Глава 24
Меч звенит и вибрирует, пока кандалы, держащие запястья вора, кажется, не начинают обжигать. Голос Оума стихает, удаляется, словно божок исчерпал свои силы. Неважно.
Он сказал достаточно.
Хотя бы то, что он, Альтсин Авендех, в расчет не берется. Он просто сущность, на которую наступила нога бога. Сущность настолько наглая, что осмелилась потеряться. Но сущность и совершенно лишняя – теперь, когда поблизости ждет другой. Покорный и готовый подчиняться.
Так было всегда. Люди – лишь пыль под ногами, верные, которые должны своими молитвами, верой и сосредоточенностью ткать Силу для Бессмертных; мясо, одинаково хорошее для Объятия и для навязывания воли. Сосуды.
И этого не изменит ничто.
Пощечина, которой угостила его та девка, жгла сильнее, чем побои, полученные от графа. Потому что та оказалась настолько… презрительно-снисходительной. Словно девка щелкала по носу непослушного, не в меру расшалившегося пса.
Он стиснул зубы.
Боль? Страдание? Открыться духам? А может – одному духу, да? Тому, который так близок, что ближе уже и невозможно. Объятия? Смешение? Все равно. Только бы перестать оставаться пешкой в этой игре. Слышишь, Оум? Я не стану пешкой в ваших игрищах! Если я должен подохнуть, то подохну, если я должен Смешаться с безумным божком, то Откроюсь ему и Смешаюсь. Но никто не станет считать меня пешкой или неудобным сапогом на ноге.
Слышишь? Это мое решение! Моя воля!
Стоя спиной к мечу, он пинает ногой за спину и чувствует, как клинок разрезает ему мышцы. Еще раз и еще. Он кричит, потому что клинок остер, как зараза, режет глубоко, и боль взрывается, будто вулкан. Тут речь не только о ранах тела – клинок этот вспарывает душу. Раны, нанесенные графом, отзываются все сразу, словно удары эти пали на него только сейчас, крик Альтсина переходит в вой.
Он пинает второй ногой, больше свисая на цепях, чем опираясь на той, раненой.
Боль…
Странная. Словно тело охватывает онемение.
Это кровь, понимает он, из него должна литься кровь – как из зарезанного барана, и потому-то все становится отдаленным и невнятным.
Он сейчас умрет.
«Правда, парень? – голос Оума звучит так, словно тот говорит с ним из-за толстой стены. – Ты и правда хочешь умереть или Смешаться с Кулаком Битвы, не понимая, в чем тут дело? Отчего битва на севере встряхнула весь мир? Отчего девочка, которая почти Открылась тысячам духов, вызвала такой интерес Владычицы Судьбы, что та решила поджечь два величайших города, только бы отвлечь внимание от этого ребенка?»
«Отвали… я умираю…»
«Нет, не умираешь. Твой спутник не позволит тебе умереть. Не знаю почему, но, пожалуй, его беспокоит перспектива воспользоваться Сосудом, который приготовила Канайонесс. Граф, похоже, не пользуется его доверием, в отличие от тебя – как бы это ни было для меня удивительно. Он смотрит и слушает».
Денготааг сошелся в схватке с Владычицей Судьбы. Богиня отталкивает Меч назад, шаг за шагом, поскольку сила ее несравнимо больше, но даже величайшая из армий застрянет, если будет штурмовать узкие ворота. Души служанки уже нет в ней, она распалась во время схватки божеств, но тело Огевры сделалось тем каналом, сквозь который Сила Эйфры вливалась в комнату.
Потому что богиня жаждет мести.
Не Мечу – вовсе нет. Девушка, которая зовется Канайонесс, лежит под стеной: падая, она, должно быть, ударилась головой, но сложно оценить, результат ли это пинка вора или просто неудача. Владычица Судьбы желает добраться до Малышки Канны, а потому медленно переливает свою Силу в эту комнату, а когда той будет достаточно, тут останутся лишь испепеленные стены. Кем бы ни была эта девушка, похоже, она крепко наступила на мозоль богине.
Альтсин знает все это, видит Силу, протискивающуюся внутрь, хотя сущность, обитающая в Мече, отчаянно старается ее сдержать. И он видит также эту сущность, черную кляксу внутри клинка, дикую и вопящую. Она немного напоминает мешок с дерущимися котами: вся видимость интеллекта и разума, которые сущность эта сохраняла последние месяцы, исчезла. Конгломерат пожранных Мечом душ кажется чистым безумием и ужасом, пытающимся изо всех сил сдержать накатывающую на него волну.
