ДЕНЬ ШЕСТОЙ. ТЕМЬГОРОД
Юноше снился брат Омциус. Не тот, накануне коронации, врезавшийся в память: на механических ногах, с длинными волосами, стянутыми в хвост на затылке, с холодным отстранённым взглядом, обвиняющий в покушении на убийство, когда Олаф предложил ему принять печать. Не тот, чей отчаянный взгляд буравил спину юноши, едва новоиспечённый король зачитал свой указ о собственном изгнании и назначении Омциуса пожизненным регентом. Не тот, перед которым Олаф испытывал чувство вины.
Снился тот Омциус, каким он должен был стать, если бы маленький Лаферт не ослушался и не полез плавать туда, где устроили гнездо нитезубы: сильным, высоким, умным. Правящим справедливо и честно, живущим щедро и душевно, ступающим по земле своими ногами и не держащим обид. Уверенным в себе и своих силах.
Хотя — что изменилось бы в этом случае? Если только сейчас, в этой жизни в сердце у Омциуса вечная боль и ночь, а ноги не нуждаются в сапогах? Если он думает, что стал королем лишь благодаря жертве брата? И научился делать забавные механические штуковины из различных материалов?
Разве мог брат оставить Олафа в тот страшный момент? Испугаться, убежать, сделать вид, что не ничего не видел? Тогда он не был бы собой: строгий, степенный, важный мальчик, которого с рождения воспитывали с мыслью, что он станет королем. Но ведь все могло закончиться и по-другому? Одна смутная версия будущего сменяла другую. Вот поблизости оказался отряд верных солдат, и они перебили хищников до того, как те повредили ноги брата. Вот нитезубы оказались не голодны. Вот в дворцовом парке не водится никого опаснее кошки. Вот Омциус — единственный сын своего отца…
Сны рождались разрозненными и мозаичными, с реальностью их не связывало ровным счетом ничего. Разве что во всех этих версиях Омциус после купания не подхватывал даже насморка.
А в реальной жизни после трагедии ни один придворный лекарь не гарантировал, что брат выживет. Он потерял много крови. Яд нитезубов не давал ранам закрываться. Принца съедал жар. Ни одно снадобье не помогало, лишь на краткий период облегчало боль. Лаферт мучился меньше, отделавшись лишь испугом, лёгким параличом и неглубокими порезами на руках и ногах. За его жизнь не опасались, хотя он кричал во сне и стучал зубами от лихорадки.
Потом из глубин Империи пришел Чудотворный Странник. Поговаривали, что он — дракон и летает по ночам. Что он кого-то настойчиво ищет по всему свету, но пока не нашел. Что он не называет никому своего имени, потому что оно древнее и непонятное. Но принцев слухи не волновали. Странник искусно отнял исковерканные нитезубами ноги. Сшил раны так, что не осталось и следа. Собственноручно приготовил нужные лекарства, растирая в порошок травы, камни, и что-то, известное ему одному. Сначала выздоровел Лаферт, а потом и Омциус пошел на поправку. И его первые механические ноги были созданы тоже Странником. Они были удобными, не натирали кожи, не требовали новых сапог. Но, увы, старший принц теперь не мог стать полноправным королем. А все из-за старого закона Империи, по которому король должен быть здоровым и умным, согласным сам с собой, своей совестью и честью, не заражённым магией, потому что она представляет собой силу неуправляемую и непредсказуемую. В противном случае, гласили легенды, печать власти, наложенная на грудь, сожжёт претендента на трон дотла.
Омциус ничем не выдал своих чувств, хотя отнятые ноги лишали его желаемого будущего. Он принял новость с достоинством. Переключился на другое: заразился внезапной любовью к механике. И весьма преуспел в изготовлении движущихся игрушек.
На чувство вины, захватившее тогда душу Лаферта — просто никто не обратил внимания. Чувство вины не нарушает целостности. А про дар Олафа никто не знал: имел он спонтанную, врождённую или магическую природу, мог стать препятствием на пути к трону или нет, надо считать его повышенной чувствительностью, или тайным уродством. Признаться, в момент наложения печати юноша надеялся, что, так или иначе, получит ответ.
Под конец сна Омциус спокойно увещевал братишку не делать глупостей, вернуться в родной дом. Протягивал руку, улыбаясь. Объяснял, что нельзя действовать сгоряча и не разобравшись как следует. Принцы ведь очень мало говорили о происшедшем. Лаферт считал, что занял чужое место, а у Омциуса никогда не возникало случая его разубедить.
Сон перекликался с мыслями и реальными воспоминаниями Олафа, скользил из яви в возможность. Смешивался с мечтами и идеалами. Он был светлым и очищающим. Дарил отдохновение не только телу, но и душе. Настойчиво прогоняемое прошлое в этом видении нашло свое место и заполнило, наконец, пустоту.
Юноша проснулся с улыбкой. Потянулся в истоме. Увидеть благодушно настроенного Омциуса — вероятно, хороший знак. Брат всегда заботился о нем. Даже терзаемый обидами. Даже источающий землистый дух недовольства и разочарования.
Устроиться в компанию ветряных перевозок Олаф решил сразу же, как понял, что Омциус не отступится от своей идеи — охранить младшего брата любой ценой. Было довольно волнующе — маячить под носом и в то же время достаточно далеко. Любой ветроаппарат мог вернуть юношу домой, но там его ждало тюремное подземелье. Видимо, с некоторых пор самое комфортное и уютное из всех возможных. Где король мог издать новый указ, отменяющий своё изгнание.
Еще в плену воспоминаний, юноша кинул взгляд на лавку, где лежала Летта. Лавка оказалась пустой. Постель — убранной. Дом был пуст. Летта Валенса исчезла. Словно сон, видение, навеянное магическими силами.
Пытаясь обуздать охватившее душу беспокойство, Олаф огляделся. Ощупывая внимательным взглядом все вокруг, пытаясь отыскать следы пребывания в ничейном домике спутницы. Плаща девушки на перекладине не оказалось. Вещи, одолженные у Олафа, аккуратно висели на спинке стула. Узелок со шкурой недоеда и прочей мелочевкой стоял у двери. По столу, все до единого, рассыпались веером сигменты. С собой она не взяла ничего, кроме найденного перстня.
Он не мог поверить, что Летта все-таки решила в одиночку довести задуманное до конца, и видимо, вполне сознательно навеяла на него сон. Где теперь искать эту упрямицу? Впрочем, он знал ответ на этот вопрос. Главное, было не опоздать.
Олафу хотелось сделать что-то невозможное, например, повернуть время вспять. Ровно до момента, когда он заснул. Уж тогда постарался бы не сомкнуть глаз и не прозевать ухода попутчицы. Навскидку, юноша проспал не очень долго. Но даже этого времени вполне могло хватить, чтобы Летта добралась до ворот Темьгорода. Встретилась с Моргером Тутом, если он ещё служил мэром.
Достаточно, чтобы она совершила непоправимое.
— Мракнесущий тебе навстречу! — выругался юноша невольно.
Он выскочил из дома, взяв лишь деньги и сундучок Востова, которые могли пригодиться, остальное оставил в доме. Наверняка найдется тот, кому понадобятся и сменная одежда, и шкура недоеда.
Юноша весьма смутно представлял себе, как становятся гражданами Темьгорода. Возможно, местный ритуал сродни наложению печати власти? Или вновь прибывшего связывают некоей магической цепью? Ведь что-то же должно удерживать темьгородцев в пределах их гетто? Обо всем этом наследным принцам не рассказывали. И все же обряд едва ли был долгим, а значит времени оставалось в обрез.
Юноша бежал к городским воротам. Встречный ветер терзал легкие, драл волосы и засыпал глаза мелким сором. Но все это была ерунда. Словно часы, в висках стучала кровь, и каждое утекающее мгновение причиняло боль. Он должен успеть! Пока Летта не стала тенью Империи, пока ей еще можно любить и быть любимой. Пока есть надежда. Пока. Есть. Всё…
Городская таможня уже открылась, что, впрочем, не удивляло, обычно доступ к любому городу давали на рассвете, а его Олаф проспал. Запертые на ночь ворота теперь были распахнуты, словно Темьгород ничем не отличался от всех остальных городов Империи. Стражник — не закованный в латы солдат, а немного заспанный служащий, весьма обычного облика, без признаков каких-либо уродств — неторопливо и придирчиво осматривал приезжих. Он проверял документы, невозмутимо копался в тюках и свертках, не претендуя, впрочем, на их содержимое.
