Риган истекала кровью, когда зашивала пушистые совиные перья в подол смены белья.

Она выбрала, как выбрала бы и ее мать, находиться в окружении женщин Эрригала во время ее месячных, и они сейчас выстроились перед Риган: хозяйка Селла, жена железных дел мастера Курана и две их дочери; три другие дамы, которые были двоюродными сестрами Коннли; и одна младшая сестра бывшей леди Эрригал, которая осталась, когда леди уехала в Ареморию, возможно, в обмен на пропавшего старейшину. Для их пользы Риган выбрала осторожную позицию, словно для отдыха, и на низкой подушке пышно разложила юбки.

По правде говоря, Риган осторожно и неудобно сидела на коленях. Между ее ног находилась глубокая чаша для сбора крови, которую она могла использовать в процессе подготовки для червечар, которые она и Лис будут творить менее чем через сутки. Случайное деликатное капанье нельзя было услышать в болтовне собравшихся дам, которые шили, вышивали и чинили.

Боль в животе была ничем по сравнению с болью при выкидыше и стеснением в ногах, когда Риган держала жалкую позу с милостивой улыбкой в награду за знание, что именно болит в ее утробе, и в надежде, что это можно исправить.

Риган наслаждалась присутствием других женщин, хотя они и не знали ни о мертвых духах, мучивших ее, ни об отчаянии и диком горе, которые эти женщины бы поняли.

Когда у Риган будут собственные дочери, она сама построит им такую же комнату с похожими женщинами. Друзья, домработницы, двоюродные сестры, ведьмы, союзники, враги, но только женщины. Риган испытала это ощущение, когда еще была жива Далат, а Элия не вышла из возраста ребенка и когда иногда Брона Хартфар проводила время в Дондубхане или в Летней резиденции с Далат как со спутницей и советницей. Вместе они привлекали других женщин, словно блестящие стеклянные бусины – ворон. Именно там Риган узнала о магических семенах и научилась читать священные кости. Брона никогда не колебалась прошептать ответы и новые вопросы в ухо Риган, и хотя Далат не верила в звезды, как и в магию, в земных святых и даже в крошечных богов, королева никогда не говорила, что их не существует Далат молилась своему богу, пустынному божеству любви и мести, которое, по-видимому, благоприятствовало семье, преданности, теплоте, но Далат хотела, чтобы ее дочери были по-настоящему лирскими, и мать могла сказать Риган: «Мой бог – это все, и у него нет имени. Бог больше, чем звезды, деревья, черви и все остальное. Я молюсь, но действуя и выбирая, и бог знает это, не важно, где я, потому что бог во мне, в тебе и во всем остальном».

«Говорит ли с тобой бог»?

«Не словами».

«Тогда, должно быть, остров сильнее, мама, ведь он имеет свой голос».

Далат улыбнулась, обхватила Риган за подбородок и сказала: «Сила есть», и ничего больше не добавила.

Может, если бы ее мать прожила дольше, Риган лучше бы поняла, в какую силу она верила.

Продолжался спор между Селлой, женой железных дел мастера, и Метисом Коннли, касавшийся силы: они разошлись во мнениях по поводу поведения одного из подмастерьев, который недавно соблазнял другого. Селла сочла это непрофессионализмом, в то время как Метис считал приоритетным укрепление родословной железной магии, поэтому если два ученика образовали союз, тем лучше. Риган согласилась с Метисом: на острове нужна сильная магия, чтобы противостоять холодным звездам.

Дебаты прервались резким стуком, и Риган дала разрешение открыть дверь. В ярко освещенную комнату вошел слуга в грязной темно-розовой форме Астора.

Все еще перебарывая желание встать, Риган подняла глаза, но довольно неожиданно поняла, что это была женщина-капитан. Осли.

Женщина поклонилась, как мужчина, и помахала свернутым письмом, запечатанным с обоих концов толстым слоем воска.

– Моя леди Астор посылает вам это письмо.

Риган протянула руку, радуясь, как всегда, известию от Гэлы и еще больше вспоминая, что, несмотря на выбор жизни мужчины, Гэла по-прежнему окружает себя женщинами.

