Глава 3. Российское правосудие: «отделение от власти»
Когда народ в государстве развращен, законы почти бесполезны, если не управляется оно деспотически.
Наполеон Бонапарт
«Максимы и мысли узника Святой Елены»
Иностранца, с благоговением поднимающегося по ступеням Эрмитажа в бывшие царские покои, у самого входа встречает огромная скульптура богини правосудия, которая без всякой повязки пристально взирает поверх весов на потенциальных клиентов. Из одного этого он мог бы сделать вывод, что у российской Фемиды свой, особый, тернистый исторический путь, – и не ошибся бы. Пятнадцатилетние усилия по созданию в России эффективного судопроизводства западного типа пока лишь наглядно иллюстрируют, как тяжел и неблагодарен этот труд.
Парадокс и даже некоторый комизм заключается в том, что общественному терпенью пришел конец именно в тот момент, когда руководство как общих, так и арбитражных судов вместе с правительством и администрацией президента пришли к выводу об успешном завершении судебной реформы, предъявив публике слегка перелицованные советские процессуальные кодексы. И лишь Конституционный суд, единственный реально функционирующий плацдарм нового мышления в рамках судебной системы, хранил разумное молчание.
Возможно, общественное нетерпенье так бы и не вылилось ни во что более значимое, чем привычное раздражение, сопровождающее любую дискуссию о судах в России, если бы не трагедия в Осетии и последовавшее выступление президента, где суд был назван и неэффективным, и коррумпированным. С этого момента прошли месяцы, повисла тяжелая пауза. По обе стороны барьера с напряжением ждут, последует ли продолжение, или президент оговорился.
Пока на одной чаше весов питерской богини правосудия, стоящей с «широко закрытыми глазами», накапливаются амбициозные заявления судей о несомненном прогрессе реформ, на другую «сваливаются» слухи о надвигающихся массовых процессах против «оборотней в мантиях». Возникшая ситуация опасна тем, что самые тяжелые последствия для правосудия обусловлены началом бурной антикоррупционной кампании, сопровождаемой «выносом отдельных тел» из залов суда, но не капитальным ремонтом самих залов. И связано все это с упомянутой президентом коррумпированностью, которая является вовсе не причиной плачевного состояния правосудия, а следствием других, реальных, глубинных и системных, диспропорций, лежащих сегодня в основе российского судоустройства и судопроизводства.
Цель настоящей статьи не в том, чтобы «живописать язвы» российского правосудия. Те, кто с ним сталкивался на практике, имеют по данному вопросу свое мнение. У того же, кто не находит в нем особых изъянов, вряд ли откроются глаза от чтения этой одной статьи. Задача, скорее, сводится к тому, чтобы нащупать пути исцеления. При этом, отдавая должное уважение уголовному судопроизводству, я считаю необходимым сосредоточиться на проблемах судопроизводства гражданского, поскольку именно последнее преимущественно определяет уровень законности в стране и оказывает непосредственное воздействие на социально-экономическое развитие общества.
«Непроходимость» правосудия превратилась в один из основных тормозов развития экономики страны и источник постоянного общественного напряжения.
Это не одна из проблем, стоящих перед российским обществом на данном этапе его развития, а ключевая проблема, от решения которой зависит продвижение по другим направлениям, и прежде всего – в экономике. Только эффективно функционирующее правосудие может дать активной части населения уверенность в том, что их вложения в национальную экономику оправданы и находятся в безопасности.
Следует выделить три основных направления отрицательного воздействия существующей судебной системы на развитие экономики страны:
А. Неэффективность суда блокирует проведение административной реформы и борьбу с административным произволом (коррупция, административные барьеры и прочее), так как только возможность обращения в суд является, в конечном счете, единственным убедительным инструментом воздействия на бюрократию.
Б. Неэффективность суда резко тормозит темпы развития мелкого и среднего бизнеса, имеющего возможность только через суд добиться соблюдения правил честной конкуренции с крупными финансово-промышленными группами (тем самым сужается социальная база для проводимого курса на модернизацию).
