Глава 23. Хокшо

Коньбридж именовал себя городом – с тем же успехом Тэм могла бы объявить себя мастером мечного боя.

Самозваный метрополис, приткнувшийся к заснеженной западной окраине Сребролесья, прятался под огромными сугробами. Городская стена была сложена так небрежно, что ребятишки играючи взбирались на нее, хватаясь за торчащие камни кладки. Главной достопримечательностью Коньбриджа – если не считать кладбища, окруженного стеной выше и прочнее городской, вдоль которой дозором ходили стражники, не выпуская мертвецов, – был бронированный ковчег на постоялом дворе.

Роза дернула дверь «Бастиона», но та была заперта. Наемница постучала в дверь наручем. Ответа не последовало. Роза замолотила сильнее и крикнула:

– Открывай!

– Отвянь! – послышался изнутри знакомый голос. – Клянусь мерзлыми титьками Морозной Матери, я же всем и каждому из местных валенков тысячу раз говорил: банды здесь нет.

– А вот и есть! – заорала Роза.

– Ни фига их здесь нет!

Кьюра, оттолкнув Тэм, подошла к ковчегу:

– Родерик, если ты на счет «десять» не отворишь дверь, то я призову Кураген и она так всадит щупальце тебе в зад, что выбьет тебе все зубы.

Чернильная чародейка уперла кулаки в бока и негромко забормотала себе под нос. На счет «восемь» дверь распахнулась, и по ступеням затопотал Родерик, в шляпе с песцовыми хвостами и в юбке из простыни.

– Вернулись! – От пьяного посредника воняло, как от ночного горшка гнильца. – А чё так поздно? – заплетающимся языком спросил Родерик. – Вдовый воево… то есть вдовьин воево… Нет, вдовицын… Ох, погодите… – Сатир потер лицо и заморгал, пытаясь протрезветь. – Вдвоевода… о боги, такого слова вообще нет…

– Вдовий Воевода? – подсказал Вольное Облако. – А что с ним?

– Да он мается, как Глифа, вот что с ним. Говорит, время поднимает… – Он икнул. – Поджимает.

Роза сделала шаг к двери, но посредник перекрыл вход рукой.

– Минуточку. У меня гости. Эй, дамочки! – заорал он в темную глубь ковчега. – Мама вернулась. Гулянка окончена. Собирайте свои манатки и чешите отсюда!

Вскоре из ковчега выскочили три полуголые девицы. Одна поцеловала Родерика в губы, и все трое убежали. Роза снова попыталась войти, но Родерик опять воздел руку. По ступенькам спустились две красотки, за ними – еще одна, а потом сразу четыре, одетые кое-как.

– И это все? – спросила Роза.

– Почти, – смущенно ухмыльнулся Родерик, пока по лестнице сбегали еще пять встрепанных девиц.

Посредник выхватил у одной кремовую рубаху:

– Это мое, красавица.

– М-да, впечатляет, – сказала Кьюра.

Вольное Облако зажал в зубах сигару и заявил:

– Я даже не сержусь.

Наконец Родерик отвесил церемонный поклон и приглашающим жестом указал на вход:

– Добро пожаловать домой.

Вдовий Воевода снял жилье в «Тиффани». На постоялом дворе было на удивление много народу – наверное, потому, что это было единственное место в деревне, где можно поесть, выпить и послушать песни. Впрочем, сейчас песню исполнял какой-то пьянчужка, забывший о своем инструменте. Певец орал что-то о неразделенной любви, а по его пунцовым щекам стекали огромные огровые слезы. Наверное, та, что разбила ему сердце, была в пределах слышимости, и Тэм заранее стало ее жаль.

Воевода играл в пинбол. На наклонной доске был выстроен небольшой лабиринт, уставленный группами разноцветных бутылочек с водой, наполненных до разных уровней. Руки Воеводы, в черных кожаных перчатках с обрезанными кончиками пальцев, ловко орудовали двумя медными рычажками с лопастями на концах, управляя шариком, который катился по лабиринту. Когда шарик ударялся о бутылочки, они издавали тонкий стеклянный звон, еле слышный за воплями барда.

