Б) Стефан и Роберто
В этой ситуации можно сказать – что первым, похоже, сделал Джамбаттиста Вико, – что, хотя природа бессмысленна, история смысл имеет; а если смысла нет, то его создает будущее как на индивидуальном, так и на коллективном уровне. Большое коллективное будущее имеет смысл – создать утопию. Но проблема утопии, коллективного смысла – найти смысл индивидуальный.
Фредрик Джеймисон. «Американская утопия»
Мальчикам понадобилось около недели, чтобы достичь своего прежнего веса, после чего Роберто снова не сиделось на месте – он стал задумывать следующее предприятие. Но каким бы ни оказался этот проект, его воплощение осложнялось тем, что теперь за ними присматривала целая дюжина взрослых в Мете. Они стали для них приемными родителями, стражами, наблюдателями – одним словом, старались взять их «под опеку кооператива», как выразилась однажды Шарлотт, когда они попытались отказаться от их надзора. Им обоим все это не нравилось, и они условились, что опасно говорить открыто с кем-либо, кроме мистера Хёкстера, который имел собственное мнение насчет того, чем им следует заняться, а свои отношения с ними называл авункулатом, что на латыни означало что-то вроде «как дядя». Мальчикам латынь казалась классным языком, раз в ней было слово, означавшее «как дядя», потому что, насколько они могли судить, от дядь вообще никакого толку не было. И с радостью позволили старику взять на себя эту роль.
Он все еще пытался научить их читать. Это было ненамного труднее, чем понимать карты. Карты – изображения местности с высоты птичьего полета – мальчикам нравились, в них было все понятно. Мистер Хёкстер хотел, чтобы Амелия Блэк взяла мальчишек к себе на дирижабль, тогда ребята увидят, насколько с высоты местность похожа на то, что изображено на картах. Они были готовы полетать, даже с удовольствием. Хотя и без того вполне понимали принцип, по которому составлялись карты. Это же касалось написанных букв, которые были как бы изображениями устных слов: в каждой заключался один или два звука, и если их запомнить, то можно озвучить любое слово и понять, что прочитал. Это тоже было легко. Как выяснилось, куда легче, чем они ожидали. Если бы английская орфография была не такой дурацкой, было бы еще легче, но ладно уж.
– Интересно, учиться всегда так легко? – спросил Стефан.
– Это вы можете сами узнать, – ответил мистер Хёкстер. – Но я бы не советовал. Вы, ребята, слишком шустрые для учебы. Еще станете умирать со скуки и наживете себе неприятностей, а неприятностей у вас и без того хватает.
– О чем это вы? Нет у нас никаких неприятностей.
Но Франклин, Владе и Шарлотт уже переплавили их монеты и теперь управляли деньгами, которые выручили за золото. А Франклин особенно настаивал, чтобы теперь, когда ребята куда-то отправлялись, обязательно брали с собой браслет. Всегда, без исключений.
– И вообще, – говорил он, – я считаю, что идея надеть вам браслеты на ноги, как у тех, кого сажают под арест, – это очень хорошая идея. Не сомневаюсь, что инспектор Джен могла бы принести нам парочку таких. Тогда вы точно их не забудете, и даже если сбежите, чтобы где-нибудь себя убить, мы будем знать, как вы это сделали.
– Ни в коем случае, – возразил Роберто. – Мы свободные граждане республики!
– Да вы понятия не имеете, кто вы. У вас же нет свидетельств о рождении, верно? Боже, да у вас даже фамилий нет. И кстати, Роберто, откуда у тебя вообще появилось имя, если ты стал сиротой еще младенцем и рос один?
Роберто упрямо посмотрел на него:
– Я Роберто Нью-Йорк, из рода Нью-Йорк. Докмейстер называл меня воришкой, и я думал, что меня так и зовут, а потом один парень рассказал мне про Роберто Клементе. И я решил, что буду Роберто.
– А сколько тебе тогда было?
– Мне было три года.
Франклин покачал головой:
– Удивительно. А ты, Стефан?
– Я Стефан Мелвилл де Мэдисон.
– Вы находитесь под опекой этого здания. Или, может быть, ОВНМ. Шарлотт оформила вас юридически. Поэтому если захотите выйти, то как минимум возьмите браслет.
