Говорят, губернаторский дворец в Санта-Фе — старейшее постоянно действующее общественное здание в США. Это низкое строение из красного кирпича и дерева — обязательный пункт программы для всех гостей города — растянулось на целый квартал. Его построили испанцы в 1610 году как оплот власти на севере Новой Испании, а сейчас это культурный центр города. Во дворце расположен популярный музей Новой Мексики, а снаружи, вдоль выходящей на плазу балюстрады, индейские ремесленники продают туристам ювелирные изделия ручной работы.

Галерея индейского искусства и антиквариата Джошуа Бэра находилась в половине квартала от дворца, в доме 116 по Ист-Пэлэс-авеню. У входа была неприметная деревянная доска с надписью: «Галерея на втором этаже. Открыто» — и плакат: «Зачем рисковать? Покупайте подлинное искусство».

Необычно холодным летним днем 1999 года мы с напарником, тоже тайным агентом, шли по этой лестнице. В карманах у нас были микрофоны и фальшивые документы.

Торговля поддельными индейскими реликвиями приносит преступникам миллиард долларов в год. Но и это немного по сравнению с незаконной продажей религиозной утвари индейцев, особенно украшенной орлиными перьями. Эта деятельность уже много лет была головной болью правоохранительных органов и вождей племен. Что еще хуже, многие в Нью-Мексико — в том числе некоторые судьи, представители индейцев и чиновники штата — открыто критиковали федеральный закон о защите орлов. Бороться со «сборщиками», которые прочесывают резервации, скупают у нищих индейцев ритуальные предметы и перепродают их дилерам в Санта-Фе, несложно. Гораздо тяжелее привлечь к ответственности торговца. Упорные сотрудники федеральной Службы охраны рыбных ресурсов и диких животных полгода назад начали крупное расследование и подозревали, что Бэр и еще четыре человека нелегально продают индейские предметы культа, в том числе с орлиными перьями. Доказать это не получалось. Оставалось только заманить дельцов из Санта-Фе в ловушку. Но это был тесный круг, к чужим относились с подозрением, и местным агентам работать под прикрытием было почти невозможно. Именно поэтому Служба решила обратиться за помощью и устроить большую облаву, чтобы надолго запугать нечистых на руку дилеров. Выбор пал на меня — агента ФБР из Филадельфии — и норвежского детектива. Я был привлечен из-за опыта работы с преступлениями в сфере искусств, а норвежец — потому что индейские религиозные реликвии, например головные уборы с орлиными перьями, фигурки «матери-кукурузы» племени зуни и церемониальные маски хопи, популярны в Европе, где их продажа легальна. Богатые европейцы часто приезжали в Санта-Фе за индейским искусством, иногда в сопровождении американских экспертов-брокеров. Я должен был играть консультанта богатого норвежского знакомого по имени Ивар Хусбю. Он выглядел как настоящий скандинав, носил Hugo Boss и часы «Ролекс», которые взял напрокат.

Мы с Хусбю поднялись по ступеням, покрытым коричневым ковром, и вошли в галерею на втором этаже. В центре, у прилавка с коллекцией кукол-качина (духов предков) племени хопи, стоял приятный мужчина ростом примерно метр девяносто и весом сто килограммов. Две стены напротив окон, выходящих на Пэлэс-авеню, были увешены качественными коврами навахо. Продавец дал нам минуту, чтобы все это оценить, а потом протянул руку.

— Джош Бэр. Добро пожаловать.

— Добрый день, Джош. Боб Клэй из Филадельфии. Удивительная работа!

Я кивнул в сторону ковра.

— Ивар Хусбю, — сказал норвежец, пожимая Бэру руку. — Из Осло в Норвегии.

— Ивар — коллекционер, — сказал я, хлопая напарника по плечу. — Он не очень хорошо говорит по-английски, я ему немного помогаю. Мой хороший клиент.

Бэр повернулся к Хусбю.

— Чем вы занимаетесь?

— Семья занимается нефтью. У меня интернет-компания.

Хусбю свободно владел четырьмя языками, но с Бэром говорил на ломаном английском. Карие глаза торговца расширились.

— Скажите, если могу вам помочь.

Он показал на несколько ковров навахо, но я быстро дал ему понять, что нас больше интересуют ритуальные предметы.

— Ивар интересуется культами саамов. Эти скандинавские народности похожи на американских индейцев, поэтому мы здесь.

Я вручил ему свою визитку: «Роберт Клэй, торговый консультант».

Бэр нырнул в заднюю комнату и вынес оттуда церемониальную миску культуры мимбрес, датированную 900 годом нашей эры (цена шесть тысяч долларов), десятисантиметровую куклу-качина племени акома (пять пятьсот) и щит для танца духов племени кайова (двадцать четыре тысячи). Мы беседовали почти сорок минут, но ничего не купили. А когда собрались уходить, Бэр пригласил заглянуть вечером в его галерею на ярмарку старых почтовых открыток. Вечером мы действительно зашли и перекинулись парой слов.

— Приходите завтра. Кое-что вам покажу, — пообещал он.

— Очень на это надеюсь, Джош, — ответил я, почувствовав завораживающий лучик надежды.

Работать под прикрытием — как играть в шахматы. Надо освоить предмет и всегда на один-два хода опережать противника.

Я подготовил сотни федеральных агентов. «Забудьте все, что видели по телевизору, — всегда говорил я им. — Там не покажут реальную жизнь. В ФБР хорошая подготовка, но в тайных операциях лучше полагаться на свои инстинкты». Годы, когда я продавал фермерам рекламу, дали мне больше, чем любое специальное руководство.

