Эмпирическая картина политически жизни России конца 90-х полна противоречий. Тенденции утоплены в море отрицающих друг друга фактов. Его величество случай правит бал. Все выводы и прогнозы – субъективны и относительны. Кажется, что будущее окончательно потеряло свои корни в настоящем.

Но даже в такой ситуации поиск объективной логики субъективных действий не является безнадежным делом. Логика перестала быть очевидной и осязаемой. Но это не значит, что она исчезла. Просто суть происходящего надежно спряталась от посторонних глаз за непроницаемой гладью бытия.

Новая русская Власть не возникла на пустом месте, не свалилась из космоса и не была занесена в Россию, как инфекция. Она, кроме всего прочего, возникла на волне вполне определенного Движения, которое в свое время носило массовый характер и которое было достаточно сильным, чтобы снести, как щепку, казавшуюся незыблемой старую власть.

Анализ непростых взаимоотношений «посткоммунистической» власти с породившим его «антикоммунистическим» (реформаторским) движением позволяет увидеть многое из того, что зачастую надежно скрыто от взгляда исследователя.

Явление, называемое в России гражданским обществом (не путать с «гражданским обществом» в общепринятом в политической теории смысла слова), имеет сложную природу и по своему происхождению это отражение власти в обществе.

Старая традиционная власть в стадии стагнации, теряя устойчивость, создает вокруг себя псевдообщество из элементов, отколовшихся от власти, вышедших из ее недр. Под влиянием усиливающихся по мере распада старой системы политических полей эти элементы объединяются в реформаторское (перестроечное, модернизационное и так далее) Движение, которое имеет псевдообщественный характер. Движение приобретает относительную независимость как от власти, от которой оно ушло, так и от общества, к которому оно не пришло.

Движение рождается под давлением обстоятельств, вынуждающих власть к переменам. Поэтому очень скоро оно становится символом перемен, причем не каких-то конкретных перемен, а социальных изменений вообще, движения как такового.

Феноменальность этого явления состоит в том, что Движение очень скоро превращается в самую настоящую «третью силу». Это и не власть, и не общество. Оно вышло из власти, но на власть не похоже. Оно выглядит как общественная сила, но ничем на самом деле с обществом не связано.

Это «мифический» элемент русской политики. По отношению к власти Движение выступает как виртуальное общество. По отношению к обществу Движение выступает как виртуальная власть.

Чем слабее старая власть, тем больше она должна опираться в своих действиях на внешнюю силу. Такой внешней силой и выступает «виртуальное общество», олицетворяемое Движением. В то же время по отношению к реальному обществу Движение выступает как власть, навязывая ему свою волю, то есть делая то, что действительная власть сделать уже не может.

Движение выступает вначале как своего рода опосредование в отношениях между властью и обществом и, как всякое опосредование, со временем становится главным, опорным элементом системы. Именно отношение власти к Движению, с одной стороны, и общества к Движению – с другой определяют политическую конфигурацию общественной жизни России в каждый данный момент времени.

Исследование связей и отношений между субъектами российской политической сцены позволяет обозначить формулу, при помощи которой можно упорядочить описание современных политических реалий.

Особенностью русской политической жизни является то, что политическое развитие происходит не в обычной плоскости «власть–общество», а в объемном пространстве, заданном тремя осями: «власть», «общество», «движение». Именно поэтому вычисление вектора движения представляет такую сложность.

В этой системе координат власть есть больше чем власть. Это символ порядка вообще. Общество целиком сориентировано на такую власть и поэтому является не активным, а пассивным элементом. Оно выступает как балласт, обеспечивающий устойчивость социальной системы. Власть и общество образуют вместе статическую подсистему, которая до поры до времени гасит опасные политические колебания.

Движение имеет сложную двойственную природу.

С одной стороны, это виртуальное общество. Его суррогатный, квазиобщественный характер нашел отражение в термине, которым оно часто обозначается – «общественность».

С другой – это конкурирующая власть. Влияние «общественности» на поведение членов общества в критические периоды оказывается зачастую значительней, чем сила воздействия со стороны официального государства. Рождение Движения как самостоятельного политического феномена всегда означает возникновение ситуации «двоевластия». Но, в отличие от действительной власти, Движение не статично, а динамично. Это «свободный член» системы, подталкивающий ее к изменению и развитию.

