И) Стефан и Роберто
Во время Всемирной выставки 1939 года к зданию компании по производству инкубаторов для новорожденных принесли 8000 недоношенных детей, чтобы те провели там свои первые недели.
Генри Дэвид Торо: Не проникнемся ли мы сочувствием к ондатре, которая отгрызает себе лапу в ловушке, не пожалеем ли ее за ее страдания и в силу нашей общей смертности не оценим ли ее героизм? Не делает ли это нас братьями по участи? Для кого тогда поются псалмы и проводятся мессы, как не для таких, как она, достойных?
Поздней весной дни тянулись длиннее, а крыши заполоняла зелень. Все живое пускало ростки, отчего вода мутнела и источала смрад, межприливье запрудила неприятная жижа, которая также воняла при отливе и налипала на устричные садки и старые причальные доски. Великая бухта была настолько переполнена лодками, что полосы движения крупных судов просматривались лишь благодаря отсутствию в них мелких лодок. Солнце отсвечивало от воды, начиная с получаса после рассвета и заканчивая получасом перед закатом, когда поверхность реки чернела. Влажность была такой высокой, что воздух становился видимым – зловонной белой мглой, тяготеющей над городом, и уже не верилось, что всего пару месяцев назад здесь лежал лед, а воздух походил на жидкий азот. Климат города, всегда пользовавшийся недоброй славой, в XXII веке стал вовсе непредсказуем, и теперь яркое миазматическое лето варьировалось от субтропического до супертропического, а комары отличались кровожадностью и переносили болезни. Бетонные шахматные столы стали нагревались до того, что к ним нельзя было прикоснуться. Люди сидели по домам, а если нужно было выйти, кое-как выкарабкивались и садились в лодки, ошеломленно думая, будто где-то поблизости, должно быть, горит пожар. Никому не верилось, что этот город мечты мог так драматично измениться, точно небесная деревня, переехавшая от полюса к экватору, а потом к другому полюсу, и все это за кратчайшее время. Люди молились, чтобы город охватила метель.
Стефана и Роберто это не волновало. Они были заняты своей миссией – найти могилу Германа Мелвилла и, если получится, перетащить его надгробный камень в бачино Мэдисон-сквер и установить его на причале Мета, в его северо-восточной части, ближайшей к месту, где Мелвилл когда-то жил. Таков был их план, и они намеревались его придерживаться. Мистер Хёкстер сказал, что надгробный камень должен быть крупным – возможно, четыре фута на четыре, гранитный, весом в сотни фунтов, – но это не могло их остановить. Они одолжили тележку, пока никто не смотрел, и их лодка сильно просела в воду. Но зато они смогут решить проблему транспортировки надгробия, если его найдут.
То есть это было, по сути, чем-то вроде разведки, и мальчиков распирало от счастья, когда они плыли по мелководью Бронкса, уклоняясь от крыш-рифов. Затопленный Бронкс был почти так же велик, как затопленные Бруклин и Куинс, а это о многом говорило. Его нынешняя береговая линия тянулась на много кварталов севернее, чем когда-то, а старые овраги и даже речная долина теперь заполнились водой, разделив боро парочкой бухт, причем западная, достигавшая аж Йоркерса, затапливала старый парк Ван Кортленда и во время прилива захватывала кладбище Вудлон.
Но не могилу Мелвилла! Как бы писатель ни любил море, его могила по-прежнему находилась на сухой земле, много выше максимальной линии прилива. Мистер Хёкстер заверил в этом ребят, определив ее местонахождение по картам. Поначалу они расстроились, что та лежит не под водой, но, поскольку колокол теперь был у Владе, мальчики смирились и даже решили, что это и к лучшему. Это должно было стать их первым наземным проектом.
Они вытащили лодку на поросший кустами склон, привязали к стволу мертвого дерева и двинулись на восток, сквозь заросли и руины заброшенного кладбища, туда, где мистер Хёкстер на одной из своих карт поставил для них крестик. Немного побродив, они пришли к заключению, что лишь немногое может сравниться по своей странности с заброшенным кладбищем – в их случае состоящим наполовину из заросшего луга, наполовину из сырого леса, засыпанных сломанными ветками и мусором, усеянных рядами надгробий. Словно миниатюрная модель аптауна, где то тут, то там возвышался какой-нибудь особенно большой памятник. Время от времени они останавливались, чтобы прочитать какую-то особенно длинную надпись, пока не увидели надгробие некоего Джорджа Спенса Миллета (1894–1909), на котором было написано:
Лишился жизни, уколовшись пером при падении, уклоняясь от шестерых женщин, пытавшихся поцеловать его в честь дня рождения в офисе в здании «Метрополитен Лайф».