В. Неэффективность суда приводит к необходимости решать споры между «хозяйствующими субъектами» преимущественно неформальным путем, что влечет рост влияния криминальных структур на экономику и общество в целом.
Судебная система, которая может и должна стать главным рычагом реформ (как это случилось при Александре II, когда судебная реформа была наиважнейшим звеном всех преобразований), превратилась сегодня в самое уязвимое место современной российской политики и постоянно дискредитирует власть.
Существующая судебная система продолжает оставаться по своей природе советской – она подверглась только косметическим изменениям, не затронувшим ее базисные черты.
Настоящей реформы правосудия в России не произошло. В новых процессуальных кодексах новым «демократическим» языком изложены старые нормы и подходы, введены некоторые второстепенные институты.
Сложность положения состоит в том, что официально реформа считается успешно завершенной.
В основании реформы должна лежать не произвольно толкуемая идея «демократичности правосудия», а идея соответствия новым экономическим реалиям, потребностям торгового оборота и историко-культурным особенностям страны.
Советское правосудие не было «самодостаточным» и функционировало под контролем КПСС. Это имело не только минусы, о которых все охотно говорят, но и плюсы: единство системы, жесткий контроль за единообразием толкования и применения законов, обеспечение дисциплинарного контроля не изнутри судебной системы, а политическими средствами извне. Без этого стержня советское правосудие было недееспособно. Естественно поэтому, что и российское правосудие, оставшись советским в своих основных параметрах, без политического надзора эффективно работать не может. Здесь проявляется та же закономерность, что и с «советским федерализмом»: выдерни из федерализма партийный стержень – и страна развалится на части. Когда из советского правосудия убрали внешний контроль, оно превратилось в груду неработоспособных, архаичных судебных учреждений. Чтобы система заработала, ее надо воссоздать заново.
Основные проблемы российского правосудия – не в его коррумпированности и зависимости от власти (точнее, не только в них), а в развивающемся, как раковая опухоль, правовом нигилизме и резком снижении профессионального уровня подготовки судей.
Удивительно, но сами судьи легко соглашаются с тем, что наш суд зависим и коррумпирован. Им легче переложить ответственность за кризис правосудия на систему, чем на самих себя. Однако на самом деле все не так просто.
Коррупция в суде, безусловно, имеется и убивает правосудие. Но суд поражен ею не больше, чем все другие административные органы, он вовсе не находится в каком-то исключительном положении. Более того, коррумпированность суда есть следствие целого системного блока условий его организации и деятельности. Поэтому надо бороться не с коррупцией, а с условиями, ее порождающими.
Зависимость суда действительно существует. Но это не столько зависимость от государства (которое само не очень самостоятельно), сколько зависимость от олигархических финансовых групп, которые часто используют это государство в своих узкокорыстных интересах. Огромная концентрация капиталов в руках небольшой группы лиц приводит к тому, что суд просто «пробивается» насквозь инвестируемыми в процесс деньгами (вообще-то эта мировая проблема в полном объеме нигде не решена). В такой ситуации зависимость от власти зачастую наименьшее из зол. Если бы ее не было, то во многих случаях правосудие вообще перестало бы осуществляться. Это, конечно, не украшает власть, но многое объясняет в генезисе проблемы.
Главным и основополагающим принципом организации и деятельности суда, призванного обеспечивать функционирование капиталистически организованного рынка (буржуазного суда), является формализм.
Конституционная концепция разделения властей часто воспринимается сугубо механистически и только с позиций обеспечения баланса властей, обустройства системы сдержек и противовесов. В действительности у нее есть и другой, может быть – гораздо более значимый, качественный контекст. Делясь внутри себя на три относительно независимые ветви, власть в каждой из них обретает особую, от других отличную, качественную определенность. Эта качественная определенность задается через главное свойство-принцип, которому должно быть подчинено логически все построение данной ветви власти. Для власти судебной определяющее свойство – объективность. Если правосудие построено таким образом, что она допускает возможность субъективного воздействия (неважно, с какой стороны: государства, отдельной группы, отдельной личности, даже если это личность судьи), то она не обладает качеством судебной системы, предполагаемым для суда в рамках концепции разделения властей. Независимость, несменяемость, состязательность и прочее, прочее, прочее – это только частные инструменты достижения одной главной цели: объективности правосудия. Каждое из них само по себе не имеет никакого значения, если они все вместе не обеспечивают достижения этой цели. Гарантией объективности буржуазного правосудия и является, в конечном счете, его формализм.