– Хорошо, хорошо, – уступил Стефан. («Потом мы всегда сможем его отключить», – объяснил он позже Роберто, предвосхищая его упреки.)
– А пока я буду выходить с ними, – заявил мистер Хёкстер. – Мы выйдем и посмотрим, как там все изменилось после бури.
– Мы собираемся охотиться на ондатр!
Франклин кивнул:
– Хорошо. Мистер Хёкстер будет вашим электронным браслетом.
– Я и в самом деле очень привязан к моим друзьям, – признался старик, покачав головой, словно считал это вредной привычкой.
– А вот интересно насчет нашего золота, – заметил Роберто. – Вы пытаетесь запереть нас здесь, а сами держите наше золото в стороне от нас.
– Нет-нет, – ответил Франклин. – Ваше золото принадлежит вам. По крайней мере то, что от него осталось. Оно лежит у Владе в сейфе, чтобы вы не смогли сделать из него большое ожерелье и уплыть в нем на своей лодке. С ним все хорошо. Даже более чем. И вы сами это знаете. Спасибо индийскому Центробанку. А я часть тех денег, что они мне выплатили, использую, чтобы зашортить жилье, и теперь вы богачи. К тому времени, как я закончу, вы будете примерно в пятьдесят раз богаче, чем были, когда у вас только появилось золото. Единственный вопрос состоит в том, останется ли еще кто-нибудь, чтобы все вам выплатить.
– Круто.
– Я хочу взять золотой дублон, сделать в нем дырочку и повесить на шею.
– Кажется, там гинеи, а не дублоны, но разве вы не слышали тех историй о мальчиках, которым воры отрезали головы из-за золотых ожерелий?
– Нет. – Ребята задумались. – А такое бывает?
– Конечно, это же Нью-Йорк, забыли?
– Ладно тогда, но я все равно хочу одну монетку. Буду носить в кармане.
– Это можно. Если будешь ходить с браслетом, мы всегда сможем найти твое тело.
– Идет.
И они продолжили пропевать все буквы алвафита. Теперь они пели всякий раз, когда хотели, чтобы мистер Хёкстер перешел к чему-то более увлекательному, чем просто чтение.
Сегодня, когда Франклин Гэрр ушел в Клойстер, мальчики с помощью песни уговорили мистера Хёкстера на водную прогулку по городу.
* * *
Их лодка была на ходу, и они принялись слоняться по соседним каналам, разглядывая, как там шли дела. Ураган посрывал все листья, так что террасы и крыши выглядели голыми, а многие из каналов до сих пор были засорены всяким хламом. Но ребятам удавалось проходить по большинству из них, а городские бригады как раз вовсю их прочищали. Вокруг стоял сырой овощной запах, и многие из тех, кто находился в каналах, носили защитные маски. Мистер Хёкстер фыркнул, увидев это.
– Знали бы они, что лишают себя необходимых питательных веществ и полезного для себя микробиома.
Как они выяснили, самыми живучими из растений оказались деревья в горшках, которые просто попа́дали от ветра, и теперь достаточно было их поднять и досыпать им немного земли. Эти деревья выглядели потрепанными, но несломленными – как сам город, сравнил мистер Хёкстер.
Выше, в межприливье, все смотрелось поистине убого. В районе 50-й улицы, куда успел дойти штормовой прилив, теперь находилась беспорядочная груда мусора. Мистер Хёкстер сказал, что все это напоминало баррикады из «Отверженных»: рамы, ставни, стулья, корпуса лодок, мусорные баки, поддоны, ящики, контейнеры, множество веток, корней и даже целые деревья. Этот протяженный риф затруднял путь из Нижнего Манхэттена на сушу, так что теперь было любопытно наблюдать, как рабочие бригады сосредотачивали усилия на отдельных каналах авеню, чтобы наладить функционирование плавучих причалов – на Десятой, Шестой, Пятой и Лексингтон-авеню.
Тут и там были люди – они что-то искали либо просто проживали свое лето. Жители убежищ слонялись повсюду, облаченные в лохмотья. Будто все разом превратились в Гека и папашу, а город – в улицу Фанди при отливе.
