В своем доме Гэла предпочитала носить простую солдатскую одежду: коричневую и серую кожу с элементами кольчуги или пластин, если того требовала ситуация, короткие юбки поверх брюк или только брюки, куртку, которая туго завязывается спереди для брони. Все довольно тонко сделано, но крепко и просто.

С того времени, как ее отец почти месяц назад приехал погостить, Гэла усвоила несчастливый урок, что ее выбор одежды позволил слугам Лира пренебречь или проигнорировать молодую женщину, словно подчиняясь желаниям Лира.

Она могла рявкнуть на слуг или угрожать выкинуть их, но тот или иной слуга мог вытаращить глаза и принести извинения, притвориться, что он не понял, что это она. Очевидная ложь, поскольку Гэла знала – не было никого похожего на нее во всем Иннис Лире.

С тех пор как умерла ее мать.

Вместо того чтобы валять дурака ради отца или казаться бешеным сорванцом в глазах мужа, Гэла решила надеть платье и сверкающий пояс с янтарем и полированным малахитом и приказала девушкам вплести бархат и бусины в ее волосы, более скользкие, чем кольцо Астора на ее пальце, а также раскрасить ее нижнюю губу и уголки глаз. Словно она каждый день посещала изысканный двор, будто мода и элегантность относились к ее лучшим утренним заботам. Слуги могли притвориться, что леди Гэла, эта будущая королева… нет, эта герцогиня в платье цвета розовой полночи, в юбке на подкладке из до безобразия красивой бирюзовой шерсти, с диадемой, венчающей ее черные волосы, могла быть ошибочно принята за кого-то другого.

Гэла пронеслась в задний двор старого замка Астора в поисках отца и его командира.

Пятью минутами ранее туда пришла капитан Осли и прижалась к каменной стене неиспользуемого зала между кабинетом герцога и старой застекленной террасой. Это было прекрасное место для того, чтобы спрятаться, и Гэла никогда не нашла бы молодую женщину, если бы не хотела использовать террасу для себя, чтобы хранить там немногие вещи своей матери, принесенные домой из Летней резиденции. Гэла отказалась демонстрировать любимые вещи с тех пор, как Лир и его люди перешли к Риган и Коннли.

Капитан личных слуг Гэлы впервые спряталась от нее. Осли ахнула, выпрямилась и перевела взгляд на противоположную стену, явно готовая дать возможность Гэле пройти мимо, игнорировать ее, чтобы остаться в уединении, которого та искала.

И Гэла бы разрешила ей это, если бы не покрасневший новый синяк, на целый дюйм растянувшийся вдоль правой скулы капитана.

Это была не битва, а ранение или несчастный случай на арене: на форме Осли не виднелось ни пыли, ни грязи, и костяшки ее пальцев не покраснели от ответных ударов. Только одна капля крови запачкала воротник ее темно-розового гамбезона. Гэла мгновенно остановилась.

К чести Осли, девушка не склонила лицо к плечу, чтобы скрыть ранение и бежать. Она не съежилась. Глаза Осли были закрыты, и поэтому капитан не могла видеть вспышки ужаса и беспокойства, промелькнувшие в глазах Гэлы, прежде чем во взгляде появился чистый, холодный гнев.

– Кто это с тобой так? – тихо и требовательно спросила Гэла.

Осли держала рот закрытым.

Гэла восхитилась решимостью капитана, но не допустила молчания. Она намеревалась уничтожить того, кто ударил Осли.

– Бывает время хранить честь в тишине, – сказала Гэла, стоя так близко, что могла видеть корни волос Осли. – Сейчас не такое время. Я узнаю, поскольку ты мне все скажешь.

– Миледи, – заговорила капитан, достаточно храбрая, чтобы встретиться с темными глазами Гэлы. – Из этого не выйдет ничего хорошего.

На губах Гэлы расплылась недобрая улыбка:

– Я не собираюсь делать ничего хорошего. Я все равно узнаю, поэтому скажи мне.

Челюсти Осли двигались, когда она сжимала и разжимала зубы.

Гэла схватила капитана за плечо, сжав тонкий рукав ее формы.

– Никто не узнает, что ты мне сказала, никто не узнает, что я это выясняла. Твоя жизнь в наших рядах и в твоем расположении не усложнится. Я тебе это обещаю, но я хочу знать.

– Эсрик, – вдруг с яростью зарычала Осли. – Они загнали меня в угол, сказали, что смогут меня вылечить! Но со мной все в порядке. Я сказала им, что если бы они были мужчинами, то не боялись бы моей силы. Тогда он… я бы ударила его в ответ, но это все было столь порочно, и меня настолько наполняла ярость… Я убила бы его, если бы начала, и я не хотела бы, чтобы ваш слуга нес ответственность за смерть слуги вашего отца.

Волна любви и гордости наполнила Гэлу, и ее хватка стала слишком сильной, свирепой, заставляющей Осли ахнуть.

– Все будет хорошо, – сказала принцесса, отпуская молодого капитана. – Я закончу за тебя.

