он справлялся с этим. Я бы начала крушить все вокруг.

– Он же хороший. Возможно, у него была жена или девушка, может, у него есть дети, а я оставил их… – Он поджал губы, закрыл глаза, я как-то инстинктивно бросилась к нему и приобняла, не зная, что еще сделать.

– Ты бы ничего не изменил. Ты же не знал. Просто выстрелил наотмашь. Это просто глупая ошибка… – тараторила я нечто бессвязное, сама не веря в свои слова.

Это звучало жалко и неправдоподобно, но что я могла сказать? Уоррен не заслуживал таких мучений, как и никто другой. Все, что я испытывала сейчас, – это злость к Комитету, который решил мне отомстить, именно мне. Асмодей прекрасно знал, что Уоррен – мой друг, и, видимо, хотел еще раз проучить меня, показать последствия моих решений. Но он сам запихнул меня в эту школу, а теперь убивает своих же учителей.

Уоррен медленно отстранился от меня, а я сделала шаг назад.

– Надо успокоить Селену, у нее шок, – пролепетал он.

Еще раз посмотрев на себя в зеркало, он как-то грустно усмехнулся.

– Она не знает о Жатве, никто не знает, кроме тебя и, скорее всего, Томаса. Я… должен ее успокоить.

И он ушел. Меня это немного задело, но очевидно, что он ушел бы к ней. Селена – его девушка.

Я осталась одна, потрясенная и морально опустошенная. Я и не подозревала, что первый день в школе будет настолько кошмарным. Чем дольше я находилась в Мунсайде, тем чаще происходило что-то ужасное. Если точнее, чем ближе было мое совершеннолетие, тем чаще происходило что-то ужасное. Будто меня пытались напугать и выпроводить из города. Я бы с удовольствием это сделала, только было одно «но»: разве город не погибнет без меня?

Дверь приоткрылась, Томас осторожно заглянул внутрь.

– Нас отпускают домой.

Я кивнула и вышла из уборной.

– Что именно произошло с мистером Хиггсом?

– Повесился.

– Повесился? Сам?

Кивок. Я напрягла память, перелистывая у себя в голове учебник по демонологии и бестиарий и пытаясь выискать в закромах памяти хоть что-нибудь о суициде.

– Это… ведь точно Жатва, а не простое совпадение?

– Точнее не бывает.

Шок учеников сменился подавленностью. Мы выходили из «Доктрины» в непроницаемой тишине, только изредка можно было услышать шепот из разряда: «Так жаль» и «Он был таким хорошим».

Мы шли будто поминальной церемонией, вяло и медленно. Впереди шагал Уоррен, который держал за плечи Селену, а та тихо всхлипывала. Ему придется утешать ее весь день, притворяясь, что с ним все в порядке, и забыв о собственной боли.

Каспий поинтересовался, как я себя чувствую, и я соврала, что сносно. Из-за обилия потрясений у меня выработался иммунитет. Каждое событие проходило через фильтр, оставляя минимальное количество эмоций.

Я не могла поговорить ни с Каспием, ни с Хейзер. Они и не подозревали, что самоубийство нашего учителя химии – вина Уоррена, они не знали о Жатве, об убитом сатире. Как бы я хотела тоже ничего не знать.

На душе было погано. Единственное утешение – сегодня мой персональный день донора, а значит, меня ждут десять минут легкого и непринужденного головокружения и сонливости.

Добравшись до дома, я встретила Вольфганга. Он был в той же одежде, чистый и опрятный, ни намека, куда он вечно пропадал. Конечно, была мыслишка о том, что ночевал у суккуба, но мне казалось, что спрашивать такое у Каспия просто неприлично. Тем более что в его маленькой квартирке вряд ли хватило бы места на троих.

– Нужно поговорить, – только и сказала я, роняя портфель на пол. Вольфганг поднял бровь и криво усмехнулся. – Куда ты дел мои вещи?

– Какие вещи?

– Детские игрушки, книжки – все, что было в детской.

– Я никуда их не девал. – Он закатил глаза.

– Так почему ты не откроешь мне мою комнату?

– Потому что я понятия не имею, где ключ. Что за допрос?

Я глубоко вздохнула, вышел Голем, выглядел он обеспокоенно.

– У маяка на склоне люди, исписывающие город лозунгами из разряда «Смерть Лавстейнам», устроили мемориал из моих детских вещей.

Он усмехнулся.

– Креативщики.

Я сжала кулаки от бессилия, зная, что моя агрессия сейчас ничем не поможет. Во-первых, Вольфганг во сто крат сильнее меня, во-вторых, Голем, его верная собачка, сам меня оттащит и покалечит без укора совести.

– Ивейн, я приехал сюда, когда Кави уже лишился памяти, а с момента твоего «похищения» прошло месяца четыре, а то и пять. Меня вызвал Асмодей из Небраско, дал мне ключи от дома и сказал, что я могу пользоваться всем, чем захочу, лишь бы нашел тебя. Вот и вся история. Ты же знаешь, я не склонен к ностальгии, не хожу по старым комнатам, да и ключи открывают не все двери.

– У нас же был универсальный ключ.

– У Кави был универсальный ключ. Возможно, сейчас он у Асмодея.

Он мне врал. Он точно врал. Ладно, сама все узнаю.

Я резко выскочила из коридора, затем на улицу. Братец лишь крикнул вслед «Ты куда?», но не пошел за мной. К счастью, сарай на заднем дворе был открыт. Вещей здесь было полно, в основном садовые принадлежности и всякая рухлядь, но я быстро нашла то, что мне было нужно. Стремительно поднялась по лестнице к своей комнате.

– Зачем тебе топор? – впервые Вольфганг спросил это с каким-то намеком на испуг или удивление и теперь уже бросился вслед за мной.

Зачем мне топор? Все просто. Раз мне не дали ключ, я просто расколошмачу дверь. Плевать на декор, на щепки, на все что угодно. В моей жизни хватало тайн, и я должна узнать хотя бы крошечную долю чего-нибудь!

– Ты совсем свихнулась?! – заорал Вольфганг, нагнав меня уже на втором этаже. – Не делай этого!

Но он не подходил, не спешил меня останавливать, хотя орал как никогда в жизни.

– Так ты что-то знаешь?