Оум вдруг отзывается хриплым шепотом:
«Меч долго не выдержит. Эйфра победит и уничтожит здесь все до голого камня. Слушай… если это она… если это именно она должна была… должна родиться, ты обязан ей помочь. Вы оба обязаны. Я… я не желаю больше смотреть, как ничто сжирает прошлые дни, как ничто стирает из нашей памяти каждый миг. Не хочу стать потерпевшим кораблекрушение, который, ухватившись за верхушку мачты, смотрит, как черный огонь подбирается к нему снизу. Я полюбил эту ветвь и моих детей…»
Голос бога сеехийцев сделался едва слышным:
«Мы собираем Ее слова. Я их тоже собираю. Стараемся их запомнить. Запомнить все слова, которые Она сказала. Память этих слов указывает нам путь. Однажды Она назвала Майху своей родительницей. О Реагвире вспоминала как об отце… Понимаешь? Госпожа Войны и Владыка Битв. Значит ли это, что родилась Она на кровавом поле? Сказала, что сердцем Ее была чистейшая из душ… неужели говорила о ребенке? Мы все знали, что должна она происходить из будущих дней. Другого места, откуда она могла бы прийти, просто нет. Понимаешь?»
Альтсин бессильно свисает, раненые ноги отказываются повиноваться; плечевые суставы пульсируют, хотя боль далека и не важна, голова его падает на грудь. Он видит серые и красные полосы, что клубятся вокруг его ног.
Поле зрения сужается до точки: он словно смотрит сквозь дырку от ключа.
Он умирает.
А тот старый божок мучает его своим бормотанием.
– Кто! – кричит он. – О ком ты говоришь?
Голову его наполняет полный удивления шепот:
«Так ты не знаешь? Не догадываешься? Нет… действительно нет. Потянись к воспоминаниям Кулака Битвы и скажи, кого не было во время тех войн, что вы зовете Войнами Богов или Войнами с Нежеланными. Нежеланными… хорошее слово, вы не желали нас, хотя законы наши были не хуже ваших… нет… это история для следующего раза… Кого не было?! – Голос божка отзывается вдруг рыком обиженного океана: – Кого нет в его воспоминаниях?! Кого не помнит Кулак Битвы?!»
Что-то движется внутри вора, давит на живот, сердце, легкие, разрывает его изнутри. Он смотрит на себя, проваливается и возносится одновременно. Ему холодно, вокруг темно, а посредине этой темноты помигивает белая точка. Альтсин бежит к ней, а точка вырастает в фигуру сидящего на корточках мужчины, чье лицо… Он знает это лицо… это лицо его брата… близнеца, умершего, потому что он был… сущностью, которую использовали.
Это его собственное лицо: темные глаза, черные волосы, бледная кожа. Ему двадцать, тридцать, сто лет, он смотрит, как пылают города и села, видит реки, несущие столько трупов, что можно перейти на другой берег, не замочив ног. Он любит, ненавидит, выжигает душу в пепел и бродит по миру, уничтожая все, на что падет его взгляд. Он плачет над тем, что сделал, и над тем, чего не сделал. Тоскует о прикосновении, мягком, словно зимний мех лисы. О поцелуе теплых губ. О…
Вор смотрит на него. Они знают друг друга. Души их занимают это тело годами, а потому обмен мыслями и эмоциями происходит совершенно без проблем. Он знает, что тот, другой, поглотил воспоминания, которыми одарил Альтсина божок сеехийцев, и что что-то в нем сломалось. Легко ненавидеть неизвестного врага. Но загляни ему в душу – и держащая нож рука задрожит.
«Кого ты не помнишь? – спрашивает он у мужчины. – Кого тогда не было?»
Тот смотрит глазами, в которых усталость мешается с болью и мрачным отчаянием. Вор ухмыляется: именно отчаяние известно ему лучше всего, это оно гнало его по миру в последние годы. Они и правда имеют много общего друг с другом: фрагмент божественной души и портовый воришка.
А потом Кулак Битвы складывает руки, словно в молитве, и понимание бьет в Альтсина, как молния, прямо в голову. Вор чувствует, как все вокруг распадается на куски, и он – хотя клялся милосердием Матери не делать этого больше – ныряет в воспоминания, которые делит с этим безумным сукиным сыном.
