Еще одно замызганное такси доставило меня к высоким воротам дома, в котором по-прежнему обитал Марк. Дом удивил меня – он будто постарел и осунулся. Ворота были настежь открыты и, судя по растущей под створками траве, не закрывались уже с полгода. Я прошла в них, переступив через несколько пустых пакетов. Кажется, Марку пришлось уволить уборщика. Высокие пальмы, обрамлявшие бассейн, разрослись, гирлянды сухих листьев свисали со стволов и образовывали кучи под ними. Кажется, садовник тоже сбежал. Фасад дома посерел и покрылся пятнами от дождей, большие окна были немытыми, шезлонги вокруг бассейна выцвели, а сам бассейн меня вообще потряс. Вода в нем была спущена, но на дне образовалась огромная зловонная лужа, в которой бог знает что могло водиться. Мне стоило большого труда вспомнить плещущихся в этом бассейне красивых девушек, и почему-то стало очень грустно.

Марк встретил меня на пороге. В отличие от дома, он не сильно изменился, лишь потерял присущий ему ранее нагловатый лоск. Он был одет в выцветший халат, домашние брюки и шлепанцы. Распахнул мне свои объятия, как в старые времена.

– Катрин! Извини, я тут один, так что пошли на кухню, сварим кофе вместе.

Несмотря на его слова, я заметила в соседней комнате две косматые головы, торчащие над диваном, над которыми вился дымок. Видимо, приблудных растаманов Марк за людей не считал.

– Что случилось, Марк? – напрямик спросила я, пока он возился с кофемашиной.

– Пока ничего, но может случиться.

– Ты больше не работаешь в корпорации? – Я обвела взглядом обстановку. Внутри все было не так плохо, но лоск также был утерян.

– А, ты про это. Представляешь, я не знаю. Паоло постепенно перестал давать мне поручения в офисе, потом и организацию вечеринок передали кому-то другому. Дом мне почему-то оставили, но выделять деньги на его содержание прекратили. От департамента Чопры не могу ничего добиться, зарплату получаю, вот и все.

– Я спрошу у отца.

– Не нужно. Уж если попал в немилость, лучше не напоминать о себе. Меня все устраивает, более или менее. Конечно, скучаю по былым временам… Но не все в корпорации воспринимают перемены так, как я.

Марк подал мне чашку кофе, внимательно следя за моим выражением лица.

– Не всех все устраивает?

– То, что я тебе скажу, может иметь долгосрочные последствия. Это должно остаться между нами.

– Обожаю кофе со свежими сплетнями.

– Нет-нет, что ты. Но… Акционеры недовольны.

Я поставила чашку.

– Все?

– Почти все. Я решил поговорить с тобой, потому что только ты можешь помочь избежать больших осложнений.

– Ты сам решил?

– Сам или не сам – не важно. Главное, что я не боюсь тебе это рассказать. Мне просто нечего терять.

– В отличие от Рамбана? Это исходит от него?

– Об этом я не могу тебе ничего сказать, прости.

– Тогда нам не о чем разговаривать. Я не участвую в корпоративных интригах и не желаю слушать непонятно какие слухи. – Я приготовилась встать.

– Саула нужно остановить! – выпалил Марк.

Я задержалась. Заметив мои колебания, Марк торопливо продолжил:

– Да, все настолько серьезно. Я знаю, ты старалась держаться в стороне от дел корпорации. Поэтому можешь не знать, что она – на грани распада. Причины очень серьезные. И последствия будут не менее серьезными. Я говорю про реальные угрозы, Катрин, а не просто вопросы контроля над акциями. Ты готова про это услышать без раскрытия моих источников?

– Продолжай.

– Моя задача – донести до тебя понимание ситуации. А подробности тебе предстоит выяснить самой. Большинство акционеров настроены решительно, но причины у всех разные. А еще – разные интересы, ведь ты же знаешь, как они друг к другу относятся. Все идет к большому раздору, к неконтролируемой реакции. Которая может закончиться плачевно для всех. И я говорю не только о бизнесе.

– Марк, хватит общих фраз. Чем недовольны акционеры?

– Трансферизмом.

– Что это? – Я смутно припомнила, что где-то уже встречала это слово, пока рылась в компьютере у Золтана.

– Новый проект «Транс-Реалити». Очень важный, глобальный. Можно сказать, в нем реализуется миссия корпорации.

Вот тут я по-настоящему насторожилась. Корпоративная грызня случалась в компании и раньше. Собственно, нынешний состав акционеров стал следствием естественного отбора и выживания за более чем две декады ее существования. Но обычно причиной раздоров выступали вопросы контроля над правлением, распределением финансов, сфер влияния. Чтобы акционеры выступали против самой миссии компании – такого я не припомню. А еще мои опасения по поводу деятельностью компании вдруг получили мощное подтверждение.

– Что же я могу сделать?

– Акционеры разрознены. Кроме того, каждый боится высунуться первым. Даже Чопра, а этот мужлан никогда ничего не боялся. Все понимают, что Саул жестоко расправится с любым, кто угрожает делу всей его жизни.

– А я – вне опасности. В этом дело?

– Что ты, нет. Дело не в этом. Просто ты можешь найти какой-то компромисс, не знаю… Стать третьей стороной, которая обладает доступом ко всем.

– Прекрасно звучит, только что-то я в это не верю. Ты-то сам на чьей стороне, Марк? – Я пристально на него посмотрела.

– Я отказываюсь выбирать сторону.

– Да? После того как отец задвинул тебя в угол, как сломавшийся пылесос? Не считай меня дурой.

– Я не считаю. – Он совсем растерялся.

– Как бы я ни относилась к отцу, я бы не вступила ни в какой заговор против него…

Я запнулась. Мне хотелось поделиться с ним опасениями, переживаниями, своими ощущениями по поводу пережитого сегодня в молельной кабинке. В душе опять всколыхнулось отчаянное желание вернуться в домик на берегу моря, растаявший в волнах времени. Марк нервно смотрел на меня, ожидая ответа. Я встала.

– Не говори никому про наш разговор.

– Не волнуйся, я умею хранить секреты.

Я пошла к двери. На пороге обернулась:

– А вот тебе нужно быть поосторожнее. Может, бассейн твой и запущен, но «жучки» Игги Бьольверка могут по-прежнему прекрасно работать.