– Ив, не делай этого. – Это была не угроза, а настоящая мольба, которую я никогда не слышала от брата. – Пожалуйста, просто не делай этого. Доверься мне.

– Что с моими вещами? Это ты их отдал «креативщикам»?

– Ты совсем свихнулась? Нет, конечно!

– Так почему мне нельзя в мою спальню?

– Просто. Не. Заходи. Туда.

Я с минуту смотрела на него.

– Ты обещал мне, что никогда не тронешь. Обещал!

– Я тебя и не трону. – Он даже поднял раскрытые ладони вверх.

И тогда я занесла топор. Один удар – и он застрял в двери, а я безуспешно пыталась его вытащить. Силенок мне явно не хватало.

В отличие от Голема, который одним резким движением поднял меня за грудки, перехватил горло и прижал макушкой к потолку.

Задыхаясь, я тупо уставилась на черные бусины в его мультяшных глазах, которые скакали из стороны в сторону. Я хрипела, пыталась вырваться, но монстр не реагировал, пока Вольфганг не свистнул. Тогда чудище аккуратно поставило меня на пол и даже поправило на мне кофту, пока я пыталась вздохнуть полной грудью, но лишь кашляла.

– Просто туда не заходи, прошу тебя, – повторил Вольфганг. – Тем более что Голем тебе этого не позволит.

Я прошла незамеченной мимо стаи оборотней, укротила Вендиго, вела беседы с Трикстером, но одолел меня мой же дворецкий, безмозглое глиняное изваяние, которое было для меня лишь странным, экзотическим питомцем. Только сейчас я поняла, что все мои прошлые заслуги были лишь следствием удачи и чужой помощи. Теперь же, оставшись в одиночестве, я осознала, насколько ничтожна и бессильна. У меня не было знаний Уоррена, сил Селены или Хейзер, даже обаяния Каспия. У меня ничего не было, кроме липового герба и моей фамилии, которая в последнее время ничего не значила. Я не справлюсь. Более того, я уже не справлялась, у меня не было никаких козырей, у меня не было ничего. Чудо, что я еще жива. Твари, которые довели жизнерадостного учителя химии за ночь до самоубийства, вампир, который мог вовремя не остановиться и убить меня, разгневанная семейка сильнейших магов – была куча всего, что могло прикончить меня в один момент. И я поняла это только сейчас.

– Это для твоего же блага, – сказал Вольфганг.

До этого он говорил мне эти слова всего раз: когда запер на ночь в чулане. Я глотала обиженные слезы всю ночь, слушая крики отца. После этого я стала бояться замкнутых пространств и даже запаха пыли.

Вольфганг, кажется, ждал, что я разрыдаюсь, наброшусь на него или попытаюсь выломить дверь. Но я не хотела ему подыгрывать.

– Предатель, – только и просипела я, спускаясь по лестнице.

Был ли мой брат в моей команде? Был ли он на самом деле предателем? Во мне говорила обида, детская обида за все наше детство. Не только из-за истории с чуланом, его издевок, из-за того, что он никогда не хотел играть со мной. У нас была большая разница в возрасте. Я помню его пубертатным нескладным подростком, ненавидевшим всех и вся. Но он был хорошим: защищал меня от отца, когда рядом не было Кави, научил меня злиться, когда хотелось плакать, показал мне, что ненависть – отличное оружие, дал мне все, чего не мог дать демон, – от синяков до жизненных уроков. Я надеялась, что и сейчас был один из таких уроков, просто была не в силах его понять. Пока что.

* * *

Багровые пятна расползлись по шее, уже завтра они станут желтыми, а потом синими и фиолетовыми. Привет, шарфы и водолазки.

Голем, будто побитый пес, стоял на пороге с подносом, ожидая разрешения войти. Я упорно делала вид, что не замечаю его, и демонстративно тыкала пальцем в красные отметины и болезненно щурилась. Кажется, Голем был способен испытывать чувство вины, по крайней мере, плечи у него поникли.

Я села за бестиарий и демонологию, решила поискать, какая именно тварь убила мистера Хиггса. Открыла «Демонкратию» и попыталась найти что-нибудь про Жатву. Я ничего о ней не знала, потому что к ней не прибегали десятилетиями. Кави не считал, что мне нужно подробно о ней рассказывать. Ведь шанс того, что человек намеренно убьет кого-то из подлунного мира, ничтожно мал. Действительно, убить случайно сатира куда вероятнее, чем целенаправленно какого-нибудь демона. Если демона вообще можно убить. Надо выяснить, что за нож был у Кави.

Голем постучал в дверь, расстроенно глядя на нетронутые пирожные на подносе. Он кивнул мне головой в сторону, я с недоумением уставилась на него.

– Да, немой дворецкий – это довольно неудобно, – сквозь смешок произнес шериф, заглядывая ко мне в комнату.

Я быстро подорвалась с места, чуть не споткнувшись о чертов поднос, и громко захлопнула дверь. Не хочу, чтобы вампир видел мою личную комнату, хоть и гостевую.

Шериф не улыбался и выглядел помятым и уставшим, за спиной была привычная спортивная сумка.

– Надеюсь, там мои вещи, – сказала я вместо приветствия.

Кольт повернулся в сторону лестницы. Я на ходу стала закатывать рукава рубашки.

– Твой Кави – настоящий псих, разнес половину офиса.

Я так и застыла, услышав это. Мы дошли до гостевой, Кольт плюхнулся на диван.

– Разнес офис?

– Просто крышу снесло. Начал крушить все подряд.

– Зачем? – Я присела рядом, протягивая руку.

– Я пытался узнать, кто его подрезал, он не отвечал, а потом… свихнулся.

– И чем все закончилось?

– Успокоился. Извинился. Ушел. – Он фыркнул. – Полный псих.

Я знала, что он нестабилен, но не догадывалась насколько.

– И ты ничего не узнал?

– Не узнал. Это было невозможно!

Я только тяжело вздохнула.

– А что с моим мемориалом?

– А! – Кольт полез в сумку. – Они действительно хороши. Никаких следов, даже запаха.

– Даже для нюха оборотня?

– Даже для нюха оборотня. Есть зелья, способные избавиться от запаха.

