Глава 7. Федерализм как институализация свободы
Конституционалисты – всего-навсего простаки… Хартия – всего лишь клочок бумаги.
Наполеон Бонапарт
Максимы и мысли узника Святой Елены
В последние годы дискуссия о федерализме в России приняла форму хронической болезни. В тот момент, когда она обостряется, у многих возникает ощущение, что страна заглядывает в бездну гражданского противостояния. Потом, когда «острый период» заканчивается, проблема федерализма вновь оказывается на периферии общественного внимания. В целом вопросу о федерализме не придается в России того значения, которое он на самом деле заслуживает.
Общепризнано, что дефицит государственной власти представляет сегодня в России самую серьезную политическую проблему. Дезорганизация властеотношений на всех этажах государственной пирамиды давно стала объективной реальностью. Экономическая реформа буксует прежде всего из-за отсутствия ее политического и правового обеспечения. Любая стабилизация оказывается, как правило, недолгосрочной и сменяется очередной эскалацией политических расхождений.
Для подавляющего большинства участников политических дебатов при этом главным во власти продолжает оставаться то, что выступает на поверхности как ее зримое воплощение, а именно: государственный аппарат. В России по-прежнему на власть смотрят по-ленински – как на машину насилия и инструмент для проведения «сверху» «вниз» нужных установок. Поэтому все мысли вращаются вокруг того, как использовать, организовать или подчинить себе государственный механизм, аппаратчиков всех уровней и специальностей.
В действительности вопрос об аппарате государственной власти, конечно же, является вторичным. Первичен вопрос об основаниях и формах конституирования общества во всем его культурном многообразии в качестве государства, т. е. вопрос о государственном устройстве.
Государственный аппарат, несмотря на ту выдающуюся роль, которая ему исторически принадлежала в России, лишь обслуживает интересы политического единства.
Вопрос о государственном устройстве возникал, как правило, в критические моменты политического развития посткоммунистической России. Он обнаруживал себя как дилемма «федерализм или унитарное государство». Поиск ее решения составляет стержень дискуссии о федерализме. Однако для сознательного политического выбора в России никогда не хватало четкого понимания сущности федерализма.
СМЫСЛ ФЕДЕРАЛИЗМА
Интеллектуальная и политическая история федерализма досконально исследована как в Старом, так и в Новом Свете. Его переменчивое содержание, связь с эпохой Новой времени и ее порождениями (конституционализмом, политическим государством, гражданским обществом и т. д.) – тайны разве что для российских политических и общественных деятелей.
Но на то есть особые причины. Российские политики воспитаны на идеологии «советского федерализма», который имеет к действительному федерализму лишь очень далекое отношение. Поэтому прояснение вопроса о сути федерализма, которое может показаться излишним в другом месте, оказывается весьма актуальным в России.
В близком к современному понимании федерализм есть свойство, присущее государству, рожденному Новым временем. Хотя и в античном мире, и в средние века мы часто встречаем объединение независимых городов против внешней военной угрозы. Тем не менее содержательно – это совершенно разные явления.
Но даже и для современного государства федерализм является факультативным признаком. Существуют унитарные децентрализованные государства (вроде Франции), где федерализм был бы сегодня, видимо, неприемлем с исторической и политической точек зрения. Существуют федеративные государства, такие как, например, Германия, где федерализм лишь с известными допущениями можно назвать непосредственно выражающим сущность их государственного устройства. И, наконец, несколько особняком стоят Соединенные Штаты Америки, где федерализм до сих пор считается системообразующим элементом политической системы общества, и это несмотря на нейтрализующие его поправки к Конституции США.
Федерализм – это одно из возможных проявлений сущности современного государства. При одних условиях эта сущность государства не может проявить себя в подобной форме; при других это не имеет принципиального значения. Однако не исключены такие условия, когда сущность государства способна выразить себя только в форме федерации. Федерализм в последнем случае превращается в основную и единственно возможную форму его существования в качестве современного государства.
Федерализм можно понимать как продукт индивидуализации и рационализации общественной жизни в эпоху Нового времени. Он явился моментом движения к самоуправлению. Самоуправление личности, вырвавшейся из тисков традиционного общества, ее способность действовать по собственному усмотрению составляют глубинную сущность федерализма.
Возможны два уровня восприятия федерализма.
