— Мы приехали! — сказал я, остановившись против жилого дома по указанному лейтенантом адресу. — Дальше куда? Во двор?

— Во двор, товарищ подполковник. Там прямо против нашего подъезда парковка сооружена. Только там всегда лишь одна машина стоит. У нас народ в доме небогатый, машин не имеет, тем более таких, как у вас. Гордиться буду, что меня на такой машине привозили…

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Дорога позади нас была пустая. Это позволило мне задним ходом спокойно сдать до поворота во двор, который я проскочил метров на тридцать.

— Машина — это единственное мое богатство, — ответил я лейтенанту. — Счет в банке только пенсионный. Да и этой машиной владею всего несколько дней благодаря полковнику Самохину.

— Наверное, не благодаря ему, а благодаря своей работе. Я слышал, как полковник Самохин говорил подполковнику Румянцеву, что ни разу не встречал человека с таким уровнем боевой подготовки, как у вас… Он считает, что вы в состоянии любое задание выполнить. Понадобится выкрасть президента США — вы сумеете его вместе с кроватью в наш город доставить, спящего и громко храпящего.

Это был не комплимент, как я понял. Это было реальное выражение восхищения тем, что я сделал. Ну, положим, история с ликвидацией Полковника — это случайность, хотя факт случайности мной и не раскрыт. Зачем и к чему вообще раскрывать подробности выполнения задания. Выполнил — и хорошо, и слава богу. Правда, люди обычно любят говорить о трудностях, которые они смогли преодолеть. Но я лично отношу такие моменты к обычному и банальному хвастовству, к которому сам склонности не имею. Остался полковник Самохин в неведении относительно процесса выполнения задания, и ладно. Главное — дело сделано. Не знаю, может быть, Тамара разоткровенничалась, хотя я лично в этом сомневаюсь. Это не в ее интересах, как и не в моих. Ей важно представить меня ценным кадром, каковым я в действительности и являюсь. Пусть даже переоценивают — это никогда не будет лишним, поскольку у меня всегда есть цель, к которой следует стремиться. Но ведь, помимо Полковника, была еще операция против группы захвата ФСБ. Конечно, группа захвата ФСБ в глубинке России — это совсем иная величина, нежели группа захвата в той же Москве. Это даже не группа захвата в ФСБ или в полиции любой из республик Северного Кавказа. Там парням приходится постоянно сталкиваться с ожесточенным сопротивлением, участвовать в захватах настоящих террористов и бандитов, которые просто так свою жизнь и свободу не отдают. И потому там отбор несравнимо более жесткий. Местные же офицеры — просто обычные парни, которые носят погоны и время от времени тренируются, бестолково и неумело друг друга избивая. Но это, в моем понимании, не есть тренировка. По-серьезному их никто не учит. И, похоже, уже давно. А сейчас это предстоит сделать мне. Однако, вспоминая детали той операции в «Белой лошади», я сам порой прихожу в восторг, как умно и ловко все это провернул. Особенно мне нравилась история с применением клея «Момент», хотя я и готов согласиться с полковником Самохиным, что здесь я допустил прокол, покупая большую партию клея в одном магазине.

Тем не менее сама идея очень проста и хороша, даже в чем-то с юмором дружит. И выполнена так идеально, что придраться просто не к чему. Присутствовал юмор и в том, какие светошумовые гранаты доставил мне подполковник Румянцев. Но это уже не моя заслуга. Гранаты «Вьюшка-М», начиненные малодорантом со специфическим запахом, — это идея хорошая. Хотя времени прошло уже немало, думаю, бойцы группы захвата до сих пор не смогли избавиться от запаха. Синтезированные запахи, иначе говоря, «химия», впитываются в поры кожи, в волосы, в одежду настолько прочно, что одежду потом приходится выбрасывать, а волосы на голове и на теле часто выбривают, хотя запах остается на бровях. И все это держится не менее пяти дней. Не могу себе представить, как ликвидировали запах в «Белой лошади», но что-то там, видимо, придумали. Или помог полковник Самохин, доставивший дезактиватор запаха, или у хозяина имеются связи в каком-то химическом производстве, откуда дезактиватор и доставили. С малодорантом в паре прекрасно работают и ирританты. Глаза бойцов тоже пять дней будут слезиться при малейшем напряжении зрения, невозможно будет ни читать, ни работать за компьютером, ни смотреть телевизор. Лучше вообще держать глаза закрытыми. Но пятидневный сон мало кто выдержит. Действие таких гранат вызывает у людей разрушение психики, люди становятся нервными и раздражительными, болезненно реагируют на любое замечание. Я слышал, что подобными препаратами собираются оснащать на случай взлома стоящие на улицах банкоматы. Это, конечно, умно придумано. Против воров использовать ирританты и малодоранты — это благое дело. И определить вора потом можно будет легко, любая служебная собака возьмет такой пахучий след.