– Ну и ну, – проговорил Роберто. – Еще и в нашем здании! Это ужасно.
– Прямо в твоем духе, – заметил Стефан.
– Ну уж нет! Я бы просто позволил себя поцеловать, черт возьми. А он был идиотом.
После этого они решили больше не читать надгробий. Просто шли, ощущая на себе тяжелые взгляды всех тех полузабытых имен и жизней. В Нижнем Манхэттене кладбищ не было, а на этом, как выяснилось, было не так весело, как они рассчитывали.
А потом они нашли Мелвилла. Его надгробие действительно оказалось внушительным, и на нем был выгравирован свиток. Фута четыре в высоту и почти столько же в ширину, в один фут толщиной. По бокам свитка были изображены листья на лозах, а имя Мелвилла стояло внизу, почти скрытое под слоем грязи. Это было мрачное место. Рядом торчал надгробный камень его жены, а по другую сторону – остальных членов семьи, в том числе сына Малкольма, умершего в молодом возрасте.
– Большое, – отметил Стефан.
– Нужно забрать его к нам, – заявил Роберто. – Сюда больше никто не приходит, сам видишь. Он здесь совсем забыт.
– Сомневаюсь.
– Думаешь, это запрещено?
– Думаю, это не очень красиво. Здесь лежит его тело, тело его жены, все такое. Люди могут прийти, будут его искать и подумают, что его могилу разграбили.
– Да… черт.
– Может, найдем кого-нибудь другого, чья могила теперь под водой?
– Кого-то еще, кто жил в нашем районе? И чей призрак видел мистер Хёкстер?
– Нет. Кого-то другого. Или мы могли бы делать памятные знаки и вешать их на здания по всей гавани или на причальные сваи. Можем составить карту – мистеру Хёкстеру это бы понравилось. Со всем тем, о чем он нам рассказывал, – Мелвиллом, бейсболом, рукой статуи Свободы, всем-всем.
– Мы живем в великом районе.
– Это да.
– Но мне хочется вытащить что-нибудь из воды! Или из леса. Что-то спасти.
– Мне тоже. Но, возможно, Хёкстер прав. Возможно, все, что после «Гусара», – это путь по наклонной.
Роберто вздохнул:
– Я надеюсь, это не так. Нам всего лишь по двенадцать лет.
– Это мне двенадцать. Ты только думаешь, что тебе двенадцать.
– Неважно, главное, еще слишком рано для пути по наклонной.
– Думаю, нам следует изменить род занятий. Сосредоточиться на другом. Ты в какой-то момент чуть не утонул, так что, может, это будет к лучшему.
– Наверное. Но мне это нравилось. И то, что мы там делали, похоже на то, чем раньше занимался Владе.
– Да. Но пока хватит. Наверное, нам стоит не идти по наклонной, а смотреть вверх. Вот на Флэтайроне, например, гнездятся соколы и много кто еще.
– Птицы?
– Или звери. Выдры под причалом. Или морские львы – помнишь тот раз, когда они захватили «Скайлайн», забрались все в одну лодку и потопили ее?
– Да, вот круто было. – Роберто задумчиво потер руку о надгробие Мелвилла.
Внезапно они почувствовали, что вокруг стало темнее и холоднее. С юга пришло черное облако и закрыло солнце. Воздух был столь же насыщенный, а то и более того, но из-за облака ребята оказались в тени, и казалось, будто становится еще облачнее. К тому же с юга действительно приближалась целая стена черных снизу облаков.
– Грозовой вал? – спросил Стефан. – Лучше нам возвращаться.
* * *
Они поспешили обратно к лодке, отвязали ее и залезли внутрь, а потом направились к середине канала, делившего Бронкс надвое. Ветер дул им в лицо, и их швыряло с одной волны на другую, отчего вода брызгала в стороны, когда они обрушивались на гребни волн. Они пригибались, чтобы лодка не так сильно раскачивалась. И ветер, и волны шли с юга, поэтому ребята могли взять курс прямо им навстречу. И это было кстати, поскольку пики волн летели под ветром, порождая крупные барашки. Плыть поперек таких высоких волн было бы трудно, а то и вовсе невозможно. Лодка вздымалась, когда врезалась в белую пену, и мальчики переместились к корме, где уселись по бокам от румпеля и принялись с тревогой наблюдать, как к ним подходят короткие белые стены волн. Лодка совершала невообразимые пируэты. Шум при этом стоял такой громкий, что ребятам, чтобы говорить друг с другом, приходилось кричать. Приподнятый нос, как во всех зодиаках, раз за разом доказывал правильность своей конструкции, но все равно, будь волны хоть на пару футов выше, вода непременно хлынула бы через борт, или по крайней мере создавалось такое впечатление.