На одном уровне федерализм воспринимается ограниченно – как нечто самодостаточное. Федерация предстает в этом случае исключительно как отношение между различными государственными образованиями. Смысл федерализма видится в соединении (агрегировании) нескольких государств в новое целое, тоже являющееся государством и обладающее суверенитетом, или, наоборот, в разделении (сецессии) единого государства на составные части, каждая из которых тоже наделена суверенитетом.
Это восприятие обманчиво просто, но часто подталкивает к ошибочным умозаключениям. Федерализм всегда есть расщепление государственного суверенитета. Но не всякое расщепление суверенитета свидетельствует о наличии федерализма.
На другом уровне федерализм воспринимается как органическая часть, момент в процессе нациогенеза, т. е. образования нации-государства. В этом случае мы получаем возможность увидеть не только движение государственных образований, но и того субъекта, силу, которая заставляет их двигаться, притягиваться или отталкиваться друг от друга. Этим политическим субъектом является гражданин – человек эпохи Нового времени, индивид, стремящийся к свободе.
Гражданин (индивид, пользующийся своими правами и несущий обязанности) есть действительный творец федерализма и его главное действующее лицо. Именно его потребность в реализации сформировавшегося самосознания и вытекающая отсюда потребность в расширении границ индивидуальной свободы может быть удовлетворена при определенных условиях только за счет расщепления государственного суверенитета. Федерализм не может быть понят без учета той роли, которую играет в его возникновении стремление личности к самоуправлению.
При определенных условиях истинное самоуправление оказывается возможным лишь при расщеплении государственного суверенитета. Граждане образуют не один, а несколько государственных автономных сегментов, обычно совместимых и/или взаимопроникающих друг в друга.
Между федерацией, ее субъектом и индивидом образуется крайне сложная связь. Таким образом, содержание по-современному понятого федерализма составляет, на мой взгляд, уникальное трехстороннее властеотношение.
Причины, по которым в одних случаях переход от традиционного управления к рациональному самоуправлению приводит к расщеплению суверенитета, а в других – нет, многообразны и до конца не исследованы. Тем не менее можно высказать два предположения.
Во-первых, вероятность расщепления суверенитета и возникновения процесса федерализации тем ниже, чем в большей степени развиты в обществе либо традиции местного, коммунального самоуправления, либо институты «коммунальной» власти.
То есть стремление к федерализму обратно пропорционально склонности индивидов к самоорганизации и совместной деятельности на локальном уровне. В этом случае коммунальные институты являются сами по себе достаточным противовесом государственной власти и надежно защищают права индивида от чрезмерных посягательств со стороны государства. Поэтому и необходимости в федерализме как дополнительной гарантии здесь не возникает.
Во-вторых, вероятность «расщепления суверенитета» и создания федеративного государства тем выше, чем обширнее территория, на которой происходит формирование современного государства.
«Одномерная» рационализация управления географическим гигантом практически невозможна. Кроме того, для управления в таком государстве требуется столь сложный и громоздкий централизованный аппарат, что, будучи нерасщепленным внутри себя, он способен подавлять (как и в первом случае) любую индивидуальную свободу.
Особая роль и характер американского федерализма обусловлены сочетанием трех обстоятельств: отсутствием мощных традиций местного самоуправления на ранних этапах формирования государства; обширностью территории, на которой поэтапно происходило образование государства и спецификой процесса федерализации путем агрегирования.
По своей сути федерализм может быть понят как высшая ступень разделения властей, как образование, говоря «американским языком», системы гражданских сдержек и противовесов, ограничивающих централизованный этатизм на различных уровнях («этажах») государственного устройства – федеральном, региональном, местном.
Принцип ограничения власти путем ее разделения на законодательную, исполнительную и судебную дополняется формированием еще одного противовеса государственным прерогативам в виде контрвласти субъекта федерации.
Основания и смысл второго разделения те же, что и первого, – создание более гибкого и сильного механизма защиты индивидуальной свободы от неправового принуждения со стороны государства (оно объективно тяготеет к «абсолютизму»), а также рационализация государственного управления.
Деление на федеральную власть и власть субъектов федерации происходит лишь при наличии определенных условий. Когда таких условий нет, то разделение властей может «дорасти» до федерализма, а может и ограничиться первой «классической» формой. Однако если эти условия обнаружились, то тогда полноценное взаимоограничение властей способно осуществиться уже только в форме федерации.