– Иди отдохни, а потом приходи к нам, Осли. Рады тебя видеть.

– Я бы предпочла остаться в казарме, миледи.

– Гэла присоединилась бы ко мне.

Осли заколебалась, но затем снова поклонилась в знак согласия:

– Для начала я помоюсь и отдохну.

Риган обратила внимание на письмо, убрала маленькие кусочки воска, которые держали письмо закатанным. Вокруг нее в терпеливой вежливости, продолжая работу, затихли женщины.

«Наш отец покидает Астору. – Гэла начала, как обычно, без приветствия. – Я думаю, когда Осли доберется до тебя, он будет где-то рядом, если еще не у твоей двери.

Даже когда Риган читала письмо сестры, она могла слышать через окно изменение ритма ветра и шума крепости. Далекий крик приветствия вспыхнул и умер в эхе. Теплый ветерок вздохнул ей в шею.

– Оставьте меня, – попросила Риган.

Хотя это и звучало нежно, каждая женщина мгновенно повиновалась ее команде, остановившись, чтобы спросить, могла ли она помочь или утешить Риган.

Молодая женщина закончила читать.

Оставшись одна, Риган отложила письмо и, подобрав юбки, осторожно отошла подальше от чаши с кровью. Она вошла в свою спальню и перевязала себя бельем и мхом, прежде чем вернуться и забрать чашу. Небольшая лужа вязкой крови была наслоена на неглубоком дне. Риган горячо надеялась, что этого будет достаточно, она вылила кровь в круглый стеклянный флакон и закупорила его.

Потом раздался еще один выразительный стук в дверь с объявлением о том, что король прибыл в крепость Эрригала и лорд Коннли просит молодую жену его поприветствовать.

Риган позвала своих девушек и попросила их позаботиться о ее волосах, соединить с помощью заколки несколько распущенных локонов в гладкий, волнистый узел на затылке. Они надели драгоценности на ее пальцы и повесили жемчуг на пояс.

Затем Риган вышла из комнат в самом старом крыле замка по направлению к новому холлу, где ее ждал Коннли.

Лир находился там и довольно свободно разглагольствовал.

Однако когда ему объявили о приходе дочери, старый король замолчал. Он стоял перед троном, его руки были раскинуты, а бело-серая грива растрепалась, как грозовые тучи. На короле был изодранный халат, который когда-то отличался богатым бархатом, а теперь был протерт на локтях, и полоски меховой подкладки свисали с воротника, словно собака яростно ткнулась в него носом. Возможно, он не изменился со времени последнего зенита. Было замечательно видеть, как он пал так низко – человек, убивший ее мать и заставивший дочерей испрашивать свою долю перед всем судом, и все из-за какого-то звездного недоразумения.

Возможно, любящий и мстительный бог Далат на самом деле находился повсюду.

– Отец, – произнесла Риган, входя в холл. За боковой дверью зал расширялся, побеленные стены были с полосами почерневших дубовых балок, напоминавших ребра. Обеденный стол и скамейки были сдвинуты по бокам, и свежий камыш разбросан по холодному каменному полу. Узкая дорожка из тканых половиков цвета зимнего неба в Эрригале вела к королевским стульям в конце зала. Сам Эрригал высился рядом с Коннли. Его большие руки сжимались и расслаблялись, выражая явное беспокойство. Это было так не похоже на поведение его лорда, царственно восседавшего на одном из широких стульев с низкой спинкой. Муж Риган взглянул на нее с предостережением в ярко-бирюзовых глазах. Он был готов сделать ход против Астора и Лира за укрепление своей власти здесь. Дурак ждал вместе с разъяренным королем.

Выцветшие глаза Лира остановились на его дочери, и он шагнул к ней.

– Риган, – произнес король с мягкой мольбой ребенка. Ей понравилась его потребность в дочери и его приход сюда, раньше Лир всегда избегал Риган, с тех пор как она вышла замуж.