– Погодите, – сказал Родерик. – Он не любит, когда его прерывают.

Наконец шарик проскочил мимо лопастей и с грохотом выпал в отверстие у торца доски. Воевода мрачно уставился на доску, а посредник, набравшись смелости, обратился к нему:

– Прошу прощения. Разрешите представить вам Кровавую Розу, Вольное Облако, Кьюру и Брюна – банду «Сказ», величайшую банду во всем Грандуале. «Сказ», это Хокшо, Воевода Злодебрей и чемпион по пинболу в «Тиффани».

Хокшо, ни слова не говоря, повернулся и сел за круглый стол в углу.

– Вы тут развлекайтесь, я вас у барной стойки подожду, – сказал Родерик, после того как все расселись за столом.

Лицо Воеводы закрывала черная кожаная маска из тех, что носили каскарские охотники для защиты от мороза. Из-под маски виднелся только левый глаз, широкий рот и седая щетина на подбородке, а голову облегал ржавый кольчужный капюшон.

– Вы опоздали, – сипло, без укоризны произнес Воевода.

– Нас задержали дела, – сказала Роза.

– И как? Все сделали?

– Да.

– Тогда выходим сегодня же, – кивнул он, – моя госпожа…

– Завтра, – оборвала его Роза. – Мы проголодались и устали. Драконоглот никуда не денется. Он тысячу лет ждал, пока его кто-нибудь убьет, одна ночь особой разницы не сделает. Ведь вдова не предлагала заказ другим бандам?

– С тех пор как вы его приняли – нет, – ответил Хокшо. – Но до вас были и другие. Тот, кому было предложено первым, отказался. А вот вторые согласились.

Вольное Облако прянул ушами:

– Кто согласился?

Воевода чуть повернул голову:

– В прошлом году убить Симурга попыталась «Буря воронья».

– Попыталась? – ошеломленно переспросил Брюн. – И что, им не удалось?

Молчание Хокшо стало выразительным ответом.

Сумрак таверны помог Тэм скрыть скорбь. «Ох, они погибли…» Она несколько раз видела их в «Залоге успеха». Фарагер, главным оружием которого был боевой топор, часто подмешивал в чужие бокалы особое зелье – от выпитого голос наемников превращался в мышиный писк, что неминуемо становилось причиной драки. Ну, Фарагер всегда странно шутил.

«Буря воронья» были отличной бандой, но для Симурга им явно недоставало сил.

«Вот дураки, – подумала Тэм. – Да и мы не лучше».

– А кому предложили первым? Кто отказался? – спросила Роза.

Вольное Облако помахал подавальщице:

– Эй, принеси нам еще кувшин.

Единственный глаз Хокшо притягивал свет ламп, как глубокий колодец.

– Твой отец, – ответил воевода.

Друин покосился на Розу, поморщился и добавил:

– А лучше два.

«Бастион» был слишком массивным для горных троп, поэтому все, кроме Розы, чья кобыла уцелела в Сребролесье, и Родерика, который ненавидел лошадей чуть меньше, чем они его, обзавелись новыми лошадьми за счет щедрости Хокшо.

Брюн выбрал себе коренастого пузатого жеребца, который не возражал против огромного седока. Кьюра, разумеется, выбрала стройную черную кобылу, нравом сходную с чародейкой. Вольное Облако, у которого были свои предпочтения, подыскал себе серого скакуна.

Тэм плохо держалась в седле, поэтому остановила свой выбор на послушном гнедом мерине, хотя барышник и старался ее отговорить.

– Это детская лошадь, – настаивал он, желая сбыть с рук коня подороже.

– Вот и славно, – ответила Тэм. – Покупаю.

– Кличку можешь не придумывать, – предупредила ее Кьюра. – Ваша дружба будет коротка.