Эти умения нельзя получить в аудитории. Если у человека нет врожденного инстинкта и черт для работы под прикрытием, он, вероятно, не сможет ей заниматься. Либо ты умеешь общаться и продавать — чтобы завоевать доверие и злоупотребить им, — либо нет.

Начинается все с псевдонима. Без него тайному агенту не обойтись. Лучше пользоваться настоящим именем — если только оно не какое-то необычное для ваших краев, например Ульрих или Пэрис. Это соответствует моему главному правилу: ври как можно меньше, ведь чем больше врешь, тем больше надо запоминать. Чем меньше нужно помнить, тем комфортнее и естественнее вы себя будете чувствовать. Еще настоящее имя защитит вас, если вы столкнетесь со знакомым или коллегой, а тот не знает, что вы на задании. В первые минуты операции по делу о продаже боевого знамени я неожиданно столкнулся в аэропорту с соседом. «Привет, Боб!» — крикнул он. Я кивнул, поздоровался и пошел с Уилхайтом дальше. Если бы этот сосед назвал меня как-то иначе, все могло бы сорваться.

Фамилию лучше придумать неброскую и популярную — такую, чтобы ее было сложно проверить простым поиском в интернете.

Когда псевдоним готов, нужно создать «бумажный след» вымышленной личности, с которой ты работаешь. В ФБР это называют административной поддержкой. Чтобы помочь сотруднику создать и поддерживать легенду, в Вашингтоне действуют специальные команды агентов, аналитиков и вспомогательного персонала.

Правила ФБР по работе под прикрытием в основном нудные и бюрократичные, поэтому я старался обеспечить себе такую поддержку самостоятельно. В кошелек я клал разные второстепенные документы: читательский билет филадельфийской библиотеки, карточку лояльного клиента U.S. Airways, дисконтные карты книжных магазинов Barnes & Noble и Borders, семейный абонемент в Филадельфийский художественный музей, случайный чек из галереи с моим вымышленным именем. Я регистрировал несколько адресов на Hotmail. Наверное, для всего этого тоже было положено заполнять какие-то бумаги, но если бы я дотошно следовал всем правилам ФБР, я бы никогда ничего не добился. Большинство руководителей это понимало и смотрело сквозь пальцы.

Следующий шаг — подтвердить репутацию. Нужны профессиональные, но сдержанные визитки, телефонные номера и по возможности история в открытых источниках. Для небольших разовых операций много не надо: обычно я ограничивался номером мобильного и электронной почтой. При необходимости всегда можно положиться на бюро, а в особых ситуациях приходилось обращаться за помощью в какую-нибудь частную компанию или университет. Иногда фирмы помогают агентам ФБР создавать легенду и разрешают пользоваться своим названием, бланками и бейджами.

Обеспечить такую поддержку не так сложно: нужны прежде всего работа с бумагами и терпение. Справится почти любой. Но для следующих пунктов понадобятся крепкие нервы и особые личностные качества.

Вот мой подход к работе под прикрытием.

Такие операции во многом напоминают продажи. Нужно хорошо знать человеческую природу, втереться в доверие, а потом этим воспользоваться. Стать другом и предать.

Тайные операции не похожи друг на друга, но в целом сводятся к пяти этапам: оценить цель, познакомиться, создать хорошие отношения, предать, пойти домой.

Первый этап — оценить цель. Кто этот человек? Что предлагает? Беспроигрышные инвестиции? Уход от налогов? Взятку члену городского совета? Наркотики? Что бы это ни было, вам придется освоить эту тему.

Скажем, вы работаете над делом о торговле наркотиками. Вам нужно разобраться, как сегодня их употребляют, и забыть, что вам показали по телевизору и что вы помните из студенческих времен. Нужно знать, как обращаться с наркотиком, как его «бодяжить», какая доза нужна обычному человеку. Полезно быть в курсе текущих цен на улицах своего города — от грамма до килограмма. Необходимо освоить жаргон.

Это касается любой области. Когда я, городской парень, начал искать рекламодателей для Farmer, до меня быстро дошло, что нужно понимать разницу между голштинской породой коров и ангусской. Одна молочная, другая мясная. Одну надо доить, другую есть. Одна для фермера важный член семьи, другая — обед.

Приобретенные знания можно применять и дальше, если работаешь в той же области. Навыки, полученные при разработке финансовой пирамиды, пригодятся в тайной операции, связанной с другими денежными махинациями. Дела о наркотиках и коррупции обычно предсказуемые, достаточно освоить несколько схем. А вот преступления в сфере искусства — совсем другое дело. Можно сказать, что они сложнее, поскольку жанров очень много и почти каждый раз приходится переключаться, исследовать рынок, осваивать жаргон.

Второй этап — знакомство. Встретиться с целью можно двумя путями. Я называю их «столкновение» и «поручительство».

Столкновение устроить нелегко. Нужны серьезная подготовка и немного везения. Как и следует из названия, надо каким-то образом столкнуться с целью так, чтобы это казалось естественным: в баре, клубе, галерее. Иногда приходится потратить недели и даже месяцы, чтобы создать себе репутацию в нужных кругах. Если цель — отъявленный байкер, придется ошиваться с бандами байкеров и ждать подходящего момента.

Намного быстрее действовать с помощью поручительства. Кто-то — обычно негласный осведомитель или сотрудничающий со следствием человек — должен сказать цели, что с вами можно иметь дело. В случае с золотой пластиной моим поручителем был Базен, а за него ручался один из его источников. Подтверждение не обязательно исходит от конкретного человека. Задача — убедить цель, что вы тот, за кого себя выдаете, в моем случае — эксперт в конкретной области искусства. Можно создать виртуальное поручительство, продемонстрировав свои умения. В деле с флагом я заманил человека из Канзас-Сити в Филадельфию после многочисленных телефонных разговоров, во время которых ясно дал ему понять, что хорошо знаком с сообществом собирателей реликвий Гражданской войны.

