Роберто и Стефан любили то недолгое время, когда гавань покрывалась льдом. Шизофреничная нью-йоркская погода обычно допускала ей замерзать всего на неделю, зато, пока лед держался, это был совершенно другой мир. В прошлом году они пытались сделать буер, и хотя ничего толкового из этого не вышло, ребята кое-чему все-таки научились. А сейчас хотели попробовать снова.

Мистер Хёкстер спросил, можно ли ему пойти с ними.

– Я тоже этим маялся в детстве, в бухте Норт-Коув.

Мальчики неуверенно переглянулись, а потом Стефан ответил:

– Конечно, мистер Хёкстер. Поможете нам придумать, как приделать коньки к днищу?

Хёкстер улыбнулся:

– Мы привинчивали их к доскам, насколько я помню, а потом прибивали их к днищу тех лодок, что у нас были. Давайте посмотрим, что там у вас.

Они прогулялись к середине 23-й, среди сотен людей, занимавшихся тем же самым, а потом прошли к реке, туда, где находился Блумфилд-док. Там мальчики на днях привязали свой буер к бетонному столбу, спрятав под ним инструменты и материалы.

– Откуда, ребята, вы все это достали? – спросил Хёкстер, порывшись в тайнике. – Здесь кое-что во вполне приличном состоянии.

– Понаходили, – ответил Стефан.

Хёкстер неопределенно кивнул. Это было похоже на правду – по большей части все-таки город полнился всяким хламом. Достаточно было съездить на остров Говернорс или Байонн-Бей.

К ним подошел докмейстер Эдгардо, чтобы поздороваться с мальчиками, и отвлек мистера Хёкстера от его расспросов. Как оказалось, Эдгардо уже немного знал о пожилом друге ребят. Они немного поговорили о старых временах, и ребята с интересом узнали, что мистер Хёкстер когда-то держал на этом причале свою лодку.

Когда Эдгардо ушел, старик осмотрел их коньки.

– Похоже, годные.

– Но как бы их прикрепить, чтобы была возможность рулить? – спросил Стефан.

– Двигаться должны только передние. У них должно быть что-то вроде руля. – А оглядев их материалы и инструменты, спросил: – Так какие у вас, ребята, чувства по поводу вашего клада, а? Устраивает, как с ним обходятся?

Мальчики пожали плечами.

– Меня бесит, что их не поместят в музей или вроде того, – ответил Роберто. – Я не думаю, что стоит переплавлять монеты. Они же больше стоят как предметы старины, разве нет?

– Не знаю, – ответил мистер Хёкстер. – Бьюсь об заклад, вы бы хотели оставить одну-две себе, да? А одну можно продырявить и носить, как ожерелье.

Ребята задумчиво кивнули.

– Уж это было бы то еще блокжерелье, – заметил Роберто. – А вы, мистер Хёкстер? Что вы думаете?

– Не знаю, как сделать лучше, – ответил Хёкстер. – Наверное, если мы правильно всем распорядимся – обеспечим хлеб и кров до конца жизни и создадим трастовый фонд, чтобы вы им пользовались, как подрастете, тогда я буду счастлив. Повидаете мир и все такое. А мне лично нужен только новый шкаф для моих карт. То есть помимо вещей первой необходимости. Без этого уж никак.

– Значит, шкаф – тоже первая необходимость, – предположил Стефан.

Рассуждая обо всем этом, они мастерили буер. Ребята нашли алюминиевую мачту с гротом на гике, которую можно было вставить в днище лодки. Затем сделали для нее подставку, прибили снизу возле переднего конца треугольной палубы и вырезали в подставке отверстие. Затем прибили к нижней поверхности палубы брус, после чего стало возможно привинтить к нему две пары коньков. Те, что располагались впереди треугольника, у носа лодки, были привинчены к кругу из фанеры, затем этот круг вставили в шпангоут, прибитый ко дну палубы рядом с мачтой, под другим отверстием, через которое проходил рудерпост, привинченный к верхушке фанерного круга и проступавший через палубу. К верхней части рудерпоста была прибита перекладина, и к обеим ее концам привязывались тросы, которые тянулись по бокам мачты и к корме, где были закреплены за утки, ввинченные в палубу. Регулируя эти линии, можно было поворачивать переднюю пару коньков. Прибив к мачте еще пару брусьев для поддержки, ребята были готовы выходить на лед.

– Сделайте еще тормоз, – посоветовал мистер Хёкстер. – Ручной. Брус на шарнире, чтобы свисал с кормы. Такой, чтобы вы могли опустить его на лед, если будет нужно.

Он порылся в их хламе и достал старую медную дверную петлю.

– А это сработает? – спросил Роберто. – В смысле, просто деревом по льду?

– Ну не слишком хорошо, но уж лучше, чем ничего.

Они сняли перчатки, готовясь поработать руками, подули себе на пальцы и попрыгали, пытаясь немного согреться. Солнце, зависшее над Статен-Айлендом перламутровым пятном, давало больше тепла, чем можно было подумать, но все равно ощущался холод.

– Чем нам заняться дальше, мистер Хёкстер? – спросил Роберто, пока они были заняты делом. – Нам ведь нужно что-то новое, после того как мы нашли «Гусара».

– Ну, такого, как «Гусар», больше и нет.

– Но что-то же должно быть.