– Почему они не заняли башни в аптауне? – спросил Стефан у старика.
– Они пытались, но не вышло.
– И что? – продолжил Роберто. – Это была всего одна ночь! А если они будут пытаться каждый день?
– Им это в голову не придет.
– Почему?
– Они называют это гегемонией.
– Хватит уже этих словечек!
Хёкстер рассмеялся:
– А вот и не хватит! Устроим войну слов! Это, кажется, греческое.
– И что оно значит?
– Гегемония… Оно значит, хм-м… значит согласие людей на то, что над ними доминируют, такое согласие, при котором на них не приходится постоянно наставлять оружие. Даже если с ними плохо обращаются. Они просто с этим живут.
– Но это тупо.
– Ну, мы же социальные животные, как вы бы, наверное, сказали.
– Значит, ты говоришь, мы все тупые. Мы как…
– Как зомби!
Хёкстер рассмеялся.
– Я тоже так всегда считал. Вы смотрели фильм «Вампиры против зомби»? Нет, не смотрели. О, какой это прекрасный фильм. Вампиры всюду летали и сосали кровь рабочих людей. У тех была самая лучшая кровь из всех. А когда тела рабочих полностью осушались, то превращались в зомби, и вампиры улетали куда-нибудь в другие места и нападали на новых людей, оставляя после себя одних зомби.
– Значит, это и есть ге-ге-мо-ни-я, – осторожно предположил Роберто.
– А ты молодец. Да, все больше и больше людей, у которых высасывали всю кровь, становились зомби, и когда превратились уже почти все…
– Все, кроме одного!
– Кроме двух.
– Верно. И вот тогда зомби решили восстать.
– Очень вовремя!
– Лучше поздно, чем никогда.
– Именно. И все зомби побрели к вампирскому замку, намереваясь его захватить. Но они были очень медлительны. Вампиры поначалу только над ними посмеялись. Но потом не осталось новой крови, которую они могли бы высосать, поэтому вампиры тоже стали медлительными. К концу фильма все показывалось как в замедленной съемке, такая умора! Зомби разваливались на куски, когда с кем-то сталкивались, а вампиры теперь могли только кусать. И те и другие совсем ослабели. Как обычно и бывает, когда что-то длится слишком долго. Но в итоге зомби просто задавили вампиров весом своих отпавших конечностей. Конец.
– Хотел бы я это увидеть.
– Я тоже!
– И я, – поддержал их Хёкстер.
* * *
Минуя каналы, они высматривали зверьков – подмечая всех, но особенно выискивая ондатр.
– Индейцы считали, что медведи – это старшие братья бобров, – сказал Хёкстер, – а бобры – старшие братья ондатр. Старшие, видимо, защищали младших. Или просто не ели их.
– А что выдры?
– О нет, выдры – это жестокие убийцы. Дружелюбные, но жестокие.
– Даже не верится, как они вообще могут кого-то убить, у них же такие маленькие ротики.
– Тут дело в их нраве, мне кажется. Ой, смотрите, там на карнизе гнездо. Сапсаны вроде бы. Они такие классные.
– Они падают, как камни!
– Как стрелы, выпущенные вниз. Знаю. Сейчас мы находимся максимально близко к болоту, здесь, в межприливье в районе 55-й и Мэдисон. Потому что здесь было болото – до того, как появился город. Это, кажется, место Убиения Шепмосов. А я называю его Болотом двух чудаков. А сейчас оно словно возвращается. Видите, те ивы и ольха уже растут из земли. Старая весна набирает силу.
– Не может быть.
– Может. Она осушает юго-восточный угол Центрального парка. Там старый водораздел, и он возвращается. Поэтому у бобров, которые живут в Центральном парке, появляется шанс. Так же на северо-восточном краю парка. Бобры грызут ольху и ивы…
– Зубами!
– Именно, они в этом отношении куда сильнее вампиров будут. Сгрызают целые деревья, а потом сплетают из их стволов и веток плотины, благодаря которым вода немного поднимается и замедляет отток. Еще они могут строить бобровые хижины, куда можно попасть только из-под воды, а потом подняться внутри, и там будет сухо.
– Как круто!