Третий этап — создать хорошие отношения. Нужно завоевать доверие цели, а для этого лучше всего ее впечатлять и обхаживать. Можно, конечно, угощать человека выпивкой, кормить ужинами и возить в своем сияющем автомобиле, но эффективнее срабатывают более тонкие подходы. Лучше всего прибегнуть к психологическим уловкам.

Первое впечатление очень важно. С самого начала надо создать дружелюбную атмосферу. Главное здесь — выражение лица, это самый заметный элемент межчеловеческого общения. Если человек улыбается, создает мягкий зрительный контакт и вежливо пожимает руку, я, скорее всего, подумаю, что он приятный парень. А вот недовольное лицо, взгляд исподлобья и медвежье рукопожатие заставят меня насторожиться: это либо враг, либо соперник. Это не рефлекс вроде «бей или беги», здесь много нюансов, и приходится работать на периферии личности. (Если я встречаю конкурента, я дам ему преуспеть в его деле, но буду настаивать, чтобы он дал мне преуспеть в моем. Если человек — вор, я разрешу ему командовать во время ограбления, но он должен передать мне руководство, когда придет время заключать сделку.)

Нельзя недооценивать дружескую улыбку. Если вы улыбаетесь, велика вероятность, что цель последует вашему примеру. Человеку свойственно «отзеркаливать» то, что он видит. Эту первичную психологическую реакцию усваивают еще в младенчестве. Маленький ребенок улыбается в ответ не потому, что вы ему понравились, он просто повторяет за вами. Нахмурьтесь — и он заплачет. Этой методике выживания мы учимся в первые несколько месяцев и сохраняем ее всю жизнь.

Отзеркаливание можно применять по-разному. Приятно, когда ты что-то сказал и слышишь в ответ: «Слушай, отличная мысль!» Когда общаешься с такими же, как ты, хочется расслабиться. Хороший тайный агент использует этот эффект в свою пользу. Если цель сидит близко к столу, надо подвинуться поближе. Надела солнечные очки — наденьте и вы. Смеется — смейтесь. Старайтесь подтверждать все, что цель говорит. Заметила, что на улице жарко, — соглашайтесь. Критикует позицию или характер какого-то политика — признайте, что у него много слабых мест. Заказывает чай со льдом — последуйте ее примеру.

Когда у вас завяжется разговор — не закрывайтесь. Расскажите о себе, расспросите собеседника о его жизни. Обмен личной информацией — прекрасный способ создать межчеловеческую связь, завоевать доверие.

Но действовать надо осторожно. Все, что вы говорите, должно быть либо проверяемым, либо настолько личным, что проверить это невозможно. Старайтесь держаться как можно ближе к правде: не надо говорить, что у вас шестеро детей, если их всего двое. На каком-то этапе вы, скорее всего, проколетесь.

Как подружиться с человеком, если он вас отталкивает? Надо как следует постараться. Отыщите в этом человеке что-нибудь хорошее и сосредоточьтесь на этой черте. Абсолютных злодеев не бывает. Ему важна семья? Он заботится о справедливости? У вас одинаковые вкусы в музыке? Схожие взгляды на женщин? Еду? Футбол? Политику? Автомобили? Искусство? Если зацикливаться на криминальных и аморальных чертах, никогда не найдешь с человеком подлинного взаимопонимания.

Еще один важный момент. Чтобы не попасть в сложное положение, постарайтесь сразу обозначить свое отношение к браку и алкоголю. Если вы женаты — скажите, что очень любите свою жену. Если вы «очень любите свою жену», значит, не ходите налево. Если хотите сторониться выпивки — объясните, что не пьете, потому что были алкоголиком и боитесь странных помутнений сознания. Только не надо заявлять, что пить и гулять нехорошо с моральной точки зрения. Это будет звучать по-идиотски: в конце концов, вы хотите изобразить преступника! Если пораньше прояснить эти вопросы, будет намного проще, когда цель попытается вас проверить. Скажите: «Послушайте, я не игрок, а бизнесмен и пришел сюда по делу, а не развлекаться».

Важно войти в роль, но быть осторожным и оставаться начеку. Во время тайной операции легко утратить связь с реальностью и позволить лжи и обману взять верх.

Четвертый этап — предать. Убедите человека передать вам контрабандный товар в контролируемой обстановке, желательно в гостиничном номере рядом с командой спецназа. Заставьте его уличить себя под запись.

Пятый этап — идите домой. Безопасно закончите дело и возвращайтесь к родным. Никогда не позволяйте своей тайной жизни подчинить себе реальную. Повторяю, работа — не главное. Если во время операции что-то вызвало у вас дискомфорт — не делайте этого. Если преступник предлагает вам сесть в машину, а вы начинаете волноваться, придумайте отговорку. Если руководитель или коллега просит вас изображать умения, которых у вас нет, — не соглашайтесь. Вам прежде всего должно быть удобно в своей роли. Она обязана стать для вас естественной. Как я учу своих агентов, надо быть собой. Не пытайтесь актерствовать. У вас не выйдет. Ни у кого не получится. У актера есть сценарий и много дублей, а у вас всего один шанс. Они напутают слова и повторят еще раз, а вы за ошибку можете поплатиться своей жизнью или, что еще хуже, жизнью других людей.

В случае Бэра мы не знали никого в его кругах. Поскольку легко и быстро заручиться рекомендацией оказалось невозможно, мы применили методику столкновения — прямую, фронтальную атаку.