Пока Олаф бежал по дороге, две или три повозки проехали внутрь Темьгорода, еще несколько образовали перед воротами небольшую очередь. Пассажирами были люди весьма удивительного облика: двухголовый мужчина, прижимающий к своей груди размеренно тикающие ходики, мать, обнимающая спящего ребенка с несоразмерно длинными руками и бочкообразным телом, одноглазый гигант и восьмиухий карлик. Видимо, все приехали в Темьгород по доброй воле, рядом с ними не наблюдалось сопровождающих магов. Приезжие тихо переговаривались между собой и держались спокойно, что несколько обескуражило Олафа. Он привык думать, что в Темьгород везут исключительно силой, и несчастные изгнанники кричат, плачут и ужасаются ждущей их участи. Но реальность оказалась совсем иной. Въезд в Темьгород, пожалуй, происходил даже спокойнее, чем в любое другое место.
Юноша встал в конец очереди, скрывая свое нетерпение и невольное любопытство. Можно представить, как всех этих людей достали праздные взгляды и бестактные замечания. Не хватало еще, чтобы в дверях своего оплота — а для них Темьгород, видимо, и был таковым — они почувствовали то же, что и обычно.
Олаф опустил голову и старательно разглядывал запыленные носки своей обуви, пока ленивый страж не постучал по плечу пальцем.
— Цель приезда? — поинтересовался мужчина, окидывая его жутковатым взглядом светло-серых глаз без зрачка и ресниц.
— Я ищу девушку, — не в силах оторваться от лица таможенника, ответил юноша. — Она прошла в эти ворота рано утром. Без багажа, возможно, спрашивала Моргера Тута, или мэра.
— Моргер Тут и есть мэр, — усмехнулся собеседник, хлопнул юношу по плечу и вынес вердикт. — В посещении отказано.
— Как отказано? — возмутился проводник.
Но страж уже переключился на следующего посетителя — закутанного в лохмотья странника. Откинув тряпье, последний выставил напоказ вросшего в его худосочное тело миниатюрного близнеца. Переругиваясь с тем на какую-то бытовую тематику, странник достал документы.
— Бенедикт и Юнит? Совет оповестил о вашем прибытии, — таможенник привычно шлепнул пропускную печать прямо на протянутую ладонь прибывшего и пропустил его в ворота.
В этот миг Олаф готов был отдать что угодно за лишнюю руку, ногу или голову. Он даже согласился бы заиметь третий глаз во лбу.
— А как же я? — почти взмолился он, пользуясь тем, что наступило временно затишье, и никто не поджимал его на дороге сзади.
— Цель приезда? — вновь прозвучал тот же вопрос.
Юноша скрипнул зубами. Под взглядом холодных равнодушных глаз мысли не лезли в голову. В конце концов, почему бы не сказать правду?
— Я служащий компании ветряных перевозок. Наш клиент прошёл через в эти ворота. Мне нужно убедиться, что с ним все в порядке, — процедил проводник.
— В нашем городе пониженная категория опасности. В посещении отказано, — изрек таможенник и повернулся, закрывая створки ворот. Единственным путем в Темьгород осталась невысокая калитка, протиснуться через которую мог лишь кто-нибудь средней комплекции и маленького роста.
В душе Олафа взметнулось нехорошее чувство. Кулаки непроизвольно сжались сами собой. Он едва сдерживался, чтобы не расквасить нос зануде с глазами без зрачков. Однако вел такой поступок в тюрьму, а не к мэру. Хороша же будет репутация Олафа, особенно если выяснится, кто он такой.
Чтобы успокоиться, юноша оглянулся вокруг и глубоко вздохнул пару раз. Попытался представить всю ситуацию глазами таможенника. Наверное, она казалась весьма необычной: стоит молодой здоровый парень и буквально умоляет впустить его туда, откуда нет выхода. Но от скрывшегося в маленькой сторожке мужчины не пахло любопытством. Он только выполнял свою работу. И на его взгляд Олаф не стоил ни внимания, ни времени.
— Кто может проехать в город? — весьма сдержанно поинтересовался юноша.
Таможенник выглянул в окошко сторожки:
— Те, кого сюда направляет Совет. Либо имеющие разрешение. Опять же — разрешение от Совета, — сухо и отрывисто ответил он. — Направьте петицию, если она получит должный отклик — добро пожаловать.
— До моей станции — почти шесть дней хода, — покачал головой Олаф. — Я не могу терять столько времени. Есть здесь компания ветряных перевозок?
— Зачем?
— Отправить петицию! — вновь начал терять терпение проводник.
— Ты видишь поблизости хоть один ветряк? — усмехнулся мужчина, в его запахе мелькнула нотка иронии и растворилась в небытие. — В мэрии стоит приемная арка, как и положено. Но тебе туда хода нет, — казалось, он просто издевается.
Юноша прикинул величину городской стены — преодолеть ее будет непросто. Летта же уже внутри — и давно. Не проще ли применить силу? Однако бить первым Олаф был не приучен.
— Так зачем тебе внутрь? — вторгся его в мысли голос стражника.
Мужчина вновь вышел на улицу, и стоял, облокотившись на створки ворот. Олаф подошел ближе. Между собеседниками было не более пяти шагов. Он прекрасно чувствовал запах несговорчивого упрямца, который и затеял этот разговор только потому, что ему скучно. При желании юноша мог сосчитать родинки у стражника на лице, видел все его морщинки — вокруг глаз, рта (неужели этот зануда — хохмач и балагур?) — и поры на коже.
— Девушка, что вошла сюда утром — вы так же допрашивали и её?
— Её внешность существенно отличалась от твоей.
— Мы шли вместе.
— Но она почему-то посчитала, что ты входить не должен, — стражник шагнул к юноше вплотную и нацелил на него палец.
Когда они встали лицом к лицу, Олаф понял, что роста они примерно одинакового. И их глаза вели между собой безмолвный диалог. В запахе мужчины проводник чувствовал горький привкус недоверия.
— Вот как? — сказал Олаф. — Вы считаете, что я её обидел?
— Не знаю, но она очень просила тебя не впускать, — стражник ощутимо ткнул пальцем в грудь юноши.
— Тогда зачем это представление, которое вы тут устроили? — Олаф покачал головой. — Могли бы сказать сразу, я бы все объяснил.
Он начал спокойно описывать все путешествие с Леттой, начиная с ее появления на станции ветряных перевозок и заканчивая этой бессонной ночью с лихорадкой и бредом. Его слова были скупы, а фразы лаконичны. Молодому человеку хотелось показать, что им движет только жажда справедливости и дружеская симпатия.
И все же дело решил не рассказ. Наверное, страж почувствовал что-то помимо того, что юноше удалось облечь в слова. Запах мужчины обогатился отеческим участием, что дало определённую надежду. Однако таможенник все ещё не спешил пропускать Олафа в Темьгород. И время неумолимо утекало в чертоги Мракнесущего.
— А ведь она не сказала, что ты — меченный. Не знала, значит? — глаза без зрачков блеснули, палец вновь нацелился в грудь, но юноша отпрянул, даже первый толчок оказался довольно чувствительным. — Ты не назвал мне истинной причины, ведущей тебя в Темьгород. Ведь ты несчастнее всех, что живут за этими стенами. Ты один из четырнадцати, только не избранных, а обделённых, — и в тоне, и в запахе чувствовалась искренняя жалость. — Иди! — стражник посторонился, освобождая проход. — Мэрия недалеко. Пройдёшь сначала через площадь, держись крайней левой арки, потом по мосту и свернёшь направо. Белое высокое здание с башней. Но если заплутаешь — язык есть, говорить умеешь.
Немного опасаясь, что мужчина может передумать, юноша коротко поклонился и вошел в Темьгород. Буквально пару десятков шагов по дороге, по обе стороны которой рос высокий аккуратно стриженный кустарник — и взору Олафа открылась огромная городская площадь. Вокруг нее по периметру с трех сторон выстроились многоэтажные каменные дома, с балконами и арками. На каждом окне колыхались легкие шторки. На подоконниках росли цветы в горшочках. С балконов то там, то тут свисали или флаги и лозы ползучих растений, незнакомых проводнику.
