Мои заключительные слова Марку были не более чем напоминанием, что все тайное становится явным, и заниматься подковерными интригами я не собираюсь. Однако встретиться и поговорить с топами компании мне никто не мог запретить, узнает про это отец или нет. У меня была собственная цель – я должна узнать про все скрытые угрозы Трансферизма и понять, стоит ли мне опасаться за тебя и за нас.

Начала я свое расследование с Августы Юстас, с которой, так уж сложилось, я была более близка, чем с остальными. В последние месяцы мы хотя и не были закадычными подругами, виделись не реже раза в неделю – на концертах, на открытии выставок или на ужинах в новых ресторанах. Эти встречи чаще всего не назначались заранее, а случались сами собой. Я видела в Августе близкого по образу мыслей человека и даже в каком-то смысле наставницу, радовалась каждой нашей встрече… Но в этот раз все было по-другому. Во вторник после обеда я нашла свою старшую подругу в фитнес-центре корпорации, а точнее – в бассейне.

Августа как раз закончила плавать и сидела в одном из шезлонгов, вытирая волосы полотенцем. Она улыбнулась мне, будто ожидала моего визита. Я присела рядом. «Как стремительно ты постарела, Августа», – подумала я, глядя на нее. Это не было старение внешнее, выраженное новыми морщинами, дряблостью кожи, расплывчатостью тела. Речь скорее шла о каком-то внутреннем, скрытом угасании. Лукавые огоньки, прежде блиставшие в ее глазах, куда-то исчезли, будто что-то в ней иссякло.

– Что новенького? – спросила она.

– Недавно были с Золтаном в Азовстане. Интересный опыт.

– Да-да, подготовка к запуску идет полным ходом.

– Ты довольна тем, как все складывается?

Августа настороженно взглянула на меня.

– Всегда есть ощущение, что можно было что-то сделать… по-другому. А что именно ты слышала?

– В последнюю нашу встречу Рамбан был обеспокоен, не знаю чем. Вот и решила у тебя спросить.

– То же ощущение может быть и у него.

– А лично тебя, Августа, что беспокоит?

Она вздохнула:

– Я старею, моя девочка.

– Перестань, Августа!

– Может, просто устала. Но все тяжелее поднимать себя по утрам, понимаешь?

– А как же твои горячие любовники?

– Все надоело. Я все больше находила удовольствие в работе, но в последний год все как-то… – Она замолчала. Я решила ей помочь.

– Тебя тоже беспокоит Трансферизм? – припомнила я слова Марка.

– Тоже?

– Августа, тебе не кажется, что отец двигает нас всех в опасном направлении?

– Опасное ли, не знаю. Но, черт возьми, нашим мнением он как-то перестал интересоваться. И вообще, все время он проводит с Золтаном. Они закрылись в лаборатории, принимают там все важные решения. Не так я видела наше будущее, и свое в частности!

Она явно разозлилась.

– А как? – спросила я.

– Не знаю, насколько ты в курсе планов корпорации. И, милая, прости – не мое дело тебя в них посвящать. – Она посмотрела на меня с оттенком надежды. – Но ты же не чужая и мне, и всем остальным. Объясни, почему твой отец стал таким недоступным? Почему не выполняются обещания, данные нам всем?

– Золтан тоже стал недоступным.

– Золтан был таким… Многообещающим. Ты же знаешь, как мы все его сразу полюбили. Пестовали, учили, вели к вершинам. Мне обидно, что он даже не заходит повидаться.

– А про какие обещания ты говоришь?

– О, Саул умеет кружить голову перспективами. Я почти видела себя в новой роли богини правосудия. Огромные храмы, толпы поклонников, высочайшая мудрость, вечная справедливость…

– Ты говоришь про какую-то персональную реальность?

– Вроде того. У Саула, мне кажется, свое видение. Меня интересовала регулятивная функция. Ты слышала об эксперименте, проведенном в тюрьме? Пятидесяти самым злостным нарушителям порядка давали «День в раю». Поведение улучшилось настолько, что половина из них даже получили досрочное освобождение. А представь все это в масштабах общества! Раньше этим занималась религия, от которой теперь один вред. Общественная мораль и законодательная система стали лучшим регулятором, чем божественные предписания. А Трансферизм – так это вообще неограниченные возможности. В правильных руках, разумеется.

Она осеклась, заметив, что разболталась.

– Я не могу тебе всего говорить, из соображений конфиденциальности. Прости, мы тут все связаны по рукам и ногам. Спроси своего отца, а? – Надежда в ее глазах переросла в мольбу.

– Спросить о чем?

– Спроси – почему он… – Августа замолчала. – Что с нами будет? Вот что спроси. Потому что мы не знаем. А незнание порождает страх. А страх…

Я не поверила своим глазам – она чуть не расплакалась. Августа Юстас, железная матрона, которая держала в узде всю корпорацию, вела себя будто отвергнутая любовница. Не помню, что я говорила. Обещала, кажется, мы обнимались, договорились «встретиться и напиться» – обычный женский треп, когда все важное уже сказано.

Но еще больше меня потряс Фо Ци, с которым я увиделась на следующий день. Вы видели когда-нибудь разгневанного Будду?

– Я своими руками взял его, как кусок сырой глины, и вылепил из него того, кого теперь знает весь мир! – Фо расхаживал по кабинету, свирепо пыхтя и размахивая руками. – Мы все работали над проектом «Золтан», и не для себя – для всего человечества! Я представлял себе гармоничный мир, построенный на любви, дающий счастье каждому. По сравнению с персональными реальностями, которые Золтан создает, медитации и духовные практики – жалкое подобие! Мы могли учить людей добру, словно маленьких детей, на примерах, за счет их собственных переживаний. Принимать мечущимися, а отпускать умиротворенными! У меня было столько идей! Но меня даже не спрашивают! Я двигаю финансы и слежу за балансом – я!

Я сидела на диване в его кабинете с чашкой зеленого чая, оторопевшая от происходящего. Фо Ци плюхнулся рядом, чуть не раздавив кушетку своим телом, взял меня за руки.

– Мы очень огорчены дорогая. Очень!

Разгневанный Будда, плачущая Юстиция… Я даже обрадовалась, когда в кабинете Игги Бьольверка мне сообщили, что босс находится неизвестно где и неизвестно когда появится снова. Истерящего Одина я точно видеть была не готова. А вот Чопра меня совсем не удивил. Его гром и молнии производили успокаивающий эффект – хоть что-то в этом мире осталось неизменным. Вот только в таких выражениях про отца он никогда не высказывался. Да и никто другой.

– Чертов жулик! Обвел нас всех вокруг пальца! Мало ему власти?! – гремел Чопра из-за своего стола. – Вертел нами всеми, а теперь возомнил, что будет вертеть всем человечеством. Причем – один! Мы построили для него абсолютную машину для управления, мы ее наладили… А теперь – все, спасибо, до свидания! На все рычаги будет жать великий и премудрый Саул Гаади! Вот уж нет!

Я попыталась остановить его жестом, но Чопра лишь отмахнулся:

– Мне наплевать, что он узнает! Я ему в лицо это все выскажу, вот только доберусь!

– Я поговорю с ним… – попыталась вставить я, но рев Чопры чуть не снес бумаги с его стола.

– К черту разговоры! Мы будем действовать, понятно? Так ему и передай!

Я ехала в лифте небоскреба, пытаясь понять, что же я выяснила. Ответов на свои вопросы я не получила. Марк был прав, акционеры недовольны своим положением, но все, о чем они меня просили, – лишь повлиять на отца. Вот только я понятия не имела, как к нему подступиться.