Я въехал во двор указанного дома. Площадка-карман для парковки, как и предупреждал лейтенант Холмогорский, была занята всего одной старенькой машиной. Я легко заехал на парковку, не рискуя ободрать себе при открывании дверцу о кузов чужой машины. Про поцарапанный кузов соседней машины я уже не говорю. Она и без меня была вся исцарапана годами и дорогами. Со стороны пассажирской дверцы «Камаро» вообще свободного места оставалось много, и лейтенант выбрался из сиденья-ковша без проблем. И даже свой пластиковый пакет не забыл.

Он сделал рукой приглашающий жест, показывая направление, хотя в принципе заблудиться было сложно, так как Сережа уже предупреждал меня, что парковка прямо против его подъезда.

— Пойдемте ко мне. У меня одна только мама дома. Я уже позвонил ей, предупредил, что не один приеду. Она ждет.

— А отец где?

— Он умер, когда я еще в пятом классе учился. Я только внешность его помню, а что за человек был — не представляю. Мама говорит, что совсем безвольный, потому и пил сильно. От этого и умер. Сердце однажды не выдержало. Есть еще брат, но он с друзьями вчера на охоту уехал. Неделю не будет. Он, даже если бы и был дома, нам не помешал бы. Я, когда работаю, прошу его выйти, и он сразу на кухню уходит.

— А ты к спиртному как относишься? Потребляешь?

— Ни грамма. Даже по праздникам…

— Это правильно. Я тоже не потребляю, — поддержал я лейтенанта в благом деле. — Ты бы вот еще и курить бросил…

Запах у курящего человека специфический. Я, например, его за несколько десятков метров чувствую. В спецназе это считается одной из самых плохих привычек, хуже, чем пристрастие к алкоголю, потому что в условиях боевой операции может выдать присутствие бойца некурящему противнику, а вместе с ним и его боевых товарищей, кстати, некурящих. Раньше я себе иногда позволял немного выпить. Это уже с возрастом сам себе запретил, понял, что спиртное ослабляет мышцы и, что особенно важно, расслабляет нервную систему. Сам человек этого не замечает, но исследования специалистов показывают потерю четвери реакции в течение трех-четырех дней, потерю скорости мышления и скорости движений. Замедляется существенно и восстановление организма после нагрузок. Значит, сильно страдает выносливость. Но если запах алкоголя проходит быстро — через 15 часов уже даже алкотестер не в состоянии определить наличие алкоголя в дыхании, то запах курящего выделяется, как говорят, через поры кожи и сохраняется долго. Впрочем, я привык обо всем судить по меркам офицера спецназа. Может быть, лейтенанту Сереже при его службе это и не суть важно.

— Я уже много раз пробовал бросить. Ничего не получается…

— Хочешь сказать, что ты характером в отца пошел? Воли нет?

— Есть воля. Я все равно брошу, — упрямо наклонил голову Холмогорский.

— А ты возьми и брось. Прямо сейчас. Дай себе слово и больше не кури. Слово офицера — это слово серьезное…

Лейтенант вытащил из кармана пачку сигарет, смял ее и выбросил в кусты. Я даже не стал настаивать на том, чтобы он отнес выброшенную пачку в урну. И без того это был ответственный шаг.

Мы прошли к подъезду, поднялись на второй этаж. Сережа открыл дверь своим ключом со связки. Сразу за дверью, услышав, видимо, шевеление ключа в замке, нас встретила пожилая сухощавая, со строгим лицом женщина. Внешне я бы подумал, что она старше меня лет на десять, хотя женщины обычно стареют раньше мужчин, особенно непьющих и некурящих.

— Глафира Павловна, — представилась женщина и протянула мне руку для знакомства.