Это не значит, однако, что мы не провели хорошую разведку. Наши друзья из Службы охраны рыбных ресурсов и диких животных уже отправили за решетку многих низкоуровневых игроков — мелких торговцев и «собирателей», которые обчищают резервации в поисках религиозных предметов для теневых галерей. Мы знали, как устроены нелегальные продажи. Чтобы обойти закон о запрете продаж орлиных перьев, люди вроде Бэра говорят кодовым языком — называют эти перья индюшачьими. Еще они никогда не продают такие предметы, а дарят их клиенту, а тот за это сознательно покупает другой товар по неприлично раздутой цене. Например, легальная индейская вещь ценой в тысячу долларов уходит за двадцать одну тысячу, а в подарок человек получает нелегальную ценой двадцать тысяч.

Мы пришли в галерею Бэра на следующий день после короткого разговора за бокалом вина и сыром. Хозяин тепло нас поприветствовал.

— Пойдемте в заднюю комнату, — сказал он, открывая дверь, ведущую из галереи в частное помещение. Затем принес набор деревянных попугаев и пояснил, что они нужны во время танца кукурузы в Хемес-Пуэбло. Еще он показал нам особую священную кисть навахо, с помощью которой целитель под песнопения смахивает злых духов, и пару украшений для волос — тоже из Хемес-Пуэбло — из перьев длиной сто двадцать сантиметров, привязанных хлопковым шнурком к деревянной палке два с половиной сантиметра толщиной. Этим украшениям было, наверное, сто лет, и в каждом имелись два пера краснохвостого сарыча, перо беркута и перо попугая ара.

— Сложно представить себе что-то более церемониальное, — заметил Бэр.

«И что-то более нелегальное», — подумал я и упомянул кодовое слово:

— Перья индюшачьи?

— Так точно, — улыбнулся Бэр. — Перья индейки.

Он быстро пояснил, что получил эти украшения в подарок от одного брокера, с которым много сотрудничал.

— Вы знаете, я кое-что у него купил, а он дал мне их в подарок.

— Значит, Ивар тоже мог бы получить их в подарок?

— Совершенно верно. Такие вещи не продают. Но если в твоей жизни есть кто-то важный, кто тебе помог, то можно подарить.

— Очень похвальный подход, — улыбнулся я, и Бэр рассмеялся.

Я повернулся к Хусбю.

— Вы заинтересованы?

— Можно мне их сфотографировать? — попросил норвежец.

Бэр покачал головой.

— Прошу прощения, но нет.

— Ох, извините.

— Можете сделать снимок после того, как я вам их подарю.

Мы снова рассмеялись. Теперь мы были друзьями, заговорщиками, и Бэр начал открываться.

— Скажу честно: мне совершенно не хочется иметь дело с федералами по поводу легальности этих вещей.

— А в чем проблема? — поинтересовался я.

— Они любят приставать к людям, которые продают и покупают индейские вещи.

Бэр начал разглагольствовать о том, что нелегальная торговля священными индейскими реликвиями никому не вредит, ее поощряют сами племенные вожди, которым она позволяет награждать друзей и карать врагов.

— Это все политика, — заключил он.

— Я ничего об этом не знал, — смущенно сказал Хусбю.

— Поймите меня правильно. Я не собираюсь вести себя по-скотски и проверять документы. Вы, ребята, явно серьезные люди. Но, боюсь, это не та тема, которую следует обсуждать.

— Да, да, вы правы, — согласился я и повернулся к Хусбю. — Постараюсь придумать, как вам это достать.

— Я понимаю, это то, что ему нужно, — сказал Бэр. — Если у нас сложатся, так сказать, рабочие отношения, все будет в порядке.

— Между нами, — прошептал я, будто об этом нужно говорить так, чтобы клиент не слышал. — Мы ведь просто должны сойтись в цене?

— Да, — ответил Бэр.

Я просиял:

— В таком случае предлагаю начать рабочие отношения.

Хусбю и Бэр еще несколько минут обсуждали таможенные вопросы. Когда они закончили, я сказал:

— Ивар заинтересован в том числе в головном уборе воина.

Бэр оживился, но ничего не ответил.

— Вы можете его достать? — продолжил я.

— Это займет некоторое время, — осторожно произнес Бэр. — Это возможно, но очень, очень непросто. Не та вещь, которую можно заказать по телефону.

— Конечно, я понимаю.

Тут в разговор вмешался Хусбю:

— Мы искали много дней и не видели ни одного!

— Я вам его найду, — повторил Бэр, — но нужно какое-то время.

Мне тоже требовалось время. Нужно было вернуться в Филадельфию.

За день до того, как Бэр пообещал мне разыскать венец из перьев, ураган «Флойд», который уже принес наводнение и прочие бедствия в Северную Каролину, добрался до юго-востока Пенсильвании и залил мой район тридцатисантиметровым слоем воды. Порывы ветра достигали тридцати метров в секунду. Наш новый дом был особенно уязвим для стихии: строители никак не могли исправить недоделки, хотя после новоселья прошло уже два года. Когда буря накрыла Пенсильванию, Донна позвонила мне в Санта-Фе и рассказала об ущербе. Ковры промокли. Вода текла по внутреннимстенам. Потолки разбухли и протекали везде. Я представил себе огромные счета и новую головную боль со стройкой: гипсокартон, штукатурка, озеленение, водостоки, окна… Бэру придется подождать. Я поспешил в гостиницу и забронировал авиабилет.

Тайные операции бывают тяжким испытанием для семьи.

