Эпилог
Метель закончилась два дня назад, но после нее пришел снег, и белые хлопья продолжили сыпаться с небес еще много часов. Мягкий пух ложился в сугробах, встававших на пару футов. Лагерь исчез, растворился в пейзаже; чужак, не зная о присутствии Стражи, мог бы его и не заметить, пройдя на расстоянии в несколько шагов.
Лагерь. Это было явно гордое название для нескольких ям, выкопанных в утрамбованном снегу, который на этом перевале лежал слоем во много локтей. Они не ставили палаток, поскольку местность была немирной; гладкие скальные стены поднимались на полмили, оледеневший снег между ними казался вылизанным. Название, которое аборигены дали перевалу – Свистулька Дресс, – тоже возникло не на пустом месте. Но если судьба или приказ командования пошлет человека на единственную дорогу, ведущую за Большой хребет, на дальний Север, в землю морозных пустынь и океана, бичуемого вечными ветрами, того океана, на котором ледяные горы и льдины тысячелетиями танцуют друг с другом, – то есть туда, где начинается истинное царство Андай’и, то он должен был предполагать, что там окажется морозно и ветренно.
Они выкопали ямы на ахерский манер, прикрывая их сверху полукруглой крышей из снежных блоков, а когда Дресс хотелось посвистеть – сидели там, попеременно следя, чтобы снежные вихри, несомые с севера, не засыпали вход.
Это была третья, самая долгая, длившаяся почти четыре дня метель, которую им пришлось пережидать. Когда все закончилось, то небо – как и все прошлые разы – прояснилось, а температура резко упала. Лучшим способом понять это было следить, с какой скоростью борода и усы покрываются инеем. Если человек, пройдя двадцать шагов, выглядел седым дедом, значит, стало и вправду холодно. Но на самом деле мороз их радовал. Он означал, что в ближайшие четыре-пять дней метели не будет.
Они сидели на перевале уже месяц, согласно приказу наблюдая за другой стороной Большого хребта. Кеннет сначала считал приказ абсурдным, идиотской придумкой армейской бюрократии, где какой-то траханный в жопу офицерик, желая выслужиться перед начальством, решил, что Стража станет контролировать этот проход.
Словно кто-нибудь смог воспользоваться перевалом, что лежит – как подсказывали имперские карты – почти в трех милях над уровнем моря, что закрыт по бокам восьмимильными пиками и что ведет в никуда. Но приказ есть приказ. Они должны поставить тут лагерь и контролировать, не попробует ли нечто пройти с той стороны.
Сегодня же приказ штаба уже не казался настолько идиотским.
Лейтенант направился на обход в сопровождении Велергорфа.
– И как по ту сторону?
– Без изменений. Такая метель для них не в новинку. Кроме того, господин лейтенант, я полагаю, что только мы настолько глупы, чтобы сидеть посредине бури и принимать на себя всю силу ее ударов.
– А люди?
Татуированный десятник глянул на него искоса:
– Вы спрашиваете о тех двух из Третьей, что пару дней назад рассорились до драки, или о Волке, который едва не застрелил Бланда?
Вот это было новостью.
– И из-за чего?
– Не знаю. Не захотели признаваться. Знаете, как оно бывает: сидишь пару дней и ночей в норе и в какой-то момент хочешь убить лучшего друга, потому что тот случайно задел тебя локтем.
– Мы часто сидели в норах и дольше.
– Но не в таком месте. Тут высоко, тут плохо дышится, тяжело мыслится, а когда приходит вьюга, то снаружи не видно ничего, там только тьма и вой, словно мир закончился. Обычно при патрулировании побольше происходит.
– То есть? Ты говоришь, что парни скучают?
Сержант кивнул:
– Скучают. И раздражены. Им нужно какое-то занятие, а не то они сами его найдут.
Ну да. Старая военная мудрость гласила, что нет ничего более опасного, чем солдаты, пытающиеся лично занять свободное время.
Они сошли чуть ниже, в место, где над узкой, ведущей вниз тропкой вставала на пятьдесят локтей скальная стена, и оказались лицом к лицу с Прутиком. Молодой солдат, увидев их, открыл рот и сглотнул.
Отдал честь, что выглядело довольно странно, поскольку левой рукой он держал над головой свой тяжелый щит.
– Прутик?
– Так точно, господин лейтенант!
– Что ты тут делаешь?
– Э-э-э… Ничего, господин лейтенант. Но я бы на вашем месте не стоял там, господин лейтенант.
– Потому что?
Сверху донеслось сопение.