— Подполковник Кукушкин, Виктор Вячеславович, — представился я встречно. — Редкое и красивое у вас имя.

Кисть руки у женщины была узкая, как у сына, такая же сухая и жилистая, но рукопожатие было более крепким, почти мужским, я бы даже сказал, волевым. Я как-то нечаянно для себя, хотя меня никто этому не учил, давно уже стал определять тип человека по его рукопожатию и обычно не ошибался.

— Спасибо, — сказала Глафира Павловна. — Я в молодости, признаться, даже стеснялась своего имени. И такое было. Оно мне казалось анахронизмом, из прошлых веков, и я обычно называла себя Галей. Меня так и муж звал, как я представилась ему при знакомстве. Только недавно осознала, что имя в самом деле почти самобытное… Хотя, к сожалению, почти забытое.

— Мама, мы по работе заехали, не до разговоров… — Лейтенант, мне показалось, стеснялся матери. Ему, должно быть, показалось, что она слишком много говорит, общаясь с малознакомым человеком. Может быть, она вообще имела такую привычку. Как бы то ни было, но Холмогорский, разувшись, сразу прошел в большую комнату, не забыв захватить прислоненный к стене пластиковый пакет. Я тоже разулся и двинулся за лейтенантом.

— Ну вот, а я, как Сережа позвонил, чай свежий заварила. В магазин за печеньем с курагой сбегала. Думала, чаю попьем, поговорим.

— В следующий раз, мама… — отозвался из комнаты лейтенант с непонятным мне раздражением. Видимо, Сережа привык общаться с матерью строго. С некоторыми людьми такой стиль общения может быть необходимым, но разговаривать так с родной матерью — это было выше моего понимания. Я просто был воспитан иначе. Да и моя мама не позволила бы так с ней разговаривать.

На потолке вместо люстры висела простая лампочка — провода были присоединены сразу к патрону, все как в моем деревенском доме. Но в углу стоял компьютерный столик, рядом с которым располагался большой торшер в три лампочки. Холмогорский торшер включил, скорее всего, ряди меня. Ему, видимо, всегда хватало только подсветки на столешнице, направляющей светодиодные лучи на выдвижную подставку для клавиатуры. Подсветка, как обычная настольная лампа, создавала «волшебный круг», который помогал сконцентрировать свое внимание на чем-то необходимом.

Подсветка и компьютер были уже включены, шла загрузка операционной системы. Лейтенант поставил стул для меня рядом со стандартным офисным креслом на колесиках, на который сел сам.

— Присаживайтесь, товарищ подполковник. Как, вы говорите, магазин называется?

Я назвал магазин.

— Да, правильно, мне Валентин Юрьевич говорил.

— Продавца-консультанта зовут Владимир. К сожалению, на его бейджике фамилия не была указана, только имя и должность.

Сережа застучал пальцами по клавиатуре. Я смотрел в монитор и не понимал, в какой программе он работает. Может быть, это была одна из тех программ, что лейтенант написал для себя сам. По крайней мере, интерфейс она имела самый простейший, который не отвлекал от дела, как обычно бывает со служебными или с самопальными программами, с которыми мне приходилось по жизни встречаться.

— Хорошо, что это не какой-то маленький магазинчик. В тех может в отделе кадров и компьютера не быть, а если и есть, то на ночь его выключают. В супермаркете же обычно целый собственный сервер. Вот, нашел раздел продавцов-консультантов. Минутку… Владимир Коноваленко… Посмотрите, товарищ подполковник, фотографию.

Я придвинул стул ближе и вытянул шею.

— Нет. Это какой-то мордоворот, физиономия в объектив камеры не влазит. Бей — не промахнешься!

— А если промахнешься, не промахнется он, — договорил лейтенант за меня крылатую фразу и принялся искать дальше.

— Нет больше ни одного Владимира, — дважды просмотрев весь список, сообщил Холмогорский через пару минут.

— Не может такого быть! Я не мог имя спутать!

— Может быть, он в разделе учеников? — предположил Сережа. — Я сейчас гляну. Их немного. Нет. Только четыре человека, и все девушки, ученики продавцов-кассиров… Если вы уверены, что не ошиблись… Что тогда можно предположить, товарищ подполковник?