Существование треугольника «власть – общество – движение» не есть нечто исключительное, свойственное только посткоммунистической России. Это феномен, присущий российской политике в целом. Движение возникало до сих пор каждый раз как посредник при разрешении противоречия между властью и обществом, когда непосредственно это противоречие разрешить не удавалось.

«Русский треугольник» есть смысл изучать, сопоставляя его сегодняшние контуры с прошлым опытом. Реформаторство есть как минимум вторая историческая форма упомянутого опосредования. Предшествующей был большевизм.

Поэтому часто проводимые аналогии между реформаторством конца века и большевизмом начала века отнюдь не случайны. У них общая природа. Видимо, и знаменитое «двоевластие», возникшее после Февральской революции, не было исключительным событием, а является нормальным кульминационным пунктом развития отношений между Властью и Движением.

В обоих случаях интрига «русского треугольника» кажется незамысловатой. Отношения власти и общества заходят в тупик и превращаются в тормоз общественного развития. Власть окаменевает в своей роли гаранта стабильности и порядка. Общество соглашается с этой ролью власти и занимает пассивную выжидательную позицию.

Возникает жесткое статическое отношение, где власть и общество замкнуты друг на друга. Все социальные процессы замедляются, а общественное напряжение растет. На этом фоне появляется третья сила, внешне самостоятельная как по отношению к власти, так и по отношению к обществу. Эта третья сила динамична и приобретает форму Движения. Она начинает «раскачивать лодку», попеременно воздействуя то на общество, то на власть.

Движение есть нечто, что появляется рядом с властью и обществом на определенных исторических этапах и при определенных условиях и что, выполнив свою историческую миссию, исчезает, растворившись либо во власти, либо в обществе. При появлении на свет оно переживает несколько стадий внутренней эволюции. Исчезая, оно также проходит несколько этапов.

Закат Движения сопряжен с протеканием ряда процессов, которые лишь с некоторой долей условности могут быть обозначены как последовательные. Это процессы концентрации, радикализации, кристаллизации и поглощения (совмещения либо с властью, либо с обществом).

Концентрация. С первых шагов Движение проявляет себя как генератор общественных изменений. Оно вбирает в себя отовсюду накопленную обществом энергию и транслирует эту энергию в поток инициатив. Постепенно Движение начинает напоминать гигантскую социальную воронку, которая втягивает в себя из окружающей среды все сколько-нибудь активные элементы. В нем аккумулируется огромная энергия. Но чем больше энергии сосредоточивается в Движении, тем меньше ее остается вокруг него. Люди, первоначально не примыкавшие к Движению, если они энергичны и инициативны, захватываются потоком, становятся частью Движения, тем самым как бы теряя свою прежнюю связь с властью и обществом. Прямым следствием развития этого процесса является то, что Движение становится воплощением социальной динамики, замкнутые друг на друга власть и общество – символом неподвижности и косности.

Радикализация. Самостоятельность Движения является причиной того, что оно эволюционирует как изолированная система, прямо не зависящая ни от того, что происходит с властью, ни от того, что происходит с обществом. Это развитие несильно опосредовано какими-либо «потусторонними» влияниями и сообразуется только со своей внутренней логикой.

На эту логику вынуждены ориентироваться практически все политические группы, вовлеченные в Движение. Разница состоит лишь в бескомпромиссности, в степени приверженности общему духу перемен.

Для такого развития характерна непрерывная радикализация. Чем меньше внешнее «торможение», тем больше условий для победы той внутренней партии, которая наиболее последовательно и полно соответствует генеральному направлению общественной эволюции, то есть наиболее радикальной партии. «Колеблющиеся» остаются на краю политической сцены. Будь Движение более тесно связано с обществом, в котором процессы обновления далеко не завершен^, расстановка сил была бы другой. Компромиссная линия тогда бы доминировала.

Следствием такой ситуации является то, что политические лидеры и оппозиция в России отличаются друг от друга не качественно, а степенью соответствия духу времени.

Кристаллизация. По самой своей природе Движение не имеет четко выраженных границ. Тем не менее постепенно внутри Движения возникает некоторое «твердое ядро», которое является самодостаточным как в экономическом, так и в политическом смыслах.

