Пять лет назад, Хартфар
Граф Дуб шел один.
Несмотря на прекрасный полдень, мирные облака так высоко стояли над головой, что каждый вдох графа был мучительным.
Молодой человек не отдыхал после окончания свадебной церемонии в замке Коннли. Вместо этого он взял лошадь и бездумно поехал на запад, с ощущением, будто мутная вода давила на него и окружала, затемняя зрение. Конь по его настоянию двинулся в Белый лес, и Кайо знал – нужно стремиться к центру, в сердце леса, где должен был появиться знак в форме изодранной ткани, свисающей с ветвей.
Кайо никогда не был в Хартфаре и уже много лет не разговаривал с Броной. С той самой ночи, когда ведьма рассказала ему обо всем, что мужчина пропустил, пока торговал. Когда ведьма и этот остров разбили ему сердце. Кайо знал путь к затерянной деревне Броны, правда, как и все, лишь из песен и слухов.
Появились синие метки из ткани, и Кайо позволил лошади на некоторое время опустить голову. Как только они добрались до деревни, мужчина спрыгнул, бросил поводья и пошел дальше мимо любопытных женщин и детей, нескольких мужчин, мимо лающих собак, радующихся встрече с незнакомцем, мимо домиков, ухоженных садов и очагов. Все они тихо указывали путь к ведьме, не спрашивая Кайо, зачем тот пришел.
Дверь в дом Броны была закрыта, и он прислонился к ней, прижимаясь лбом к шероховатому дереву. Дверь слегка подалась и открылась. Кайо стоял с приоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами.
Брона находилась там – роскошная, высокая и загадочная.
Кайо произнес:
– Я не знал, куда еще пойти.
Ведьма взяла его за руку и повела внутрь, закрыв за ними дверь.
Дневной свет лился через маленькие квадратные окна, огонь в очаге еле тлел. Брона была одета в простую блузку и полосатую юбку с лифом, вместе перевязанными фиолетовыми лентами. Ноги были босыми.
Она посадила мужчину у огня за длинный стол, на скамейку, и молча принялась готовить еду. Кайо устало ссутулился, глядя на Брону и чувствуя себя скучным и уничтоженным.
Однако постепенно его пульс замедлился, дыхание выровнялось.
Брона дала мужчине маленький пирожок в форме полумесяца, фаршированный репой, луком и с вкусным соусом, поставила между ними кувшин эля и две чашки. Ведьма налила, и они выпили.
Кайо осторожно съел пирожок, наслаждаясь простыми ароматами. Он рассматривал лицо Броны. Она оставалась такой же красивой, как и шесть лет назад: темные волосы вокруг загорелого веснушчатого лица, все мягкое, но уголки ее глаз и разрез черных бровей были острыми. Рот Броны был слишком пухлым, чтобы не думать о спелом инжире.
Он не пробовал инжира с того момента, как покинул Третье королевство.
Кайо вздрогнул и закончил есть, слизывая последние крошки с большого пальца. Он потянулся за элем и выпил. Все это время ведьма внимательно его изучала.
Затем она налила Кайо вторую порцию эля и произнесла:
– Я слышала, у Риган получилась прекрасная свадьба, хотя они и разозлили короля, разделив чашу с водой корней.
– Так и было, – медленно сказал Кайо, подозревая, что деревья, должно быть, нашептали ей эту новость, поскольку ни один посланец не провожал его до двери Броны.
Ведьма пододвинула к нему чашку и прижала свою:
– Я здесь, граф Дуб.
– Я… не знаю, что делать, – сказал он. – Скажи мне, как моя сестра пожелала бы, чтобы я поступил. Все разваливается на части, и я не знаю, что я здесь делаю.
Кайо не узнавал собственный голос. В нем присутствовали нотки отчаяния. Мужчина закрыл лицо руками. Обе его старшие племянницы теперь замужем за государственными врагами, которые разорвут этот остров на части, и Кайо не понимал, как их можно остановить. Особенно этого скользкого Тира Коннли.
Кайо взмахнул руками, лежащими на столе:
– И, как говорит моя сестра, я даже не могу объяснить Риган, почему это неправильно, что она вышла замуж за Коннли!
