Глава 44. Прах по ветру

Пока остальные готовили погребальный костер для Гэбриеля, Тэм попросили присмотреть за Зарянкой. Сильфочка, увлеченно тараторя, повела барда на конюшню.

– Вчера здесь было полным-полно лошадок, – объясняла Зарянка, показывая на пустые стойла. – Но тетя Джинни их всех обменяла на деньги. То есть не всех, потому что, если у кого-то денег не было, она все равно давала им лошадь, а мне строго-настрого запретила рассказывать про это дяде Клэю. И ты тоже ему не рассказывай, ладно? – предупредила она Тэм.

– Гм… – Тэм притворно задумалась. – А дядя Клэй – это такой громила со шрамом через всю физиономию?

– Ага. А шрам у него оттого, что он упал с лестницы.

«Ну конечно», – подумала Тэм.

Девочка подбежала к черному жеребцу с алой гривой и хвостом:

– Это мамин конь. Его зовут Сердцеед. Он позволяет себя гладить только девочкам. Видишь? – Ласково коснувшись конской морды, Зарянка кивнула на соседний загон, где стояла снежно-белая кобыла. – А это Зеленоморочка, папина лошадка. Она очень спокойная, поэтому Джинни разрешает мне на ней кататься.

Тэм широко улыбнулась.

– А вот это конь Талли. – Девочка погладила по носу чубарого скакуна. – Его зовут Берт. А эта гнедая кобыла – дедушкина. Она очень вредная и больно кусает всех подряд. Особенно дедушку.

Грусть пронзила сердце Тэм, будто клинок, но улыбка барда не дрогнула.

– И как ее зовут?

– Валерия. Ой, а еще тут есть…

Чуть раньше Муг куда-то ушел, заявив, что хочет развеяться (Тэм так и не поняла, что он имел в виду), но сейчас в сумраке конюшни виднелись его белоснежная борода и венчик волос над плешью. Волшебник старательно почесывал какого-то зверя в дальнем загоне.

– Совомедведи дяди Муга! – торжествующе воскликнула Зарянка.

Тэм только хотела спросить, что это за хрень такая – совомедведь, но тут увидела их своими глазами и сообразила, что заметила такое же умирающее чудовище на поле битвы к северу от Ковердейла. Как и следовало ожидать, звери больше всего напоминали огромных медведей, покрытых коричневыми перьями. Совомедведи щелкали острыми черными клювами и моргали круглыми желтыми глазами. При виде Тэм один громко заклекотал, а второй урчал, как кот, подставив голову пальцам волшебника.

– Большого зовут Грегор, – пояснила Зарянка. – А маленького – Дейн.

У Тэм не поворачивался язык назвать любого из совомедведей маленьким, потому что в холке они были выше ее самой, но один действительно был помельче другого.

– Это ручные звери? – спросила она Муга.

– Это мои верные друзья и спутники, – ответил волшебник, горестно шмыгая носом. – Я не люблю запирать их в загон, но сейчас повсюду шныряют наемники, боюсь, как бы не приняли моих совомедведиков за врагов. – Невесть откуда он достал гроздь потемневших бананов и протянул ее Зарянке. – Хочешь покормить?

– Да! – радостно откликнулась девочка.

– Они едят бананы? – недоверчиво спросила Тэм.

Муг пожал костлявыми плечами:

– А кто ж не ест бананы?

Пока волшебник с Зарянкой швыряли нечищеные бананы в жадно раскрытые клювы совомедведей, Тэм вышла из сумрака конюшни к дверям, откуда струился тусклый вечерний свет. Похолодало, дыхание белыми облачками вырывалось изо рта. Во дворе уже собрали поленницу для погребального костра – груду поломанных стульев под тяжелым дубовым столом, вокруг которого толпились наемники.

Чуть поодаль Тэм заметила леди Джайну и вспомнила рассказ лучницы о том, как Шелковые Стрелы однажды ограбили Гэбриеля. Судя по всему, это не помешало им подружиться, потому что сейчас Джайна была донельзя расстроенной и какой-то потерянной. Ее окружали Шелковые Стрелы в ярких нарядах всех цветов радуги, но состав банды значительно уменьшился.

За спиной Тэм послышались шаги. Бард обернулась. К ней подошла дочь Клэя и задумчиво уставилась на север. Небо словно бы разделилось на две половины – в одной стороне на нежной синеве бледно золотились рассветные лучи солнца, а над северным горизонтом чернела громада тяжелых снежных туч. Полосы дыма тянулись на юг, будто пальцы призрачной руки.