На первом этапе происходит выделение среди прочих участников Движения двух специфических элементов: «новых экономических русских» и «новых политических русских». Эти две группы резко контрастируют радикализмом своего экономического и политического поведения по сравнению со всеми остальными. Качественный скачок происходит, когда становится ощутимым процесс сращивания этих элементов. Весьма показательным в этом отношении является соглашение финансовых и политических групп, состоявшееся в 1995 году в Давосе, следствием которого по сути стала победа Б. Н. Ельцина на июньских выборах 1996 года. Такое соединение разнородных радикалов дает невиданный кумулятивный эффект. Появляется своего рода финансово-политический консорциум, способный проводить почти неограниченную экспансию в экономической и социально-политической сферах.

Эта экспансия осуществляется одновременно в трех измерениях: экономическом, политическом и информационном. На экономическом поле усиливается контроль за основными финансовыми и сырьевыми ресурсами. На политическом поле устанавливается более полный контроль над Правительством. На информационном – происходит массовая скупка наиболее влиятельных центральных теле- и радиоканалов, газет и журналов.

Формирование на почве Движения финансово-политического альянса есть переломный момент в истории Движения. Аналогичным переломным моментом было создание В. И. Лениным в начале века на гребне революционно-демократической волны «партии нового типа». Этот «сухой остаток» Движения настолько самостоятелен, что дальше может обходиться уже без самого Движения, развиваясь по собственным законам.

Итогом всех этих процессов становится выход Движения на качественно новые рубежи своей эволюции. На этих рубежах Движению становится тесно в существующих рамках.

Поглощение. Когда процесс кристаллизации Движения достигает критической отметки и возникший «твердый элемент» сосредоточивает в своих руках необходимые ресурсы, начинается поглощение Движением как власти, так и общества, до сих пор отделенных от него. Приближается развязка интриги «русского треугольника». Один из углов его стремительно совмещается с двумя другими. Треугольник на глазах съеживается в точку.

Парадокс ситуации состоит в том, что акт поглощения Движением власти и общества есть в то же время акт его самоуничтожения. Движение существует как политический феномен лишь до тех пор, пока сохраняется его самостоятельность в отношениях с властью и обществом.

Главное противоречие Движения заключается в том, что акт экспансии, который есть неизбежное следствие его внутренней эволюции, является последним историческим актом Движения.

Описанное выше соотношение сил внутри «русского треугольника», возникшее в России к концу 90-х годов в общих чертах напоминает соотношение сил, которое складывалось в «треугольнике» накануне 1917 года. В обоих случаях Движение, появившись на свет, укреплялось, качественно менялось и, наконец, исчезало, поглощая другие вершины треугольника.

Но есть и принципиальные различия.

В 1917 году Движение вышло из недр общества. В завершающей фазе своего развития оно вновь совмещается с обществом, лишая общество самостоятельности и подчиняя его целиком своему влиянию. Соединенная сила Движения и общества обрушивается на власть. Весь процесс поэтому необратимо приобретает революционный характер. Революция полностью уничтожает старую власть. В результате на месте, где когда-то существовал треугольник, образованным властью, обществом и Движением, возникает новая синтетическая сила, представляющая из себя тотальную власть, поглотившую осколки старого общества.

В конце XX века Движение порождается властью. На последней стадии эволюции оно вновь сливается с властью, прорастая в нее возникшими внутри Движения финансово-политическими структурами. Соединенная сила власти и Движения обрушивается на старое общество и до основания уничтожает все его традиционные связи и отношения. В итоге и в этом случае на месте ставшего привычным треугольника возникает синтетическая сила. Но эта сила уже не носит тотальный характер. Вокруг нее продолжают существовать осколки разрушенного ею общества. В первом случае, когда процесс соединения идет через слияние с обществом (в том смысле, в котором об обществе можно говорить в России) и уничтожение власти, возникшая новая сила напоминает шаровую молнию, внутри которой кипит связанная социальная энергия. Во втором случае, когда процесс соединения идет через слияние с властью и уничтожение традиционных социальных связей и отношений в обществе, новая сила напоминает обыкновенный разряд в наполненной социальной энергией атмосфере, после которого воздух оказывается насыщенным озоном. В одном случае мы получаем энергию, собранную в точку, в другом – точку, двигающуюся в свободном энергетическом поле.