Гэла шагнула в задний двор, где, как она знала, можно было найти слуг Лира, бездельничающих и ленящихся даже в это раннее вечернее время.

Во дворе соорудили кольцо, беспорядочно сложенное из веревок, со слугами, стоящими по углам, а мужчины, наполовину раздетые и босиком, боролись посередине. Гэла остановилась на последней ступеньке, когда раздались аплодисменты. В шуме различались немелодичные голоса-стоны, и несколько голосов, призывающих к новым ставкам. Лир сидел у стены, хлопал в ладоши и бросал пригоршню тусклых монет в мужчин. Какофония вульгарного поведения.

Эсрик – командир эскорта ее отца, и Гэла не сомневалась, что Лир являлся свидетелем нападения и ничего не сделал.

Гэла сошла и крикнула:

– Эта игра закончена.

Ее проигнорировали.

Старшая дочь Лира подошла к ближайшему углу, оттолкнула слугу в сторону и схватила веревку, которую тот держал. Она дернула ее, потянув следующего человека, настолько сильно потерявшего равновесие, что мужина упал на одно колено.

В перерыве прозвучали протесты, прежде чем мужчины заметили, кто закончил их веселье.

– Что такое, Гэла? – закричал отец. – Почему ты так хмуришься?

– Ваши люди наглые, сэр. – Она бросила веревку в грязь. – Все время, во всех отношениях, и я устала от этого.

– Какая наглость! Из-за соревнований? – хихикнул Лир.

– Я уже говорила с тобой об их неряшливости, но ты отказываешься найти им занятие. Я сделаю это сейчас. – Гэла посмотрела на ближайшего человека, затем охватила взглядом всех, особенно Эсрика. – Исправь свое ленивое, высокомерное, необузданное поведение или уезжай из Астора утром.

Лир налетел на нее:

– Ты не можешь приказывать моим людям. Они мои.

– Тогда приказывай лучше, как командир, а не как старый дурак.

Подобное было уже слишком; Гэла поняла это в тот момент, когда произнесла эти слова, но она гордо смотрела на Лира.

– Как это ты назвала отца? Дураком? – произнес Лир со скрытым гневом.

Со скамьи раздался голос:

– Ты с такой готовностью отдал все свои другие титулы!

На мгновение во дворе воцарилась тишина, но зазвучала вечерняя песня птиц, и раздался шорох города сразу за стеной. Гэла пыталась опознать говорящего, пока сам Лир с легкой улыбкой не скользнул глазами по смельчаку.

Это был его Дурак.

– Тогда какой титул ты хочешь мне вернуть? – спросил Лир.

– Тень Лира?

Гэла чувствовала дрожь.

– Кто же тогда стоит здесь? С нами? – Лир хлопнул ладонью, и Гэла посмотрела на глупца темным взглядом.

– Твоя дочь, дядя, и королева-в-ожидании, если ожидание будет сражением.

– Верно, – сказала Гэла отцу. – Этот Дурак знает лучше, чем ты, кто мы и кем мы будем. Пойми меня: твои слуги больше не могут здесь находиться. Борьба в грязи и ставки! Преследование моих горничных и тех из них, кто живет в городе! Не думай, что я не знаю. Это удар по моему народу. Набирай слуг из лучших. Король никогда бы этого не допустил. Убери этих слуг, если не можешь их контролировать.

Лир поднял кулаки, дрожа от усталости, ярости или какой-то смеси этих двух чувств.

– Я отправлюсь вместе с ними, если они должны быть выброшены и лишены радости, заботы!

– Да будет так! – воскликнула Гэла.

– Что это за буря?

Все уставились на пришельца, на Кайо, грязного от путешествий и управления вонючей лошадью. Гэла хотела поприветствовать его, дядю, который поделился с ней своей лучшей кровью, но граф положил руки на бедра и очень четко повернулся к королю с лицом, полным утешения.

– Ваше величество, родной мой, у тебя какие-то неприятности?

– Гнусная девчонка меня выгнала! – причитал король без малейшего намека на его недавнюю ярость на графа Дуба и даже без намека на фамильное признание.

– Терпение, господин, – сказал Кайо, с недоверием обращаясь к Гэле. Он снял свои тяжелые перчатки для верховой езды.

Она пожала плечами, скрывая раздражение:

– Если он настаивает, значит, так оно и есть.

– Гэла, – само ее имя раздражало Кайо. – Ты должна хранить ему верность. Видишь, как он нездоров.

– Я не должна ему ничего, кроме того, что он уже получил. Как ты можешь здесь сейчас стоять, защищая Лира, когда он изгнал тебя, бросил, словно он ничего тебе не должен? Как будто вы и не братья. Для чего?

Лир моргнул. Он вытер глаза и вонзил руки в растрепанные волосы.

– Изгнан? – пробормотал правитель, и его губы свернулись в усмешку. – Мой брат – предатель! Осмелится ли он показаться?