– Я знаю, – пробормотала Брона. Она положила свои руки поверх его. – Я знаю, Кайо. Риган не стала бы слушать твои речи.
Мужчина глубоко вздохнул:
– Моя земля умирает. Земли вокруг – тоже. Пастухи должны вести свои стада все выше и выше, все дальше вглубь по направлению к этому лесу, поскольку даже болота не дают достаточно пищи. За последние два года мои коровы телились все меньше и меньше. Деревья цвели лишь половину необходимого времени, в зависимости от того, насколько далеко они находились от центра Иннис Лира.
Ведьма кивнула:
– Остров тянется внутрь, чтобы укрепить власть, с тех пор как наш король закрыл колодцы и прекратил все корневые благословения.
– Так что же делать? Знаешь, я ведь ощущаю этот остров всем своим нутром, Брона. Я чувствую обещание, данное Далат, и я в отчаянии.
– Так же, как и я, Кайо.
– Брона…
– Выжди, будь сильным. Когда Элия вырастет, наступит подходящее время.
У графа Дуба перехватило дыхание.
– Элия! Элия – тень самой себя. Она неприкасаемая. Я должен забрать ее, увезти в жилище наших матерей и спасти ее. Это единственный выход.
– Кем же она была бы на земле твоих матерей? – спросила Брона.
– Внучкой императрицы, по крайней мере, любимой и способной благоденствовать. Ее отец и звезды и защищают Элию, и душат своей преданностью.
– Какие у нее возможности?
– Какие она сама себе пожелает. Ты просто не знаешь, что за женщины в Третьем королевстве. Женщины… центр и мощь всего мира. Это правило, и мы знаем это в пустыне.
Брона слегка улыбнулась.
Кайо продолжал:
– Все ее люди находятся там же. Элия была бы среди них своей. Менее необычной, но и менее обремененной.
– Она хочет уехать?
– Да нет. – В расстройстве Кайо сжал кулаки. – Однако она не может знать, на что похожи другие государства. Элия с детства не знала ничего, кроме Иннис Лира. Ей только пятнадцать, но ты не видела ее сейчас, Брона. – Его взгляд застыл на ведьме. – Сердце Элии разбилось, когда Эрригал и Лир забрали у нее твоего сына. Они очень любили друг друга. Они любили друг друга, ничего не получая от этой любви, кроме самой любви. Ты когда-нибудь так любила? Я не знаю, как они так могли. И Лир не знает. Существует слишком много пластов верности, лжи и полуправды, чтобы взрослые могли так любить. У Элии была такая любовь, и возможно, она перенесла бы ее во взрослую жизнь, если б их не разлучили. Теперь в ней живет глубокое недоверие, и оно хуже, чем ярость ее сестер или отцовский фанатизм.
Кайо замолчал и закрыл глаза, чтобы не завопить. Он не мог разговаривать на эту тему с братом Лиром – тот отказывался даже упоминать имя Бана в его присутствии, тем более, предполагать, что его дочь мог вдохновить бастард с ужасными звездами. Граф вновь взглянул на Брону:
– Разве ты не понимаешь? Я должен действовать.
– Понимаю, – прошептала ведьма и встала. Она отошла, и Кайо тут же ощутил потерю, хотя она всего лишь подошла к коробке, спрятанной на угловой полке рядом с очагом, и принесла ее.
Коробка была вырезана из темного дерева, на ней была выгравирована метка на языке деревьев. Кайо понимал некоторые из слов, но не мог ни читать, ни писать на этом языке, кроме основного благословения плодородию, которому он научился, будучи графом над всеми этими умирающими болотами. Кайо никогда не был уверен, что земля действительно его уважала, и он просил свою бабушку научить его заботиться о нуждах в пределах своих границ. Не было ли разложение в каком-то смысле его виной, не был ли граф Дуб чужим в своих мыслях и скитаниях, чтобы полноценно заботиться о корнях? Бабушка игнорировала его тревогу и упрекала за незнание простейших благословений. Некоторое время земля Кайо процветала. Теперь – нет. Кайо чувствовал, что королевский отказ от воды корней вынудил остров укреплять свою власть здесь, в Белом лесу и все же… И все же Кайо не мог не представлять, что если бы он был более предан Иннис Лиру, никогда бы его не покидал ради путешествий и не отвергал связи с родиной, то корни бы процветали. Ведьма содержала свою часть острова и здоровой, и целой. Почему он так не мог?