Я в ответ только недоуменно пожал плечами:

— Уволился? Так спешно? Обычно пару недель отрабатывают…

— Я незнаком с их системой работы. Хотя, скорее всего, данные с компьютера отдела кадров при увольнении удаляются… Но у меня есть программка просмотра удаленных файлов. Правда, не больше десяти суток с момента удаления, более старые не посмотришь… Вообще-то можно такие программы в Сети поискать… Искать?

— Не надо. Десяти дней еще не прошло. Давай просмотрим.

Лейтенант в фоновом режиме включил еще одно окно, что-то ввел в строку поиска. Нажал клавишу Enter. На мой вкус, программа работала непростительно долго. Я уже хотел спросить что-то у Сережи, когда открылось изображение какого-то документа.

— К сожалению, товарищ подполковник, неделю назад после отработки, как вы говорили, уволилась только одна женщина. Возрастная. На пенсию она вышла еще в прошлом году. Работала в клининговой службе. Уборщицей то есть, или дворничихой… Больше никто не увольнялся. Что будем делать?

— Возможен такой вариант, что человек сломал застежку на бейджике. Брал его с собой домой, отремонтировал, а на работу взять забыл. Может он чужой бейджик нацепить? — задумчиво проговорил я.

— Это допустимый вариант. И даже с чужим именем… Давайте по всему списку пройдемся. Там все с фотографиями.

— Подожди, не суетись. На бейджике фотография… Там было его лицо. Это я могу гарантировать стопудово!

— А если это был ученик продавца-консультанта, который не выдержал испытательного срока? Там увольнение должно оформляться в другом разделе. А если уволили, зачем место занимать лишним файлом… Давайте глянем удаленные файлы.

Выбор у нас был не богат, только два последних варианта. Но первый был еще более сомнительным, чем второй, и потому я согласно кивнул.

Программа восстановления заработала снова, причем также очень медленно. Наконец появился список из множества строк, но первыми стояли строки с одинаковыми значками. Лейтенант поставил курсор и щелкнул компьютерной «мышью» по третьему значку.

— Это приказ директора супермаркета. Интересно… В один день уволили двоих как не выдержавших испытательного срока — ученика продавца-кассира и ученика продавца-консультанта. Кстати, почему-то одним приказом. Минутку! Так! Вот и готово. Есть у нас несостоявшийся продавец-консультант Владимир Климкин. Сейчас сделаю крупнее фотографию… Вот… Посмотрите…

Я снова вытянул шею и воскликнул:

— Он и есть! Нашелся, слава богу! Теперь давай все про него смотреть. Адрес, телефоны… Все, что там есть…

Адрес, номер домашнего и сотового телефонов я записал на отдельном листе.

— Тут целый список документов. Начнем, пожалуй, с автобиографии. Сядете за компьютер, Виктор Вячеславович, или мне вслух читать?

— Лучше сам прочитаю, на слух я хуже воспринимаю.

Холмогорский уступил мне место перед монитором. В офисное кресло я садился с осторожностью, памятуя, что даже под моим относительно невеликим весом в пору моей штабной службы у моего кресла, как и у кресел других штабных офицеров, отваливались колесики или, что тоже часто случалось, начинало расшатываться сиденье. Однако с креслом я справился и принялся читать. Владимир Климкин оказался местным уроженцем, двадцати четырех лет от роду. Здесь же, в областном центре, окончил школу, а потом не набрал необходимых баллов для поступления в институт и ушел служить в воздушно-десантные войска. Служил в Псковской дивизии ВДВ. После полугода срочной службы сначала заключил контракт, потом, когда срок первого контракта иссяк, заключил повторный контракт, который был досрочно расторгнут. Причины расторжения контракта в автобиографии не указывались. Но я, как отставной военный, прекрасно знал, что разрыв контракта осуществляется либо по инициативе военнослужащего, что бывает крайне редко и в каких-то особенных чрезвычайных обстоятельствах, либо это происходит по инициативе командования в том случае, если контрактник систематически нарушает воинскую дисциплину или виновен в еще каких-то проступках, за которые не предусмотрено уголовное преследование. Но в автобиографии ничего об этом сказано не было. Однако было сказано о том, что еще в школе Владимир увлекался боевым самбо, был даже призером первенства России среди юношей, потом и молодежи, а во время службы в армии был вице-чемпионом вооруженных сил. Сразу после разрыва контракта с армией Владимир Климкин попытался выступать как профессиональный боец в каком-то малоизвестном промоушене по смешанным единоборствам, но два досрочных поражения в двух проведенных поединках привели к его увольнению из промоушена. И тогда он решил стать продавцом-консультантом, резко изменив стиль и уровень жизни.