– Значит, это точно не люди, – сегодня я была мастером говорить очевидные вещи. – Но каждый второй может быть зельеваром. – Я сглотнула. – Ну а кровь, чья она?

– Собаки. Дворняжка, наполовину лабрадор.

Это еще ничего не значило, это не мог быть Полли. Да, он частично был похож на лабрадора, но сколько таких дворняжек бродило по городу.

– Я сейчас объезжаю питомники и ветеринарные клиники. Представляешь, полицейский ищет потерянных животных.

– Эйс Вентура какой-то. – Я выдавила из себя шутку, но мне было не до смеха. – Ты ответишь мне, зачем мой отец тебе давал кровь?

Кольт тяжело вздохнул и криво усмехнулся.

– Винс не был плохим человеком.

Я только фыркнула.

– Его доконал отказ от соединения. Это как болезнь, ломка. Тебя лишают наркотика, и ты приходишь к алкоголю. Плюс смерть Элизы.

– Она была просто инкубатором.

Он удивился моей реплике.

– Ты ведь ничего не знаешь?

Даже отвечать не стоило. И так все ясно.

– Но это тайны Винса. Могу сказать только, что он о ней заботился. Любовь – нелюбовь – все это человеческие игрушки, я в них уже давно не разбираюсь. Но отвечаю на твой вопрос: он отдавал кровь в обмен на то, чтобы я приглядывал за Вольфгангом.

Устойчивый образ моего отца слегка покачнулся. Мы с ним никогда не разговаривали, для меня он был своеобразным подкроватным монстром, которого я иногда видела, а в основном слышала. Мое впечатление складывалось о нем из слов Вольфганга, а Вольфганг ненавидел его. Я не подозревала, что наш отец, вечно пьяный и одинокий, был способен на заботу, что ему было не плевать на нас, а тем более на своего пасынка.

– Это… неожиданно, – выдавила я из себя, чувствуя укус на запястье.

Дрема наступила мгновенно, я блуждала между какими-то случайными воспоминаниями, связанными с домом. Мопед Вольфганга, кашлявший и кряхтевший, такой громкий, что я всегда закрывала уши, когда брат его заводил. Он разъезжал вокруг дома, пока я сидела на крыльце, злилась и мечтала, чтобы меня покатали. Нечеткий силуэт моего отца, в молодости высокого и статного, но со временем ставшего сгорбленным и жалким, с медвежьей походкой вразвалку. Я помнила его тень, как наблюдала за ним через щель в шкафу, где пряталась. Помнила, как стучало сердце и я боялась пошевелиться. Вольфганг закрывал мне рот рукой, чтобы я не вскрикнула. Затем он нас, конечно, нашел, и я не хотела вспоминать, что было после. Разве такой человек заслуживал прощения?

Когда он умер, мне было семь, и я даже не обратила внимания на это событие.

Все, что я ощутила, – облегчение. Теперь можно было ходить по нижним этажам и никого не бояться. Не нужно было прятаться, сидеть в чуланах и чего-то опасаться. Особняк стал для меня безопасен.

Кольт закончил свою трапезу, теперь он выглядел свежим и отдохнувшим, словно провел неделю в отпуске.

– Насчет мемориала: не воспринимай это всерьез, – сказал он мне уже в дверях. – Они просто хотят запугать тебя. Если бы им нужно было тебя убить, они бы уже это сделали.

– Звучит не слишком утешающе, – только и произнесла я, закрывая дверь.

* * *

– Ну наконец-то! – воскликнула я, пролистывая увесистый том по демонологии. – Ваалберит – демон второго порядка, один из великих сановников ада… скрепляет договоры между смертными. Договор между Урбеном Грандье… Фигня. Склоняет людей к богохульству, злословию, склоке, убийству и… – та-дам! – самоубийству. Наконец-то!

Голем, видимо, не понимая моей радости, все равно вскинул лапами в каком-то умилительном жесте. Все надеялся, что я его прощу.

– Да, только как его найти… Спросить у Асмодея? – рассуждала я вслух. – Нет, рискованно. Да и не хочу я видеть Асмодея лишний раз…

В историческом справочнике были примеры заключенных с ним договоров и способов призыва, но мы уже не в Средневековье. Стоило попробовать человеческий метод – порасспрашивать о нем в «Гекате». Я надеялась, что Ваалберит, которого я прежде и не видела толком, разъяснит мне правила Жатвы, а в лучшем случае я смогу с ним договориться о следующей жертве. Не знаю, чего он мог от меня потребовать, но всяко лучше, если он не убьет кого-то, близкого Уоррену.

Перспектива договариваться о жертве была жуткой. Кто я такая, чтобы выбирать, кому жить, а кому умереть? Но я утешала себя лишь тем, что пусть лучше это будет какая-нибудь старушка при смерти, чем учитель химии.

Я взвыла, думая, какая я сволочь, что могу так спокойно рассуждать о чужой смерти. Но разве у меня был выбор? Был. Бездействие. Но не факт, что оно обернется чем-нибудь хорошим.

– Я в «Гекату», – зачем-то оповестила я Голема, наматывая шарф на шею. Дворецкий призывно постучал по холодильнику. – А, ну хорошо, заеду за продуктами. Толку от тебя, если в магазин не можешь сходить.

Вытащила содержимое кошелька – негусто. Я и так залезла в банковские счета Лавстейнов, которые не особо радовали. На жизнь девочки-подростка хватало, но как только мне исполнится восемнадцать, надо будет с этим как-то разбираться. Основной заработок – аренда земли всяких мелких предприятий, но больше половины из них просрочены на два месяца.

Лучше было не тратиться на такси, тем более что сюда они просто не доезжали. Позвала Вольфганга – тишина. Набрать Хейзер и попросить подвезти? Нет. Лучше самой поехать в «Гекату». Так что выбор пал на велосипед и утомительную поездку до центра.

* * *

В «Гекате» было не протолкнуться. Охранник, слегка удивившись, впустил меня. Мне была не нужна ни магия, ни маскировка, хотя я знала, что мое появление в таком месте дурно скажется и на репутации, и на моей безопасности, но сегодня никому не было до меня дела. Было очень шумно, клуб пестрил запахами нечисти и выпивки.

