Молодые люди проснулись от звяканья столовых приборов. Маленькая девушка, видимо, служанка, проворно расставляла тарелки и чашки для завтрака. Заметив, что гости проснулись, улыбнулась, сделала книксен и убежала. Кажется, её особо не удивило наличие в доме посторонних людей, или она приняла их за кого-то другого.

На столе нашлись аппетитные булочки, горячий чай, свежее масло и многоцветное варенье. Холодный воловок был налит в запотевший кувшинчик. Хозяин не поскупился на угощение гостей, хотя знаком был лишь с Олафом, да и то — совсем недолго.

— Крахен знает, что мы пришли? — поинтересовалась Летта, показав глазами на потолок.

— Наверное. Будет невежливо заставлять его ждать.

Они быстро позавтракали. Словно получив неслышное указание, тотчас в дверях появилась прежняя востроглазая служанка и убрала приборы и остатки еды. Девушка выполняла свою работу молча и споро, изредка бросая на гостей доброжелательные взгляды.

— Мы можем подняться к господину Крахену? — спросил у неё Олаф.

Служанка озадаченно задумалась, наморщила узкий лобик, а потом кивнула. Но молодые люди не успели сделать и шагу к лестнице, как послышались гулкие шлёпающие звуки непонятной природы. А потом в дверях показался хозяин дома. Он, проворно орудуя маленькими ножками и своими нормальными руками, продвигался вперёд, невольно напоминая улитку, ползущую по ветке. Его каплеобразное тело колыхалось от каждого движения. А на прекрасном лице застыло выражение ребёнка, наконец дождавшегося желанного подарка.

Олаф оглянулся на Летту. Она, никак не выдавая своего изумления, доброжелательно улыбалась Крахену.

Тот немного запыхался. Безмолвная служанка подала ему веер и платок, промокнуть лоб.

— Доброе утро! Я решил лично поприветствовать вас в своём доме, — проговорил хозяин дома. — Для вас были приготовлены комнаты. Прошу прощения, что не догадался оставить вам какой-то знак. Мне жаль, что вам пришлось ночевать без должного комфорта.

— Ничего страшного! — юноше самому стало неудобно, что этот гостеприимный человек испытывает из-за них чувство вины и извиняется. — Мы и сами не были уверены, что зайдём к вам, особенно так поздно.

Крахен засмеялся. И пояснил, что его дом в Темьгороде считается сродни привалу. Любые странники, не имеющие здесь знакомых — могут приходить, ночевать в любое время дня и ночи. Здесь их будет ждать уют, комфорт и свежая пища. Общения с хозяином дома удостаиваются не все, лишь те, кто чем-то заинтересовал его самого.

— Так мы должны вам что-то? — Олаф полез в карман за сигментами, но Крахен остановил его движением руки.

— Не стоит, друг мой! Лучше познакомьте меня с вашей очаровательной любительницей читать книги да расскажите, что за нужда привела вас сюда?

Юноша смутился. Действительно, что-то о правилах приличия они забыли:

— Это Вильмелетта Валенса. И в Темьгороде мы оказались из-за неё.

Они вновь уселись за столик. Причём хозяин дома остался на полу, но ростом был вровень с гостями. Теперь каплеобразное тело скрывалось за предметами мебели, не смущая и не спутывая мысли.

Сначала Летта дала Крахену прочесть записки её отца. Потом Олаф рассказал все их приключения с момента появления девушки на станции ветряных перевозок, упустив, впрочем, момент с песней Мракнесущего и заданием Имперского Совета для Миллиума Сверча. Неизвестно, знал ли что-то хозяин дома о тёмных жрицах, но уточнять он ничего не стал. Версия о меркантильном расчёте нелюбимого жениха его вполне удовлетворила.

Крахена весьма заинтересовал сундучок Ворова, и он попросил его принести. Молчаливая служанка управилась с этим быстрее, чем кто-либо из молодых людей, а потом вышла из гостиной.

— Итак, что тут у нас? — с любопытством естествоиспытателя принялся перебирать склянки учёный.

