Глава 43. Пузочес

Наемники обогнули Ковердейл, жители которого спасались бегством от неведомой беды, будто пчелы, покидавшие горящий улей. По узкой проселочной дороге, гордо именуемой трактом, «Сказ» устремился в березовую рощу. В небе не было ни луны, ни звезд, поэтому приходилось доверять лошадиному чутью. Никто не спал, потому что спать было негде. Роза утирала испарину с отцовского лба, Муг бормотал что-то утешительное, тихонько напевал какую-то песенку и целый час рассказывал какую-то забавную историю, а потом забыл, что в ней смешного.

На заре Гэбриель умер.

Он не вздрогнул, не вскрикнул, не изрек прощального напутствия, как положено героям. Он просто закрыл глаза, слабо сжал руку дочери, а потом пальцы его обмякли, он выдохнул – и уже не вдохнул.

– Стойте! – камнем сорвалось с губ Розы.

Браниган придержал лошадей, а Роза спрыгнула с телеги и скрылась в чаще.

С неба падали редкие снежинки. Тэм задрала голову, прищурилась в снежную круговерть. Одна снежинка упала на ресницы. Тэм заморгала, стряхнула ее на щеку, снежинка тут же растаяла и каплей поползла к подбородку.

Брюн глядел на Гэба с недоумением, будто схватил в кулак золотую монету, а она оказалась угольком. Кьюра, зажав рот рукой, ошеломленно смотрела на тело, вытянувшееся у ее коленей. Вольное Облако, печально свесив уши, устремил мрачно-серый взор в лесную чащу.

Муг сгорбился над телом друга, обнял его морщинистыми руками и легонько поцеловал в лоб.

– Мерзавец ты этакий, – прошептал волшебник, сдерживая всхлип. – Храбрый, глупый, прекрасный мерзавец! Ну как ты мог? Как ты мог уйти без нас? – Он уронил голову на грудь Гэба и рыдал, пока слезы не иссякли; потом выпрямился, шмыгнул носом и влажно кашлянул. – Клэй тебя убьет, как узнает. Он не…

Из леса донесся женский крик. Не испуганный, а гневный. Зловещий и полный такой неудержимой ярости, что казалось, вот-вот расколет деревья в щепки. Вольное Облако вздрогнул, будто пес, заслышавший хозяйский зов, но Браниган удержал его за плечо и помотал головой.

Вольное Облако не сдвинулся с места. Немного погодя Роза вышла из леса, уселась в телегу и велела Брану ехать дальше.

И они поехали.

Клэй Купер держал постоялый двор в небольшом двухэтажном доме на тракте между Ковердейлом и вольным городом Контовом. На задах виднелись конюшни, на лужайке перед домом рос раскидистый клен, а над дверью красовалась вывеска с аккуратно выведенным словом: «ПУЗОЧЕС».

«Сказ» добрался туда к полудню. Тракт заполонили толпы беженцев из Ковердейла, а на лужайке у постоялого двора собрались наемники, обсуждали недавнее сражение и спорили, что делать дальше. Родерик вызвался отвести лошадей на конюшню. Сатир все утро смотрел в небо, будто ожидал появления Доши на краденом летучем корабле, хотя, конечно же, больше опасался, что вот-вот налетит Симург.

Браниган спрыгнул на землю, помог Тэм выбраться из телеги. Следом спешились Кьюра, Брюн и Вольное Облако. Все молчали, не отвечая на приветствия наемников во дворе.

Роза не шевельнулась. Она всю дорогу простояла на коленях над телом отца, но не проронила ни слезинки, а застывшее лицо не выражало никаких чувств, будто она смотрела, как сохнет краска. И все же в ушах Тэм все еще стоял горестный вопль Розы.

Разговоры на лужайке постепенно стихали, бурное обсуждение сменилось любопытством. На тракте образовался затор, потому что беженцы начали останавливаться у постоялого двора. Люди взволнованно перешептывались, то и дело негромко звучало имя Розы.

И еще одно имя.

Дверь распахнулась, и на порог вышел человек. Был он настоящим исполином, выше Вольного Облака и грузнее Брюна, но в остальном (если не считать косого шрама на лице и перебитого носа) ничем особо не выделялся: русые волосы, карие глаза, русая борода с сединой.

Тэм сообразила, что это и есть Клэй Купер, которого в песнях называли Пузочесом, если вообще о нем упоминали. Верный друг Гэбриеля был самым неприметным участником «Саги», и в рассказах о самой известной банде Грандуаля о нем говорилось редко. Сейчас, устремив на присутствующих суровый взор из-под тяжело нависших бровей, он выглядел на редкость впечатляюще.

Муг прерывисто вздохнул:

– Я… я сам ему скажу.

Волшебник выбрался из телеги, дрожащей рукой почесал плешивую макушку и заковылял по тропинке к крыльцу, где стоял Пузочес.

Из дома вышла неулыбчивая женщина – видимо, жена Клэя, – а следом за ней выбежали две девочки. Одна, с длинной косой, явно дочь Клэя, была чуть младше Тэм, но не уступала ей ни ростом, ни телосложением; ясные глаза на широком загорелом лице внимательно оглядели толпу на лужайке. Вторая была совсем малышкой, с волосами будто светло-зеленый шелк. Она заметила родителей, и глаза ее восторженно засверкали.

– Мамочка! – Девочка высвободила руку из ладони дочери Клэя, увернулась от его жены и босиком побежала по занесенному снегом двору.

Вольное Облако метнулся ей навстречу, поднял на руки и, что-то шепча в самое ухо, унес подальше от телеги, где сидела скованная горем женщина.