В первый момент Олафа удивили сказочность и многоцветье города, почти неправдоподобная чистота на улочках. Показалось, что все вокруг пронизано солнечными лучами. Запахи чужих эмоций витали здесь в воздухе, словно паутинки, влекомые теплым ветром. Люди не сновали суетливо и равнодушно, напротив, они медленно, с чувством своей значимости, отмеряли каждый свой шаг и несли свою жизнь важно и горделиво. Никто не обращал внимания на вновь прибывшего. В Империи, страдавшие от нежеланных взглядов, в Темьгороде его жители сами целиком и полностью избавились от праздного любопытства. Не то, чтобы им было все равно. Но они научились уважать каждого — и его право отличаться от остальных.
Олаф бегом миновал площадь, изредка сталкиваясь с кем-нибудь и извиняясь на ходу. Ринулся к крайней левой арке. Быстро миновал её, невольно обратив внимание, что свод выложен мозаикой — тоже что-то чудесное и светлое. На мосту перешел на шаг, да и то, лишь потому, что там двое то ли пацанят, то ли карликов организовали продажу воздушных шаров. Разноцветные гроздья дружно рвались в небо, удерживаемые на почти прозрачных длинных нитях, и привлекали к прилавку целую толпу. Детей почти не было, в основном — взрослые с сияющими, радостными глазами. Те темьгородцы, кому уже посчастливилось обменять монету на шарик, спешили оборвать нить и освободить легковесного невольника. Он взмывал в облака, провожаемый подбадривающими криками и аплодисментами.
Являлось ли это действо ритуалом, Олаф не знал. Но юноше казалось удивительным, что эти люди, отвергнутые своей родиной и семьей, остались абсолютно невинными внутри. Потому что он сам вряд ли бы сумел так радоваться на их месте.
Какой-то хромой, очень худой и высокий безволосый старик едва не столкнулся с проводником, засмотревшись на свой голубой шарик, уже почти слившийся с небом. Незнакомец провожал игрушку жадным взглядом, комкая в руках свою шляпу. Головному убору, явно, не повезло, в отличие от выпущенного на свободу шарика.
— Прошу прощения, — прокаркал темьгородец. — Мне было важно это желание, — добавил он едва слышно, наклонившись к самому уху Олафа.
— Желание? — юноша немного отпрянул, посчитав старика сумасшедшим.
— Ну да, разве не знаете? — тот улыбнулся, обнажив неожиданно-красные зубы, росшие из почти чёрных блестящих дёсен. — Загадываете желание и выпускаете шарик. Если удастся не потерять его в небесах, пока он совсем не скроется, исполнится обязательно, — карие глаза блестели от скопившихся в них не пролитых слёз и видели, казалось, гораздо глубже физической оболочки собеседника.
— Правда? — Олаф не мог просто так отмахнуться от мудрых проницательных глаз, и уже не верилось, что человек с таким взглядом может быть ненормальным.
Темьгородец подмигнул заговорщицки и махнул рукой:
— А вы попробуйте.
— Как-нибудь в другой раз, — пообещал юноша. — Мне надо к вашему мэру.
— Там, — собеседник указал на виднеющуюся за деревьями белую крышу, сиявшую под солнцем. — Но он всё равно не принимает днём, только на закате.
— Да? — Олаф опешил и обрадовался, слова старика означали, что Летта ещё ничего не успела натворить, что она где-то здесь, ходит по улицам, с кем-то общается, проводит время и ждёт вечера. — Спасибо!
Можно попытаться найти девушку, или в крайнем случае просто перехватить её у мэрии. Неизвестно, конечно, как темьгородцы относятся к принуждению — а Олаф уже сомневался, что Летта откажется от своей затеи по собственной воле, но всегда можно сориентироваться по обстоятельствам.
— Не за что, — немного удивился старик и пожал плечами. — Все же купите шарик, пока не разобрали. Главное соблюсти правило: загадать желание вовремя. Из чего состоит счастье? Из удачного стечения обстоятельств, из какой-то минуты, когда ты успел сделать, что нужно, или, напротив, опоздал и не сделал.
Юноша решил последовать этому немудрящему совету и встал в конец очереди. Через некоторое время он уже протягивал монетку одному из продавцов, оказавшемуся более взрослым, чем показалось на первый взгляд, ростом с мальчугана лет восьми — десяти, он был, скорее, ровесником Олафа. Второй же — много старше, с лицом, изборождённым глубокими морщинами — принялся отвязывать шарики.
— Выбирайте.
— Вон тот, пожалуйста, — юноша выбрал бирюзовый и подхватил его за тонкую нить.
Оглянувшись по сторонам, нашёл старика, который все ещё стоял поблизости, и протянул ему свою покупку. Темьгородец недоуменно уставился на своего недавнего собеседника, переводя взгляд с него на шарик и обратно.
— Держите, загадаете что-нибудь за меня, боюсь, я не силен в этом, — проводник улыбнулся.
Незнакомец с благоговением дотронулся до нити, а потом отдернул пальцы. Видно было, что ему хочется вновь повторить ритуал: почувствовать натяжение, рывок шарика, легкость и взлет души, когда само желание словно несется вверх, к Жизнеродящей. Но старик не мог не понимать всей ответственности, которую налагал на него мальчишка: угадать не только единственно возможный миг удачи, но и то единственное желание, исполнение которого позволит поверить в чудо.
— Не могу, господин. Вы должны сами…
— Я прошу вас, — Олаф насильно всучил шарик и, не оглядываясь, пошел по мосту.
Толпа осталась позади, никто не толкал, не мельтешил перед ногами, не привлекал внимания. Мост, широкий, прочный, старый — вёл вперед. Само будущее ложилось под ноги юноше, с каждым шагом приближая его куда-то туда, куда до сих пор не заводили самые смелые мечты.
Но для начала проводнику предстояло решить довольно сложную задачу: найти Летту в незнакомом и ему, и ей городе. Олаф не хотел полагаться на возможную встречу у дверей мэрии вечером. Поэтому ему пришлось поломать голову. Сомнительная попытка отыскать радугу ароматов девушки провалилась сразу же, потому что в Темьгороде неискренность и лицемерие были не в чести. Тут никто не скрывал своих настоящих эмоций, поэтому все запахи являлись неприкрытыми и первозданными. Спрашивать у прохожих — так же казалось не более удачным решением, никто просто бы не обратил внимания на ещё одну девушку со странной внешностью.
Однако Олаф решил не отчаиваться, вспомнить, что ему известно о девушке и представить, куда она могла пойти. Летта рассказывала, что любит читать. Весь её жизненный опыт был почерпнут из книг. Она любила вспоминать отдельные иллюстрации. Одно это уже навевало определённые мысли. Если ей нужно выждать время, наверняка она отправится либо в городскую библиотеку, если она имеется в Темьгороде, либо в книжную лавку.
Юноша остановился, оперся руками о перила и всмотрелся вперёд, потом по сторонам, медленно и внимательно, словно ощупывая окружающее взглядом. С моста виднелись дома, городская площадь, несколько торговых рядов, в которых продавали преимущественно съестное, крыша мэрии, колокольня. Ориентироваться в чужом городе оказалось непросто. Надо было либо спросить у кого-нибудь дорогу, либо приобрести карту.
Олаф вернулся к торговцам шариками. Народ вокруг них уже рассосался. Самый последний шарик, неопределённого грязно-бурого цвета одиноко болтался на ниточке, покачиваясь от ветра то в одну сторону, то в другую. Почему-то никто не доверил своё желание этой непривлекательной игрушке.
— Скажите, у вас в городе есть библиотека? Или книжная лавка? — обратился Олаф к пожилому, потому что ровесник юноши как раз был занят, укладывая аппарат для надувания шариков и сматывая оставшиеся нити.
Старик промолчал и потупился, поведение совершенно не соответствовало возрасту, на который намекали морщины. Казалось, что перед проводником мальчишка лет шести-семи. За него ответил второй торговец:
— Мы в Темьгороде проездом. Всего лишь третий раз. Поэтому ничем помочь не можем. Но если вас не затруднит пойти с нами к нашему приятелю — это недалеко, его дом прямо у площади — то он ответит на ваш вопрос, — потом скомандовал своему напарнику: — Пойдем, Лун.