Олаф невольно поморщился, припомнив запах алой жидкости, и взглянул на все ещё белоснежный кончик своего пальца. Летта же пахла тревогой, она не отрывала глаз от пола и ожидала вердикта Крахена с той же надеждой, что некогда — помощи Моргера Тута.

А учёный искренне восхищался содержимым склянок. Его красивое лицо разрумянилось, глаза горели. Для него сундучок Ворова оказался настоящим сокровищем.

— Это же сколько денег! Сколько затрат! — восклицал Крахен. — Если караванщик приобрёл снадобья только для своих нужд, то немудрено, что ему не хватило средств ни на что другое! Гляньте — это, — он показывал на голубую жидкость, — универсальное обезболивающее. Достаточно одной маленькой капли на бочку воды, чтобы вылечить ревматизм у страждущих всего королевства. А это, — изумрудная склянка, — противоядие ото всех растительных ядов. С обесцвечивающим раствором вы, похоже, уже познакомились оба, — мужчина мельком глянул на палец Олафа. — И ранозаживляющее, и омолаживающее, и разглаживающее шрамы. Самое главное, что тут есть не только готовые средства, но и комбинаторы к ним!

Юноша, признаться, не понимал восторга. Но новый знакомец напомнил ему старшего брата, когда тот разглядывал книги с чертежами машин и приборов. Омциус мог делать это часами, издавая непередаваемые восклицания, кидая обрывочные реплики, и выглядя при этом совершенно счастливым. Так и от Крахена сейчас исходил запах счастья: материнского молока, чистой воды, свежего хлеба. Он перебирал склянки, как любимые игрушки, восхищался чистотой цвета или составом взвеси. Наверное, не удерживай его собственное тело и вежливость, учёный бы уже кинулся к себе наверх.

— Чудесно! Замечательно! — периодически слышались его возгласы. — Вы только посмотрите! Это же уникальный сундучок!

— Вы считаете, мне можно помочь? — наконец, решилась спросить Летта, переглянувшись с Олафом.

Крахен, казалось, внезапно вспомнил, что же от него ждали. Он задумался, переставляя туда-сюда флаконы. Потом вынул склянку с алой жидкостью, зачем-то поболтал её, открыл крышку. Гостиную заполнил уже знакомый запах.

— Очень долго считалось, что жидкость, используемая работорговцами для того, чтобы не платить налог за красивого раба — это сок какого-то редкого растения, — заговорил мужчина. — На самом деле — это не так. Состав сложный, из нескольких ингредиентов, соединенных в особой пропорции. Там имеются и отвары трав, и минералы. И мне он известен.

Девушка, казалось, не дышавшая, пока ученый все это объяснял, сделала глубокий вздох. Юноша дотянулся пальцами до её ладони и легонько пожал.

— Откуда?

— Я изобрёл его.

Олаф не ожидал подобного ответа. Могло ли так оказаться, что несчастный каплеобразный хозяин дома сошел с ума? Его лицо не выглядело старше тридцати лет. А зелью работорговцев насчитывалось не меньше сотни.

Крахен засмеялся, видимо, обратив внимание на реакцию гостя. И в этом тихом смехе было не больше ненормальности, чем в изумлении юноши.

— Скажете, как такое возможно? Милый мой Олаф, в будущем сезоне мне исполнится двести семь лет, — он сделал небольшую паузу, словно давая осознать услышанное своим гостям. — И как я умудрился прожить так долго, особенно с моим исключительным телосложением, видимо, известно лишь одной Жизнеродящей. Я не отношусь к особой форме жизни, и родился в семье обычного имперца. Просто очень давно. Мой отец был богат настолько, что у него хватило влияния не только до своей старости защищать меня от выселения в Темьгород, но и дать мне превосходное образование. Он надеялся, что однажды мне удастся вылечиться, как будто моё тело поразила болезнь, а не мутация. Я же довольно скоро понял, что, увы, мне придётся доживать свой век в этом неприглядном для многих облике, — мужчина махнул головой, как бы прерывая все возможные возражения. — Имперцы заслужили свои уродства, неосмотрительно пробуждая с помощью магии те силы, в которых даже умнейшие из нас не могут пока разобраться! Но я не жалуюсь. Наука всегда привлекала меня и дарила отдохновение. Я смешивал несоединяемое, и разделял целостное. Однажды, в результате таких опытов, случайно получилась обесцвечивающая жидкость. Её нечаянно выпила наша горничная, приняв за сок, и в мгновение ока превратилась в живую мраморную статую с гривой волос насыщенно-чёрного цвета. Тогда я был ещё довольно молод. И страшно испугался. Все мои попытки помочь ей — оказались безуспешными.