Играл какой-то джаз-банд, тихо и ненавязчиво, только для создания фона и атмосферы. Все столики были заняты, клетки пустовали, казалось, сегодня все собрались здесь, чтобы посмотреть футбол, потому что периодически кто-то радостно вскрикивал.

Протолкнувшись через толпу к бармену, я ждала еще минут десять, чтобы он наконец добрался до меня, не прекращая делать коктейли.

– Я ищу Ваалберита! – крикнула я тритону. Он ткнул пальцем на сцену, которую я так и не могла увидеть из-за огромного количества народа. Я-то ожидала, что встреча опять пройдет в тихой и мирной лаундж-зоне. Какого черта тут было так много народа? Еще только понедельник.

Я едва протиснулась через толпу, чтобы увидеть, что происходило на сцене. К моему удивлению, все гости «Гекаты» размахивали какими-то бюллетенями.

Человеческий облик Ваалберита был… неприятным. Старый мужчина с ворохом седых волос и бородкой, лицо испещрено морщинами, пальто помято. Он улыбался как слабоумный, находясь в свете софитов. На его фоне стоявший рядом Трикстер выглядел как никогда выигрышно.

– Уважаемый Ваалберит, великий архивариус ада, скажите: каково это было – убить человека?

Зал радостно заулюлюкал. Трикстер лучился довольством.

– О! О! Это было прекрасно! Прекрасно, как в старые добрые, еще до этого Авеля…

Теперь гости протянули злобное «у-у-у», стоило Ваалбериту упомянуть Авеля Лавстейна, устроившего здесь инквизицию несколько столетий назад.

– Уважаемый, смертоносный, невероятный Ваалберит, удостоите ли вы нас честью достать первый номер?

Счастливый Ваалберит закивал головой и чуть не захлопал в ладоши. Суккуб, виляя бедрами, вышла на сцену, протягивая мерзкому демону огромный цилиндр. Костлявая рука с длинными потемневшими ногтями вытащила небольшой шарик, который тут же перехватил ведущий сего балагана.

– Номер двадцать один! – выкрикнул Трикстер. – Никакого мошенничества, тут правда так написано! – Он подбросил белый шарик, поймал его другой рукой, перевернул и изобразил удивление. – Или двенадцать?

Кто-то покатился со смеху, другие гневно закричали. Все это напоминало какую-то лотерею. Какова вероятность, что в главном демоническом клубе по понедельникам играют в бинго, как в каком-нибудь доме престарелых, да еще с такой радостью?

– Извините, – я обратилась к одному из колдунов, – а что происходит?

Мужчина закатил глаза, цокнул, но ничего отвечать не пожелал.

Мне ничего не оставалось, как дождаться конца розыгрыша и попытаться связаться с Трикстером или Ваалберитом, чтобы все разузнать.

– Лавстейн, – прошипели на ухо, – ты здесь что делаешь?

Дин развернула меня к себе, я прижала палец к губам, намекая, что лишнее внимание мне тут ни к чему.

– Какого черта ты в «Гекате»?

– А ты здесь что делаешь? – невинно поинтересовалась я.

Дин скрестила руки на груди и выжидающе на меня посмотрела.

– А, точно! Твой нелегальный бизнес. Не боишься, что эльфы узнают? – догадалась я.

Дин взяла меня под локоть и повела к одной из закрытых ВИП-лож.

– Сегодня я здесь как представитель Комитета и заинтересованное лицо. – Она с силой впихнула меня за один из столиков, закрыла штору, и стало на удивление тихо. Какое-то колдовство, видимо.

– Заинтересованное в чем?

Дин глубоко вздохнула. Честно говоря, я была удивлена, что она вообще разговаривала со мной. В нашу последнюю встречу она не хотела и взгляд на меня бросить.

– Это розыгрыш Жатвы.

– Розыгрыш?

– Тот, у кого совпадут все цифры на лотерейном билете, сможет безнаказанно убить человека.

Это какой-то фарс. Нет, не может быть. Это было чрезвычайно жестоко. Играла музыка, нечисть пила и ждала победителя. Какая-то ерунда.

– В «Исповеди и исследованиях» Лавстейна сказано насчет этой традиции довольно верно, – заговорила Дин.

– Вы серьезно? Какие-то шарики определят, кто убьет следующего человека?

Дин кивнула.

– А как вы определяете, кто умрет? По спичкам? Генератором случайных чисел?

– Это решает победитель. Но не без совета Трикстера, конечно.

– Да вы все свихнулись?! – я даже вскочила с места.

– Ивейн, это древний мир, здесь много традиций, – продолжила она, – тем более что он уступил это право…

– Нет! Это безумство! Это неразумно и жестоко! Делать из этого лотерею, какой-то праздник?! – я собиралась уже уйти, но Дин с силой посадила меня на место и посмотрела так, что я поняла: лучше мне не двигаться.

– Тысяча семьсот второй год. Нашествие инквизиции. Нас убивают толпами, сжигают вместе с церквями, вонзают колья в сердце и бросают серебряный порошок в лицо. Твой предок сдал нас, надеялся привести Мун-сайд к Богу. Знаешь, что делали мы после каждого убийства? Считали. Один к трем. Убьешь кого-то из нас – погибнут трое ваших. Мы их предупреждали, говорили, что расплата придет, таков закон. Но они продолжали убивать. Знаешь, сколько было похорон? Весь город в костях! С того момента Жатву так празднуют, затупляют боль наслаждением от мести, алкоголем и музыкой. Мы поминаем справедливость.

– Один к трем – это несправедливо.

– Вы, люди, размножаетесь, у вас преимущество. Рождаются только ведьмы, демоны – редко, про вампиров и оборотней объяснять не надо. Ты взрослая девочка, Лавстейн, пораскинь мозгами и пойми наконец суть Жатвы. Наши убийства обусловлены законом, ваши – вами.

Самое страшное – что я не могла с ней не согласиться: не получалось вспомнить, чтобы какой-нибудь демон убил человека без веской причины. Конечно, наказание и для них было, но не такое жестокое: они же твари из Красной книги, последние из рода. В Мунсайде не было тюрьмы, да и глупо держать их в клетках, зная, что они могут выбраться.

– На самом деле, Лавстейн, я должна извиниться перед тобой. Я разозлилась на тебя и твоего человека, просто побоявшись признаться, что это моя вина. Тогда я вела стаю и не справилась.

