Массивные двери отеля разъезжаются в стороны. По мраморному коридору мы идем к лифту, двери которого так же неторопливо распахиваются. В лобби я замечаю огромную икебану в форме лотоса. Я не суеверен, но мне кажется, это хороший знак.

В просторном номере – динамический интерьер, он меняется по мере моего продвижения от двери к окну. По стенам пробегают узоры, в которых зашифрованы многослойные символы: карта города, логотип отеля, мой собственный силуэт.

Катрин идет прямо к бару, наливает себе виски, мелькает запрещенная в стране кока-кола (ого!), смешивает, морщась, залпом выпивает. Я ее понимаю. Без приглашения устраиваюсь на диване возле рояля, гадая, действительно ли она хотела «перевязать» меня или просто не желала оставаться одна после всего произошедшего.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, набирая точно такой же текст Линн.

– Нет.

Ответ от Линн приходит почти мгновенно «ОК». Хм. А спросить меня о том же самом? Видимо, в обязанности Линн не входил мой душевный комфорт. Лишь физическая безопасность (догадываюсь) и физическая же удовлетворенность. Я выныриваю из своих мыслей от прикосновения холодных рук Катрин. Она рядом, с аптечкой, мажет мне руку какой-то мазью.

– До сих пор не могу опомниться. Надеюсь, там никто не пострадал из-за меня!

– Не вини себя. Кто бы это ни был, антиглобалисты, террористы, враги «Транс-Реалити» – прежде всего они хотели причинить вред тебе. А уже потом твоему отцу или корпорации.

Катрин кивает. Молчит.

– Кажется, ты хотела о чем-то поговорить. – Я запоздало вспоминаю о своем задании.

– А ты свободный человек, Золтан? – вдруг спрашивает она.

– Свободный? Не знаю. Смотря что считать свободой.

Катрин опять замолкает. Похоже, она раздумывает, стоит ли продолжать этот разговор.

– Скажи, ты доверяешь своим чувствам? – наконец произносит она.

– В последнее время – не очень, – вынужден признаться я. – А почему ты спросила, свободный ли я человек?

– А почему ты не ответил?

– Я ответил: смотря что считать свободой.

– Это не ответ. Чтобы быть свободным, ты должен ее ценить, а не оценивать.

– Думаешь, раб не ценит свободу?

– Раб может быть свободным даже в цепях. Это внутреннее.

– Да ты философ!

– Просто много думала над этим. С таким отцом, как у меня, поневоле задумаешься.

– Тогда я несвободен. У меня всегда была свобода выбора, но я столько раз ошибался… А по сути, если подумать, был рабом обстоятельств.

Она вздыхает.

– Хорошо. Представь, тебе стало известно, что скоро мир станет совсем другим. На твоих глазах появляется технология, которая радикально все изменит. Ты видишь, как ее начинают развивать в направлении, которое тебя откровенно пугает, как в нее вливаются огромные ресурсы… Тебя что-то очень беспокоит. Какое-то неясное предчувствие или опасение. Как бы ты поступил на моем месте?

– Про какую технологию ты говоришь? – осторожно прерываю я ее горячую речь.

Катрин тянется к тумбочке и берет с нее плоскую черную шкатулку, в каких обычно держат сигары. Бросив на меня нерешительный взгляд, она приподнимает крышку. В двойном дне на красном войлоке лежат с дюжину знакомых мне ракушек Memnotech.

– Знаешь, что это?

– Нелегальные воспоминания?

– Пробовал что-то подобное?

– Да, на вечеринке у Марка, где тебя первый раз увидел. Честно говоря, так и не понял, как оно мне. – Про опыт с Линн, где я был молодым террористом-смертником, решаю промолчать.

Она нервно усмехается.

– А ты? – спрашиваю я.

– Чаще, чем хотела бы признавать.

– Зачем тебе это, Катрин? У тебя интересная жизнь, неужели не хватает собственных впечатлений?

– В том-то и дело, что все хотят как раз не собственных впечатлений, а чужих. Ты видишь молодежь вокруг? Наркотики, танцы до одурения, бессмысленный экстрим. Они отчаянно пытаются вырваться из своей жизни, соскочить с собственного поезда…

– Идущего в никуда… – договариваю я за нее.

– Да! Именно это ощущение – что все катится по кругу, что все уже испытано и известно наперед. А это… – Она указывает на ракушку. – Это – побег.

– Вообще-то больше похоже на наркотик.

– Да. И такой мощный, какого человечество еще не знало.

– Не считаешь, что это несколько лицемерно с твоей стороны?

– Осуждать других, а самой закидываться этим? – договаривает она и грустно кивает. – Да, ты прав. Только я ничего не могу с этим поделать. Я теперь тоже несвободна, Золтан.

Я замечаю слезы в ее глазах.

– Даже не могу себе представить, какой апгрейд этой технологии готовит мой отец. Он задумал что-то гораздо более масштабное, чем Memnotech.

Тут она осекается, будто чуть не сказала лишнее. Пока я думаю над ее словами, мой взгляд падает на небольшую фотографию на рояле. Я вглядываюсь в знакомое лицо, Катрин ловит мой взгляд.