Тэм кивнула, а когда чародейка отошла, почесала мерина за ухом:

– Не слушай ее, Чабрец. Мы с тобой друзья навек.

Хокшо оседлал жеребца по кличке Бедлам, чубарой масти, – на белой шерсти ног и морды темнели рыжеватые пятна, будто конь, проскакав через побоище, напился из лужи крови. На черный кожаный доспех Воевода накинул черный соломенный плащ, а к поясу приторочил длинный костяной меч без ножен. Черную маску Хокшо не снимал. Тэм решила, что маска скрывает не только отсутствие глаза, но и еще какой-то ужасный изъян, однако узнавать не торопилась – взгляд Воеводы не располагал к лишним вопросам.

Все рысцой устремились на север. Родерик, с сапогами под мышкой, бежал рядом. Сатир утверждал, что нисколько не устает, но всякий раз, как объявляли привал, обессиленно валился с ног и отчаянно втягивал воздух, будто рыба, выброшенная на берег.

– Ты б не курил на бегу, – посоветовала ему Тэм, когда они остановились на ночлег в развалинах сожженной фермы.

Посредник, сосредоточенно выковыривая камешек из копыта, даже не взглянул на барда, только проворчал:

– А ты б молчала, если ничего полезного сказать не в состоянии.

На следующий день они свернули на восток и начали восхождение на склоны Заиндевелого кряжа, поросшие хвойными лесами. Путь преграждали глубокие ущелья и бездонные пропасти. Высокие темные деревья стояли сплошной стеной. Птиц не было, если не считать редких ворон.

Заночевать решили в заброшенной крепости. Брюн вызвался пойти на охоту, но Вольное Облако сказал, что этим займутся они с Тэм, чтобы бард поупражнялась в стрельбе из лука.

– Вот, для общего котла, – гордо объявила Тэм, вернувшись с добычей – двумя белыми кроликами.

Хокшо оказался неразговорчив. Он стреножил Бедлама подальше от остальных лошадей, объяснив, что жеребец кусачий, и сам уселся отдельно, нахохлившись под черной накидкой, как ворона. Родерик предложил ему сигару, но Воевода отказался. Отмахнулся он и от предложенного Кьюрой бурдюка с вином.

– Суп будешь? – спросил Брюн, который умудрился превратить двух тощих кроликов, четыре мерзлые морковки, вялый стебель сельдерея и горсть соли в невообразимо вкусную похлебку.

– Нет, – ответил Воевода.

Кьюра, не принимавшая никакого участия в приготовлении ужина, почему-то обиделась:

– В чем дело? Ты чего хмурый как сыч? Я и сама так умею, получше многих. Только можно хмуриться с умом, а можно – как мешок мудей.

Воевода ничего не ответил.

– Вот ты и сидишь как мешок мудей, – пояснила Кьюра, на случай если кто не понял.

Хокшо мрачно уставился на нее.

После ужина Роза вытащила из ножен Репей, вручила Тэм и сказала:

– Ну, пойдем.

– Мы что, будем рубиться в темноте?

– А по-твоему, монстры нападают только белым днем? – весело спросила Роза.

– По-моему… – Тэм осеклась и последовала за наемницей за обвалившиеся крепостные стены, где Роза целый час гоняла ее на холоде.

Когда Тэм проснулась, Хокшо уже сидел в седле. Наемники торопливо позавтракали черствыми лепешками и холодным чаем, а потом отправились в путь. Они уходили все выше в предгорье на северной окраине Сребролесья. Чаща поредела, грунт под копытами лошадей сменился скальной породой. Зверье встречалось все реже, и Вольное Облако с Тэм охотились, пока остальные вели коней шагом.

В седельной сумке Воеводы лежал сдвоенный арбалет, а на поясе висел колчан стрел с белым оперением, но Хокшо не выказывал желания охотиться. Вдовий посланец напоминал Тэм старого пса на прогулке, который больше не обращает внимания на кусты и пеньки, а плетется домой, чтобы погреть старые кости на подстилке у очага.