Ищет.
Нет Ее.
Баэльта’Матран.
Не было Ее.
«Понимаешь? – Оум тоже врывается в его мысли. – Не было Ее! Почти все Войны Богов, больше ста лет не было от нее и следа! А ведь Баэльта’Матран должна быть Предвечной, должна быть Первой и Последней. Праматерью Богов и Той, Которая Все Создала».
Альтсин пытается вытолкнуть этот голос из головы, упорядочить мысли, но сеехийский божок не дает ему шанса:
«Она появилась под самый конец, когда Кулак Битвы стал уже полным безумцем. Мы почувствовали Ее, как жертва кораблекрушения, вцепившись в доски, чувствует проплывающего внизу кита. Все шевельнулось. Все задрожало. А когда она пришла, то начала наводить порядок. Легко гнула к земле гордые выи. Майха, Лааль, Галлег, Агар – все сильнейшие из богов являлись к ней, наполненные своей Силой, и уходили, покоренными и испуганными. Мы… Бессмертный Флот… она одним движением ободрала наши корабли от защитных барьеров и над каждым разожгла небольшое солнце. Просто как предупреждение. И приказала уплывать. Силу Ее было… невозможно охватить разумом».
Оум заколебался.
«Я видел Ее позже… разговаривал… Она пришла ко мне через год после катастрофы. Мои барьеры… создай я их из бумаги – смысла было бы больше… Она встала предо мной… не спрашивай, как выглядела, лицо Ее плавно изменялось, от девочки к старухе, неважно. Я полагал, что погибну в огне, ведь я был кораблем Бессмертной и выполнил поручения. Но она сказала, что дала местным богам выбор и они голосовали, уничтожить меня или нет. Я выиграл жизнь с перевесом в один голос».
Альтсин молчал. Уже не чувствовал ни кандалов на запястьях, ни боли в раненых ногах. Он вообще не чувствует своего тела. А Оум шептал:
«Откуда Она происходила? Самое очевидное объяснение – что Она одна из Нежеланных, из очередной волны, которая добралась сюда, – рухнуло, когда здешние боги признали Ее верховенство. Великая Мать происходит из этой ветви. Ее Сила укоренена в этом мире. Тогда откуда она пришла? И откуда у Нее такая Сила, если боги черпают ее от верных, а во всем мире не было бы столько людей, чтобы оказалось у Нее столько верных? Где были Ее дети?»
Оум, кажется, ждал ответа.
«Эх, парень, ведь ответ у тебя перед глазами в каждом городе и селе Империи. И не только Империи. Подумай об этом: миллионы верных, десятки тысяч жрецов, храмы, часовни, знаки на верующих. Она пришла из дней, которые только должны наступить. Она родилась через тысячи лет после той кровавой бойни, что называется Войной Богов, а потом ушла в прошлое и навела там порядок. И знаешь что еще? Она заставила сохранить одно из племен, принадлежавшее обезумевшей части Реагвира. – В шепоте Оума прозвучало настоящее удивление. – Ты слышишь меня, Кулак Битвы? Она спасла твоих детей-изменников, тех, которые осмелились поднять на тебя оружие. Вместо того чтобы, согласно правилам войны, извести предателей под корень, им позволили жить, потому что Баэльта’Матран сыграла на них с самой Владычицей Судьбы. Бросок кости все решил. Им приказали поселиться в пустыне, в самом негостеприимном регионе мира, но они выжили и понесли в будущее сказания о Великой Матери. Спасши их, она посеяла зерно веры, идею собственного существования. Возникла религия, питающая богиню до того, как та родилась. Понимаешь? Ее сейчас, в этот момент, нет, ваши молитвы к Великой Матери попадают в пустоту… понимаешь это? Это самая смешная шутка во Всевещности, но она подтверждает то, что мы знали всегда: бог без религии – ничто, но религия без бога… о, религия без бога прекрасно себя чувствует».
Они слушают божка оба: Альтсин и Кулак Битвы. Вор чувствует удивление, но и внезапное спокойствие, которое охватывает фрагмент души бога. Смотрит на того, и оба они почти одновременно кивают.