– Я не хочу обсуждать это…

– Пойми: Комитет просто не готов принять нового человека, тем более такого, как ты.

Я склонила голову набок.

– А что со мной не так?

Дин рассмеялась и потрепала меня по плечу, и я почувствовала себя невероятно глупой маленькой девочкой.

– Кави о тебе спрашивал. – Она ловко сменила тему. – Это настораживает.

– Я просто сболтнула лишнее.

– Лучше держись от него подальше, на него иногда находит.

– Кольт рассказывал.

Трикстер, кажется, снова вернулся к микрофону, судя по тому, какими аплодисментами взорвался зал.

– Эй-эй-эй! Возвращаемся к нашим цифрам и магическим шарам. Кто будет удостоен поквитаться за нашего брата, ощутить давно забытое превосходство…

Я вернулась к толпе, зажатая с двух сторон. Трикстер вовсю гримасничал и отшучивался, жонглировал шариками, перемигивался с кем-то из зала и делал это так уморительно, элегантно и грациозно, что я сама стала переживать о числе на шарике. Старая традиция, маскарад вместо похорон. Неужели убийство человека – это единственное, что заставляло их вспомнить о временах, когда они были хозяевами этих земель, когда в них еще верили? Осознание этого делало суть фарса мрачной, почти трагичной. Я никогда не задумывалась, о чем думают демоны, что их заботит. Демоны есть демоны, первое, что приходило на ум, – жестокость. Но в действительности все они – бывшие короли, которых больше не подпускали к трону. Да, способностей у них больше, но влияние на людей уменьшилось. Любая магическая активность, воспроизводимая на человека, отслеживалась и наказывалась. Каково вести жалкое существование, до этого попробовав безнаказанность и власть?

– Номер шесть! Ой сколько приятных воспоминаний с этим числом…

Одобрял ли эту традицию Кави? Скучал ли он по прежним временам? Убивал ли он кого-то, когда был относительно молод? Я ничего о нем не знала. Знала, какой он, но откуда он, кем был – не имела никакого понятия.

– И последнее число… – Трикстер шкодливо улыбнулся, поместив руку на самое дно огромной банки. В зале совсем стихло, только гремела барабанная дробь… – Двадцать два! – выкрикнув это, он выбросил руку вверх, и куча воздушных шариков и блесток посыпалась с неба. – Где ты? Где ты, наш победитель?

Кого-то буквально вытолкнули на сцену. Два соблазнительных суккуба обмотали шею победителя боа. Это был невзрачный тощий паренек с отросшими пшеничными волосами и отчаянно-грустными глазами. Он вяло улыбался тонкими губами, пока Трикстер обхаживал его. Нельзя сказать, что победитель не радовался. Кажется, его лицо просто физически было неспособно показывать радость.

Я почувствовала, что Дин подошла ко мне сзади, вяло аплодируя победителю.

– Ну и кто это? – спросила я у нее.

– Некромант.

– Какая ирония! – воскликнул Трикстер, и я отвлеклась на него. – Оживляющий мертвых должен умертвить живого!

– Да, в духе нашего Трикстера, – фыркнула Дин. – Если он это не подстроил, то отгрызу себе хвост во время следующего обращения.

Трикстер продолжал знакомиться с победителем, я же, решив воспользоваться ситуацией, поспешила найти суккуба по фамилии Брутто. Я видела ее один раз, и то мельком, но надеялась, что она хоть отчасти похожа на Каспия. И она действительно нашлась, было в ее повадках что-то от «брата», да и смотрела она на меня очень выразительно.

– Криста? – догадалась я. Она сидела на ступеньках у сцены, поправляя чулочки, пока Трикстер пытался выудить хоть слово из некроманта.

– Да? – Она кокетливо наклонила голову. – Чем могу помочь? – Наконец взглянув на меня и, видимо, узнав, она хихикнула.

– Мне нужно за кулисы, поговорить с ведущим.

Она повела худыми, острыми плечиками и без лишних вопросов провела в гримерку, где в суматохе собирались танцовщицы.

– Сейчас будет номер, – Криста разговаривала тихо, но мелодично, – у тебя будет минут пять. Лучше не попадаться на глаза охране.

На глаза танцовщикам – видимо, тоже. Потому что с моим появлением обстановка обострилась, за мной поползла куча непрошеных взглядов и перешептываний. Я спряталась в самом уголке, присев на стул, и ждала, когда явится сам Трикстер.

Прошло не больше пяти минут, громко заиграл квартет, Трикстер влетел за сцену, покрытый блестками.

– Принцесса проклятого королевства вернулась! – Он отвесил мне шутливый поклон, без спроса взял под локоть и повел в одну из гримерок. – Хотя какая ты принцесса, натуральный рыцарь. Безрассудная Ивейн снова хочет ввязаться в передрягу и кого-то спасти?

В гримерке было тесно, зато пусто и относительно тихо. Тут едва помещались столик и небольшой диванчик.

– Обожаю Жатву! – воодушевленно выкрикнул Трикстер, любуясь своим отражением. – Сколько ажиотажа и шума! Убийства я терпеть не могу, это невероятно скучно, если не касается важных особ. Убей короля скромного королевства без наследников и следи, как дюжина племянников режет друг другу горло. Да, это по мне, это работа. Но еще лучше фальсифицировать его смерть, а потом вернуть в самый неподходящий момент. Вот это шоу, вот это бурлеск, настоящий французский гиньоль.

Он никак не мог заткнуться, и мне казалось, что поговорить мы так и не сможем. Затем он перевел на меня хитрый взгляд, улыбнулся уголком рта, где был шрам, и медленно повернулся ко мне.

– Чем могу помочь, мой человечек?

Я сжала челюсти, стараясь скрыть реакцию на такое обращение.

– Хочешь сыграть в игру? Готова поставить свою память на кон?

– Еще нет, – только и произнесла я. – Хорошо, что я узнала, кто занимается Жатвой.

– Это не такой уж большой секрет, милая.

– Да, как я сразу не узнала почерк?

Он прищурился и с любопытством посмотрел на меня.