– Прошу ко мне, господин лейтенант. Быстро. Оба.
Они встали около стражника, укрывшись под его щитом, и в тот же миг сверху посыпались ледышки. Желтые жемчужинки, отскакивая от скальной стены, падали на снег, горсточка их застучала о щит. Кеннет засмотрелся на необычное явление.
– Желтый град?
Велергорф тоже изобразил удивление:
– Понятия не имею, что это, – он почесал татуированную щеку, – но наверняка тому есть какое-то разумное объяснение, господин лейтенант.
Сверху донесся вопрос:
– Ну и что, Прутик?
Солдат взглянул на командиров с извиняющимся лицом, опустил щит и крикнул:
– Фенло выиграл!
– Ха! Я был прав! Так холодно, что и моча замерзает на лету. Ты мне должен…
Они не расслышали, что он говорит дальше, но и не было нужды. Кеннет глядел на Велергорфа и молчал.
– Ты прав, – пробормотал лейтенант наконец. – Им скучно. Начиная с завтра – двухмильные марш-броски на юг и обратно. В полной экипировке. Десятками. А сегодня вечером сделаем проверку инвентаря и оружия. Предупреди всех.
* * *
Как говорил один из его старых командиров, планы мы составляем лишь затем, чтобы потом знать, что именно не удалось. Когда они вернулись в лагерь, к Кеннету беспечным шагом, едва сдерживая зевоту, подошел Волк. Небрежно отдал честь и, указав на северную сторону перевала, отрапортовал. Лейтенант выслушал его, похлопал по спине, широко улыбнулся и исчез в одной из выкопанных в снегу ям.
Стражник развернулся и двинулся сквозь лагерь, лениво приветствуя остальных солдат. Миновал Фенло Нура, занятого пересчитыванием горки монеток, лежащих на куске шкуры, кивнул Прутику, который отчаянно оттирал снегом свой щит, махнул нескольким солдатам, утрамбовывающим снег и раскладывающим там полы палатки, на которые выгружались части военного снаряжения. Люди входили и выходили из нор, занимались делом, взбивали снежную пелену, несколько собак носилось вокруг, радостно лая. Им тоже сидение в ямах давалось нелегко.
Идиллия.
Когда солнце встало достаточно высоко, чтобы заглянуть на перевал, лейтенант вышел из снеговой норы, одетый только в штаны и кожаные сапоги. Поднял ладонь к свету, улыбнулся и медленно, не делая резких движений, уселся на брошенную в снег шкуру, подставив лицо и грудь под солнце.
Спокойствие и отдых.
В тишину вдруг ворвался звук бегущих псов, сопение, поскрипывание упряжи и свист полозьев по снегу. Полдюжины саней влетело в лагерь, разбивая невысокие сугробы и сыпля вокруг белым. Несколько солдат едва избегли столкновения. Вещи, лежавшие на шкурах, исчезли, кто-то сочно и красочно ругался, мешая вессирские и меекханские слова.
Сани остановились, а тянущие их собаки припали к земле, щеря клыки и гневно порыкивая. Из каждых саней соскочила пара человек, все с оружием в руках, но, прежде чем Стража успела потянуться за собственным, один из прибывших отбросил на спину тяжелый капюшон, открыв черные волосы и густую бороду, и рыкнул:
– Внутренняя Разведка! Олаг-хес-Бренд, Крыса третьего класса. Кто тут командует?
Кеннет широко улыбнулся, потому что мужчина все время смотрел на него:
– Я. Лейтенант Кеннет-лив-Даравит. Шестая рота Шестого полка Горной Стражи.
Неторопливо встал. При таком морозе совершать любые резкие движения – это напрашиваться на обморожение, а Андай’я всегда охотно прислушивается к таким просьбам.
– Я знаю, как тебя зовут, мне описали твой вид, лейтенант. – На бородатой физиономии на миг промелькнуло нечто вроде неудовольствия. – Я ищу славных Красных Шестерок, которые сотнями убивают бандитов и от имени Империи ведут армии варваров против самого Отца Войны. Вроде бы это вы. Вот только удивляюсь, что я въехал в этот лагерь как в курятник. Это же Горная Стража, которая спит под снегом, жрет камни и мочится льдом? Я…
Он замолчал, озадаченно поглядывая на усмешки, расцветающие на бородатых, усатых и татуированных лицах солдат.
– Проклятие, что смешного я сказал?
Кеннет медленно покачал головой:
– Слишком долго объяснять. Что тебя сюда привело? Стража не выполняет поручений Крысиной Норы. Если ты, конечно, Крыса. Да еще и третьего класса. Потому что я слышал, что от Крыс требуется умение мыслить. И, кстати сказать, если кто из твоих людей дернется слишком резко, будет мертв.