Юноша едва поспевал за своими низкорослыми сопровождающими. Они перебрасывались короткими репликами, шутили и хихикали. В их разговор Олаф не вмешивался, но обратил внимание, что тот, кого он принял за своего ровесника — гораздо старше, чем кажется, а со стариком он общается, как мог бы отец беседовать с сыном. Торговцы споро толкали перед собой повозку, вернулись к арке, через которую проходил проводник, а потом свернули к одному из домов с балконами и флагами.
— У нашего приятеля довольно необычная внешность, — теперь странный молодой человек обратился именно к Олафу, посматривая серьезными карими глазами. — Если вы подвержены приступам брезгливости, могу поинтересоваться я, а с вами останется Лун.
— Нет, — мотнул головой юноша.
— Хорошо. Приятеля зовут Крахен. И он очень обидчив, — добавил собеседник.
— А ваше имя?
— Циклис.
— Я — Олаф, — он не стал представляться так, как полагалось в компании ветряных перевозок — в конце концов, сейчас она не имела к происходящему никакого отношения.
Торговцы не стали звонить в дверь, а отпёрли её своим ключом. Это показалось юноше странным, учитывая, что они не приходились родственниками хозяину дома. Но, в конце концов, вмешиваться в чужие отношения не входило в планы Олафа.
В небольшом темном коридорчике слева от двери стояла вешалка, на которой не висело ничего, кроме плаща, чья длина наводила на мысль, что хозяин дома столь же мал ростом, как и его постояльцы — и чёрного зонтика, вполне обыкновенного. Вместе с торговцами Олаф миновал два пролёта по широкой прочной деревянной лестнице с добротными перилами и оказался в круглом зале. Все окна тут были завешены шторами, отчего солнечный свет проникал сюда мягким и приглушенным. В центра зала располагался стол, за которым хозяин дома гусиным пером что-то писал в толстой книге. У него оказалось молодое, очень красивое лицо, с тонкими чертами, большими глазами и нежной, как у девушки кожей — Олаф даже подумал, что у Циклиса, видимо, специфическое понимание о необычной внешности.
— Крахен! Мы вернулись! — Лун бросился к сидящему, как это мог бы сделать непосредственный в проявлении чувств мальчишка.
Хозяин дома засмеялся и подхватил его, как показалось Олафу на руки.
— Мы и гостя привели! Он новенький в городе. И хочет узнать, где здесь библиотека или книжная лавка! — продолжал выпаливать старик.
— Лун! Не все сразу! — осёк его Циклис.
Торговец подошёл поближе к столу своего приятеля и пригласил за собой юношу.
— Крахен, это Олаф. Все остальное Лун тебе уже рассказал.
Проводник с тщательно скрываемым ужасом увидел, что туловище хозяина дома представляет собой надутый шар, лежащий прямо на полу; пара коротких, скрюченных тонких ножек вряд ли могла нести этого несчастного; а вот руки вполне соответствовали прекрасному и благородному лицу.
— Рад новому лицу в моей скромной обители, — кивнул Крахен Олафу. — Даже если вы только проездом, мне приятно, что вы посетили скромного учёного.
— Мне тоже приятно познакомиться с вами, — ответил любезностью на любезность юноша, крепко пожав протянутую руку. — Вы правы, в Темьгороде я ненадолго. Ищу, — он вздохнул и запнулся на мгновение, — одного дорогого мне человека. И как мне кажется, она сейчас там, где можно позаимствовать книгу. Денег у неё с собой нет, или немного. Поэтому…
— Вы решили, что дама отправиться в библиотеку? — закончил за проводника хозяин.
Он улыбнулся. Улыбка оказалась печальной и открытой. Она сразу же внушила симпатию к этому странному человеку, узнику собственного дома.
— Что ж, не буду разводить долгих разговоров. Дом книг у нас действительно имеется, он находится недалеко от парка развлечений. Пройдете по мосту, потом свернете влево, прямо до литых узорных ворот, оттуда увидите аккуратную тропу в сторону. Вам туда.
— Благодарю вас, Крахен!
Олаф попрощался с хозяином и торговцами и пошел к лестнице. За его спиной Лун снова что-то быстро и весело рассказывал человеку-шару.
— Когда найдете свою читательницу, — донеслось вдогонку юноше, — приходите в гости. Ключи от двери найдете под ковриком.
— Хорошо! — проводник махнул хозяину рукой. — Спасибо! Придём!
Сундучок Востова проводник решил оставить рядом с вешалкой. Поставил его прямо в угол. Хозяину дома помешать он никоим образом не мог, а вот ходить с ним по городу оказалось неудобно.
Олаф вновь миновал мост. Его береговая опора была испещрена замысловатыми узорами. Черно-белые линии переходили друг в друга, образуя различные картинки, странные фигуры перемешивались с вполне узнаваемыми образами. Возникало ощущение, что в Темьгороде собрались все самые талантливые и умнейшие люди Империи. Словно Жизнеродящая пыталась как-то компенсировать те или иные внешние недостатки своих творений. Все созданное их руками казалось сказочным, чудесным и нереальным. Юноша впервые видел такой красивый город.
И дорога, мощеная аккуратными фигурными плитками, и ворота парка — все это были произведения искусства. Просто не верилось, что построили их жители того самого гетто, о котором ходили самые страшные слухи во всех королевствах.
Парк был полон народа. До слуха Олафа доносились звуки музыки, смех и песни. Ноздри полнились ароматом счастья и радости.
Длинная тропа, обсаженная декоративным кустарником, вывела юношу к зданию с колоннами у входа. Надпись на вывеске гласила, что перед ним тот самый Дом Книг, дорогу к которому подсказал Крахен.
Внутри оказалось светло, тихо и уютно. Все было отделано светлым деревом, украшено коврами пастельных расцветок. Высокие потолки, бесконечные лабиринты полок с книгами, удобные лесенки и мягкие кресла — составляли всю обстановку.
Несколько посетителей едва скользнули взглядом по Олафу, а потом снова погрузились в свои книги. Летты нигде не было видно. Впрочем, может быть, она находилась где-то в другом конце читального зала. Юноша поискал глазами какого-нибудь смотрителя. Но, видимо, все здесь строилось на доверии. Каждый из читателей сам выбирал себе книгу по вкусу, а потом возвращал на полку.
Проводник остановился. Закрыл глаза и погрузился в волны ароматов. Здесь их было не так много, как на улице. Они растворялись и перемешивались с запахами самих книг и эмоций, что они хранили в себе.
Наконец, что-то тонкое, едва уловимое, но знакомое — повлекло за собой Олафа. Мимо кресел, вдоль рядов полок, по пушистым коврам, в которые ноги погружались почти по щиколотку. Глубины Дома Книг предстали во всем своём великолепии и многообразии. Фолианты, инкунабулы, оправленные в железо и кожу многоцветные тома — здесь были книги всех форм и жанров. Многообразие литературы всех жанров поразило юношу. Такой библиотекой не мог похвастаться и королевский дворец. Даже Имперский совет многое бы дал, чтобы запустить сюда свою лапу.
Каждая полка начиналась с каталога, а сверху шло название раздела. Проводник миновал детскую литературу, пересек популярную, естественно-научную, публицистику и едва не заплутал в лабиринтах дамского чтива. Да, Летта проходила здесь. Но пришла она не за развлечением. Её любопытство тоненькой струйкой текло к книгам по истории: мировой, отдельных королевств, конкретного города.
Шкафы упирались в стену, образуя небольшой угол, в котором едва уместились пара пустых кресел. Взгляд Олафа скользнул по ним, а потом вдруг наткнулся на белоснежную ладонь, не вовремя скрывшуюся за высоким изголовьем. Сперва юноша сделал вид, что собирается пройти мимо, но вдруг неожиданно обернулся и схватил выскочившую из укрытия беглянку в охапку. Она попыталась вывернуться, но тщетно — её недавний спутник оказался гораздо ловчее. Вдобавок Олафа подстёгивали чувства.
— Куда-то спешите? — он и сам не верил, что нашёл девушку так быстро и просто, сиюминутная злость не на шутку спорила в его душе с огромной радостью, голос стал низким и срывался на тяжёлый шёпот, теряющийся в лабиринтах книг и ворсе ковра.
— Никуда, — Летта, напротив, напоминала испуганную тонконогую и грациозную лесовицу, загнанную охотниками в ловушку, как раз тогда, когда животное почуяло близкую свободу.