– Ага. В этих хижинах также могут жить ондатры, которые занимают их, когда бобры их бросают, или строят свои из старых веток, которые оставляют бобры. Так что благодаря бобрам могут появиться все виды животных и растений, что жили на этом острове, потому что бобровые плотины служат опорой для всего сообщества. Благодаря им образуются пруды и болота, где живут лягушки, водные растения, пресноводная рыба и так далее. Этому нас научил Эрик Сандерсон. Один из великих ньюйоркцев. Это он запустил проект «Маннахатта».
– О, смотрите, это ондатра?
Роберто выключил двигатель, и лодка медленно двинулась по течению в эту часть межприливья. От груды мусора на углу парка и 54-й улицы по воде расходилась рябь.
– Это их признак, – прошептал мистер Хёкстер. – Рябь идет от их усов. Они обнюхивают воду и осязают ее усами. Ондатры – название, будто у японского чудовища из фильма. Их можно узнать по запаху – стойкому мускусному запаху. Мне кажется, здесь их целое семейство, наверное, восстанавливают жилье. Хижины вроде бобровых, только поменьше. А под ними – вход в их норку.
– И что там у них в норках?
– Ходы в брошенные здания.
– Как там, что мы видели в Бронксе!
– Верно. Они делают вход под водой, но потом оттуда можно подняться на сушу. Там они спят, матери растят детенышей и так далее.
– У них хвосты похожи на змей!
– Вроде того. Сейчас, если бы у вас была хорошая камера, вы могли бы их поснимать, а потом добавить в проект «Маннахатта». Это хорошая группа, и вам, ребята, хорошо бы в него вступить. Вам ведь нужен какой-то проект. Я вам уже говорил: после того как вы нашли «Гусара», все последующие поиски затонувших сокровищ для вас – путь по наклонной.
– А как же Мелвилл? Он ведь жил прямо рядом с нами!
– Да, правда, и было бы здорово достать табличку с его фамилией или что-то в этом роде. Может, стоит обратиться к городским властям, чтобы сделали такие голубые овальные таблички, как в Англии. У нас были бы Мелвилл, Тедди Рузвельт, Стиглиц и О’Кифф и все остальные. Но увозить его надгробие с суши в затопленный район – это, пожалуй, плохая идея. Да и вообще, сейчас делать что-либо под водой – это плохая идея.
Мальчики были не рады это слышать, но мистер Хёкстер был единственным из всех взрослых, которых они знали, кто не заставлял их что-то делать.
– Вас могут сделать полноправными членами «Маннахатты». Вы будете постоянно искать разных животных. А многие аквакультурные садки боятся ондатр, потому что те пробираются в клети и едят рыб. Так что вы можете заняться тем, что будете их отлавливать и увозить прочь.
– Это может быть весело, – отозвался Стефан.
– Чем-то же вам нужно заняться, – продолжил мистер Хёкстер. – Вы теперь люди праздные, а быть богатым – это ужасная судьба, насколько я слышал. Вам придется придумывать что-то полезное и доставляющее удовольствие, а это не так легко.
– Мы можем составить карту города! – воскликнул Стефан.
– Это мне нравится. Но должен заметить, сейчас научились делать очень хорошие карты с помощью дронов или даже из космоса. Наверное, это тоже весело. Но чтобы добиться результата, нужно много работать.
– Так чем же нам заниматься?
– Мне кажется, помогать животным было бы неплохо, – проговорил Хёкстер. – Животным или людям. Так обычно и поступают. Либо помогать, либо что-то создавать самим. Может, вы смогли бы украсить город, сделать какую-нибудь инсталляцию из обломков, оставшихся после бури. Вот было бы забавно. Голдзуорти прямо у вас под носом. Ну или отлавливайте крыс. В Центральном парке их тьма. Раньше там был зверинец со львами, так крысы туда пробирались и съедали у львов еду, а те ничего поделать не могли, иначе их бы загрызли насмерть.
– Да-да-да, крысы!
– Ну, возможно. Однажды в Центральном парке за выходные убили двести тысяч крыс. А через неделю они появились снова. Полагаю, вы могли бы стать крысоловами.
Роберто это не впечатлило.
– Я хочу заниматься чем-то серьезным, – заявил он.