– Да, – так же нежно отозвалась принцесса, потянувшись обеими руками к нему. Лир сдал: сухой, морщинистый, длинный.

Ноздри Риган вспыхнули от его запаха: Лир не мылся с тех пор, как покинул земли Гэлы или даже дольше. Масло сделало корни его волос блестящими, а пятна от еды испортили воротник одежды. Жалость почти пронзила Риган, но она уклонилась от ее клинка и отпустила Лира прежде, чем тот успел обнять ее. Молодая женщина твердо обратилась к отцу:

– В чем причина вашего раннего прихода, милорд?

Лир нахмурился:

– Твоя вероломная сестра изгнала меня!

– Гэла? По какой причине?

– Причина! Эта гадюка не нуждается в ней, поскольку Гэла – неблагодарное дитя, и она неестественна настолько, насколько только женщина может быть!

Коннли, сидя на королевском стуле, сказал:

– Мы не потерпим оскорблений нашей благородной сестры.

Старый король встал на дыбы.

– Отец, спокойно, – сказала Риган, прикасаясь к его плечу и осознавая первый шаг Коннли. – Мы любим нашу сестру и хотим понять контекст ссоры между вами, ведь ссоры с ней бывают и у меня.

– Нет, ты не такая жестокосердная, как она, моя девочка. Твое сердце не превращено в жестокие доспехи там, где должна быть только мягкость.

Риган заметила слезу в его глазах.

Также она отметила вино, стоящее на одном из столиков.

– Садись здесь, со мной. – Принцесса подвела отца к скамейке и села первой, прижавшись спиной к стене, таким образом затягивая свою матку.

Лир присоединился к ней и выпил большой глоток вина.

– Мы рады тебя видеть, – быстро сказала Риган. – Поверь этому, отец.

– Как же я могу, когда ты защищаешь свою сестру-змею? – заплакал король.

Коннли подошел к ним. Эрригал находился сзади. Дурак пробрался к опустевшим королевским стульям, скользнул рукой по одному из них, но продолжал наблюдать за Риган с понимающим взглядом. Там же, проскальзывая через черный вход и скрываясь в тени, был милый Бан Эрригал, ее хитрый Лис.

– И, тем не менее, добро пожаловать, – сказал Коннли Лиру, беря вино, которое ему налила Риган.

– Она заставила моих слуг уйти, и мне пришлось пойти с ними!

– Отец мой, – успокоила его Риган, – успокойся, ведь у Гэлы, несомненно, была причина, по которой она жаловалась на мужчин. После всего произошедшего тебе действительно многое надо?

– Надо! – взревел король.

Дурак Лира запел: «То, чего у нас больше, чем нам нужно, отделяет нас от диких зверей, миссис!»

Коннли указал на Дурака:

– Выбирай выражения, говоря с моей леди.

Король опустил голову.

– Истина ясно говорит с любым, независимо от ранга.

Риган мило рассмеялась, чтобы перенаправить разговоры мужчин в нужное русло.

– Отец, ты используешь этот аргумент относительно слуг, а не нас и даже не моей сестры. Если они вели себя так, как сказала Гэла, то она была права, выгоняя слуг, но… ты ошибаешься, если думаешь, что она собиралась выставить и тебя. Ты можешь вернуться к ней без своих людей, а она… снова будет рада тебя видеть.

– Вы сами себя отдали, – добавил Коннли с улыбкой похожей на оскал. – Ты предоставил двум дочерям право ухода за собой при Полуденном дворе в прошлом месяце, и поэтому позволь им заботиться о тебе.

– Забота! Гэла предала меня. Укусила меня туда, где я думал будут только ее поцелуи.

Лир покачал головой, и его волосы взъерошились, как грива старого льва.

Риган встала. Ее бедра болели, а сердце сильно билось от отцовского нытья. Зачем принцессе претендовать на какие-то чувства? Мгновение пришло и ушло, а вместе с ним и власть Лира над ней.

– Что такое быть преданным? Возможно, моя мать сообщит мне об этом.

– Да, – прошептал Лир. – Да, мать согласится. О, она любила тебя и меня. И все же ее предали.