И все же плавучесть была чудесной штукой и позволяла им взмывать над каждой волной снова и снова. А волны, в свою очередь, никак не могли стать выше – во всяком случае здесь, в реке Гарлем, где не имели должного разгона. Мальчикам лишь с трудом верилось, что волны были такими огромными и что ветер дул так сильно. Что ж, летние бури тоже случались. К тому же они теперь видели, что небольшой разгон у волн все-таки имелся – вдоль Ист-Ривера и потом еще Гарлема. Их в самом деле неслабо подбрасывало.
– Надо было переждать! – крикнул Стефан, когда одна особенно большая белая стена наклонила их почти вертикально, прежде чем пройти под лодкой, и нос плюхнулся вниз так резко, что им пришлось крепко держаться, чтобы не полететь вперед.
– Ничего, справимся.
– Может, лучше повернуть назад?
– Я не знаю, может ли корма подниматься так же высоко, как нос.
Стефан не ответил, но это была правда.
– Наверное, в следующий раз нам лучше брать с собой браслеты.
– Наверное. Вечно у нас что-то не так.
– Смотри, какая идет!
– Вижу.
– Может, лучше повернуть?
– Может. Лодка будет на плаву, даже если в нее зальется вода. Это мы точно знаем.
– А мотор будет работать, если намокнет?
– Думаю, да. Помнишь, как в тот раз?
– Нет.
– Так уже один раз было.
Следующая большая волна толкнула их вверх и назад, подняв вертикально, и оба мальчика инстинктивно прижались ко дну, надеясь выровнять лодку. И зависли вертикально на несколько долгих мгновений, надеясь, что волна не опрокинет лодку назад и не сбросит их в воду. И лодка вновь плюхнулась вперед и скользнула по обратной стороне волны. Но впереди были другие большие белые стены, и ветер неистово завывал.
– Ладно, может, нам стоит развернуться. Нам ведь не надо, чтобы нас опрокинуло.
– Нет.
– Ладно, тогда…
Роберто уставился вперед, округлив глаза. Увидев его взгляд, Стефан исполнился страха. Все волны были, как обычно, примерно на одинаковом расстоянии друг от друга. У них было семь или восемь секунд между столкновением с каждой из них. И этого времени не хватало, чтобы повернуть лодку, а они не могли позволить, чтобы волна настигла их, когда они встанут к ней бортом.
– На следующей я начну поворачивать, как только гребень окажется под нами, – заявил Роберто. – В твою сторону.
– Хорошо.
Следующая волна была примерно такого же размера, что и все остальные. Не волна-убийца, но близко к тому. Она подхватила их, лодка наклонилась почти вертикально, ребята пригнулись вперед. Когда нос шлепнулся под весом их тел, Роберто крутанул румпель в сторону Стефана и, как только лодка скользнула на волне, запустил мотор на полную. Лодка резко повернулась с впечатляющей скоростью, но все же не супербыстро, а следующая волна уже приближалась. И оставалось только наблюдать за надвигающейся катастрофой.
Стена воды врезалась в них, когда они были повернуты к ней примерно на три четверти, и Роберто потянул румпель так, что лодка, скользнув вперед, выровнялась к волне. Корма поднималась медленнее, чем до этого нос, и казалось, их зальет пеной, но их не более чем обрызгало ею – все-таки лодка была плавучей, а волна спокойной. На несколько мгновений лодка задержалась на этой волне, после чего та прошла под ней, и ребята на полной скорости двинулись в сторону Бронкса, подталкиваемые ветром, раз за разом перекатываясь на волнах. Те двигались быстрее лодки и обдавали ребят брызгами, но только и всего. Мелководье Бронкса, с его верхушками разрушенных зданий, быстро приближалось. Это было настоящее поле волн, черных крыш-рифов и белых полос пены и пузырей – и выглядело это ужасно. Но мальчики могли теперь рвануть к чему-нибудь торчащему из воды и встать с подветренной стороны. Волны же, приближаясь к руинам боро, быстро затухали.
– У нас получится, – заявил Роберто. Это было первое, что он сказал с тех пор, как они развернулись. А это было много волн назад.
– Похоже на то, – согласился Стефан. – Но что потом?
– Будем пережидать.