– Что?
Чернобородый заморгал и словно впервые осмотрелся. Солдаты стояли вокруг саней в свободных группках. На лицах их не отражалось ничего, кроме спокойного интереса. Ни один не держал в руках оружие.
– Лучше его послушать, Олаг. – Один из прибывших снял с лица защитный платок и медленно стянул на спину капюшон. Кеннет даже не удивился, когда это оказалась короткостриженая блондинка. – У меня между лопатками свербит как не знаю что.
– Сколько человек должна насчитывать моя рота? – Лейтенант перестал улыбаться. – А скольких ты видишь? Двадцать? Сказать честно, я и сам не знаю, где остальные. Волк?
Снежный сугроб слева от круга саней рассыпался. Четверо солдат вынырнули из-под снега, уложенные в арбалеты стрелы холодно блеснули.
– Мы нашли следы их саней сегодня на рассвете, господин лейтенант. Должно быть, они пережидали вьюгу в паре миль отсюда, ниже седловины перевала, наверняка в тех пещерах, что мы проходили. Дюжина людей, шесть саней, собаки. Два часа назад они двинулись наверх, стараясь соблюдать тишину. Час назад остановились за поворотом, ярдах в четырехстах от нас, и посовещались. Видимо, тогда они придумали этот дурацкий план. Если бы им и правда удалось поймать нас врасплох, тут бы случилась недурственная резня.
– Да, – Кеннет причмокнул, словно в нетерпении. – Как я уже говорил, вам лучше не делать никаких резких движений – по крайней мере, до тех пор, пока я не проверю, кто вы такие. Если у меня будут какие-то сомнения…
Не закончил, потому что еще один из тех, что стояли в нескольких шагах за бородачом, откинул капюшон и открыл лицо. Копна светлых волос рассыпалась по плечам, а большие голубые глаза уставились на стражника непривычно пытливо.
– Полагаю, в этом нет необходимости, лейтенант. Это я просила встретиться с тобой. Красивый шрам.
Кеннет вдруг почувствовал ужасное неудобство от того, что он полуголый стоит перед этой девушкой. Шрам, о котором она говорила, тянулся от середины левой ключицы по всей груди.
– Графиня Лайва-сон-Барен, – пробормотал он, пытаясь скрыть замешательство. – Я не ожидал снова тебя увидеть.
– Не графиня и не Лайва, – покачала головой девушка. – И ты это знаешь, лейтенант. Мать дала мне имя Онелия, но я предпочитаю зваться Нель.
– И зачем ты хотела с нами встретиться?
– Мне нужны люди, которые пойдут со мной сквозь савхорен. Во Мрак.
Кеннет окинул взглядом сопровождавших ее Крыс. Ни один не казался шокированным этим заявлением.
– Зачем же?
– Найти одну девочку.
Сопоставить факты заняло у него лишь мгновение.
– Говорят, она сгорела.
– Нет. Похоже, что нет. Мы бы об этом знали.
– Отчего мы? – Лейтенант глянул на своих людей. – Боевой дружины Крысиной Норы будет недостаточно?
– Это вы стянули ее с крюков. Это вас мой… брат привел к ней. Вы уже странствовали там, пили тамошнюю воду, дышали воздухом. Вы все еще носите след Мрака в крови. Никого лучше я не найду.
Кеннет кивнул и указал большим пальцем себе за спину:
– Мы должны следить, чтобы ахеры не перешли через этот перевал.
Чернобородый Крыса фыркнул и произнес, не скрывая сарказма:
– Ахеры, да? И сколько их намеревается его перейти?
Четвертью часа позже они стояли в месте, откуда открывался вид на север. Истинный Север, где никогда не ступала нога человека.
Лейтенант, одетый и вооруженный, указал мечом на огромный лагерь, состоящий из тысяч кожаных шатров и снежных домиков:
– Если я верно подсчитал, то как бы не все.
* * *
Дверь каюты тихо отворилась, впустив внутрь свежий воздух и мужчину в тюрбане, с лицом, спрятанным под несколькими витками ткани. На пришельце были легкие штаны, шелковая безрукавка, вышитая цветами и змеями, а предплечья его украшали два стальных браслета, глухо звякнувших, когда он сплел руки на груди и энергично поклонился. Кайлеан посчитала это странным приветствием, но сколько стран, столько и обычаев.