— Мало решили убежать, не прощаясь, так еще обманули дважды.
— Обманула? — она попыталась вывернуться и взглянуть на парня.
Олаф еще крепче стиснул её — наверное, останутся синяки, но позволить девушке сбежать еще раз он не мог. На случай, если она сейчас запоет, юноша приготовился читать названия книг, что маячили перед глазами. Но Летта не запела, а просто терпеливо ждала объяснений.
— Во-первых, усыпили, во-вторых, подговорили стража не впускать меня в город. Что-то наговорили ему про меня.
— Ничего не наговорила. Сказала правду. Вы ведь считаете, что в этом городе можно только медленно умирать, — и девушка покачала головой.
Ее печаль распустилась горьковатым ароматом и перетекла в едва заметную нежность. Можно было не держать ее больше, она бы не убежала. Олаф немного разжал захват. Летта повернулась к нему и взглянула прямо в глаза.
— Я ведь сразу говорила, что не отступлюсь от задуманного.
— Но почему? — он тряхнул ее, поражаясь сам себе. — Разве нельзя просто жить. Пусть вдали от вашего дядюшки? От вашего жениха? Подождать, пока они не забудут вас окончательно?
— Нельзя! Если сегодня я не стану жительницей Темьгорода, находись я хоть на краю Империи, хоть в чертогах Мракнесущего, правитель Златгорода наутро объявит меня женой Миллиума Сверча! — Летта опалила проводника яростью, словно мотылек затрепыхалась в его руках и обмякла. — Но вам и, правда, не надо было идти за мной. Работали бы сейчас на станции, принимали путешественников, собирали урожай и лелеяли свое одиночество. Через сезон-другой обо мне бы и не вспомнили. А отсюда нет ходу.
Он пожал плечами и ослабил свою хватку. Ему почему-то хотелось смеяться, хотя явной причины вроде бы и не было. Слова Летты не обидели, не ранили. Наверное, потому что Олаф прекрасно понимал, что именно этого девушка и добивается.
— Нет ходу? Я познакомился сегодня с двумя продавцами воздушных шаров — Циклисом и стариком, который ведет себя как мальчишка — Луном. Они спокойно приезжают в Темьгород и уезжают обратно.
— Все правильно! Ваши знакомые здесь не живут, Империя их не отвергла! — горячо принялась спорить Летта. — А мне надо стать темногородкой!
— Зачем?
— Я уже объясняла. Потому что в противном случае стану женой Миллиума Сверча. Законы Златгорода допускают бракосочетание даже в отсутствии невесты и её прямого согласия.
— Ну, подумаешь, станете чьей-то женой формально. Вам жаль своих денег? — не слишком удачно пошутил юноша.
На мгновение Летта онемела. Её эмоции пахли раскалённой землей, лавой, жженой шерстью.
— Мне жаль свободы и возможности выбора, — выдавила из себя девушка. — Деньги тут ни при чем.
— А здесь есть выбор?
— Есть, и я его сделаю! — она выскользнула из захвата и опустилась на кресло. — Миллиум Сверч давний кредитор дяди. И давно вхож в семью. Он удивительно пригож собой, очень умен и честолюбив. У него есть собственное приличное состояние, но чтобы получить титул — надо гораздо больше. Вероятно, не подвернись я со своим наследством, он взял бы в жены мою сестру Ситоретту, забыв про дядюшкины долги и тягу к званию. Они встречались уже почти год. Сестра просто возненавидела меня после объявления помолвки!
Олаф опустился на пол рядом с Леттой. На ковре оказалось довольно уютно, как на мягкой траве. Юноша нащупал холодные пальчики девушки и легонько пожал их. Она вздохнула, окутанная пряным ароматом благодарности.
— Зачем же сразу ставить на себе точку? Вы можете просто найти еще одного жениха, который не будет противен вашему сердцу, — предложил проводник.
— Кто согласиться, по доброй воле, взять меня в жены? — она помотала головой. — Я не верю в любовь с первого взгляда. Надо узнать человека, дышать с ним одним воздухом, загадывать одни желания, победить общих врагов, завести общих друзей. И лишь тогда связывать с ним жизнь, — Летта вскинула руки. — Нет. Знаю: став жительницей этого города, я потеряю многое. Но никто не отнимет у меня саму себя!
Олаф смотрел на собеседницу снизу. Молчал. Хотя мог бы возразить ей, что пусть не бывает любви с первого взгляда, все равно она может прийти внезапно, как озарение, как вспышка. Она подобна разряду молнии. Вздоху Жизнеродящей, наделившей душами всё живое в Империи. И порой надо лишь внимательно посмотреть по сторонам, чтобы в своем случайном попутчике увидеть того, кто способен без магии срастись с тобой душой.
— Думаю, мы сходим к мэру, когда он начнёт приём — поговорим, — решил проводник. — В конце концов, он давний знакомец вашего отца, и тот, кажется, в чем-то полагался на него? Если вам приятно встречать свой день рождения, зная, что в несчастье сестры нет вашей вины, а что ваша необыкновенная внешность — лишь следствие какого-то зелья, я соглашусь с вами. Но… — Олаф сделал паузу, — может быть, мы просто насладимся этим днем? Здесь рядом парк, и каждая улочка скрывает что-то удивительное. Давайте побродим по городу, как случайные приезжие?
— Да, — кивнула Летта.
— А вы знали, что тут есть обычай покупать шарики и загадывать на них желание? — неожиданно вспомнил Олаф. — Я купил один и подарил старику.
— И что он загадал? — заулыбалась девушка.
— Не знаю. Я не спрашивал, — он ответил на ее улыбку, потом поднялся и протянул ей руку. — Идемте же. До вечера у нас есть уйма времени.
Молодые люди возвратили книги, взятые Леттой, на место и тронулись в обратный путь по лабиринту из шкафов и кресел. Крепко взявшись за руки, словно два заблудившихся ребёнка, миновали разные залы. С целью развлечься, зачитывали заголовки, образующие порой вполне связные советы и предложения. «Приключений ради», «Терять себя», «Бессмысленный поступок». «Советы мудрости», «Ты знаешь сам». «Жизнь», «Опасная болезнь», «Ведущая к смерти». «Ритуалы Империи», «Шаг в никуда или возможность выжить». «Мудрые изречения», «Обычные слова», «В руках глупца». Даже стало интересно, специально ли кто-то подбирал последовательность, или так вышло совершенно случайно.
Олаф не мог сказать, те же люди сидели в Доме Книг в первом зале, когда он пришел сюда в поисках Летты, или другие. Во всяком случае, любопытства к девушке и проводнику они проявили не больше, чем до этого. Никому не было до них дела. И, похоже, никто не услышал, как они спорили.
На улице вовсю светило солнце. Полдень давно миновал. Голодный желудок требовал к себе внимания. Наверняка, в парке было место, где можно перекусить. Поэтому Олаф повел Летту сначала именно за кованные витиеватые ворота.
Аккуратно подстриженные кустарники, низкая бархатная трава, мощеные плиткой дорожки — все это было уже привычно глазам. Удобные скамейки прятались в тени. На некоторых сидели посетители парка, кто-то небольшой компанией, кто-то в одиночестве, встречались и влюбленные парочки. Олаф не приглядывался, но ветер нес ему навстречу ароматы любви и счастья. Неужели это было возможно и здесь? Впрочем, почему-то проводник уже не удивлялся.
В разных местах стояли диковинные статуи. Пара качелей, занятых редкими, а потому особенно драгоценными в этом городе ребятишками. В отдалении слышалась музыка. Кто-то трогательно и нежно подпевал. Слов было не разобрать.
По дорожке впереди прогуливались чудаковатого вида особы, выгуливая впереди себя петушков на привязи. Птицы забавно трясли гребешками и высоко задирали хвосты. Их хозяйки: одна довольно грузная с вислыми собачьими ушами, а другая, напротив, мелкая, худая с черной впадиной вместо носа — тихо беседовали между собой, и не обращали никакого внимания на пару молодых людей, впервые оказавшихся в этом городе.
В стороне показалась небольшая повозка с зонтиком. Скучающего вида торговец — пожилой, грузный, трехглазый и безухий — торговал различными вкусностями. Пахло свежей выпечкой, мясными пирогами и сладостями.