Талли рассеянно подергивала свою длинную косу. Костяшки пальцев были покрыты струпьями подживших ссадин, а едва заметная горбинка на носу свидетельствовала о том, что его однажды сломали. Тэм решила, что, несмотря на крепкое телосложение и высокий рост, Талли не любит драться; вдобавок такие родители вряд ли воспитали бы задиру и забияку. Скорее всего, синяки, шишки и переломы она заработала, защищая тех, кто сам не мог за себя постоять.

«В каждом есть что-то от отца», – с невольным восхищением подумала Тэм, любуясь девушкой.

– Что? – спросила Талли, заметив, что ее разглядывают.

– Ничего. – Тэм снова посмотрела на север, боясь, что на горизонте вот-вот появится орда мертвяков Астры. – Далеко до Контова?

– Два дня верхом, – ответила Талли. – Если скакать не останавливаясь, то быстрее.

«Останавливаться нам незачем», – подумала Тэм и невольно спросила вслух:

– Интересно, кто-нибудь представляет, что нас ждет?

Талли наморщила лоб и сжала косу так крепко, что костяшки пальцев побелели.

– А что нас ждет?

Тэм вгляделась в темнеющие тучи. Ей не хотелось пугать девушку, но лгать не было смысла, и бард со вздохом ответила:

– Настоящий ад.

К чести Гэбриеля (и несмотря на зомбированную орду, устремившуюся на юг, чтобы уничтожить все живое), на церемонию его сожжения явились почти тысяча наемников, бардов, посредников и зареванных поклонников. Естественно, сожжение было печальной необходимостью, потому что погибшим героям не место в могиле, когда по округе шастает могущественный некромант.

Тэм стояла бок о бок с Кьюрой, чья любовь к черным нарядам наконец-то оправдала себя. Рядом пристроился Родерик, впервые появившись на людях без шляпы и без сапог. Сатир процокал по обледенелому двору, сопровождаемый любопытными взглядами, в которых удивление смешивалось с презрением, а то и с отвращением. Какой-то наемник недовольно поморщился и приготовился смачно харкнуть Родерику под ноги, но тут на него гневно зыркнула Роза, и бедняга поспешно сглотнул слюну.

Пузочес откупорил бутылку знаменитого лонгморнского виски. Лютая орда уничтожила винокурню в Лонгморне, и теперь каждый глоток янтарного напитка ценился на вес золота.

– Виски Матрик прислал, в подарок на открытие постоялого двора, – чуть раньше объяснил Клэй Мугу, будто император Кастии был добрым соседом, у которого всегда можно было разжиться солью или сахаром. – Этот виски сорок лет выдерживают в древейных бочонках. Я его специально приберег, на случай если мы все снова соберемся вместе… – Он пожал плечами, отхлебнул из горлышка, цыкнул зубом и вручил бутылку волшебнику.

– Древейные бочонки… – с интересом протянул Муг. – А какой они дают привкус?

Клэй снова пожал плечами:

– Ванильный.

Сделав осторожный глоток, волшебник задергал веком, захрипел, будто кот, пытающийся отрыгнуть комок шерсти, и поспешно передал бутылку Розе.

– Ванильный? – негодующе прошипел он. – Больше похоже на огровы подгузники. Только не спрашивайте, откуда я знаю, какие они на вкус.

Роза надолго приложилась к бутылке, потом подступила к поленнице, выплеснула виски на дрова и заговорила, обращаясь к Гэбриелю, будто, кроме них, никого вокруг не было:

– Хреновый ты был отец. Самовлюбленный и наглый. В общем, из тебя получился поганый родитель. – Она поглядела в сторону конюшни, где Зарянка громко объясняла Талли, каких мастей бывают лошади. – Ну, это семейное. – Дождавшись, когда стихнут смешки, она продолжила: – Зато байки твои слушать было любо-дорого. Ты часами рассказывал о своих приключениях в Кромешной Жути, и я всегда думала, что до моего рождения твоя жизнь была намного интереснее. А еще ты все время мечтал снова собрать банду. И наконец все-таки собрал.

Наемники восторженно загомонили. Даже лицо Клэя озарила мимолетная улыбка, будто первый лучик весеннего солнца среди зимнего ненастья.

– Я никак не могла понять, на что тебе дались эти твои товарищи и почему ты больше, чем меня, любил этих дряхлых воинов, этих старперов с ржавыми клинками и трухлявыми волшебными палочками.

– Минуточку! – с притворной обидой завопил Муг. – Я осваиваю это замечание! То есть оспариваю…

– Но теперь наконец-то я все поняла. – Роза обвела взглядом толпу и повысила голос: – Каждый из нас занялся ратным делом из сугубо личных соображений – кто ради денег, кто ради славы, а некоторые, вот как я, чтобы позлить родителей. – Она снова умолкла, пережидая взрывы смеха. – Так вот, мы собрались в банды. Ушли из дома, бросили семьи, отправились колесить по стране. Мы все время бок о бок с товарищами – делим с ними стол и кров, выпиваем, спорим до хрипоты, считать гидрака за одного монстра или за семерых.