– Не понравилось утреннее шоу? Да, возможно, излишне мрачно, но как иронично. Самый улыбчивый учитель… Но тебе чего страдать? Ты же «Доктрину» не особенно и любишь. Прогульщица! – прошипел он, пытаясь меня раззадорить. – Тебе плевать на учителей. Якобы хочешь бороться за права человечков, но какая избирательная борьба. И в лес кидаешься к оборотням, и главу полиции заставляешь копаться в людских вещичках, а на учителя собственной школы…

Как мне хотелось что-нибудь сделать с ним: прижать к стене, ударить. Я мысленно прокручивала эту картинку, тем самым успокаивая себя.

– Следующая Жатва будет поинтересней, я тебе гарантирую. Парень перспективный, креативный, с огоньком в глазах. Обещаю: у тебя будет место в первом ряду, как обычно.

Видимо, обговорить с ним жертву не получится. Ладно, стоило попробовать по-другому.

– Я решила принять твое предложение, – выпалила я, желая его перебить. Трикстер задумчиво склонил голову, скрестил руки и посмотрел на меня с сомнением. – Ты предлагал мне свои услуги психиатра.

Он улыбнулся, и эта улыбка выглядела как похвала.

– Ты мне нравишься все больше и больше, – тягуче произнес демон, медленно подступая ко мне и всматриваясь, будто желая увидеть во мне брешь. – Но отчаяние – не смелость, моя безрассудная Ивейн.

Цитата из моей любимой книжки. Откуда он это узнал? Или просто угадал?

– Не шутите с трикстерами, девочки. Они коварны и опасны. – Он вытянул шею и придвинулся слишком близко, всматриваясь в глаза, будто играл со мной в гляделки.

– Напугал, – фыркнула я. – Я же твой любимый персонаж, господин Демиург. Без меня тебе было бы скучно.

Он повернул голову, было в этом движении что-то от змеи.

– Это верно, – задумчиво протянул Трикстер, затем так резко рассмеялся мне в лицо, что я едва не подпрыгнула. – Боги и демоны, как ты мне нравишься, глупенькая, но такая отважная Ивейн. Я в восторге! Понятия не имею, что ты задумала, – он погрозил мне пальцем, – но мне нравится. Настолько нравится, что я преподнесу тебе подарок.

Тут пришла моя очередь удивляться. Он поманил меня рукой, и я наклонилась к нему.

– Небольшой секретик: если хочешь узнать, почему твой любимый демон стер себе память, то тебе надо придумать, как обойти Голема. – Он захихикал и сделал шаг назад, чтобы полюбоваться моим озадаченным лицом. – Мой выход, дорогуша! До первого сеанса!

Сердце громко билось, будто я все это время общалась с самой ядовитой змеей на свете. Закрыв дверь, я чуть не рухнула на пол от усталости, но впереди оставалось еще одно дело, самое глупое, но мне необходимо было его сделать.

Я поймала такси, но так и не села. Он уже ждал меня на противоположной стороне улицы.

– Простите, я дойду пешком, – сказала я водителю, отпуская его, и подошла к Кави.

Кави

«Связь» – глупое слово. Он не верил в нее: в прозрачную нить, способную соединить двух разных людей. Но он знал, что она была готова к этой встрече, что она произойдет. Даже искать не стоило, она сама его нашла. Девчонка. Он не видел ее пару дней, но в ее лице появилась какая-то жесткость, даже мужественность.

Она сама подошла к нему, не робея и не испытывая волнения.

– У тебя будут проблемы, если продолжишь меня преследовать. Я несовершеннолетняя, – пошутила она.

Он молча свернул с главной улицы, она последовала за ним. В голове звенела гнетущая пустота. Эта встреча была неминуема, но он не готовился к ней, а вот она – кажется, да.

В полной тишине они дошли до старичка Зу. Вывеска горела неоном, электрические лампы внутри тускло светили и надоедливо жужжали. Они сели друг напротив друга. Она взяла капучино с миндальным сиропом, он – бутылку воды. После больницы у него не получалось есть.

– Я знаю, что у тебя есть вопросы. – Она хлебнула кофе. – Но я не могу на них ответить.

Он знал, что она это скажет.

– Да и, поверь, неведение куда лучше.

Он неосознанно нагнулся, широко расставив локти, и сам смутился своего жеста, но ему было необходимо разглядеть это лицо, знакомое до боли, до зуда. Она чувствовала себя неловко.

– Мы были знакомы?

Он уже понимал, что да, судя по тому, как она сжала губы, чтобы ответ случайно не вырвался.

– Городок-то маленький, – снова неловкая шутка.

– Сколько тебе было лет, когда мы были знакомы? – продолжал он.

Девчонка молчала, вцепившись рукой в картонный стаканчик.

– Мало.

– Но ты меня помнишь.

– Я ничего не скажу. Не надейся. Для твоего же блага.

Кажется, он никогда не имел такого долгого зрительного контакта. Она сдалась, первая отвела взгляд.

– Ты присматриваешь за мной. Натравила полицию.

– Мне семнадцать. Я учусь в выпускном классе. Как думаешь, мне есть дело до какого-то… – Она закрыла рот и нахмурилась, стыдясь, что чуть не сказала это.

До какого-то торчка? Психопата? До кого?

– Не представляешь, насколько мне нужно знать, кто ты.

– Не думай, что это спасет тебя от безумия, оно, наоборот, сведет тебя с ума еще больше. Я знаю, поверь мне.

Уголок губ непроизвольно дернулся, он чуть не усмехнулся.

– Как нога? Ты прихрамываешь.

В этом было что-то трогательное, но совершенно неправильное. Он боялся представить, как это выглядело со стороны.

– Нормально, – ответил он через силу, из вежливости. Затем заметил синяк на ее горле, желтый, видимо, совсем свежий, неудачно спрятанный шарфом. Поняв, куда он смотрит, она попыталась скрыть его. Он был большой, как от чьих-то рук. Ее душили. Ему это не нравилось.

– Послушай, – она сглотнула, – я не могу сказать, кто ты, как мы с тобой связаны, не могу рассказывать о твоем прошлом, но если тебе нужна любая другая помощь…

Он откинулся на спинке стула. Все совершенно неправильно и нелогично. Почему эта малолетка была так обеспокоена им, какую помощь она могла ему гарантировать, зачем она делала это и почему он продолжал этот странный разговор?