Олаф потянул Летту за собой и предложил купить все, что ей хочется. Она растерялась. Потом потянулась за чем-то похожим на торт, но почему-то из овощей. Торговец предложил к нему небольшую ароматную прожаренную колбаску. Юноша остановился на паре мясных пирожков и кружке горячего бульона. Молодые люди пообедали тут же, присев на пустующую скамейку. Поблагодарили торговца, и как можно было сообразить повара, и отправились гулять дальше.
На невысоком павильоне красовалась табличка «Зеркальный лабиринт». Однако дверь оказалась запертой.
— Не судьба, — развела руками Летта, но разочарования в ее запахе не было.
— Покачаемся на качелях, — предложил Олаф.
Найдя в стороне незанятые никем, они встали по разные стороны доски и начали раскачиваться. Движения были синхронно-противоположными: когда девушка приседала, юноша поднимался. Когда приседал он — вставала она. Будто маятник в часах, подчинялись особому ритму и взлетали. Вверх-вниз — привязанный шарик желаний, рвущийся в облака.
Еще до вечера молодые люди исходили Темьгород вдоль и поперек. Побывали на берегу реки, где в прозрачной воде сновали разноцветные рыбки. Поднялись на колокольню. Звонарь — великан с пятью руками — сыграл для гостей незнакомую торжественную мелодию. Когда они поинтересовались, кто сочинил музыку — тот смущенно признался, что автор — он сам.
Когда Олаф рассказал Летте о своём знакомстве с учёным по имени Крахен и о его приглашении зайти, сперва девушка отказалась — из опасений что визит окажется формальным. Однако вспомнила, что имя каплеобразного хозяина дома упоминалось в справочнике уважаемых людей Темьгорода. Чем занимался Крахен, Летта прочесть не успела.
Как и Олафа, девушку удивляли архитектура и жители, сама атмосфера и дух этого города. Имперский совет отверг этих талантливых людей, но даже запертые в своём гетто, они оказались свободнее большинства имперцев. Это поражало и вдохновляло.
В сумерках Олаф и Летта подошли к зданию мэрии Во всех окнах — в том числе и в белой башенке — горел свет. Приветливо распахнутая дверь будто приглашала всех мимо проходящих. Но никто особенно не спешил посетить место службы Моргера Тута, упомянутого в записках отца девушки.
— Ну, что ж, — Летта остановилась у самых дверей. — Теперь вы, надеюсь, убедились, что я намереваюсь остаться в прекраснейшем месте Империи. Мне не будет здесь плохо или грустно. Тут самобытные, но довольно милые жители, — несмотря на лёгкость слов и интонации, в запахе её проскальзывали колючие нотки тревоги и тоски.
Но даже не будь этого, юноша бы не обманулся.
— Я все же не оставлю вас. И буду до принятия последнего решения, — он уже давно решил про себя, что в случае чего воспользуется последним аргументом.
Коридоры мэрии оказались пусты. Светильники зажигались по мере того, как к ним приближались посетители, и медленно гасли за их спиной, поэтому наблюдался некий постоянный полумрак. Деревянные скамейки, стоявшие то тут, то там вдоль стен, были отполированы до глянца, но не спинами и штанами страждущих попасть на прием к мэру, а вручную. Все выглядело так, будто Моргер Тут — единственный, кто в данное время находится в здании, хотя, вероятно, за закрытыми дверями работали незаметные служащие и выполняли свои какие-то непонятные на праздный случайный взгляд функции.
В одном из ответвлений коридора стояла приемная арка. Похожая на ту, что осталась на станции Олафа, но сложенная не из каменных тяжелых блоков, а из какого-то неизвестного молодому человеку материала, светлого и пористого, однако довольно прочного на ощупь. Проводник привычным взглядом заметил некоторое сгущение воздуха под каменным сводом. И обратил внимание на срабатывающий на одного него сияющий глазок. Призывно мигнув несколько раз, тот погас, почувствовав, что юноша просто проходит мимо, а не собирается во мгновение ока перенестись в казематы одного из дворцов Империи.
Летта же глянула на арку с некоторым опасением, словно та сама могла перенести девушку, без согласия и дополнительных средств.
— Подумать только, составь картограф мою путевую карту правильно, и я была бы тут еще шесть дней назад, — девушка и удивлялась, и огорчалась одновременно, — и мы бы никогда не встретились, вы бы спокойно работали на своей станции, а моя проблема была уже решена, так или иначе.
Юноша не понимал, от чего это смешение эмоций — сожалеет ли она оттого, что так получилось, или же радуется?
— Все могло бы быть, только «бы» мешает, — криво усмехнулся он, скрывая за усмешкой внезапную боль.
Летта пахнула смущением. Она бы покраснела, если бы могла.
— Нет, вы не сомневайтесь! Я очень рада нашей встрече! Я всегда мечтала встретить короля Лаферта, который не побоялся пойти против Имперского Совета, но вы намного лучше, смелее и благороднее его! — горячо заверила девушка и уверенно пошла вперед по коридору, будто знала, куда идти.
Олаф замер на мгновение, весь во власти смятения и внезапной радости, и в полной тишине услышал негромкое звяканье ветродуя. Мимо тот час прошмыгнул кто-то верткий и неприметный, как крыса-переросток. Дернув за рычаг, служащий отступил от арки и вгляделся в сгущающийся под сводом туман. Юноша предпочел не дожидаться завершения прибытия, а быстрым шагом двинулся за Леттой. В конце концов, эта ветряная установка не находится в его ведомости, и его совершенно не касается, кто появится из арки.
Летта уже сворачивала по коридору направо. Эта часть здания оказалась более освещенной и яркой. На стенах висели гравюры и картины, написанные неизвестными художниками, возможно жителями Темьгорода. На полу была расстелена мягкая ковровая дорожка. Из-под единственной в этом крыле двери пробивался свет.
— Думаю, это и есть кабинет Моргера Тута, — обернулась к догнавшему ее Олафу девушка.
— Возможно. По крайней мере, просто зайдем и спросим, — юноша постучался, и, услышав негромкое «Входите», повернул ручку.
Помещение впереди оказалось небольшим и довольно скудно обставленным: пара стульев, этажерка с бумагами, протертый тканный ковер, гардины с пожелтевшими от старости шторами и длинный стол, за которым сидел пригласивший их человек. Поскольку над столешницей едва виднелась его ушастая безволосая голова, но зато вперед довольно далеко выступали икры, обтянутые полосатыми чулками, и огромные неказистые кожаные ботинки на толстой подошве, было сложно определить какого незнакомец роста. При виде девушки он подтянул ноги и привстал. Непропорциональность сложения его тела тем сильнее бросилась в глаза: казалось, к туловищу карлика приставили ноги великана. Одежда незнакомца состояла из черного фрака, наглухо застегнутого под воротничок, таких же черных, в пару, наглаженных брюк и белоснежной рубашки, манжеты которой выглядывали из рукавов. На его лице примечательно выделались упрямо сжатые губы и прищуренный небольшие глазки. У него не определялись возраст, запах и настроение, они были скрыты глубоко внутри за видимым фасадом ото всех на этом свете, и, наверное, даже от себя. Казалось, он одинаково ровно отнесется к любому событию и в Империи, и в Темьгороде, и в этом отдельном помещении. Голос у хозяина кабинета был под стать лицу — глухим и неэмоциональным:
— Чем могу служить?
— Мы ищем Моргера Тута, — ответил Олаф.
— Это я, — проскрипел мужчина.
Молодые люди переглянулись. Мэр не выглядел отзывчивым человеком. Может быть отец имел ввиду какого-то другого Моргера Тута, а этот просто полный его тёзка? Но как бы то ни было, они уже здесь, перед ним, надо что-то делать.
Летта вытащила страницы с записями отца, расправила и отдала мэру. Он довольно бегло просмотрел их, а потом вернул хозяйке, ни мимикой, ни жестом, ни голосом не выдав своего отношения.
— Простите, все равно не понимаю.
— Я дочь Роная Валенса.
— Ну, это-то я как раз понял, — мэр улыбнулся кончиками губ, не вкладывая в улыбку ни единой толики душевности и тепла. — Я имел честь быть знакомым с этим достопочтенным господином. Как его дела? — вопрос прозвучал довольно формально.
— Отца уже давно нет. Я — сирота.
— Сожалею, — Моргер говорил, будто механическая игрушка, в его запахе не чувствовалось ни оттенка эмоциональной составляющей, к чему Олафа совершенно не привык.