Летта огорчённо вздохнула, но все же нашла в себе силы, чтобы улыбнуться. Казалось, что её надежда, воскресшая было, опять погасла. В душе Олафа защемило. Ему девушка нравилась и такой, какой впервые встретилась, с кем он пережил, наверное, самые лучшие шесть дней в своей жизни. Пусть они не казались ему такими в первый момент. Но сейчас, оглядываясь в прошлое, юноша понимал, что проживал самое настоящее счастье. Проводник поднёс ладонь Летты к своим губам и легонько поцеловал трепетные пальчики.

Крахен наблюдал за своими гостями с полуулыбкой на губах. Казалось, он наслаждается происходящим перед ним. А потом мужчина продолжил:

— Но наука не стояла на месте. Как и время. Как и я. И вы хоть раз слышали, чтобы работорговцы так легко упускали свою выгоду? — его вопрос повис в воздухе.

Он ещё раз взболтал жидкость, так неловко, что она даже плеснулась на пальцы, тут же побелевшие. А потом мужчина добавил в эту склянку из другой, посмотрел на свет, долил ещё немного. Потом перемешав, дополнил из третьей бутылочки. Алая жидкость сначала стала дымчатой, потом взвесь осела и полностью растворилась. Получившийся раствор казался простой родниковой водой — и по цвету, и по запаху.

— В вашем случае, Летта, я не обещаю быстрого результата, — покачал головой Крахен, растирая этот новый раствор на своих побелевших пальцах. — Все-таки воздействие на ваш организм носило постепенный, а не единовременный характер. Слишком многое заменилось, стало привычным. Возможно, даже кровь поменяла состав. Но однажды вы заметите изменения, — он показал свои вновь принявшие обычный цвет руки. — Просто выпивайте эту жидкость по капле каждый день.

Учёный капнул капельку раствора в стакан, оставленный на столе, долил воды из графина и протянул девушке. Она осторожно глотнула, потом выпила всё до конца. Может быть, так падал свет, может быть, Олафу просто показалось, но белые щеки слегка приобрели румянец, а губы порозовели. Юноша потерял дар речи. Ему казалось чудом происходящее. Наверное, сама Жизнеродящая привела их в этот дом.

— Я не знаю, как вас благодарить! — вымолвил ошарашенно.

— Никак, — усмехнулся Крахен. — Я только исправил свою невольную ошибку.

Они все ещё долго беседовали. Делились мыслями об устройстве Империи. Обсуждали прочитанные книги. В непринужденной атмосфере день пролетел незаметно. Молчаливая служанка приносила угощения, заменяла использованные приборы на новые, сновала туда-сюда, как тень. Наконец, гости собрались уходить: уже довольно поздним вечером, когда начали зажигаться фонари, а городские ворота, наверное, закрылись.

Каплеобразный хозяин дома и его молчаливая служанка вышли провожать Летту и Олафа на порог дома. Стояли долго, улыбаясь вслед, как добрые друзья, пока гости не исчезли из виду.

Молодые люди шли по дороге, привычно держась за руки. Волосы Летты, постепенно приобретающие песочный оттенок, развевал ветер. Печать власти была залогом того, что ворота откроются в любой час. Нечаянно раздавшийся стариковский голос в спину показался каким-то добрым знаком из будущего:

— Сударь, вы нашли то, что искали?

Олаф с улыбкой обернулся к высокому лысому старику:

— Да, нашел.

— Вот, я же говорил, шарики не подводят! Я загадал, чтобы у вас все получилось!

— Спасибо! — Олаф пожал руку бодрствующему старику, и тот проводил уходящую по дороге из Темьгорода пару мудрым многоопытным взглядом.

— Доброго ветра вам в спину, король Лаферт!