Риган была погружена в холодное спокойствие.

– Ты признаешь это сейчас? Ты убил ее, а теперь сам близок к смерти?

– Что? Нет.

Лир растерянно нахмурил брови, честно или наиграно – Риган не знала.

– Кто предал мою мать? – потребовала она ответа.

Лир сказал:

– Есть ты и твои сестры перед лицом жертвы, которую она принесла.

Риган поджала побелевшие от ярости губы.

Эрригал мягко и неуютно откашлялся.

– Оставайтесь здесь, сэр, со своими людьми. Эрригал приветствует вас, как и всегда.

– Нет, – Коннли взял руку своей жены. – Лир, ты можешь остаться, но как наш человек. Мы будем доброжелательны к тебе лишь в той мере, в какой это позволит наша сестра Гэла. Мы не будем подрывать ее авторитет в этом вопросе. Сейчас мы правим вместе, и наше слово для тебя – закон.

– Я лучше буду спать без крыши! – заревел король. – Я бы предпочел спать в хлеву или на пастбище с овцами, чем провести одну ночь под крышей с такой неблагодарной дочерью!

Эрригал взял за локоть Лира:

– Мой король, пойдем на покой.

– У тебя получится вывести эту лживую негодяйку и ее мужа-змею? – печаль и надежда в мокрых, широко раскрытых глазах короля перехватили дыхание Риган. Она схватилась рукой за Коннли и ждала слов Эрригала, чтобы спасти или осудить себя.

Эрригал поморщился.

– Господи, нет. Коннли – мой покровитель, герцог вашим собственным словом и муж вашей дочери. Они должны приветствовать вас здесь, по воле звезд и по своей собственной воле, как, впрочем, и вы!

Когда Лир вырвался, кусок его большого рукава поймал Эрригал: он разорвался, и звук, казалось, потряс его еще больше. «Ах! Ах!» – Лир покачнулся в сторону Дурака.

– Ну, останься, – повторила Риган, чувствуя прилив какой-то знакомой силы. – Позволь нам позаботиться о тебе, ведь ты стар и отчаянно нуждаешься в нас. Там будет огонь для тебя, и вино, и меха, а теперь посмотри сюда: я уверена, ты сможешь иметь в своем удаленном пребывании в Эрригале – чтеца звезд. Рассчитывай на нашу щедрость, так как я буду так же добра к тебе, как ты был к моей матери.

– Я – король! Моя воля так же однозначна, как и созвездия сверху!

Триумфальное чувство нахлынуло на принцессу, как холодный водопад.

– Короля больше нет, – сказала Риган. – Есть только титулованный отец. Звезды могут падать, а корни расти.

– Я отдал тебе все, – произнес Лир.

– И в правильное время, – добавила Риган.

– Кому ты потом передашь корону, моя бесплодная дочь? – мягко спросил король, словно всего лишь печалился. – Ты и твоя про́клятая звездами сестра, мои пустые девушки.

Риган отступила назад.

Бан Эрригал вышел из тени, готовый увлечь короля за собой. Герцог Коннли выставил ладонь навстречу Бану, низко и предупреждающе. В его сжатых челюстях таился гнев.

– Убирайся, – прошептала Риган.

– Что?

– Убирайся отсюда! – закричала она.

– Тебе здесь не рады, – Коннли поддерживал жену всем своим организмом. Он всегда так делал, даже сейчас, когда его собственная игра разбита. Он будет занавесом вокруг сердца Риган.

Король вскинул руки вверх:

– Ах, небеса! Что это за звезда, возвышающая над нами червивые ветки? Сначала моя Элия, а теперь и остальные!

Эрригал обнял старого короля. Красные пятна на фоне грубых белых щек графа. Он сказал:

– Я знаю эту боль, царственный господин. Оставайся, и я разделю ее бремя.

– Да, я останусь с людьми на своей стороне.