Формализм правосудия основан на безусловном приоритете буквы закона над его содержанием, судебной процедуры над судебным процессом.
Соблюдение буквы закона обеспечивается обязательностью применения строго установленных и единообразных правил толкования закона; соблюдение процедуры обеспечивается обязательной отменой решений, даже, возможно, правильных по существу, но вынесенных с нарушением установленного порядка. При несоблюдении этих двух принципов применение права становится избирательным, так как под любое заранее оговоренное решение можно подвести необходимую правовую базу таким образом, что внешне решение будет казаться юридически обоснованным.
Именно «деформализация» российского правосудия, снижение требовательности к качеству судебных актов, размывание профессионального правосознания судей лежат в основе всех других недостатков действующей судебной системы. Отсюда произрастает и набившая оскомину судебная коррупция. К каждому судье не приставишь прокурора (которые сами не очень чисты на руку). Но если критерии оценки судебных решений ясные и жесткие, если каждый вывод надо детально объяснять, если высший судебный надзор в постоянном режиме осуществляет скрупулезную проверку всех этих актов по указанным выше критериям следования букве закона и соблюдения процедуры, то возможность для маневра, для юридической «отмазки» (когда всем понятно, что в решении написана чушь, но никто не обращает на это внимания) резко сужается. Брать деньги становится рискованно.
Повышение требований к качеству выносимых решений – один из главных путей преодоления кризиса российского правосудия и предотвращения коррупции в судах.
В европейском и американском судах после завершения слушаний по делу работа судьи только начинается. Написание решения – основная задача судьи, отнимающая у него наибольшее количество времени и сил. По сложным делам решения пишутся несколько месяцев, над их подготовкой работают несколько помощников в статусе адвокатов. Причина такого внимания к судебному акту в том, что только он является доказательством объективного, полноценного и правильного рассмотрения дела, которое будет многократно изучаться судами высших инстанций. Этот документ должен вобрать в себя все доводы каждой из сторон, и каждому доводу должна быть дана оценка. После этого формулируется собственная позиция судьи.
Интересно, что к концу 70-х годов в советской судебной системе возобладали аналогичные подходы. Пленум Верховного суда СССР неоднократно обращался к вопросу о качестве судебных актов. Это, в конечном счете, обеспечивало достаточно высокий юридический уровень работы советского суда.
Сегодня качество решения – это то, что в последнюю очередь заботит судью. Особенно остро стоит вопрос в арбитражных судах, где дело усугубляется еще и полным отсутствием культуры ведения протокола судебного заседания, под которым понимается вольный пересказ «содержания фильма». Таким образом, все, что реально происходило в зале суда, остается за рамками судебных актов, подлежащих проверке.
Многие решения стали умещаться в две-три страницы, из них половину занимает перечисление участвующих в деле сторон. Выводы суда не мотивированы. Доказательства, представляемые сторонами, не оцениваются. Самой популярной фразой решений арбитражных судов становится: «Суд находит доводы истца/ответчика неубедительными». Суд не находит нужным входить в детали и объяснять, какие это доводы и почему он их нашел неубедительными.
Все это открывает широкий простор для судебного произвола, делает судебные акты непроверяемыми, не поддающимися оценке и поощряет пресловутую коррупцию.
Снижение качества судебных актов в первую очередь обусловлено деградацией надзорной функции высших судов, особенно Высшего арбитражного суда и Верховного суда.
Формула «рыба гниет с головы» в судебной системе актуальна как нигде. Высшие суды, обладая полномочиями надзорных органов, задают «стандарт правосудия». Поскольку высшие судебные инстанции не обращают пристального внимания на качество решений, подготовленных судами низших инстанций, этот стандарт снижается.