– Это моя мама. А рядом – я, видишь? Мне здесь лет пять.

– Как ее звали? – спрашиваю я, уже зная ответ.

Именно это лицо я видел в своем трипе на вечеринке Марка. Именно она, а не Катрин, лежала на жертвенном столе в ресторане Рамбана. Именно про нее я был точно уверен, что зовут ее не Катрин, а…

– Изабел. Изабел Гаади, – доносится до меня. – Она была француженкой. Похожа на меня? Только кожа светлее. Все так говорят.

Пока я пытаюсь справиться с вихрем мыслей и догадок, из черной шкатулки Катрин достает одну ракушку-девайс и протягивает его мне.

– Я хочу, чтобы ты понял.

– Понял что, Катрин?

– Сейчас увидишь. Давай вместе со мной?

– Чье это воспоминание?

Вместо ответа Катрин помогает мне надеть одну ракушку, а надев вторую на себя, запускает симуляцию.

В следующее мгновение комната подергивается рябью, и я оказываюсь на грязной палубе какой-то баржи посреди моря. Я тут же покрываюсь потом, чувствую жар и… сексуальное возбуждение?

Солнце печет нещадно, заливая светом троих темнокожих парней. Таких же темнокожих, как и я в этом воспоминании. Все они – мы – с голыми торсами и в шортах, перемазанных мазутом. И на каждом из нас – ракушка Memnotech. Один из чернокожих открывает ржавую крышку люка и вместе с товарищем за руки вытаскивает оттуда мулатку с такой же ракушкой на ухе. Я подхожу к девушке (похоже, я тут главный), отвожу волосы от ее лица. Симпатичная. Смотрит в пол, как испуганный котенок. Чувствую прилив звериных эмоций, собираю ее черные волосы в кулак и резко вздергиваю ее лицом к себе: смотри на меня, сучка! Мулатка глубоко дышит, ее губы приоткрыты в немом крике, ее зрачки ищут сострадание в моем лице. Я тоже ищу его внутри себя… но не нахожу!

Заглянув в темный проем в палубе, я вижу, что трюм забит женщинами, смуглые лица которых трудно разглядеть в темноте. Я толкаю мулатку к своим чернокожим товарищам. Те радостно хохочут, лапают ее тело, осыпают оскорблениями на языке, который я не понимаю и понимаю одновременно. Девушку бросают на палубу, жадные руки разрывают на ней одежду, и я становлюсь первым, кто наваливается на нее. Я не могу контролировать свои действия, за меня это делает хозяин воспоминаний. А эта скотина явно привыкла силой брать свое. И получает от этого неописуемое наслаждение – получаю его и я! И от своего ощущения беззащитных ягодиц мулатки, и от того, как взвизгивает она, когда мой огромный член вонзается прямо между ними.

– Стоп! – кричу я.

В этот момент происходит что-то странное. Я «раздваиваюсь», будто проснувшись внутри сна. Внизу, подо мной извивается несчастная мулатка. Я окружен телом чернокожего насильника… а в голове моей – полное осознание того, что это я – Золтан, и ничего, кроме жалости к девочке и отвращения к происходящему, я не испытываю! Происходящее расплывается, двоится – в чертах искаженного болью лица девушки вдруг проступает лицо Катрин. Я с усилием отрываю чужую руку от ее бедра и…

Вырываю из уха ракушку Memnotech. Воспоминание меркнет – мы снова в номере отеля, и только испарина на лбу напоминает мне о том, что я только что пережил. Катрин рядом, смотрит на меня, выдернув из уха ракушку и тоже – тяжело дыша.

– Ты мог бы быть понежнее с… девственницей, – произносит она с нервной усмешкой.

– Я?! Ты что, хотела проверить, остановлюсь ли я?

– Я и не знала, что это возможно! – Катрин, кажется, и правда потрясена. Она проводит рукой по моему лбу и подает мне стакан с виски.

Я вспоминаю ощущение, которое только что испытал, когда внутри переживания «заставил» руку насильника стать на секунду моей. Я уже испытывал это чувство – похожее на головокружение и раздвоение сознания… Где же? В джунглях! В чертовом сне с волком, копьем, и загадками Игги. Мир будто раздвоился как раз тогда, когда я записывал координаты, которые потом оказались реальными. А еще во сне с рестораном… Там, где была Катрин – или ее мама – в качестве жертвы. Но это же не были воспоминания Memnotech… Или были? А если да, то чьи? Кажется, я начинаю что-то понимать…

Последнее я произношу вслух, еще не совсем отойдя от симуляции. Катрин подталкивает мне стакан: «Пей». Я повинуюсь, жадными глотками вбирая в себя алкоголь, а она смотрит на меня со смесью надежды и узнавания. После чего медленно произносит:

– Ты смог, Золтан. – Она улыбается и целует меня в губы, страстно прижавшись всем телом, взяв мое лицо в свои руки. – Ты смог! Пообещай мне, что не потеряешь все это после встречи с моим отцом. Пообещай! Я видела, как он меняет людей, а мне с первого взгляда показалось, что ты настоящий.

Мой стакан падает на пол, и я так же страстно отвечаю на ее поцелуй. И другие ответы мне пока не нужны…