Кажется, Оум этого не замечает. Продолжает говорить как заведенный:
«Ана’бог, который начал рождаться на Лиферанской возвышенности, посреди битвы, помнишь? Девочка – и это совпадение, поскольку пол почти всегда неизменен, – рожденная на поле боя… Ваша Великая Мать не была слишком разговорчива, однако однажды Она сказала, что к власти Ее провожал огненный меч… А через год должна появиться комета… Понимаешь? В этот миг Ее Царство пусто, никто не сидит на престоле. Возможно – и многие в то верят… как и я, – возможно, Она как раз теперь начинает рождаться. А если не родится? На самом деле вы тогда проигрывали войну. Если бы она не пришла, от этого мира ничего бы не осталось. И тогда-то вы узнаете, каково это: забыть еще не случившееся, ощущение того, что чудовище пожирает вас, начиная с ног…
Есть силы, которые этого жаждут».
Альтсин перестает слушать племенного божка, в глазах Кулака Битвы видит решимость и приглашение. Полубог принял решение и готов заплатить полную цену. Они нужны друг другу – так пусть же так будет.
Вор Открывается для него, для этой огромной, бескрайней Силы, чьи размеры он даже не представлял. Втягивает ее и сгорает.
Впервые с начала истории человек заключает бога в Объятия.
«Сделаем это», – думает он в последний момент.
* * *
Меч ломается. У него нет шансов в схватке с тем, что только что разорвало его цепи, поскольку и сам он некогда был малым фрагментом целого, мужчина же перед ним – куда бóльшая часть этого целого. Звук подобен лопающемуся скальному фундаменту, а дождь осколков позванивает о камень.
Мужчина встает, одним движением стряхивает с себя оковы и смотрит, как черный клинок распадается в пыль. Сила Владычицы Судьбы широкой волной вливается в комнату. Он останавливает ее одним движением; это другой масштаб, он не ана’бог, сущность, себя не осознающая, – он является собой. Сила кипит в нем и вокруг него, поскольку в городе наверху двадцать тысяч верных носят его знак на своих телах. Он тянется к Дурвонам, на этот раз легко, ему нет нужды выжигать их с кожи, свертывает Силу в кулак и бесцеремонно лупит в тело Огевры. Крик на той стороне – совершенно дикий. Владычица Судьбы отступает и вопит от ярости. Утрачивает контакт с подземельем.
Мужчина смотрит вверх. Верные Владыки Битв во всем городе вдруг ощущают пустоту в сердцах, их запал гаснет, опускаются руки с оружием. Души их наполняются печалью и жалостью. Бои продолжатся, но без ярости, и резня приобретет куда меньшие размеры.
Мужчина знает, что приближается рассвет, утром Совет Города вышлет на улицы всех своих стражников, которые только у него есть, тем помогут экипажи кораблей, что в большинстве своем состоят из верующих в Близнецов Моря. Теперь, когда ушла жажда битвы, Понкее-Лаа не утонет в волнах крови: здешние жители слишком прагматичны и рассудительны.
По крайней мере пока что.
Он слышит шорох и знает, что девушка, которую зовут Канайонесс, стоит за его спиной. Она тоже сразу понимает, что случилось.
– У меня уже нет перед тобой долга, – говорит она тихо. – Я сделала все, что в моих силах.
Человек, Обнимающий бога, знает об этом. Не ее вина. Он знает теперь куда больше.
– Уходи, – говорит он тихо. – Они станут тебя преследовать, дочка.
– Как и тебя.
– Но я хорош в прятках. Ты же знаешь.
Девушка улыбается:
– Столько планов… моих, Эйфры, Агара, того, что жило в Мече, столько усилий – и все разбивается о вас. Смертных. Влюбленная женщина и обозленная на весь мир городская крыса. Пешки стали фигурами, а мы даже этого не заметили. – Ее лицо искривляется внезапно и отвратительно. – Но я предупреждаю: если ты встанешь у меня на пути, мы станем биться. Я найду Ее и убью.
Плачет. И исчезает в тенях.
Мужчина выходит из подземелья и наверху лестницы встречает женщину, укутанную в ленты багровой Силы.
– Мой господин, Оум, имеет к тебе предложение, – говорит Аонэль. – Можешь остаться на континенте или вернуться со мной на Амонерию. На какое-то время. И ты должен выбрать себе имя. Как можно быстрее. Оум говорит, что после Смешения именно имя становится точкой равновесия.
Мужчина кивает:
– Хорошо. Отплываем первым же кораблем. Я поговорю с твоим богом, – произносит он и улыбается: именно так, как ей не раз уже приходилось видеть. – А имя у меня уже есть. Можешь звать меня Альтсином.
Когда они выходят из храма, никто на них не смотрит.