— Лейтенант… — позвал я Холмогорского. — Сможешь поискать причину расторжения контракта Климкина в Псковской дивизии ВДВ и причину его увольнения из магазина!

— В дивизии должна быть мощная система защиты, но я попробую ее обойти. Обычно у меня это получается. А с магазином все просто. Там защита стоит только на финансовых и вообще разных бухгалтерских документах. Остальное все защищено только от вирусов. Пару минут, и с магазином разберемся.

Сережа снова сел за компьютер и скоро подозвал меня:

— Вот докладная записка начальника смены. Ученица кассира ошиблась, выдавая сдачу, за что покупатель ударил ее по лицу. Климкин, находившийся рядом, попросту избил покупателя. Покупатель не стал писать заявление в полицию, поскольку он считается инициатором драки. И вообще, судя по докладной записке, это какой-то весь татуированный уголовник. Но Климкину он пообещал разобраться с ним прямо при полицейских, которых вызвали другие покупатели. В результате инцидента уволены и ученица кассира, и ученик продавца-консультанта. А покупателю принесены извинения. Магазину скандалы не нужны, в полиции это знают, потому и отнеслись к инциденту так лояльно. Это уже мое мнение. Это в документах не отражено. Сейчас поищу в Псковской дивизии…

— Не надо, — остановил я его. — Наверняка тоже какая-нибудь драка…

— Как хотите…

— Теперь попроси Глафиру Павловну приготовить чай, попьем, чтобы человека не обижать, и я поеду.

Глафира Павловна в самом деле оказалась очень разговорчивым человеком, хотя и достаточно серьезным, с моральной точки зрения. За кухонным столом она умудрилась за десять минут рассказать всю свою жизнь. Когда-то была очень строгой, как она сама считала, школьной учительницей. Но с учителями она разговаривать не любила, с детьми разговаривать было, по сути дела, не о чем, и она, как я понял, по полной программе отрывалась дома, разговаривая с мужем, а после его смерти с сыновьями, чем обоих сильно утомляла. Но они терпели, как и отец. А когда вышла на пенсию, разговаривать вообще стало не с кем. Соседи все люди занятые, пожилых в доме мало, да и те все время внуками заняты.

— Вот и выплескиваю всю свою разговорную энергию на Сережу. А он терпит, не огрызается.

Мне показалось, что она идеализирует сына. Если уж он, как она говорит, «не огрызается», тогда я могу себе представить, что такое в ее понимании «огрызаться»…

Но я, к сожалению, даже таким терпением, как у Сережи, не отличаюсь. Конечно, у меня был другой уровень терпения. Я, например, умел без движений сутками сидеть в засаде, дожидаясь врага, но женская разговорчивость меня полностью выбивала из колеи. Может быть, потому я так и ценил Тамару, что она, как и я, говорила мало. И потому, торопливо допив вторую чашку чая, я стал прощаться, ни в какую не поддаваясь на уговоры посидеть еще хотя бы «минут двадцать». Честно говоря, просто такой пытки для своих ушей не желал. Выйдя из квартиры, я спустился по лестнице, сел в машину и вытащил трубку «БлекБерри».

— Товарищ полковник, мы с лейтенантом работу закончили.

— Отлично. И как успехи?

— Как в сказке. Обстоятельства на нас работают…

Я начал рассказывать о «крутом» парне Владимире Климкине. Полковника Самохина, как и меня, сильно заинтересовал эпизод, когда избитый покупатель магазина при полиции обещал рассчитаться с продавцом-консультантом. Этим в моей ситуации грех было не воспользоваться. «Проканать» под уголовника я должен суметь.

В это время, когда мы еще говорили с Валентином Юрьевичем, из двери подъезда выбежал лейтенант Холмогорский и замахал руками, словно пытался остановить машину, хотя я еще и с места не тронулся. Более того, даже ключ в замок зажигания не вставил.

Завершив разговор с Самохиным и убрав трубку в карман, я вышел из машины.

— Что, лейтенант?