Ласкольник смерил его взглядом, но не ответил на приветствие, не встал и не вышел из-за широкого стола. Даже не указал на стоящий напротив стул.
Закрытое лицо не давало понять, тронула ли чужака эта нарочитая невежливость.
– Палец, – тихо обронил кхадар.
Потом поудобней расположился в кресле, свел пальцы в пирамидку и улыбнулся. Была это одна из тех улыбок, из-за которых степные бандиты, пойманные чаарданом, мочили штаны и начинали рассказывать обо всем, о чем знали. И хотя они нынче были не в степях, чаардана формально не существовало, а этот чужак не являлся разбойником, он заметно напрягся. Браслеты его нервно звякнули.
Ласкольник продолжил:
– Просто Палец? Ничего больше? Это не слишком изысканное прозвище.
– Для меня в самый раз, генерал.
– Хорошо прошло путешествие?
– Лодкой, верхом, верблюдом и снова лодкой. Хорошо было вырваться из города.
– Понимаю. Мои люди тебя проверили. Кажешься тем, за кого себя выдаешь.
Мужчина снова чуть вздрогнул:
– В этом не было нужды.
Кайлеан легко могла представить, как Палец щурится и стискивает губы. Уж если Нийар, Кошкодур и Йанне принимались кого-то «проверять», то порой человек еще несколько месяцев просыпался в ночи от собственного крика. Вежливая улыбка не исчезла с лица Ласкольника.
– Была. Твои верительные знаки оказались в порядке. Знак Псарни, пароль, пергамент. Но знак и пергамент можно подделать, а пароль вырвать из перехваченного болью горла. Нам потребовалось некоторое время, чтобы удостовериться.
Бердеф щекотал ее сознание изнутри, готовый и напряженный. Мужчина тоже был напряжен. Она чувствовала от него легкий запах соленой воды, лошади и острый незнакомый, который наверняка происходил от того «верблюда». Но прежде всего она чувствовала пот и раздражение. Не страх – только легкое нетерпение.
Почти как и у нее самой.
Корабль. Плыли они кораблем, коггом, как звал судно капитан, выглядевший словно пират, сбежавший из-под виселицы. Кошкодур успокаивал ее, что это наверняка не пиратский корабль, поскольку он слишком велик, слишком медленен и слишком неповоротлив, чтобы догнать на море хоть кого-то. Плыли они уже почти месяц во главе небольшого флота из нескольких таких же кораблей, нанятых Империей у купцов, ходящих по Белому морю. Плыли на юг, в сторону легендарных стран, где перец, имбирь, шафран растут на каждом кусте, где нищие одеваются в шелка, а улицы вымощены золотом. Когда кхадар рассказал им тогда, в шатре на краю поля битвы, что хочет осмотреться на Юге, никто и не подумал, что окажутся они здесь, на склепанной из дерева посудине, пляшущей по волнам то вверх, то вниз. Чаардан прошел Малые степи, где у Ласкольника и вправду оказались знакомые в каждом племени, добрались до края Травахен, и там его настигли приказы, доставленные выплюнутым из магического портала чародеем.
«Корабли ждут, – гласили приказы. – Плывите».
На борту шести кораблей было четыреста восемьдесят солдат, формально – вольного отряда, наемников, что отправились на службу к купеческой гильдии, представляющей на Дальнем Юге меекханские интересы. Чаардан должен был присоединиться к тем людям, а Ласкольник – принять их под командование. Все это миль за сто воняло Крысиной Норой, а «наемники», несмотря на различное вооружение, щелкали каблуками и отдавали честь, словно имперская гвардия, офицеры же их носили плащи, на которых виднелись следы отпоротых знаков различия. Вроде бы все было в порядке, чаардан продолжал служить Империи, но в воздухе вставал смрад шитых белыми нитками интриг и импровизаций.
На самом деле ничего нового.
Кхадар продолжил:
– И именно я решаю, что нужно, а что не нужно при контактах с Псарней. При последней встрече с вашими людьми я похоронил подругу.
Палец легонько кивнул:
– Я читал об этом. В рапорте. Среди Гончих есть разные Псы…
– …но все они лают за Империю. Я знаю эту пословицу. – Ласкольник перестал улыбаться. – Но я не уверен, что это до сих пор правда. Бешенство – болезнь заразная.
Агент Псарни опустил руки, а Бердеф в сознании Кайлеан напрягся, готовый к прыжку. В движении мужчины крылась неопределенная угроза. Правда, Кошкодур обыскал его с головы до пят, отобрав каждый предмет, который мог использоваться как оружие, но все они вдоволь слышали о шпионах, умеющих убивать и голыми руками.