Тебя подолгу нет дома, жена остается одна с детьми и всеми их заботами, домашними заданиями и поездками к врачу, работой по дому и поломками машины. Ты не можешь точно сказать, когда уедешь и вернешься: может, через несколько дней, а может, пройдет не одна неделя. Супруга знает, куда ты собираешься, и представляет в общих чертах, чем будешь заниматься. Она в курсе, что это может быть опасно, но ради твоей же безопасности ее надо просить держать язык за зубами.

Я мог всецело положился на поддержку Донны. У нее в роду были сильные женщины, а ее воспитание — особенно уроки матери, Джерри, — помогло нам выстоять в самые тяжелые времена. Джерри часто советовала нам «остыть и понюхать розы». Когда к нам приезжали родители Донны, они всегда привозили мальчикам килограммов двадцать приготовленных на пару огромных мэрилендских крабов. Джерри брала с собой для Кристин швейную машинку и лоскуты. Донне она дарила сшитые вручную занавески для нашего дома. Теща жила по своим принципам и дарила безусловную любовь и поддержку — начиная с моей аварии и потом, когда долго и отважно боролась с раком молочной железы. Донне передались от матери сосредоточенность и сила, и наша семья процветала.

Так что я мог отправляться на тайные операции со спокойной душой.

По правилам ФБР тайный агент не должен работать над несколькими делами сразу. Я никогда не соблюдал это требование. В нем не было смысла. В жизни шансы не приходят по очереди, и глупо упускать возможность раскрыть одно дело только потому, что другое не окончено. Кроме того, у руководства не возникало повода жаловаться на то, что я занимался множеством вопросов одновременно. У них не было другого выбора: в ФБР я оказался единственным тайным агентом, который расследовал преступления в сфере искусства.

Когда я вернулся домой и стал оценивать ущерб, мне по электронной почте пришло письмо от сотрудницы одного пенсильванского музея, с которой я познакомился во время расследования похищения золотой пластины. Ее информация не была связана с делом Бэра, но, по совпадению, тоже касалась нелегальной торговли орлиными перьями. Кто-то предложил ей военный головной убор, который когда-то носил Джеронимо, легендарный воин апачей и целитель.

«Не могу сказать, розыгрыш это или нет и заинтересует ли это ФБР, — писала женщина, — но я решила, что это интересно в любом случае. Пересылаю вам письмо».

Тема: Подлинный автограф Джеронимо за 22 000 долларов

Только серьезные предложения. Подлинный головной убор Джеронимо за один миллион долларов. Из-за перьев он запрещен к продаже в США, поэтому рассмотрю только серьезные международные варианты. Пишите по адресу [email protected].

Стив

Я написал этому «Стиву». На следующий день по оперативному номеру мобильного мне позвонил Томас Марчано, продавец автомобилей из Мариетты в штате Джорджия. Он сообщил, что действительно продает головной убор Джеронимо с орлиными перьями — по его словам, в отличном состоянии. Я поинтересовался насчет провенанса, и Марчано рассказал, что Джеронимо надевал этот головной убор в октябре 1907 года на последний пау-вау — карнавал в честь превращения Оклахомы из территории в штат. К тому времени он был уже не легендарным военным и духовным лидером, а семидесятивосьмилетним военнопленным, состарившейся знаменитостью с трагической судьбой. Ему разрешали регулярно выступать на ярмарках и парадах. Последний пау-вау был одним из таких случаев, только важнее других. Во время церемонии великий вождь в полном облачении вышел на сцену и исполнил церемониальный танец, а потом подарил свой головной убор конвоиру Джеку Муру, наполовину индейцу чероки. Позже Мур передал его своему хорошему другу по фамилии Деминг. Внук этого человека, Лейтон Деминг, унаследовал венец из перьев и много лет хранил его в сундуке с нафталином.

— Недавно он попал в трудное финансовое положение, — закончил свой рассказ Марчано, — и теперь ищет покупателя.

— Ух ты, отличная история, — с энтузиазмом ответил я. — У меня есть один заинтересованный покупатель из Европы. Пришлите мне какие-нибудь фотографии и побольше информации.

— Хорошо, — согласился тот. — Только будьте осторожны: в США продавать орлиные перья незаконно.

Наш разговор записывался, поэтому я изобразил удивление.

— Вы уверены?

— Да, совершенно точно. Никаких сомнений.

— Хм-м… Даже не знаю, — только и сказал я.

В мире полно глупых преступников: тюрьмы ими переполнены. Но мой личный список возглавляет Марчано. Ему так хотелось мне доказать, что он прав и наша сделка нелегальная, что он прислал выдержку из Закона о защите белоголового орлана и беркута — Кодекс США, раздел 16, параграф 668, — в которой однозначно говорилось, что продажа перьев этих птиц запрещена.

— Да, вы правы, — сказал я во время нашего следующего разговора, изображая удивление.

Мне надо было выманить его на север. Там можно будет подключить к работе Гольдмана, который имеет право вести дела только в Восточном округе Пенсильвании.

— Знаете что? Я хотел бы этим заняться, но сейчас довольно загружен. Вы можете привезти товар сюда? Может, встретимся в Embassy Suites в Филадельфии? Гостиница прямо в аэропорту.

В октябре Марчано и Деминг прибыли в гостиничный номер сразу после обеда и привезли с собой вековой сундук. Они поставили его рядом с диваном, прямо под камерой наблюдения. Со мной была Люсинда Шредер из Нью-Мексико — эксперт Службы охраны рыбных ресурсов и диких животных, с которой я сотрудничал в Санта-Фе. Она сразу определит, действительно ли это головной убор из орлиных перьев или подделка из популярного материала — перьев индейки.