– Арбалеты не для охоты, – объяснил Вольное Облако, и Тэм пришлось самостоятельно соображать, что именно он имел в виду.

К полудню Брюн, с довольной улыбкой восседая на своем приземистом коне, заявил:

– Вот здорово-то, правда? И не нужно никаких турне, скачи себе под открытым небом, вдали от вонючих шумных толп…

Даже Роза, которая с каждым шагом на север мрачнела все больше и больше, улыбнулась этим словам.

– Давным-давно так оно всегда и было, – сказал шаман Тэм. – Старым бандам повезло. Вот представь себе: никаких арен, никаких мерзких загонщиков, никаких сражений по расписанию, никаких зрителей, жаждущих крови… А просто настоящие приключения, битвы с чудищами и все такое.

– Ага, с Драконоглотом, – пробормотала Тэм.

– Вот именно, с Драконоглотом! – Брюн восторженно хлопнул себя по колену, напугав лошадь. – Кто еще может сказать, что выжил в схватке с Симургом?

– Ребята из «Бури воронья» точно не смогут.

Есть люди, способные убить любой разговор. А тот, в который вступала Кьюра, немедленно начинал жалеть, что вообще появился на свет.

Они остановились на ночлег в заброшенной деревне и разбрелись по четырем относительно нетронутым строениям. Хокшо обосновался в круглой сторожевой башне на окраине, а Роза с Вольным Облаком выгнали из старой кузни мохнатую ящерицу размером с собаку.

Брюн и Родерик (их заставили поселиться отдельно, потому что они храпели громче всех) заночевали в бывшей таверне. Сатир обнаружил там ящик дешевого белого вина, вкусом напоминавшего приторно-сладкую воду, объявил, что оно вполне охладилось, и к утру они с Брюном опорожнили все шесть бутылок.

Тэм и Кьюра заняли хижину на краю замерзшего пруда – тесную, но, как выяснилось, вполне уютную, когда из очага выгребли снег вперемешку с плетьми колючего кустарника и развели огонь. Судя по всему, здесь когда-то жил травник или травница, потому что на полках стояли горшки с сушеным базиликом, облепихой и мятой, а с потолочных балок незадачливыми воришками свисали скелетики высохших цветов.

Еще в Сребролесье Тэм начала сочинять (по большей части мысленно) песню о поединке Брюна в Фейнгрове и сейчас тихонько наигрывала на Хираэт первые аккорды мелодии. Кьюра словно бы не слышала, уткнувшись в «Потрошение и наказание», мемуары гоблинского мастера пыточных дел, а потом сказала:

– Неплохо. А ты не пробовала петь пониже? Ну, чтобы звучало мрачнее. – И добавила, пожав плечами: – Если хочешь, конечно.

Тэм прижала пальцы к струнам и попросила:

– Покажи.

Кьюра закрыла книгу и предложила:

– Давай попробуем вместе. Ну, подмахивай.

– Чего-чего?

– Низко бери, дуреха.

Тэм, чувствуя, как зашлось сердце, а на щеках вспыхнул стыдливый румянец, торопливо сглотнула и сказала:

– А, ну да. Хорошо.

Она дважды повторила первую строфу, чтобы Кьюра запомнила слова, а потом вступила вторым голосом, на октаву ниже. Чародейка пела вполне сносно, хотя хрипловато и безыскусно, но время от времени в ее голосе прорывались легкие, сладостные ноты.

Сначала мелодия звучала сбивчиво и неверно, но вскоре они взмыли к небу и парили крылом к крылу, поднятые ветром музыки. А потом небо кончилось.

– Дальше я еще не придумала, – призналась Тэм.

– Отлично получилось, – сказала Кьюра, возвращаясь к чтению. – Ну, для песни про Брюна.

Тэм, удовольствовавшись этой похвалой, уложила лютню в чехол тюленьей кожи и сама улеглась спать.