– Мы здесь, – голос Пальца изменился и сделался более мягким и ласковым, – на границе известного мира, не развлекаемся играми между разведками, как те дураки в Империи. У нас нет для такого времени и желания. В Белом Коноверине, городе, куда в пик торгового сезона набивается четверть миллиона людей, у меня восемь, – он показал на пальцах, чтобы подчеркнуть вес своих слов, – агентов. Под рукой у каждого из них – от пяти до десяти шпионов, из которых бóльшая часть совершенно ничего не стоит. Так, какой-нибудь помощник купца или секретарь в ремесленном цеху. Во дворце у нас нет никого, как нет и в Храме Огня. Среди рабов у меня было три человека, но, после того как началось восстание, я не знаю, что с ними случилось.
Он остановился, чтобы вздохнуть.
– Я два года слал рапорты на север. Писал, что если случится новое восстание рабов, то будет оно другим, чем те, что происходили раньше. Что организовывать его станут наши люди. Я писал, что такое восстание может погрузить весь Дальний Юг в хаос, из которого тот не выйдет долгие годы. Просил повлиять на местных владык, торговлей или политически, чтобы они слегка ослабили ошейники невольникам. Меня проигнорировали, а теперь, когда все пошло ослу под хвост, они присылают прославленного генерала Ласкольника и горсточку пехоты, переодетой в наемников.
Ласкольник теперь улыбнулся иначе. Ласковей.
– У нас на севере была своя проблема, требующая решения…
– Я слышал. Верданно и Отец Войны, неплохая там…
– Ты слышал, – кхадар закрыл Гончей рот одним движением руки. – Но сколько ты понял из услышанного? Полагаешь, мы продолжим лезть в каждую авантюру в каждом месте в мире? Что мы встрянем в войну за две тысячи миль от Меекхана, когда за Амертой притаился тот старый мерзавец со своей стаей жаждущих крови волков? Мы столкнули Отца Войны на восток и поставили на его пути зависимые от нас племена. Совиннен Дирних, Аменевэ Красный и сами Фургонщики сделались нашим щитом. Бунт невольников…
– Это не обычный бунт.
– Знаю, Палец, знаю. Я тоже читал рапорты. Небось даже и написанные тобой. Падение династии, которого не случилось, религиозное безумие на улицах, резня среди… как там их… Буйволов и Тростников… довольно глупая, как по мне, поскольку теперь Коноверин утратил половину профессиональной армии. Кто правит в княжестве?
– Избранная. Пламень Агара. То есть иссарская варварка. Вроде бы вместе с отравителем, княжеской наложницей и горсточкой доверенных людей.
– А князь?
– Много дней его никто не видел. Либо мертв, либо выздоравливает.
– Храм Огня?
Кхадар незаметно превратился из командира наемников в офицера, генерала имперской армии, собирающего информацию, на основе которой станет строить свою стратегию. Произошло это настолько естественно, что агент Псарни так и продолжил отвечать на все вопросы: плавно и без пауз:
– Бóльшая часть жрецов погибла во время беспорядков, остальных она, Избранная, приказала отыскать и подвергнуть суду Агара.
Сделалось тихо, брови же Ласкольника поползли вверх в выражении вежливой заинтересованности.
– Это значит, что их бросили в Око. Они сгорели, – быстро добавил Палец.
– Армия Камбехии?
– После смерти своего князя отошла от стен города на юг.
– Командование Родов Войны?
– Аф’гемид Соловьев погиб, аф’гемид Буйволов был схвачен и попал в Око, аф’гемид Тростников исчез. Бóльшая часть высших офицеров Буйволов и Тростников под арестом.
– Под арестом?
– Да. Избранная… Деана д’Кллеан не настолько фанатичная дикарка, как думалось нам сперва. Наверняка знает, что эти люди ей могут понадобиться. Освободила младших офицеров, приказала им отправиться в казармы и навести там порядок. Также приказала мобилизовать вспомогательные отряды и ускорить обучение слонов.
Кхадар кивнул.
– Как полагаешь, против кого она вооружается? Против рабов или против других княжеств?
– А какое это имеет значение?
Ласкольник улыбнулся снова:
– Большое, дружище, большое. Потому что если она думает, что Меекхан поможет ей в борьбе с рабами-меекханцами, то Избранная она там Агаром или нет, но с головой у нее не все в порядке. Кайлеан.
Девушка встала и кивнула.
– Покажи Гончей место, где он будет спать. И передай капитану, что мы идем под всеми парусами. Коноверин ждет.