Брона подняла крышку, чтобы показать стопку изношенных, позолоченных карт и маленькую шелковую сумку. Не говоря ни слова, ведьма взяла карты, перемешала их, а потом передала Кайо. Он неуклюже сделал то же самое, глядя на изображения корон и звезд, перьев и когтей, червей и корней.
Брона снова взяла карты и выложила все двадцать семь штук в четыре круга, по спирали из центра. Женщина перевернула шелковую сумку на ладонь и подышала на нее. Ведьма прошептала благословение на языке деревьев, и на разложенные карты упали кости.
Каждая из девяти костей сильно ударилась, подскакивая по столу, пока не остановилась. Кайо вздрогнул и уставился на карты.
– Они всегда так падают, граф Дуб, – промолвила Брона после долгого молчания. – Всякий раз, когда я бросаю их для Иннис Лира и Элии Лир. Корона деревьев, Святые звезды и Птичьи черви выстраиваются на всех девяти картах специфичной мастью звезд. Выбор. Сердце и терпение. – Брона покачала головой на Кайо. – Даже сейчас, когда ты здесь, ничего не меняется.
– Что же они значат? Я такие кости не знаю. Их запретили очень давно – почти тогда же, когда я вернулся.
Мужчина не мог перестать смотреть на серебряные линии, нарисованные вдоль корней деревьев каждой карты и на идеальную синеву червей. Края карт Броны казались мягкими и изношенными. Мазки какой-то краски и капли или две потемневшей крови запятнали карту с прекрасной черной птицей, идеально разрезанной на половины, но все еще летящей.
– Значит, мы должны ждать Элию, если хотим, чтобы остров процветал вечно.
Кайо оперся кулаком о колено:
– Мы не можем ждать! Элия в отчаянии, как и наша земля.
– Земля справится, и сердце Белого леса будет биться, пока я все еще здесь. На данный момент этого достаточно. Пока люди вокруг острова шепчутся с ветром, мы можем быть терпеливы. Многие так и делают, граф Дуб, несмотря на королевские указы. В их число входит и Риган Лир.
– Риган Коннли, – поправил ее граф Дуб.
– Риган Коннли.
– Что это за карта? – с любопытством и испугом спросил мужчина, указывая на птицу из двух частей.
– О, Кайо, – вздыхая, произнесла дрожащим голосом Брона – первый признак того, что спокойствие давалось ей с трудом. – О, Кайо, – повторила ведьма. Она подошла к столу и примостилась на краю, беря темную мужскую руку в свою. – Почему она тебя привлекла?
Рядом с Броной граф Дуб успокаивался. Ее пальцы нежно гладили его запястье, пока Кайо говорил:
– Она не упала, хотя и разрезана на две части насквозь посередине. Она живет разбитой.
– Вот та жертва, которую несет эта птица, – прошептала ведьма Белого леса. – Разрезанная, она продолжает летать, несмотря ни на что.
Ее слова затронули что-то в глубине души Кайо, и он наклонился к Броне. Слезы текли по щекам графа Дуба:
– Брона, – начал, захлебываясь, Кайо. – О нет. О нет. Я не могу. Я никогда не хотел… я не… – Мужчина схватил ведьму за бедра, притянул ближе и положил лицо на колени Броны. Она гладила его по голове. Густые черные волосы за три недели отросли. Женщина наклонилась и поцеловала его в затылок, бормоча что-то тихое, пока Кайо плакал.
Прошли сначала мгновения, а потом и часы, и, наконец, мужчина успокоился. Он дышал в складки юбки Броны, и она приподняла уголок ткани, чтобы вытереть щеки графа.
– Останься здесь на несколько дней, мой граф Дуб, – произнесла ведьма. – Оставайся здесь, в своем едином теле. Когда ты находишься в моем доме, тебе необязательно летать.
Он кивнул, сжимая руки Броны. Она была ему нужна.
– Да, – ответил мужчина хриплым голосом.