Чем значительнее административная роль высших судов (уж лучше бы этим занималось, как в советские времена, Министерство юстиции…), тем менее эффективно они выполняют свои чисто юридические функции. Это касается как вынесения протестов по незаконным и необоснованным решениям, так и подготовки постановлений с разъяснениями по применению законодательства. В тот момент, когда происходят революционные изменения в праве, когда требуется выработать единый подход к толкованию этих новых законов, соответствующая деятельность высших судов особенно востребована. Однако в реальности она ведется очень вяло, медленно, несопоставимо по масштабу и систематичности с аналогичной деятельностью высших советских судов. То же можно сказать и об официальном обобщении судебной практики.
Таким образом, восстановление судебной системы в силу особенностей ее организации может и должно начаться с перестройки работы высших судов. При этом следует иметь в виду, что корпоративный дух судейского сообщества в значительной степени деформирован, поэтому в судебный корпус желательно привлечь свежую кровь. Возможно, во главе Высшего арбитражного суда, как минимум, должен встать человек, пришедший извне, аналогично назначению гражданского министра обороны.
Организационные основы судебной системы обусловливают низкое качество правосудия, создавая не вызванную объективными причинами перегрузку судей второстепенной юридической работой, отвлекая их от главного – подготовки судебных решений.
Работа российского судьи выстроена таким образом, что он имеет только несколько часов, если не минут, на написание решения по делу. При таком лимите времени ни о какой качественной юридической работе не может быть и речи. Это понимают все, и это одна из причин, почему на качество судебных решений высшие судебные инстанции смотрят сквозь пальцы. В судах общей юрисдикции иногда из таких положений выходят, поручая адвокатам выигравшей стороны самим написать решение. В арбитражных судах пытаются доказать, что «краткость – это сестра юридического таланта», выдавая с каждым годом все более куцые судебные акты.
В среднем судья может вести от 150 до 400 дел в квартал, и эта цифра кажется нереальной. Однако и в суде первой инстанции США судья ведет такое же количество дел, но при этом он не попадает в цейтнот. Все дело в организации работы.
A. Примирительные процедуры. В европейской и американской системах задача судьи – довести как можно меньше дел до слушания. Во время подготовки к делу судья не торопится рассмотреть его быстро, так как ограничен процессуальными сроками, а, наоборот, делает все возможное, чтобы стороны отказались от своей затеи, осмыслив всю сложность и затратность ведения дела. Поэтому если на входе у американского судьи столько же дел, сколько и у российского, то на выходе, то есть там, где, собственно, и начинается слушание, их остается гораздо меньше.
Б. Организация работы помощников. В американском суде судья – руководитель бригады. Помощник судьи может иметь лицензию адвоката и способен выполнять самые сложные функции. Именно он готовит промежуточные документы, проекты решений. Судья «вступает в бой» только на главных стадиях: собственно слушание и написание решения. У нас процессуальный статус помощника судьи не определен, фактически он выполняет функции секретаря, нехватка которых, как правило, имеет место. Поэтому судья выполняет всю черновую работу, а помощник-секретарь пишет решения.
B. Увеличение судебных расходов. Дешевое правосудие – не значит доступное правосудие. Дешевизна обращения в суд не делает его более демократичным, но лишает возможности создать базу для полноценного судопроизводства. Вопрос об увеличении судебных издержек тесно связан с вопросом о примирительных процедурах. Большие расходы обычно стимулируют стороны к компромиссу. Таким образом можно расчистить дорогу для рассмотрения действительно принципиальных дел. При защите прав лиц, не имеющих возможности оплатить расходы по объективным причинам, может быть задействован разнообразный механизм финансовых инструментов, включая предоставление льгот и судебных кредитов.
Г. Изменение принципиального подхода к формированию судебных кадров. Здравый смысл подсказывает, что будущий судья должен в первую очередь владеть основами толкования законодательства, умением правильно применять закон, чему способствует адвокатская практика. Парадокс состоит в том, что в США и Европе карьеру начинают в качестве адвоката, а заканчивают судьями. У нас, напротив, начинают работать судьями, а заканчивают адвокатами.