– За одного, – сказал Брюн.

– За семерых, – возразила Кьюра.

– Мы вместе спим, вместе сражаемся, вместе проливаем кровь. Верим, что они не подведут, полагаемся на них в трудную минуту и надеемся, что они выручат нас из любой беды и спасут от неминуемой смерти. Что они и делают, раз за разом. И вот где-то между боями и сражениями что-то меняется. В один прекрасный день мы осознаём, что родной дом не остался позади. Что мы и есть семья. Что банда – не разношерстная толпа и не сборище головорезов, а те самые люди, ради которых мы готовы на все, лишь бы не разлучаться. – Роза перевела взгляд на отца, пригладила ему волосы. – Слава меркнет. Золото утекает сквозь пальцы, как вода или песок из горсти. Лишь любовь стоит того, чтобы за нее сражаться. Отец это знал. Он любил своих товарищей. Он жил ради них. И отдал бы за них жизнь, если бы его об этом попросили. Но он отдал жизнь за меня. – Она вздохнула. – Наверное, он все-таки меня тоже любил.

В наступившем гробовом молчании слышно было, как шепчутся снежинки, слетая на погребальную поленницу. Роза отступила в сторону и кивнула Мугу.

Волшебник вытащил из рукава фигурку птицы, выточенную из тусклого черного камня, свистнул – и на ладони заплясал крошечный огонек. Легкое дуновение – и воспламенилась поленница под дубовым столом, щедро окропленная виски. Языки пламени охватили столешницу, цепляясь за края огненными когтями.

Пузочес локтем пихнул Муга в бок:

– Ишь расфорсился!

Волшебник хотел что-то возразить, но его заглушил пронзительный рев необычайной силы и громкости, а потом какая-то тень заслонила солнце и погрузила мир в сумрак.

Наемники недоуменно задрали головы к небу. Тэм всмотрелась в снежные вихри, поднятые взмахами мощных крыльев, рассекавших тучи. Сотни губ зашептали: «Дракон», но пока еще никто не понимал, какая опасность грозит всем собравшимся, и Тэм сочла за лучшее ничего не объяснять, чтобы не поднялась суматоха.

Тут Родерик завопил во все горло:

– Охренеть, это же Симург! – и вскачь понесся по двору.

Естественно, поднялась суматоха. Наемники разбежались, как мыши от тени ястреба. Какие-то храбрецы схватились за мечи. Какие-то придурки начали стрелять из луков в небо. Что-то глухо чмокнуло, и к тучам взмыл огненный шар, пылая, будто второе солнце, а потом рассыпался бесполезным фонтаном искр, сверкающим, как праздничный фейерверк.

«Вот болваны! Дождались бы, пока дракониха приземлится, – подумала Тэм. – Хотя, конечно, лучше бы она не приземлялась».

Роза стремглав помчалась к конюшне.

– Погоди! Отцовский прах! – крикнул ей вслед Муг.

– Его и так по ветру развеет, – на бегу ответила Роза.

Вольное Облако бросился за ней, следом побежали Брюн с Кьюрой, ну и Тэм тоже. У конюшни их нагнал взмокший Браниган, посмотрел в небо и спросил:

– Это правда Симург?

Ответом ему стал ошалелый взгляд племянницы.

– Тьфу ты, чтоб меня ржавым кинжалом вздрючили, – пробормотал Браниган.

В конюшню влетел Муг, подобрав подол нелепого балахона так, что открылись узловатые колени.

– Грегор! Дейн! – завопил он. – Не бойтесь! Папочка вас защитит!

Вслед за Мугом в конюшню устремилась Джинни, а Клэй так и остался стоять у погребального костра. Тэм запомнился четко очерченный силуэт Пузочеса на фоне языков пламени. Наконец старый воин повернулся, ушел в дом и через миг снова появился, держа в руках корявую доску, которая, как запоздало сообразила Тэм, была боевым щитом.

– Черное Сердце, – восхищенно прошептала бард.

– Чего-чего? – спросил Браниган.

Объяснить Тэм не успела, потому что во двор влетела телега барахольщика с Родериком на козлах. Сатир, едва не слетев наземь, резко затормозил на снегу и остановился с криком:

– Влезайте!

– Куда мы? – спросила Тэм, помогая Бранигану забраться в телегу.

Из конюшни вырвалась кобыла Вольного Облака. В седле перед друином спокойно сидела Зарянка, крепко держась за белую гриву Зеленоморочки. Следом появился Сердцеед, брыкаясь, как мул под клеймом. Роза решительно дернула уздечку, повернула коня на юг и, подняв в галоп, выкрикнула на скаку:

– В Контов!