Мои гости оказались совсем не похожими друг на друга. Деминг был вальяжным южанином пятидесяти пяти лет с широким носом, усталыми голубыми глазами, густыми черными бровями и тонкими губами. В Суани, штат Джорджия, он был адвокатом и председателем Клуба оптимистов округа Гуиннетт. Деминг любил говорить и медленно, шелковым голосом изложил нам семейную историю:

— Мой дед занимался нефтью. Джек Мур дружил с ним и, бывало, заявлялся к нему домой посреди ночи и вышибал дверь, чтобы проспаться после виски. Потом, недели через две, Джек успевал протрезветь и приводил корову или приносил что-то еще. Дедушка любил его и не возражал. Джек Мур и есть Джек Мур. Однажды вместо коровы Мур принес головной убор Джеронимо и еще несколько сувениров, в том числе фотографию с автографом.

Марчано же не мог сидеть спокойно. Ему было сорок два. Мускулистый, с густыми каштановыми волосами и залысиной, он ходил туда-сюда по комнате и с твердым бостонским акцентом сообщал нам факты о Джеронимо. Индеец считался военнопленным и последнее десятилетие жизни торговал сувенирами.

— Он так зарабатывал себе на жизнь. У него был целый чемодан шляп: он надевал одну из них, потом продавал и надевал следующую. Или отрезал пуговицу с пиджака, продавал ее, а жена пришивала ему новую. Довольно печальная история.

Пока он все это нам рассказывал, Шредер в метре от него изучала головной убор. Через несколько минут она объявила, что это, скорее всего, подлинник. Мы подобрались к сути сделки, и Деминг предложил обойти Закон о защите белоголового орлана и беркута так. Он продаст мне за миллион долларов автографы Джеронимо, а головной убор одолжит на неопределенный срок. Я согласился, но попросил подписать договор о переходе прав собственности. Это была идея Гольдмана: он хотел, чтобы Деминг признал, что продает головной убор из орлиных перьев. Я объяснил, что мой покупатель настаивает на договоре, поскольку хочет защитить себя от наследников Деминга. Иначе те смогут когда-нибудь предъявить претензии на реликвию. Тот колебался. Он с подозрением посмотрел на женщину-агента и сказал:

— Я уверен, что вы милая леди, но мы не знакомы.

Я повернулся к Люсинде и предложил ей выйти на минутку.

Когда мы остались одни, я уже приготовился услышать от Деминга какой-то аргумент, но вместо этого он наклонился ко мне и прошептал:

— А теперь без дураков, Боб. Я сейчас подпишу договор, а когда она вернется, составим еще один.

Он предлагал сделать два варианта: один тайный, с признанием продажи головного убора, а другой — на глазах у моего эксперта — без упоминания о нем. Он считал, что это защитит его от обвинений, если она решит обратиться к легавым.

— Без проблем, — согласился я, подталкивая к нему нужный мне документ. Мы подписали договор с упоминанием венца из перьев, я на глазах Деминга спрятал бумагу в карман и спросил его:

— Пока она не вернулась, между нами: в этом деле участвовал кто-то еще? Мне не нужны проблемы.

— Черт, нет!

— И еще одно, — сказал я медленно, почти растягивая слова. — Вы ведь понимаете, что, если товар попадет за границу, он больше никогда не вернется на родину?

Они кивнули. Я пригласил Шредер в комнату, и Деминг подписал второй договор. Эти люди были так довольны собой, что вытащили головной убор вождя из сундука и начали позировать для последней серии фотографий.

— Вы правильно сделали, что привезли его мне, — сказал я им.

— Да. Это часть истории, — согласился Деминг.

— Ребята, вы не проголодались?

Это была кодовая фраза для группы захвата.

После ареста Линде Визи, пресс-секретарю филадельфийского отдела ФБР, позвонил вождь племени ленапе из Делавера и сказал, что головной убор, три четверти века дремавший в сундуке, нужно очистить, изгнать злых духов и весь негатив. Он предложил провести церемонию окуривания и повторил то, что я уже слышал в Нью-Мексико: головной убор надо уважать и держать в чистоте, потому что орлиные перья считаются «телефоном» для связи с богом. Мы с Визи решили, что должны пойти навстречу просьбе. Какой смысл спасать старинную вещь, если игнорировать смысл ее существования?

На следующий день вождь принес пучок ароматных трав и зажег их, наполнив пустой конференц-зал едким запахом шалфея. Визи нервно смотрела, как струйка дыма поднимается к детекторам на потолке. Наш гость потер руки сквозь этот дым, напевая молитвы, и начал благословлять и массировать увядшие перья. «Шалфей очищает, изгоняет зло», — объяснил он. Затем поджег зубровку, чтобы пригласить добрых духов. Когда ритуал был завершен, он отошел в сторону. Перья как будто ожили, головной убор выглядел как новый.

Когда ФБР объявило о завершении этого дела, на пресс-конференции я занял свое обычное место в задней части комнаты, подальше от камер. На этот раз Визи приняла дополнительные меры предосторожности, чтобы меня никто не заметил, и это, вероятно, спасло нас от провала в Санта-Фе.

Визи говорила с журналистами без записи и попросила не сообщать моего имени и вообще того факта, что в деле участвовал тайный агент из Филадельфии. В принципе, мои имя и роль не были тайной для общественности: согласно закону, я указал их в аффидевите, где излагал факты по делу. Репортеры обычно пользуются этим документом, но на этот раз, к счастью, они пошли нам навстречу.

Когда на следующий день после пресс-конференции я позвонил Бэру в Санта-Фе, это было первое, о чем он упомянул.

— С вами все в порядке, Боб? Я уже думал, что вас взяли по этому делу в Филадельфии. Там каких-то ребят посадили за попытку продажи головного убора самого Джеронимо!