Основной источник пополнения судебных кадров – это секретари и помощники судей, которые в то же время являются студентами вечерних и заочных юридических вузов. Это порочный путь, так как основной контингент судей обладает в большей степени административным, но не юридическим опытом и поэтому ментально не подготовлен к осуществлению «формального», буржуазного (то есть рыночного) правосудия. Два-три года адвокатской практики должны быть обязательным условием для получения судебной должности. Это, между прочим, позволит значительно улучшить моральную обстановку в суде, поднять уровень взаимного уважения между сторонами в процессе.
Развитие института помощников судей, наряду со стимулированием примирительных процедур и изменением финансовых основ правосудия и порядка формирования судебного корпуса, – важнейшие направления для выхода из судебного организационного тупика.
Процедура судопроизводства в российских судах осталась практически неизменной с советских времен, претерпев лишь «стилистические» правки, и отличается размытостью требований, неопределенностью правил и декларативностью принципов, которые создают благодатную почву для судебного произвола.
В российских процессуальных кодексах процедурные моменты обозначены в самой общей форме. Но как известно, дьявол кроется в деталях. Из-за отсутствия этих самых деталей равенство сторон в процессе оказывается на практике фикцией. В то же время известно о существовании большого количества простых правил (всех не перечислить), приняв которые можно было бы решить значительную часть проблем.
А. Суд присяжных. Самое радикальное средство – внедрение суда присяжных в гражданское судопроизводство, как это практикуется в США. Безусловно, каждое дело судом присяжных не рассмотришь. Но когда слушается дело, где предметом иска могут быть миллиарды долларов, от решения которого зависит не только судьба тысяч людей, но и национальная экономика в целом, применение суда присяжных оправдано не в меньшей степени, чем при рассмотрении какого-либо уголовного дела.
Б. Ограничение контактов судей. Не секрет, что сегодня успех дела зависит не только и не столько от того, что сказано в зале суда, сколько от того, что сказано за его пределами. И речь необязательно идет о взятках. Адвокаты стремятся добиться расположения судьи, повлиять на его позицию в частных беседах. Доказать факт влияния в этих случаях невозможно. Вероятно, для России полезно такое правило: ЛЮБОЙ контакт судьи с представителем одной стороны в отсутствие другой стороны повлечет отстранение судьи от дела, независимо от того, о чем они говорили. Это могло бы повысить объективность суда.
В. Формализация ведения процесса. Кодексы содержат лишь общее положение о том, что судья руководит судебным заседанием. На практике встречается огромное количество злоупотреблений, предотвратить которые в рамках существующих кодексов не представляется возможным. В частности, судья может прервать выступление одной стороны под предлогом того, что представитель говорит не по существу, задавать при этом наводящие вопросы другой стороне, предопределяя тем самым исход дела. Здесь нужна детализация, в том числе такое простое правило, как определение равного времени для выступления сторон в начале заседания, что ограничит злоупотребления как судей, так и адвокатов.
Г. Установление реальных процессуальных сроков. В кодексе содержится большое количество различных сроков: сегодня они не соблюдаются и не могут соблюдаться (например, для подготовки протоколов и вынесения решения). Это развращает судебную систему, так как в привычку входит их игнорирование. Сроки должны быть пересмотрены в сторону реальности исполнения, а за их несоблюдение должна следовать ответственность.
Решение проблемы организации эффективного правосудия в России невозможно без проведения полномасштабной судебной реформы, которой до сих пор на самом деле не было.
Вышеприведенных примеров достаточно, чтобы показать, что судебная система России не сбалансирована в своих основах (финансовых и организационных) и в кодексах еще много процедурных пробелов. Эти недостатки могут быть устранены только комплексно, что подразумевает радикальную переделку текстов действующих процессуальных кодексов.
Опыт показал, что такая работа не может быть поручена самим судьям. Подготовку реформы должна осуществлять комиссия, в которую следует включить заинтересованных «пользователей» и представителей субъектов хозяйственной деятельности, профессиональных юридических сообществ, политических кругов.