Коротко говоря, мне представляется, что два концептуальных положения лучше всего выражают сущность современного федерализма:
1. Содержание федерализма составляет трехстороннее власте-отношение – между федерацией, ее субъектом и гражданином (индивидом), своего рода «трехсторонний контракт», по смыслу определяющийся наличием у гражданина свободной воли вступать или не вступать в такое властеотношение.
2. Федерализм (при известных условиях) может стать необходимым четвертым компонентом в системе разделения властей, придавая ему дополнительный демократический потенциал.
НЕОБХОДИМОСТЬ ФЕДЕРАЛИЗМА В РОССИИ
В России с учетом масштабов страны, ее культурного разнообразия и исторически обусловленной слабости институтов коммунальной власти, отражающей малую склонность россиян к самоуправлению, современное государство может существовать только в федеративной форме.
Решая дилемму «федерация или унитарное государство», нужно отталкиваться не от того, что государственное устройство России переживает глубокий кризис (обычная в России точка отсчета), а от того, на каком отрезке ее исторического развития этот кризис назрел и какие эпохи он отделяет друг от друга. Необходимо брать логику исторического и культурного развития страны.
Россия продолжает совершать мучительный переход от традиционного общества и государства к обществу и государству Нового времени. Глубинный смысл происходящих политических преобразований состоит в формировании в России нации-государства. Переживаемый государством кризис есть кризис традиционных форм государственности, которые полностью исчерпали себя. Строительство современной нации-государства для России является объективной исторической необходимостью и непосредственной общественно-политической задачей.
Традиционное государство в России исчерпало себя. Оно вошло в противоречие с возобладавшей в российском обществе более индивидуалистической культурой. Эта культура нуждается в более современном государстве, а вот современное государство, основанное на рационализме и самоуправлении, осуществимо в России только как федерация.
Время Империи истекло, хотя многим кажется, что его еще можно вернуть. На территории России в принципе может возникнуть и несколько унитарных государств. Такой вариант развития никогда не исключен. Но Россия как единое многосоставное государство в пределах ее нынешних границ способна сохранить себя лишь в качестве федерации, опирающейся на свободное самовыражение индивида.
В свою очередь, становление федерации служит дополнительной гарантией для демократии. Поэтому концептуальную дилемму «федерализм – унитарное государство» следовало бы переформулировать применительно к России следующим образом: или сохранение единства России в форме современного федеративного нации-государства, или прекращение существования России как целостного и неделимого государства в пределах ее нынешних границ.
В то же время усвоение содержания доктрины федерализма в России сопряжено со специфическими трудностями. Источник этих трудностей – существование многочисленных стереотипов, рожденных «советским федерализмом».
Если во многих других областях политическое развитие посткоммунистической России страдает от одностороннего абсолютного отрицания всего, что связано с советским периодом развития российской государственности, то попытки внедрить федерализм в России наталкиваются на сопротивление сознания, находящегося именно под влиянием советского опыта.
Безусловно, что советский федерализм был подготовительной ступенькой к действительному федерализму. Он создал почву, точнее – психологические основания, на которых стала возможна сама постановка вопроса об истинном федерализме. Но в то же время он был крайне односторонен и искажен, имел совершенно иной смысл, чем на Западе. Прежде всего, советский федерализм носил чисто утилитарный характер. Он возник как результат механического заимствования элементов европейской идеологии для решения специфических, сугубо российских задач – в первую очередь, для сохранения многонациональной государственности. Этот утилитаристский дух и перешел по наследству от советского федерализма к федерализму постсоветскому.
Утилитарное, инструментальное отношение к федерализму проявляется сегодня в трех основных формах.
Во-первых, как регионализм, т. е. стремление использовать федеративную форму государственного устройства в качестве средства ограничения центробежных тенденций, своего рода уздечку для стремящихся к большей автономии регионов.
Во-вторых, как автономизация, т. е. намерение поставить федеративные начала на службу ограничению полномочий центральной власти и защите региональных интересов.
Наконец, в-третьих, как национал-сепаратизм, т. е. стремление использовать федеративные механизмы для решения этнических проблем.
При всем различии этих удачных или неудачных попыток утилитарного использования федерализма в их основе лежат мифы о федерализме, рожденные советским периодом. Два мифа являются определяющими: миф о производном характере федерации и миф о договорной природе федерализма. Они во многом определили конфигурацию посткоммунистического федерализма в России. Именно их необходимо преодолеть в первую очередь для того, чтобы добраться до истинного смысла современного федерализма.
НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ ЛЕГИТИМНОСТЬ ФЕДЕРАЦИИ
В России совершенно естественным кажется понимание федерации как вторичной, производной от ее субъектов структуры. Это – следствие интерпретации федерализма как двухэлементного властеотношения, с одной стороны которого – субъект (регион, культурный сегмент), решающий вместе с другими субъектами образовать федерацию, а с другой – сама федерация, созданная согласием субъектов. Представление это настолько глубоко укоренилось, что нет необходимости доказывать его широкое распространение в современной России.
Таким образом, федерация как в действительности трехэлементная система упрощается и сводится всего к двум элементам. Порок такого подхода заключается в том, что из властеотношений выпадает главный конституирующий федерацию субъект – гражданин (индивид). Он как бы выносится за скобки федерализма. Но без гражданина (индивида) современный федерализм не может быть осуществлен, сколь бы интенсивно ни велись переговоры между «центром» и «субъектами», сколько бы ни заключалось между «субъектами» договоров, какие бы полномочия ни делегировались в обе стороны.
Суть федерализма как раз в том и состоит, что и федерация, и ее субъекты в равной степени опираются на непосредственное волеизъявление граждан (индивидов) и не могут рассматриваться как производные друг от друга. Фантом способен породить только фантом. Федеральная власть не обусловлена волей политических сегментов федерации, а власть последних не дарована им федеральной властью. Власть федерации и власть ее субъектов есть следствие разделения властей, осуществленного (в демократической перспективе) в интересах сохранения и развития гражданской (индивидуальной) свободы.
Власть федерации и власть ее субъектов в равной степени непосредственно легитимны. Люди прямо легитимизируют федерацию в обоих ее качествах: федеральной власти и власти субъекта федерации. Без этой легитимизации все договоры субъектов с «центром» и между собою будут временны и безрезультатны, превратятся в правовую оболочку, из которой вынули «живую душу».
Как именно будет происходить легитимизация, в конечном счете зависит от обстоятельств времени и места и от существующих исторических традиций. В России это может быть и референдум, и конституционный конвент, и учредительное собрание, и что-либо еще. Важно лишь, чтобы подобная легитимизация не была формальной.
А это значит, что принятию решения должна предшествовать действительно свободная и широкая дискуссия, с вовлечением в нее значительных групп, составляющих национальное сообщество, в рамках которой только и может быть сформирована общая воля к созданию современного государства и подлинного государственного единства.
Эта дискуссия, практическое усвоение в ходе нее постулатов и ценностей федерализма, связанные с нею нравственная, идеологическая и, конечно, политическая борьба и нахождение консенсуса намного важнее для создания действительной федерации, чем сам по себе формальный акт голосования. Последнее само по себе не сплачивает политическое сообщество.
Именно широкая свободная общественная дискуссия, в ходе которой рождается политическая воля (что означает, в свою очередь, рождение нации), а не голосование, порождает политико-правовые последствия. Подача голоса сама по себе никаких политико-правовых последствий – в смысле конституирования действительной федерации – не создает, ибо голосование, не выражающее сформировавшейся политической воли (консенсуса), может быть повторено множество раз и каждый раз будет давать разный результат в зависимости от ситуации.
В этом смысле референдум по Конституции в декабре 1993 г. был лишь промежуточной стадией российского конституционного процесса и никоим образом не может рассматриваться как точка отсчета новой российской государственности вообще и российского федерализма в частности.
Дело даже не в том, что основополагающий вопрос о сохранении государственного единства и о его форме не был ни четко сформулирован, ни тем более выделен для апробации. Дело в том, что отсутствовала общественная дискуссия с четко определенной процедурой, в рамках которой могла бы родиться политическая воля нации.
Референдум декабря 1993 г. в принципе не был предназначен для выражения какого бы то ни было общенационального согласия, чувства единства. Следовательно, он и не повлек за собой никаких реальных политико-правовых последствий в плане оформления настоящего федерализма в России. Поэтому вопрос о федерализме неизбежно будет ставиться вновь и вновь, равно как будет возобновлен и конституционный процесс.
Изначально движение к новому федерализму осуществлялось не тем «субъектом», который в действительности мог бы и должен был бы поставить себе цели единения. Федерализм есть результат волеизъявления формирующих нацию граждан (индивидов), а не компромисс («торг») между центральной и периферийной властями. Судя по всему, россиянам еще только предстоит начать решать эту задачу по-настоящему.