Риган не сгибалась, ни сейчас, ни тогда, когда ее матку сжимало отчаяние, ее собственный отец стоял и осуждал ее, творил величайшую трагедию против своей же дочери, даже когда он все исказил и превратил в судьбу. Она никогда не простит ему этого, как никогда не простит отсутствия Далат.

Звезды проигнорировали ее рождение, и поэтому Риган была свободно пылающей, светящейся холодно, как любая звезда или меч судьбы. Она сказала:

– Ты останешься здесь исключительно по моей милости, отец! Твоя звезда угасла. Ты и только ты, но никто из твоих людей не может здесь оставаться.

– Тогда я не останусь! – Лир прижал шишковатые руки к лицу и сказал еще что-то, но неразборчиво. Он отбросил прикосновение Эрригала и повернулся, чтобы выйти из помещения, крича и плачась своему Дураку.

«Он действительно сумасшедший», – подумала Риган, и голова у нее закружилась, как будто она разлетелась на части, но постоянная боль, боль ее чрева не ушла.

Эрригал остановился и сказал Коннли и Риган:

– Я прослежу, чтобы он лег в каком-нибудь безопасном месте, милорд. Миледи, не беспокойтесь об этом.

– Не здесь! – воскликнула Риган, пораженная ядом его близости.

– Проводите его, и не более того, – приказал Коннли.

Граф нахмурился и поспешил за королем.

Риган увидела в центре зала Лиса Бана, сжимавшего в руке меч и смотрящего со смесью ужаса и ликования. Молодая женщина подошла к нему и коснулась горячей шеи. Он вздрогнул, но расслабился, когда понял, что это она. «Скатертью дорога», – пробормотала Риган. Ее большой палец погладил чуть ниже уха Бана, и тот задрожал.

Огромную дверь в зал закрыли трое пожилых мужчин, и глухое эхо сделало последующую тишину более глубокой. Риган почувствовала себя словно изрезанной грубым ножом. Она была готова к новой боли.

Ей давно следовало это сделать.

– Он возьмет короля в Хартфар, – сказал Бан.

Коннли присоединился к разговору. Презрительная насмешка почти погубила его красивое лицо.

– Но не со всеми этими слугами.

– Чего хотела Гэла? – спросил Бан, словно спрашивал сам себя.

– Власти, – пробормотала Риган, опьяненная этими словами. Хотя она думала о перечисленных ужасах, содержащихся в письме Гэлы, и предположила, что Гэла выставила их отца вон, так как не знала, как поступить. Ее старшая сестра был сильным бойцом, но не всегда помнила о стратегии в момент азарта. Риган не стала бы раскрывать эту слабость Лису. Пока что.

– Чтобы узнать, что бы вы могли сделать? – ответил Бан на свой же вопрос.

– И что нам делать? – спросил Коннли. – Мы должны выяснить, кому верен Эрригал – нам или старому королю. Это повлияет на наш курс. Нам нужен Эрригал, прежде чем мы сможем выступить против Астора.

Бан обратился к ним:

– Вы знаете мое мнение.

Риган медленно кивнула, отвлекаясь от мыслей о любимой сестре и устремляя их в будущее.

– Я истекала кровью весь день, так что сегодня вечером мы пойдем на пустошь и сотворим свою магию. Завтра мы свяжемся с Гэлой и с моим отцом, и с твоим, и со всеми остальными.

– Вы готовы, госпожа? – спросил Бан, пристально изучая ее.

– Полностью.

– Я иду готовиться, – резко сказал он и, кивнув Коннли, оставил их.

Риган не двигалась. Она думала о маленьком, но разгневанном Белом лесе, куда, конечно же, вошел ее отец, где звезды не имели силы, и о черном небе, которое появится над головой, когда солнце опустится. Убывающая луна скроет звезды.

Коннели прижался к спине Риган, обхватив ее руками.

– Ты в порядке, любовь моя?

Она прильнула к мужу и покачала головой.

– Нет, но… – Она потянулась и прикоснулась к его лицу, проведя ногтями по его подбородку к его уху, и забралась в густые золотистые волосы на голове Коннли. Она сжала их в кулак, и муж застонал от удовольствия.

– Но я буду.