Юноша тщательно сосредоточился на своих ощущениях. Чувствовалась неуверенность Летты, какие-то иные переживания, исходящие от присутствующих в этом здании, но мэр был совершенно бесстрастным. И если Воров пользовался какими-то особыми духами, то Моргер Тут просто, наверное, таким родился. Проводник чувствовал себя разом оглохшим и ослепшим. Оказалось, очень сложным существовать без собственного дара, даже если исключение составлял всего лишь один темьгородец.
— Корреспонденция, — в комнату проскользнул крысообразный человечек, которого молодые люди уже встречали у арки.
Он проскочил к столу и водрузил на него целую кипу бумаг.
— И еще — вашего приема ждет, — служащий запнулся и окинул быстрым красноречивым взглядом молодых людей, — очень важный господин.
— Немырь, я занят! — в голосе Моргера Тута зазвенел металл.
— У него документ от короля, — слуга переминался на своих коротких ножках, мялся и не думал уходить, в его чувствах мешались страх и почтительность.
— Как его имя?
— Миллиум Сверч.
Летта вздрогнула, будто от пощечины, и схватила Олафа за руку. Дрожала и запинаясь, взахлеб поведала всю правду о своем путешествии в Темьгород.
Она открыла все: и чувства сестры к Миллиуму Сверчу, и долги дядюшки, и свое нежелание становиться кошельком для своего мужа, и стремление к выбору, к свободе. Юноше хотелось прервать спутницу, потому что знакомый её отца все равно не оценит эмоциональности, а факты можно изложить в пару слов, но Летта источала такие ароматы, что кружилась голова, и перехватывало горло. Неужели возможно остаться безучастным в этой ситуации?
Немырь, замерший было у выхода, нечаянно заслушавшись историей посетительницы и даже начав проникаться, в какой-то миг вспомнил о своих обязанностях и выскользнул наружу, захлопнув за собой дверь. Моргер Тут присел за свой стол и принялся медленно перекладывать свои бумаги, будто рассказ Летты нисколько его не волновал и не касался. Дождавшись перерыва в её сумбурной речи, мэр сухо объявил:
— Я сожалею. В вашей просьбе принять вас в число жителей Темьгорода — отказано!
— Но почему? — прошептала девушка.
— Ваша специфичность обусловлена не мутациями. Она не несёт вреда будущим поколениям Империи. Пребывание в стенах гетто полноценной личности — разумеется, допускается, но если это носит временный, а не постоянный характер. Вы вправе навещать родных или знакомых, если таковые имеются в нашем городе. Но проживать здесь — нет. И к тому же, как я понял, вы еще не вступили в возраст совершеннолетия, чтобы самостоятельно принимать судьбоносные решения, — пространно объяснил Моргер Тут.
— Но, как я могу понять из записок отца, он возлагал на вас определенные надежды?
— И совершенно напрасно! — он стрельнул по Летте неопределённым взглядом, который с одинаковым успехом мог быть равнодушным или сочувствующим, и звякнул в колокольчик.
Тотчас открылась дверь, и в тесный кабинет вошел высокий и статный господин, при виде которого девушка словно окаменела. Он имел красоту типичную и яркую, не раз описанную в дамских романах. Его благородная внешность, должно быть, наповал разбивала девичьи сердца, степенные движения выдавали хорошую физическую подготовку, а одежда — большое состояние. И еще: Олаф припомнил, что именно этот человек служил секретарём при Имперском Совете, а значит, имел неплохие знакомства среди самых сильных магов всех королевств. Были ли магом он сам — этого юноша не знал.
— Добрый вечер, мэр! — приветствовал господин, протягивая Моргеру Туту бумагу с гербовой печатью. — И вы, — он оглянулся на Олафа и Летту. — Рад, что мне не придется тратить время, ни свое, ни ваше. Вильмелетта, душа моя, прощайся со всеми. Завтра наша свадьба, надеюсь, ты не забыла?
Девушка со всей силы замотала головой и стиснула в кулаки пальцы. Казалось, что всё тело её превратилось в раскаленный добела прут, от которого сейчас повалят искры и жар.
— Я не пойду с тобой! — твёрдо заявила Летта. — Ты сам не раз говорил, что я — уродец! Или куча сигментов придала мне особое очарование?
Она не собиралась прятаться за проводника, поэтому шагнула вперёд, навстречу нежеланному жениху. И запахи эмоций подсказывали Олафу, что готова девушка на многое. Почему-то эта готовность тревожила юношу. Он задумался.
— Просто достойно прими решение короля, — Миллиум даже не делал вид, что хоть как-то увлечён невестой. — Завтра наше бракосочетание.
— Король в глаза меня не видел. Ему все равно, чье имя будет вписано в свидетельство, — парировала девушка.
Жених поморщился. Он не привык к отказам. А решение невесты — принимал за блажь: почудит и согласиться.
— Достаточно, я устал от этого бессмысленного разговора, — процедил Сверч. — Тебе не впервой пользоваться ветропаратом, так что мы как раз успеем к ужину. Твой дядя будет очень рад.
— И особенно списанному долгу, — Летта кусала губы. — Кстати, как ты узнал, что я здесь?
— Проследить тебя до компании ветряных перевозок особого труда не представляло. Их сговорчивый служащий любезно сообщил конечный путь твоего пути, а также сознался в своей ошибке. Признаться, я наведываюсь сюда уже пятый раз, — он бросил взгляд на Моргера Тута, — и мы с любезным мэром, наверное, уже поднадоели друг другу.
Олаф вдруг сообразил, что Миллиум дразнит девушку. Что он ведёт её, как опытный охотник дичь. И не так ему необходимо её согласие стать его женой, наследство отца, возможный титул. Сверч злит Летту, точно зная, что последует, если припереть её к стенке. Неужели Имперский Совет придумал способ обезвредить песни Мракнесущего и задумал проверить его на практике?
Олаф твердым движением отстранил Летту и встал перед господином Сверчем сам. От того тот час потянуло душным запахом неприятия и презрения. Миллиум смотрел на проводника, как на жужжащую надоедливую муху. Не узнал. Конечно, прошло несколько лет. И долговязый нескладный подросток успел измениться. Юноша казался ему сейчас обычным нахалом в простой одежде, на полголовы ниже ростом, с щеками, заросшими щетиной и ввалившимися от усталости глазами.
— Эта девушка не желает быть вашей женой.
— Зато ее опекун и сам король желают, чтобы я стал ее мужем, — сквозь зубы ответил Миллиум. — У меня есть официальная бумага.
Моргер Тут, на которого господин бросил призывный взгляд, коротко кивнул и подвинул нужный документ на край стола.
Олаф даже не посмотрел на него. Он наблюдал за Сверчем. Тот поднял правую руку на уровень груди, а потом резко выбросил вперед. Блеснула короткая молния, призванная испепелить юношу. Но магия рассеялась без вреда.
Миллиум вскинул бровь, холодно глядя на своего соперника.
Мэр приподнялся со своего места. Его рыбьи глаза уставились на посетителей. Мужчина судорожно вздохнул, будто его душили, а потом вдруг рассмеялся, поднял бумагу с гербовой печатью и очень медленно порвал. Неровные клочки плавно опускались на пол, пока побагровевший Миллиум пытался найти слова.
— Летта свободна в своём выборе. Если она отказывается от вас, я советую смириться, и найти другую невесту, — посоветовал Олаф с легкой усмешкой.
— Да, кто ты… — прошипел господин.
Он не собирался так просто отступать. У него, должно быть, имелись четкие указания Имперского Совета, поддержка короля и своя собственная наглость, а также еще пара-тройка заклинаний, которые вряд ли бы смогли пробить печать абсолютного. Любая магия, в конце концов, обернулась бы против самого Миллиума Сверча. Он понял это: сработал инстинкт самосохранения, или что-то подобное.
Подскочив вплотную к Олафу, молодой вельможа схватил того за грудки и рванул на себя. Юноша чувствовал его ярость. И порыв Летты…
— Не смей! — крикнул в самый последний момент, услышав её вздох перед пением. — Я не знаю, что будет, но не пой, пожалуйста! — а потом со всей силы врезал Милллиуму лбом по носу.