КОНСТИТУЦИОННАЯ ПРИРОДА ФЕДЕРАЛИЗМА
Еще один миф, оказавший существенное влияние на осмысление федерализма в России, тесно связан с мифом о производном характере федерации и частично из него вытекает. Это миф о договорной природе федерации. В соответствии с ним центральным пунктом процесса «федерализации» является разграничение полномочий между центральной и местной властями, являющееся предметом соглашения между субъектами федерации. Создание федерации мыслится как бесконечный договорный процесс, в ходе которого стороны согласуют взаимную компетенцию.
На самом деле ключевым моментом в федерализме является вовсе не разделение полномочий между двумя – более высоким и более низким – уровнями власти. Такое разделение (делегирование) существует и в унитарном государстве. Федерализм не создает здесь нового качества. Центр, вокруг которого строится вся концепция федерализма, – это гражданское самоуправление, индивидуальная свобода.
Именно в интересах гражданина (индивида), ради обеспечения его свободы происходит политическое разделение власти (и суверенитета) на федеральную власть и власть субъекта федерации. Иными словами – своеобразная институционализация свободы с помощью специфических механизмов, включаемых федерализмом.
Полномочия центральной и периферийной властей вовсе не являются предметом их взаимного торга, а заданы обеим извне, то есть гражданами. Представление о том, что два властных уровня в федерации могут договариваться и договориться между собой о распределении полномочий, – утопия. Источник этого разделения – не в них самих, а в обществе, состоящем из созревших к самоуправлению индивидов.
Правовой формой выражения этой утопии в России стал «федеративный договор» как итог реализации и материальное воплощение идеи «договорной федерации». Такая федерация, по замыслу ее стратегов, должна образоваться из сложного, многоуровневого и многосубъектного договорного процесса.
Парадокс состоит в том, что, сколько бы ни продолжался этот процесс и как бы ни были его участники полны решимости довести дело до конца, его результатом может быть что угодно, кроме федерации. Потому что федерализм не предполагает вообще никакого договорного процесса между властными структурами, тем более исполнительными, которые по сути дела нанимает себе общество. Полномочия властных структур заданы властям в федеративном государстве третьей стороной. Эти полномочия – не собственность властей. Они не могут ими распоряжаться, менять, урезать, передавать друг другу и т. д.
Способ, которым задаются разграничение полномочий между федеральной властью и властью субъекта федерации, четкий предел их компетенции по отношению к гражданину (индивиду), есть конституция. Конституция – это матрица взаимоотношений властей различного уровня в федеративном государстве, а «что сверх того, то от лукавого». И если конституция не решает данную задачу, то никакие федеративные договоры не могут восполнить такой пробел хотя бы потому, что это – акты, производимые другими субъектами и имеющие совершенно иную природу.
Федеративный договор в России был явлением идеологическим и политическим, а не государственно-правовым. Он в принципе мог способствовать созданию политического и идеологического движения за федерацию. Однако его формальное включение в Конституцию и последующее «растворение» в ней лишь идеологизировало и политизировало текст, но не смогло превратить основной закон России в документ, конституирующий подлинную федерацию.
РУССКАЯ ДОРОГА К ФЕДЕРАЛИЗМУ
Способ, каким может быть создана федерация в России, предопределен сущностью федерализма как факультативной формы разделения властей в современном политическом государстве. Есть три условия, без которых разговор о российском федерализме теряет смысл.
Первым условием является действительный, «объективный» характер ограничения власти путем разделения федеральной власти и власти субъектов федерации.
Разделение властей должно задаваться извне и не зависеть от субъективной воли самих властителей. Это возможно только в том случае, если разделение властей установлено конституционно. Причем конституционность должна быть действительной, а не мнимой, т. е. реально, а не формально выражать политическую волю нации.
Поэтому предварительным условием формирования федерализма в России является возобновление конституционного процесса, в рамках которого оба уровня власти в федерации приобретут, наконец, действительную и непосредственную легитимность.
Второе условие – это обособленность друг от друга федеральной власти и власти субъектов федерации.
Разделение властей реально лишь в том случае, если эти власти самостоятельны (на разных горизонтальных уровнях тоже). Это касается и разделения на федеральную власть и власть субъекта федерации. В России на сегодняшний день такой самостоятельности властей в отношениях друг с другом нет.