Такой подход наглядно демонстрирует условность ставшего общим местом идеологического противопоставления «революции» и «реформы» в России. И то, что в России называют революцией, и то, что в ней называют реформой, представляет собой две формы, два способа социального преобразования, где в качестве орудия выступает Движение.

Эти формы отличаются друг от друга не интенсивностью (то есть гуманностью, длительностью осуществления и тому подобными чертами), а направленностью и последовательностью действий. Идя «революционным путем», Движение соединяется с обществом и уничтожает старую власть. Идя «реформаторским путем», Движение смешивается с властью и уничтожает старое общество.

Следствием разрешения внутренних противоречий в «треугольнике» 1917 года стало разрушение власти и превращение кинетической энергии общества в потенциальную. Разрешение противоречий в треугольнике на исходе столетия приводит к высвобождению огромной массы ранее связанной общественной энергии.

В начале века большевистское движение сумело сгруппировать вокруг себя российское общество, «связав» железными идеологическими прутьями его бунтарскую волю. Тем самым оно обрекло на гибель царскую власть. Революционный акт придал этому «Движению-Обществу» государственную форму. Возникла синкретическая государственно-общественная система, в которой большевизм как движение растворился. Энергия исчезнувшего общества разлилась по государственным жилам, сохраняя потенциал для будущей социальной трансформации.

В конце века Движение, превратившееся в «реформаторство» образца 1993 года, сгруппировало вокруг себя обломки государственной машины, связав энергию административного распада. Тем самым оно предрекло скоропостижную смерть старому обществу. На общество обрушился удар страшной силы. Новое «Движение-Государство», как железный кулак, стало сокрушать привычные стереотипы и образ жизни, ломая устоявшиеся связи и отношения. В результате в считанные годы миллионы людей оказались выпавшими из привычных социальных ячеек и предоставленными самим себе. Старое общество рассыпалось на бесчисленное множество «свободных радикалов».

Миллионы выбитых из привычной колеи людей кажутся внешне такими же, как и раньше. На самом деле в их индивидуальном сознании произошли колоссальные перемены. А главное, они аккумулируют в себе огромный заряд энергии. Потенциал этой массы – главный итог всех лет преобразований и залог продолжения общественной эволюции в далеком будущем. Власть напоминает в данном случае корабль, плывущий по нефтяному пятну.

Но нефть пока не горит. Хотя старое общество уже разрушено бешеным натиском власти, его осколки сохранили по инерции пассивную ориентацию на старую власть. Графически описанные процессы могут быть проиллюстрированы следующим образом:

Так называемое «демократическое движение» в России конца XX века, имеющее общую природу с большевизмом, было обречено разделить его судьбу. Но если большевики шли к своей цели без колебаний, то «демократов» по мере продвижения к полной власти постоянно одолевают сомнения. Эта разница предопределена различием тех общественно-политических ситуаций, которые являются итогом эволюции Движения в начале и в конце XX века.

Все имеет не только начало, но и конец, в том числе и посткоммунизм. Сегодня мы можем более четко обозначить границы этого странного этапа российской истории. Посткоммунизм – это эпоха существования Движения как самостоятельной и независимой силы, предопределяющей развитие общества и государства переходного времени. Посткоммунизм – это период ярко выраженного двоевластия. Появление Движения как фактора общественного развития открывает посткоммунистическую стадию эволюции. Обратное поглощение Движения обществом и государством закрывает этот этап истории.

Движение – ключевой признак современной эпохи. Уходя, оно уносит и свое время. Когда-то победивший большевизм покончил с двоевластием николаевской России. Растворившись вместе с обществом во власти, он положил начало эпохе коммунизма. Перестройка, породившая демократическое Движение, начала отсчет нового времени. Окончательное поглощение демократического движения властью будет означать, что и оно истекло.

Конечно, еще долгое время общество будет оставаться неструктурированным. Государство будет доминировать над разрозненными массами. Возможно, этот период начнут называть «пост-посткоммунизм». Но он уже будет принадлежать будущему, а не прошлому.