Я изобразил дурака.

— Серьезно? Не может быть!

— Да, у меня тут газета. В New Mexican напечатали большую статью. «По официальному сообщению ФБР, одному из тайных сотрудников в начале прошлого месяца написали в чате…»

Бэр начал читать вслух. Я узнал формулировки: в Санта-Фе слово в слово перепечатали статью из Philadelphia Inquirer. Черт, как хорошо, что Визи достучалась до журналистов. Бэр никак не мог успокоиться и дочитал до конца.

— Это невероятно, Джош. Просто невероятно, — сказал я ему.

— Да. Так что надо действовать очень осторожно. Не хватало налететь на облаву. С ума можно сойти. Но знаете что, Боб? Они невероятно завысили цену. Я бы не дал за этот головной убор больше сотни тысяч.

Я полетел к Бэру в ноябре. Мне нравилось с ним общаться, хотя он и нарушал закон. От него я многое узнал про индейцев и их захватывающие ритуалы. С середины августа по январь мы более десятка раз виделись в Санта-Фе и еще раз десять говорили по телефону. Я ел у него дома и кормил его ужинами в его любимых ресторанах. Мы говорили о семье, но прежде всего о бизнесе. Бэр был интеллектуалом, ценителем высокого индейского искусства и хорошего вина, но при этом не снобом. Он не поморщился, когда я сказал, что не пью, и не стал закатывать глаза, услышав наивный вопрос о традициях коренных американцев. Свою карьеру Бэр начал в Нью-Мексико в середине семидесятых. Он много лет ездил в пуэбло, выстраивал отношения с индейцами навахо — и торговал их коврами, искусством и священными реликвиями. Бэр был настоящим либералом из Сан-Франциско и легко вписался в высокомерную атмосферу Санта-Фе. При этом многие в индейских районах считали его отталкивающим. Для них он был образцом снисходительного белого человека. Бэр жил в хорошем доме и ездил на «мерседесе», но стабильности не было: банковский баланс сильно колебался из месяца в месяц, и ему постоянно казалось, что вот-вот получится сорвать куш. Торгуя нелегально ритуальными предметами и изделиями из перьев, он придумал себе оправдание.

— Все дело в карме, — объяснил он. — Я очень много отдаю обратно, возвращаю племенам. Они дают мне, я — им. Это улучшает карму. Надо вести себя осторожно и поступать правильно, иначе зло вернется и будет тебя преследовать.

Поначалу у Бэра были подозрения, что я федеральный агент. Он никогда не говорил мне об этом прямо, но намекнул, что так считают другие. Как-то раз он задал мне столько вопросов, что я толкнул к нему свой кошелек и предложил в него заглянуть.

— Мне нечего скрывать, — сказал я.

Но мне кажется, что больше всего его расположило ко мне мое предложение облапошить норвежца: раздуть цену, а потом поделить лишнюю прибыль пополам. В глазах Бэра преступление против собственного клиента было гораздо хуже, чем нарушение какого-то дурацкого закона об орлиных перьях. В этот момент я понял, что контакт установлен: он мой.

Я полетел в Санта-Фе через неделю после нашего разговора по телефону, и Бэр сообщил хорошие новости. Он нашел убор из орлиных перьев в Колорадо.

— Мы можем купить его за семьдесят пять тысяч, — предложил он, — а норвежцу посчитаем сто двадцать пять.

Я привел Хусбю в галерею.

Бэр позвал нас в заднюю комнату. Со словами «Это ваш счастливый день» он поднял сумку для шопинга, вытащил оттуда венец воина и положил на его стол. Сказав: «Я с гордостью показываю его вам», — он вышел и оставил нас одних, чтобы мы по достоинству оценили предмет. Головной убор пьянил. Семьдесят перьев белоголового орлана, сшитые в хвост длиной полтора метра, выпуклые латунные пуговицы, сыромятная кожа и полосы из сплетенных человеческих волос. Хусбю заметил крошечную бирку с надписью RI66Y: явно инвентарный номер какого-то музея. Когда продавец вернулся, мой «клиент» изобразил восторг. Бэр объяснил, что головной убор, разумеется, будет подарком, а Хусбю купит колчан и еще несколько законных предметов по сильно завышенной цене. Общая сумма составит сто двадцать пять тысяч. Мы пожали руки и отметили этот вечер ужином у Бэра дома с его женой. После ужина он достал головной убор и водрузил его на голову Хусбю, венчая веселый вечер.

Все было бы идеально, если бы не невероятное разочарование. В тот вечер я обнаружил, что в моем тщательно спрятанном диктофоне сели батарейки. Надо было как-то заставить Бэра повторить уличающие его слова.

Я позвонил ему на следующее утро и напомнил момент, когда Хусбю увидел головной убор. Мы смеялись над доверчивым норвежцем.

— У твоего парня было такое лицо!

— Просто шок!

— Бесценно!

Я сказал, что Хусбю должен получить сто двадцать пять тысяч в течение нескольких дней, а Бэр напомнил, что наша доля — по двадцать пять тысяч каждому. Теперь мы говорили как заботливые партнеры.

— Надо только разумно довести дело до конца, — сказал Бэр. — Я имею в виду, в подтверждение добросовестной сделки у нас есть колчан.

— Да, — сказал я. — Точно.

Если бы вы послушали записи, которые я делал во время операции по взятию торговца в Санта-Фе, то отметили бы, что я часто насвистывал: когда шел в галерею и выходил оттуда.

Я свистел, чтобы избавиться от стресса.