– Я ее окажу. Что угодно, кроме того, что касается прошлого.

Он никогда не рассчитывал на чью-то помощь.

– Почему? – Он запрокинул голову вверх, считая грязную серую плитку на потолке. Электрический свет ламп слепил глаза, они болели.

– Потому что я хочу помогать хорошим людям.

Бред. Даже если не врет, все равно бред.

– Я не хороший.

Ее рука сделала лишнее движение, но он успел отстраниться. Она хотела его коснуться: дружелюбный жест, привычный в ее мире, но абсолютно враждебный в его.

Она сама испугалась и затараторила:

– Прости! Извини, пожалуйста. Прости. Привычка. Я не хотела тебя…

Но она точно хотела прикоснуться.

– Потревожить или обидеть. – На всякий случай она даже отодвинулась от него. – И ты хороший, просто не помнишь об этом.

Какая глупая и наивная фраза, совершенно детская и идиотская. Бедная девчушка. Наверное, она насмотрелась фильмов о вампирах, влюбилась в него по уши, в такого загадочного и опасного, и просто играла с ним.

– Ты сам все узнаешь. Довольно скоро. И лучше ты узнаешь так, чем от меня. Более того, мне ты вряд ли поверишь.

Он самому себе не доверял, как же мог довериться какой-то девчонке?

Но она сидела перед ним вся такая ранимая и отзывчивая. Может, она его сестра или, еще хуже, дочь? Но нет, она совершенно не была похожа на него, ни единой схожей черты.

Он должен был ей подыграть, хотя бы в качестве извинения. Он напугал ее.

– Ты можешь… – он прокашлялся, – достать мне книги? Я не могу вернуться в библиотеку.

Она словно засияла, улыбка появилась на лице, и она попыталась скрыть ее за стаканчиком.

– Да, конечно. Какие?

– Библию, «Алису в Стране чудес» и «Львиного рыцаря».

Она удивилась, возможно, даже расстроилась или озадачилась. Да, список был странный.

– Конечно. Это мелочи, – отмахнулась она. – Только рада буду помочь.

Это было не щенячье желание угодить, а нечто схожее с материнской заботой. Совершенно незнакомое ему отношение, непонятное.

Ему стоило удивляться самой этой встрече, его любопытству и интересу. Он чувствовал, как что-то пробивается сквозь защитный панцирь. Нелогичное и опасное ощущение связи между ним и незнакомым, казалось, человеком. Он только сейчас понял, что никогда не ощущал исходящей от нее опасности, которую всегда чувствовал от любого другого человека.

– Я записалась к твоему психиатру. – Она попыталась избавиться от неловкой тишины.

Он поморщился от воспоминаний и встретился с ее вопрошающим взглядом. Она ждала от него реплики?

– Это нехорошо, – только и смог он ответить, чувствуя себя глупым и скованным. Он скрестил руки на груди и подумал, что неплохо бы вернуться домой. Был ли смысл биться в закрытые двери, если он знал, что она ничего ему не скажет?

Неожиданно он осознал, что хочет поблагодарить ее за простое присутствие, негласное понимание, отсутствие глупых вопросов и жалости к нему.

– Как тебе передать книги? Вместе с Дин?

Ему стало тяжело дышать, но он должен был сказать.

– Можешь передать лично.

Она будто заискрилась.

Уоррен

– Что ж, этот разговор рано или поздно должен был случиться, – произнес Каспий, выходя из тени соседского дуба.

Уоррен огляделся, пытаясь понять, как инкуб смог перебраться через забор в такой поздний час и почему его пес не залаял.

Уоррена мучила бессонница от тупого ощущения голода, но от вида еды его воротило. Застряв на кухне, он услышал вежливый стук в окно. Уоррен соврал бы, если бы сказал, что не испугался или не понадеялся, что это была Ивейн, которая захотела показать ему еще какие-нибудь чудеса Мунсайда. Но это оказался Каспий, с которым он старался держаться дружелюбно и вежливо, но не подпускать к себе слишком близко. Да инкуб и не стремился наладить с ним связь.

– Какой разговор? – Уоррен осторожно закрыл дверь, ведущую на веранду, боясь разбудить родителей, собаку и Селену, которая тайком ночевала у него.

Каспий уставился в одну точку, якобы собираясь с мыслями.

– Я понимаю, что тебе сейчас все интересно: сказочный мир и тому подобное, – но я знаю достаточное количество людей, которых это погубило.

Опять с ним будут говорить об осторожности. Уоррен тяжело вздохнул. Только этого ему не хватало посреди ночи.

– Мне откровенно плевать, что с тобой станет: растерзают тебя оборотни, обратят в вампира или разорвут демоны – неважно. Но Ивейн может из-за тебя пострадать.

Уоррен не сдержал ухмылки. Каспию все не давало покоя, что она кинулась спасать простого человека. Уоррен догадывался, что демон имел какие-то виды на Лавстейн и просто ревновал ее к нему.

– Слушай, мы просто друзья…

– Боги и демоны, неужели ты настолько туп? – не выдержал Каспий. – Ты понимаешь, что вообще происходит? Знаешь, что ей угрожают? Тебе известно, насколько она важна? А из-за твоего идиотизма ты подвергаешь опасности не только себя, но и ее!

Уоррен сделал успокаивающий жест, пытаясь усмирить демона, но Каспий проигнорировал его. Его тон был агрессивным, но голос оставался тихим.

– Не знаю, насколько ты хорошо разбираешься в людях, но думаю, хоть немного понимаешь Лавстейн. У нее патологическое желание спасать беззащитных и постоянное чувство вины перед расой людей. Это плюс для образа в целом, но не для самой Ивейн… – Каспий запнулся, пытаясь перевести дух.

– Я хочу ей помочь, – только и сказал Уоррен в свое оправдание. – Просто хочу помочь ей разобраться со всем этим. Она мне не посторонний человек, да и я обязан ей за спасение…

– Просто никуда не лезь, – произнес Каспий. – Сиди дома и не высовывайся.

– Я единственный, кто способен с этим разобраться, – выпалил Уоррен.

Каспий саркастично ухмыльнулся.

– Правда?