– Ах нет, Лир! Ха! – Дурак танцевал между Лиром и Кайо. – Это не твой брат, а мой, еще глупее, чем я, но все равно дурак.

Гэла рассмеялась:

– Это так.

– Почему ты призываешь отца уйти? – спросил ее Кайо.

– Лир слышал мои обвинения в непослушании и хаосе, посеянных в этом доме, и не защищает себя и своих людей. Поэтому я считаю их непригодными для такого места.

Лир захихикал, как ребенок без присмотра, и направил слова к небу:

– Риган поприветствует меня и Коннли!

Кайо нахмурился:

– Коннли нельзя доверять, ваше величество.

– Другая моя дочь Риган, которая умнее старшей, примет меня. Ее любовь всегда была искренней.

– Ты сошел с ума, – удивленно произнесла Гэла.

Лир замолчал. Все слуги вокруг едва дышали.

Хмурый взгляд Кайо охватил весь двор:

– Будь добра, Гэла, ты видишь, что с ним. Ему нужно, чтобы ты была дочерью.

– Так, как мне нужна была моя мать?

Граф Дуб ничего не сказал, разбитый логичным напоминанием.

Гэла протянула руки, не заботясь о мнении дяди. Он любил непостоянного Лира и был так же глуп, как Элия.

– Если Лир нуждается в моем совете, он должен выслушать меня. Отец, мне все равно, куда ты пойдешь, но ты не можешь оставаться здесь со всеми твоими хулиганами. Наслаждайся родством с полевыми зверями или попроси поселиться на более бедных землях и накормить тебя! Выясни, действительно ли эти люди любят тебя. Я думаю, ты удивишься.

Глаза Кайо были затемнены, а его лоб нахмурен.

– Твои люди позаботятся о тебе, Гэла?

– Я откажу тебе в защите, Кайо, если ты не будешь следить за своим языком.

– Они бы позаботились об Элии.

Гэла оскалила зубы.

– Я смогу позаботиться о своем народе, поскольку именно я буду править.

Лир подошел ближе к старшей дочери, вглядываясь в ее лицо:

– Это неудивительно. Я не нахожу в ней ни утешения, ни благодати. Эта дочь ничего не имеет. Она высохла, бесплодна, лишена материнства за то, что была предзнаменованием смерти ее собственной матери.

Гэла ударила его.

Король отшатнулся, и вокруг него заскрежетали клинки, вынутые из ножен.

Кайо схватил Гэлу за руку, выкрикивая ее имя. Она размахнулась и сбила Кайо с ног.

Старшая принцесса повернулась к отцу. Все, что видела Гэла, было гниющим стариком, который всегда болен: со звездным пророчеством, потерей и горьким фанатизмом. Ее желудок сводило; принцесса думала, ее сейчас вырвет, но… Гэла Лир не проявляла слабости. Она не стеснялась боя. Она могла успокоить саму себя, а потом нанести смертельный удар и как командир, и как король. Гэла кипела, на ее висках выступил пот, и молодая женщина прошипела роковой приговор глупому отцу:

– Я знаю, не важно, что ты делаешь, живешь или умираешь, только делай это вне моего поля зрения. Иди к моей сестре, если ты хочешь, и бросайся к Коннли.

Лир попятился в объятия своих людей. Все они собирались уходить прочь, думая, что могли бы забрать с собой. Дурак запахнул свое пальто, но ничего не сказал, уставившись на короля, когда тот споткнулся.

– Почему ты так сильно ненавидишь своего отца? Не может быть, чтобы из-за смерти Далат. Лир не виноват, – настаивал Кайо.

– Он никогда не отрицал своей вины, а тебя не было здесь, чтобы доказать, что все было иначе.

Молодая женщина перевела горячие карие глаза на дядю:

– Ты был не здесь, и не смог никого спасти.

Его рот стал твердым.

– Я необычайно сожалею, и не откажусь от него.

– А как насчет нас? – Гэла придвинулась к нему, впиваясь взглядом в темно-серые глаза графа Дуба. – Не бросай нас, дядя. Оставь этого старика.

– Ему нужна моя преданность.

– Ты должен повиноваться новому, лучшему королю!

– Но ты не такая, Гэла Лир. И, возможно, никогда не будешь таковой.

Ярость затмила взгляд Гэлы багровыми шипами. Она схватилась за его воротник, вытащила нож и полоснула им по его лицу.

Кайо вскрикнул, вырываясь на свободу из ее хватки. Мужчина споткнулся, поднял руки вверх и потом прижал их к щеке и глазу. Полилась кровь, красная, как гнев Гэлы.

«Королю не нужны ни братья, ни дяди», – злобно подумала старшая дочь Лира и заплакала.

– Графа Дуба больше нет. Как предыдущий король лишил его всех титулов, так делаю и я. Если Кайо вновь увидят на моих землях, то это будет означать его смерть. Теперь вышвырните его из Асторы.

Гэла повернулась и помчалась в другие залы замка, смертельно уязвленная, с именем своей матери на языке и проклятием в сердце.