Работа под прикрытием выматывает человека физически и психически. Очень тяжело постоянно быть сконцентрированным, переключаться между разными людьми и параллельными делами, особенно если возникают простои, приходится ждать сделок. Я насвистываю, когда стоит набрать темп, и насвистываю, когда надо притормозить.

Это не значит, что мне не в удовольствие моя работа. Она мне очень даже нравится. Особенно интересно перехитрить преступника, дать ему веревку, чтобы он сам повязал себе петлю.

Это довольно странно, но иногда я входил в роль настолько, что мне не хотелось, чтобы все закончилось. Закрывая дело, я всегда чувствовал себя немного опустошенным.

Эта досада знакома почти каждому тайному агенту. Чувствовать потерю нормально. Ты тяжело трудишься, пытаешься втереться в доверие, неделями и месяцами непрерывно думаешь о расследовании, и совершенно естественно ощутить нехватку адреналина, даже впасть в легкую депрессию. Ты много вкладываешь — надо включиться, отключиться, позвонить цели, позвонить жене, — а потом дело вдруг заканчивается.

Иногда мне чуть стыдно за предательство. Когда я хорошо выполнял свою работу — завоевывал доверие, начинал дружить с целью, — у меня в животе что-то ныло. Я думаю, так и должно быть, но все равно в этом есть что-то нелогичное. Агентов ФБР учат соответствовать девизу «Верность, смелость, честность». Работая под прикрытием, ты нарушаешь каждое слово этого принципа. Ты предаешь, действуешь трусливо, лжешь.

Тайным агентам рекомендуют разделять разные сферы жизни и стараться не слишком сближаться с целями. Теоретически это хороший совет, но невозможно хорошо выполнить задачу, если подавлять эмоции или следовать какому-то своду правил. Приходится прислушиваться к инстинктам и быть живым человеком. Это тяжело, и иногда тебя что-то гложет. Настоящие преступники меня не беспокоили, но бывает, что хороший в общем-то человек попадает в отчаянную ситуацию и начинает делать глупости. Иногда это кажется почти несправедливым.

Бэр любил разговаривать о карме и мистике. Мне кажется, в мире краденого искусства и антиквариата действительно что-то такое есть. Человек из Миссури, который продал мне боевое знамя времен Гражданской войны, умер от рака менее чем через год после того, как мы его арестовали. Золотая пластина как будто преследовала всех, кто к ней притронулся. Грабитель могил, обнаруживший гробницу моче, был убит полицией. Первый покупатель пластины — богатый перуанец — умер при загадочных обстоятельствах. Второй обанкротился. Сын Мендеса, контрабандиста из Майами, родился недоношенным и не прожил двух месяцев. Мендес клялся, что держал умирающего младенца на руках и видел в сморщенном личике что-то похожее на бога-декапитатора, выгравированного на пластине.

Я думал обо всем этом, когда мы отправлялись в путь, чтобы выполнить последний, срежиссированный маневр и захлопнуть ловушку с Бэром. Его карма вот-вот должна была сделать поворот к худшему.

Девятнадцатого января 2000 года — в день ареста Бэра — я должен был просто дружески поболтать с ним перед облавой в доме и галерее.

Мы хотели поддерживать тесный контакт в часы перед задержанием, чтобы он не совершил ничего неожиданного. Кроме того, я хотел скрепить дело. Мы встретились у него в магазине примерно в полдень и обсудили последние приготовления к покупке венца из перьев, «матери-кукурузы» и еще нескольких предметов. Он напомнил, что каждый из нас заработает на двухсоттысячной сделке примерно тридцать две тысячи долларов. Я пообещал с ним поужинать.

В команде федеральных агентов, которая его брала, меня не было.

Бэра обвинили в нелегальной продаже и попытке продажи семнадцати предметов, в том числе кисти певца-целителя навахо, повязки для волос из Хемес-Пуэбло, пары деревянных птиц хопи, чейеннского головного убора и редкой, почти священной «матери-кукурузы» Санто-Доминго — фигурки, представляющей собой кукурузный початок с шестнадцатью перьями белоголового орлана, обернутый хлопком, кожей бизона и перевязанный шнуром. Согласно обвинительному акту, общая стоимость нелегальных товаров составляла триста восемьдесят пять тысяч триста долларов.

Я думал, что мое знакомство с Бэром на этом закончено. Но через два дня после ареста он прислал мне электронное письмо. В теме значилось: Here’s to the Good Times — «На добрые времена». Слова из песни. Я не знал, что это могло бы значить, и открыл сообщение.

Дорогой Боб! Даже не знаю, что сказать. Хорошо сработано? Прекрасная операция? Получилось меня одурачить?

Мы разорены, и, думаю, в этом был весь смысл. Но, пусть это и так, мы все равно рады, что проводили с вами время. Спасибо, что вели себя как джентльмен, дали нам счастливо отметить Рождество и Новый год. Если бы эту работу не сделали вы, прислали бы кого-то еще. Не думаю, что мы сочли бы его таким же приятным, как вас. Так что никаких обид. Теперь нам просто предстоит ответить на много вопросов.

Это письмо — не шутка, не мошенничество и не просьба. Я имею в виду только то, что написал.

С наилучшими пожеланиями,

Джошуа Бэр

Это было стильное письмо думающего человека, и я почувствовал укол вины. Но даже такое благородное послание не могло изменить фактов: он сознательно и неоднократно нарушал закон и злоупотреблял доверием индейцев, которых он, по его словам, так любил. Я некоторое время думал об этом и на следующий день послал ему ответ.

«Для меня это было самое трудное расследование. Мне искренне нравитесь вы и ваша семья. Можете звонить мне в любое время».

Я писал от всего сердца.