Уоррен был уверен. Пусть он и был обычным человеком, без тайных магических знаний, нюха, магии или демонического обаяния, но у него была другая суперсила. Он был задротом. Только ему хватало терпения, энтузиазма и любопытства вникнуть в демонический мир и понять, из чего он состоит. Корнелиус прав: надо быть одержимым, чтобы понять «другую сторону» Мунсайда.

Уоррен мог бы все это высказать, но сам осознавал, что уперся в стену. Он смутно понимал причину появления Каспия именно в этот момент, когда они с Ив пытались вернуть Кави личность.

– Я все уяснил, – коротко сказал Уоррен. – Да, ты прав. Мне лучше не мешать.

Каспий кивнул.

– И Ивейн я не скажу, – добавил Уоррен. – Не волнуйся, больше проблем от меня не будет.

– Я рад, что ты уяснил. – Каспий положил руку ему на плечо и сжал, но по его лицу было ясно, что жест был лишним. Уоррен уже уяснил, кто такие инкубы, и опасался их прикосновений. – Я просто переживаю за нее.

– Как и я.

Каспий еще раз заглянул ему в глаза, задумчиво закусил губу, будто собираясь еще что-то сказать, но вместо этого снова кивнул.

– Извини, что ворвался на частную территорию, – шутливо добавил он, перелезая через забор. – Я вспылил. Демонам это свойственно.

Уоррен через силу улыбнулся. Было необходимо, чтобы Каспий поверил ему и потерял бдительность.

Бальд

Городская больница Мунсайда перестраивалась четыре раза, и каждая перестройка начиналась с нижних этажей, спрятанных глубоко под землей и скрытых от солнечного света. Это были времена, когда прямые лучи солнца еще были опасны для вампирской кожи, но затем это стало доброй традицией. Больница, как и весь город, негласно делилась на две части: нечисть – внизу, люди – наверху.

Бальд, глава больницы, любил хирургию, как и игру на скрипке, и готов был принять как человека, так и любого другого жителя. Работа никогда не была ему в тягость, он воспринимал ее как хобби.

После очередной операции он свернул по длинному коридору в комнату отдыха, утащив пол-литра первой отрицательной из операционной. Он предпочитал знать свою еду в лицо, нежели питаться неясным сгустками из донорского центра.

Бальд рассчитывал на одиночество и тихую трапезу, но получил только второе: за столом сидел Седрик Горц, безмолвный, вечно грустный и дерганый патологоанатом-заика, типичный представитель своей профессии, но с одним отклонением: части тела его клиентов частенько пропадали.

– Горц, это правда? – Бальд поприветствовал его кивком головы. Седрик вздрогнул всем телом, отвлекся от какой-то древней книги и приподнял очки. Выглядел он жалко и немного безумно.

Бальд сел напротив него, Седрик собирался вернуться к своим книгам. Кажется, ему не нравилось, что ему мешали.

– Н-насчет Жатвы? – устало спросил он. – Да, правда.

Видимо, в последнее время ему часто приходилось отвечать на этот вопрос.

– И что ты задумал сделать? – Бальд встал в поисках своей черной матовой кружки. На работе он обходился без типичного вампирского кровяного сервиза. – Какие планы?

Седрик задумчиво потер подбородок.

– Д-даже не размышлял об этом.

– Ты наметил жертву? – вампир проткнул пакет ножом для хлеба и медленно переливал кровь в кружку.

– Не к-конкретно. Просто обрисовал т-типаж.

– Это будет кто-то из близких жертвы?

– Как пойдет.

– Могу предположить, что это будет девушка, – заметил Бальд, чувствуя, что взгляд Седрика стал колким. – Ты можешь быть со мной откровенен, Седрик, несмотря на мой стаж в Комитете. Ты и сам знаешь, что я любитель переступить закон. – Он взмахнул кружкой, наполненной кровью. – А у некромантов незавидное положение. Вы застряли между мертвецами и магами, не относитесь ни к одной касте. Половина ваших ритуалов не прошла моральной корректировки и занесена в реестр.

– Нас не так уж м-н-ного, чтобы сдерживать.

– Это всего лишь отжившие законы, про которые многие забыли. Как только Комитет будет в полном составе, мы рассмотрим проблему некромантов.

Седрик что-то заподозрил и нахмурился.

– Вы хотите долю с Ж-жатвы?

Бальд вальяжно присел за стол. Запах крови уже опьянял его, и он мог позволить себе лишние жесты.

– Если там будет действительно что-то особенное, то я не откажусь от пары капель. Но, Седрик, кажется, ты обо мне худшего мнения, крови у меня в избытке.

– Я п-п-понимаю…

– Меня всегда интересовали некроманты, мы с вами друзья смерти. Да и… – он нагнулся к нему, – Ленор сильно тебя нахваливала.

Седрик вздернул брови. Он задумался.

– Я хотел тебя предупредить о самом виновнике Жатвы.

– Д-друге Лавстейн?

– Конечно, она заявится к тебе. – Он сделал глоток и замычал от удовольствия. – М-м-м. Авария. Девушка в расцвете сил. Не пьет, не курит, занимается спортом, никаких шлаков. Но вернемся к Лавстейн: она бывает очень назойлива, если дело касается ее любимых питомцев.

Некромант испуганно и с долей сомнения посмотрел на вампира.

– Да, Седрик, я и про это знаю.

Бальд сделал еще один глоток, наслаждаясь звуком ускоренного сердцебиения подчиненного. Бедный Седрик совсем растерялся и даже не знал, что ответить.

– Я не шантажирую, – решил успокоить он, – просто предупреждаю. Это такой дружеский совет.

– И что же мне делать с Пекрю? К-куда мне его спрятать, если она заявится ко мне домой?

– А ты не прячь его.

Ошарашенный Седрик даже рот открыл.

– Вы думаете, это х-хорошая идея?

Бальд тяжело и утомленно вздохнул, взглянул на мобильный телефон.

– Да, конечно.

Трикстер снова забрасывал его сообщениями, в этот раз из череды непонятных смайликов.

– Н-наверное, р-раз вы так говорите…

Бальд отписался Трикстеру, что разговор состоялся и Седрик согласился, в ответ он мгновенно получил смайлик в виде удивленной обезьянки, черепушки и подарка. Последний символ больше всего порадовал Бальда.

Назад: 3. Не лезь в мой лес

Дальше: 5. Быть мертвым