Поэтому строительство федерализма на существующей правовой базе невозможно. Для того чтобы вопрос о федерализме в России был поставлен в практическую плоскость, нужно совершить по крайней мере два серьезных шага.
Во-первых, необходимо ввести выборность руководства всех субъектов федерации. До тех пор пока главы администраций назначаются главой государства, ни о какой обособленности властей не может быть и речи. Следовательно, нет и федеративных, в точном смысле этого слова, отношений.
Во-вторых, нужна административная реформа исполнительной власти, которая представляет из себя сегодня единую иерархическую систему. Федерация и ее субъект должны иметь собственные разделенные аппараты исполнительной власти, действующие, соответственно, в рамках федерального и местного законодательства.
Последнее прежде всего касается налоговых органов, службы охраны порядка (милиции, решающей в отличие от полиции местные задачи по охране общественного порядка) и др.
Не должно быть органов «двойного подчинения», обслуживающих одновременно интересы федерации и интересы ее субъекта. Для выполнения определенных функций федеральная власть может иметь своих агентов на местах, однако субъекты федерации в рамках своих полномочий должны опираться на полноценный, работающий по законам именно субъекта федерации исполнительный аппарат. Без такого разделения властей федерация в России всегда будет фиктивной.
Третьим условием является равенство федеральной власти и власти субъекта федерации в отношениях друг с другом.
Сама по себе система разделения властей принципиально предусматривает их равноправие, что и предотвращает концентрацию прерогатив в одних руках. Федерализм по своей природе несовместим с сохранением иерархических отношений между федеральной властью и властью субъектов федерации. Но иной характер они могут приобрести только при наличии развитой и самостоятельной системы правосудия.
Таким образом, крупномасштабная судебная реформа есть необходимое предварительное условие превращения России в современное федеративное государство. Нужен по-настоящему независимый верховный суд (элемент разделения властей на высшем уровне) как арбитр в отношениях между федеральной властью и субъектом федерации, который придаст этим отношениям правовой характер, т. е. гарантирует самостоятельность и равенство субъектов.
В общем и целом, как нельзя было построить коммунизма в одной отдельно взятой стране, так и невозможно достичь успеха в одном отдельно взятом сегменте конституционного строительства. Нельзя иметь федерацию, не отстроив конституционное государство со всеми его существенными чертами.
ФЕДЕРАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ В РОССИИ
Задача построения в России федеративного государства практически совпадает с задачей становления в стране демократического политического режима с сопутствующей ему системой ценностей.
Взгляд сквозь призму федерализма позволяет увидеть в новом ракурсе дискуссию о демократии в России.
С одной стороны, демократия в качестве формы правления оказывается естественным образом единственно вероятной формой сохранения и развития единой России как многосоставного государства. Сохранение единого Российского государства возможно, как я пытался доказать, только в федеративной форме. Но федерализм и демократия неразделимы, поскольку федерация есть высшая ступень развития современного демократического государства, в основе которого лежат принципы верховенства прав народа, гарантий классических свобод, в т. ч. свободы выбора, и разделения властей.
С другой, – в России пока нет особо благоприятных предварительных условий, позволяющих сразу же приступить к формированию федерации, такой, например, как в США.
Между нынешней Россией и США двухсотлетней давности существует огромное различие в исходных посылках построения федерации.
В США обособленность и равенство субъектов федерации существовали изначально, что давало возможность непосредственно приступить к созданию современного государства как федерации. В России ни обособленности, ни равенства субъектов федерации не существует, поэтому прямо приступить к федеративному строительству невозможно.
Нужна предварительная работа как со стороны общества, так и со стороны власти. Вряд ли возможен и непосредственный, без промежуточных этапов переход России к полноценной демократии. Значит, без переходного периода, в течение которого будут подготовлены все необходимые условия, не обойтись. Но необходимость предварительной работы не является оправданием «ничегонеделанья».
Если все выше написанное о федерализме как государственном устройстве, опирающемся на свободное волеизъявление индивида, ограничивающем власть – путем ее разделения – во имя расширения пространства индивидуальной свободы, наконец, гарантирующем эту свободу, можно назвать рассуждениями в духе либерализма – что ж, видимо, подобная либерализация политического развития России, с бережным учетом ее исторических особенностей и культурного многообразия, объективно необходима и уже назрела.