Муг наконец-то добрался до крыльца. Выслушав волшебника, Клэй пошатнулся, как от удара, и замер, покачиваясь, будто бык с топором в черепе.

По двору пронеслись шепотки и встревоженные, недоверчивые охи и ахи. Муг снова разрыдался, и жена Клэя Купера ласково коснулась руки мужа, который устремил взгляд на телегу. Прикосновение несколько успокоило Пузочеса; он что-то пробормотал, хлопнул волшебника по плечу и пошел по тропке к телеге.

Во дворе воцарилась мертвая тишина. Сотни наемников застыли в немом оцепенении; движение на тракте замерло, если не считать нескольких отчаявшихся путников.

Роза, будто очнувшись ото сна, заморгала и оглянулась. При виде Пузочеса в темных глазах заплескалась новая боль. Титаническим усилием воли Роза заставила себя подняться с колен и пойти навстречу Клэю Куперу.

– Отец хотел… – начала она, но старый исполин уже стиснул ее в объятиях, крепко сдавив холодные щитки доспеха, и громадной ладонью погладил по голове.

Оба долго молчали и, как ни странно, не проронили ни слезинки. Поначалу Тэм решила, что Роза не позволяет выплеснуться горю, перекрыв сердце, будто водопроводный кран, а Пузочес, наверное, давно привык терять друзей, но потом бард догадалась, что он ведет себя так ради Розы, потому что если он даст волю слезам, то расплачется и она, и тогда их скорби ничем не удержать.

Наконец Пузочес разжал объятия и, как человек, который во что бы то ни стало решил взглянуть на солнце, хотя оно и выжжет ему глаза, обратил печальный взор на погибшего друга. Клэй вдохнул полной грудью раз, другой, а потом, совладав с собой, обратился к Розе:

– Можно я…

– Да, конечно, – сдержанно кивнула она.

Наклонившись, Клэй Купер поднял тело друга из телеги – бережно и медленно, будто его товарищ был ребенком, который уснул у очага, и теперь его надо было уложить в постель. Отец Розы, еще недавно затмевавший всех своим величием, казался младенцем на руках у Клэя. Все очарование и обаяние Гэбриеля, его непринужденная грация движений и живость ума… все это исчезло, и даже золото волос бледнело на глазах.

Клэй Купер понес Золотого Гэба к дому не по тропинке, а прямо через лужайку. Роза шла следом, скупым кивком подозвав к себе товарищей. Тэм и Браниган чуть приотстали, как дальние родственники в похоронной процессии.

Перед ними безмолвно расступалась толпа наемников. Воины снимали шлемы, откидывали кольчужные капюшоны, скорбно склоняли головы; кто торжественно прикладывал руку к груди, кто возносил молитвы Весенней Деве; те, кто постарше, утирали слезы, и даже те, кто помоложе, провожали Гэбриеля почтительными взглядами.

Золотого Гэба знали все, но если честно, то добрым словом его поминали немногие. Молодые воины часто говорили, что он перехвален, что он прославился в те незапамятные времена, когда все было проще, и что ему не хватало храбрости сражаться на арене. Те, кто знал его еще по «Саге», называли его дерзким наглецом, которому больше нравилось похваляться славой, чем ее добывать. Тэм понимала, что подобные мнения возникают по большей части из зависти, но поскольку покойникам не завидуют, то дальнейшее никого не удивило.

Во всяком случае, Тэм не удивилась.

Муг упал на колени – непонятно, то ли от горя, то ли в изнеможении. Несколько седобородых воинов последовали его примеру и скорбно склонили головы. Рядом преклонила колени Клара Кассибер по прозвищу Серебряная Тень, а какой-то юнец с платиново-белыми волосами и в черных кожаных доспехах опустился в снег и шикнул на своих товарищей, мол, и вы давайте. Тэм признала в них «Орущих орлов». Внезапно повсюду во дворе залязгали латы, заскрипела кожа, и все наемники дружно преклонили колени.

Клэй Купер обратил на них не больше внимания, чем на траву под ногами, но Роза замедлила шаг и ошеломленно огляделась. Старые воины приветствовали дочь Гэбриеля почтительными кивками. Чтобы не пялиться как дурочка на прославленных бойцов, Тэм сосредоточенно уставилась на дверь.

Наконец скорбная процессия добралась до крыльца, и Клэй Купер внес тело Гэбриеля в дом. Затем вошла Роза вместе с Кьюрой и Брюном, а следом за ними – Муг и дочь Клэя. Жена Пузочеса придержала дверь, чтобы впустить Тэм, но бард замерла у порога, не зная, можно и нужно ли ей входить.

– Иди уже, – шепнул Браниган. – Я здесь подожду.

Она не сдвинулась с места, и дядя пихнул ее локтем в бок:

– Ты – бард «Сказа», Тэм. Ты обязана быть с ними.

Конечно же он был прав. Бард – бесстрастный свидетель всего, что происходит, и обязан наблюдать даже за тем, как угасают лучи славы, а герои дают слабину перед испытаниями, с которыми бессильно совладать любое оружие. Тэм должна исполнить свой долг.

Она решительно переступила порог.

Она не слагала песен о том, что случилось в доме, и не рассказывала об этом посторонним. Однако же все, кто знал ее с детских лет, заметили разницу между той, кто вошла в дом, и той, кто оттуда вышла.

Она улыбалась мимолетнее, а смеялась громче. Иногда она задумывалась, устремив печальный взор в никуда, но едва ее окликали, как печаль развеивалась, будто легкое облачко.

Она влюблялась редко, но сильно, и так, что ее возлюбленные это понимали.

А иногда, в снегопад, она рыдала.