Сверч не ожидал такого. Заскулив, попытался дать сдачу, но в помещении было слишком мало места для драки. Он неуклюже зацепился ногой об стул и упал. Утираясь, переполз в угол и замер там, сверкая глазами, как побитый мальчишка.
Летта прильнула к своему защитнику, мало что понимая. Юноша обнял её, коротко улыбнувшись, и заговорил:
— Моргер Тут, исправьте меня, если я не прав, — он не спускал больших глаз с обезумевшего Миллиума. — Этот господин пришел к вам с требованием отказать Вильмелетте Валенса. И подкрепил его разрешением короля.
Мэр кивнул.
— Но Темьгород не относится ни к одному из королевств Империи. И решение одного короля может быть обжаловано другим, если таковой окажется в непосредственной близости от места затрагиваемых событий. Так?
Моргер Тут прищурился. Впервые в его запахе появился оттенок чувств. Мужчина был поражен до глубины души. Безучастность его медленно таяла.
— Вы правы, молодой человек. Темьгород — так называемый ничей город. И приказ одного короля тут может покрыть приказ другого, как в картах, — мэр улыбнулся с хитрецой, — если второй король окажется гораздо ближе территориально, чем первый.
Миллиум же раздраженно повел плечами и перебрался с пола на стул. Казалось, он все ещё был не намерен отступаться от своих намерений.
— И где же мы найдем этого так называемого короля? — уничижительно процедил господин Сверч. — Что-то ни один из них не торопится оказаться в Темьгороде.
Его нос кровил. Густые брови сошлись к переносице, взгляд полыхал гневом. Щека нервно подергивалась. Олаф не нашел ничего лучшего, как достать платок и кинуть в сторону господина.
— В таком случае, — юноша отстранился от Летты, неторопливо скинул куртку и расстегнул рубашку, комнату осветил голубой свет, исходящий с печати на груди Олафа, — я повелеваю признать незаконным решение короля Анаморта Одиннадцатого о браке Вильмелетты Валенса и Миллиума Сверча. Эта девушка отныне свободна в своем выборе.
Все находящиеся в комнате ахнули. И даже за дверью кто-то беспокойно завозился, выдавая глубочайшее потрясение.
— Позвольте спросить ваше имя? — покрывшись румянцем и окончательно утратив собственную бесстрастность, спросил Моргер Тут.
— Думаю, Лаферт? — тихо предположила Летта. — Единственный странствующий король?
Он кивнул, осторожно убирая растрепавшиеся волосы с лица своей спутницы. Её взгляд, такой доверчивый, отзывался сладкой болью в сердце. Девушка гладила пальцем сияющую выжженную печать власти, несмываемую, нестираемую, и такой нежеланную для этого короля, и ароматно пахла выглядывающими из-под снега первоцветами.
— Но я не пел, уж поверьте мне, — шепнул юноша, — при первом своем переходе через Облачный путь. У меня нет ни голоса, ни слуха. Я едва тогда не шагнул с моста, чтобы только не слышать отчаянных криков брата, подобных тем, когда Чудотворный странник отрезал ему ноги!
— Почему же вы не признались раньше?
— Я не знаю, — он помотал головой. — Правда, не знаю.
Миллиум Сверч поднялся со стула и тут же подобострастно рухнул на колени. Его запах выдавал неприятие, но вид показывал полное смирение. В конце концов, что ему теперь оставалось делать?
— Кто из Имперского Совета знает о даре Летты? — спросил Олаф.
— Наверняка — никто. Мы просто предположили, что её мать могла научить девчонку кое-чему, — процедил бывший жених.
— И ты должен был проверить?
Вельможа кивнул.
— Я видел недоеда, заснувшего, будто младенец. Ты же не настолько глуп, чтобы пойти на риск? — юноша презирал человека, ползающего у его ног. — Что тебе обещали? Магию?
— У меня нет способностей! — Миллиум сжался, словно ожидая удара.
— Титул?
— Да! И сигментную шахту в пожизненное пользование!
Итак, Сверч оказался жаден и амбициозен. Его привлекало не наследство Летты, а обещания Имперского Совета. Кусок власти, приправленный деньгами.
— Что ж, мне жаль! Но не тебя. И не Имперский Совет, — в голосе короля слышалась печаль. — Мне жаль тех, кто боится противостоять вам! И я впервые в полной мере оценил свою абсолютность!
Олаф застегнул рубашку и накинул на плечи куртку. Ладонь девушки уже привычно покоилась в руке юноши. Казалось, они срослись в одно целое, и попытка их разорвать окажется безуспешной и жалкой.
— Думаю, вы задержитесь в стенах нашего города не очень надолго? — предположил Моргер Тут, почтительно склонивший голову, но вновь погрузившийся в свое привычное бесстрастие.
В памяти мэра Темьгорода хранились самые разные моменты. Самые невероятные признания звучали в этих стенах. И король Лаферт оказался не первым из пятнадцати королей Империи, применившим правило печати, как гласили общеимперские предания, записанные в пыльных скрижалях.
— Вы правы, мы постараемся не задерживаться, хотя у вас милый город, — ответил юноша. — И если Вильмелетта Валенса согласится, я по-прежнему готов предложить ей услуги проводника.
Летта кивнула. Она прежде не имела дела с королями. Но своему проводнику доверяла вполне.
Молодые люди попрощались с мэром и вышли, провожаемые тяжелым взглядом Миллиума Сверча.
— Доброго ветра вам в спину! — бросил Моргер Тут, перекладывая паучьими пальцами бумаги на столе, ему надо было успеть сделать ещё довольно много дел до утра, а он и так потерял время.
Едва Олаф и Летта вышли из здания мэрия, по городу пронесся раскатистый гул колокола, возвещавшего наступление полуночи. Молодые люди замерли, невольно отсчитывая про себя удары. А потом взялись за руки.
— Я поздравляю вас… тебя, — шепнул юноша и пожал пальцы девушки. — С днем рождения. И свободой.
— Спасибо, — ответила она. — Куда мы пойдем?
— У нас много дорог. Все перед нами, — Олаф махнул рукой.
— А вернуться домой не хочешь? — Летта застенчиво глянула на него.
— Во дворец? — уточнил юноша. — Это сделать проще всего, достаточно встать под одну из принимающих арок. Но мне это не нужно. Омциус — лучший король для нашего королевства.
Девушка понимающе кивнула, а когда услышала его дальнейшие слова, расцвела ароматами ранней весны:
— Для начала, может быть, попытаемся найти противоядие, способное вернуть тебе краски?
— И как?
— Не знаю точно. Но у меня есть один знакомый ученый…
Она засмеялась:
— Крахен?
— Крахен, — кивнул Олаф. — Может, что-то подскажет он?
Юноша не знал, насколько поздно засыпает его каплеобразный знакомец. Но, в конце концов, где-то было нужно провести эту ночь, пусть тёплую и уютную в свете фонарей, рисующих причудливые тени на дорожках, но все-таки ночь. Молодые люди пошли к дому с балконами и флагами. Обещанный Крахеном ключ, действительно, нашёлся под ковриком. А в окнах первого этажа горел свет.
Сундучок Востова стоял именно там, где Олаф его оставил — в углу, рядом с вешалкой. В доме было тихо. Лестницу, ведущую наверх, тускло освещали огневики. А вот коридор первого этажа, уходивший в обе стороны, манил ярко зажжёнными люстрами. Не накажут ли гостей поутру за самоуправство?
Юноша заглянул в ближайшую комнату. Дверь в неё была призывно распахнута. Огневики засверкали сильнее, почувствовав приближение человека, и осветили уютную домашнюю обстановку: пару кресел, большую тахту, столик с чашками и кофейником. В камине потрескивал огонь. Пахло свежим печеньем.
— Нас ждали? — удивилась Летта.
Олаф пожал плечами. С темьгородцами — не угадаешь. Что было нормально для обычных людей — для них нормально не было.
— Думаю, мы можем повести здесь время до утра. А потом поднимемся к хозяину, я не знаю, спускается ли он самостоятельно.
Юноша ещё не описывал Крахена девушке. Но почему-то не сомневался, что она не выкажет каких-то отрицательных чувств при виде того. Даже сейчас Летта только коротко глянула на своего проводника, без вопросов, почему, что и как.
Она примостилась в кресло и расслабленно откинулась на удобной спинке. Олаф последовал примеру спутницы. Перекусив рассыпчатым печеньем, они и сами не заметили, как заснули.