Хёкстер кивнул.

– Нью-Йорк бесконечен, – согласился он. – Дайте мне подумать… а-а. Ну конечно. Вы же знаете, что Герман Мелвилл бо́льшую часть жизни прожил в Нью-Йорке?

– Кто это такой?

– Герман Мелвилл! Автор «Моби Дика»!

– Ладно. Книга вроде должна быть интересная. – Оба мальчика хохотнули. – Расскажите нам.

– Ребята, он написал великий роман, но, когда его опубликовали, он убил его карьеру. Люди еще целое столетие или около того его использовали только как туалетную бумагу, и остальную часть своей жизни Мелвилл был вынужден искать другие занятия, чтобы прокормить семью. Строчить книжки он тоже продолжал, и после его смерти обнаружилась куча шедевров, которые он складывал в коробки из-под обуви, но до конца жизни ему приходилось как-то перебиваться то там, то сям.

– Как нам!

– Верно. Он был «водяной крысой». Но он получил должность таможенного инспектора и стал работать на причалах к югу отсюда. «Герман Мелвилл, таможенный инспектор». Так называется уже мой утерянный шедевр. А его шедевром была рукопись, которую он озаглавил «Остров Креста». Это о женщине, которая вышла замуж за моряка, от которого забеременела и который потом уплыл и стал жениться на других девушках в других портах, а этой девушке после его ухода пришлось выживать одной.

– Как Мелвиллу после того, как от него ушли читатели, – заметил Стефан.

– Молодец. Наверное, так и было. Но издатели Мелвилла, в общем, решительно отклонили эту книгу, и, как говорят, он принес ее домой и сжег у себя в камине.

– Зачем он это сделал?

– Он был вне себя. А может, и нет. Так, по крайней мере, утверждал Расс, но другие говорили, что роман просто лежал в одной из обувных коробок. Но суть в том, что он жил на Восточной 26-й, в большом индивидуальном доме, всего в одном блоке от Мэдисон-сквер.

– От нашей площади?

– Верно. Говорю вам, в этом маленьком бачино, в котором вы живете, протекала удивительная жизнь. Это своего рода энергетическая точка.

– Рукопись не может лежать на дне, как золото, – заметил Роберто.

– Нет. Нет, этот роман, наверное, утрачен навсегда. Очень жаль. Но найти хоть что-то из дома Мелвилла было бы уже здорово. Это как «Гусар», в том смысле, что вы можете копаться на дне канала, где стоял его дом, и никто даже не обратит на вас внимания.

– Но копаться на дне и в тот раз оказалось непросто, – указал Стефан. – Нам понадобилась помощь Айдельбы и Табо.

– Верно. Если найдете место, мы, наверное, сможем позвать их снова. А найти старый адрес будет не слишком трудно, потому что мы знаем точно, где это было. Поэтому, поймите, если вам удастся что-нибудь отыскать, какую-нибудь деревяшку или что-то вроде стакана с зубными щетками, который принадлежал Мелвиллу, чернильницу из слоновой кости или что-либо в этом роде…

– Отличная мысль, – восхитился Роберто.

Стефана это не убедило.

– Мы бросили наш колокол в Бронксе. После того как ты там чуть не погиб.

– Можем вернуться и достать его.

– Мы вроде уже почти закончили с этим буером, – заметил мистер Хёкстер.

– Давайте его испробуем! – вскричал Роберто.

Над Гудзоном высвистывал порывистый северный ветер, не слишком сильный, не чересчур холодный. Они вытащили свое судно на лед прямо у берега, сами залезли на палубу и, натянув парус, стали отталкиваться ото льда ногами.

Ветер тотчас надул парус, и Роберто обернул гика-шкот вокруг утки, что они прикрутили посреди фанеры. Стефан потянул за два троса, привязанных к рудерпосту, пока передняя пара коньков не повернула немного вправо, на ветер, а потом обернул их вокруг их уток. Теперь они, скрежеща, двигались на полветра на запад, поперек могучего Гудзона.

Подул ветер, и буер, вместо того чтобы накрениться, как обычный парусник, просто устремился быстрее по льду, сопроводив свое удивительное ускорение еще более громким скрежетом и каким-то новым шипением. Стефан и Роберто ошарашенно переглянулись и чуть было не занервничали, но лицо мистера Хёкстера вдруг расплылось в такой довольной ухмылке, какой у него еще не видели. Катание на буере явно было ему знакомо, и он это любил. Вот Роберто и следил, чтобы парус оставался натянутым, а Стефан все поворачивал коньки вправо, все так же направляя судно на ветер, и так они громыхали по могучей реке, которая казалась им просторным ледяным озером, может быть, одним из Великих озер. Или, принимая во внимание гигантские небоскребы города и высотки Хобокена по обеим сторонам, хоккейную площадку для Титанов. А они шипели по ней, будто на гидрокрыльях!

Холодный ветер заставлял их кутаться в куртки и натягивать шерстяные шапки до самых ушей, а руки мерзли даже в перчатках.

– Держи курс прямо на ветер! – прокричал мистер Хёкстер.

Стефан отвязал свои тросы и потянул за правую, отчего лодка повернула вправо, вверх по течению и навстречу ветру. Тогда парус затрепетал, и буер стал тормозить по льду, пока совсем не замер на месте.

Ветер никак не унимался, и сильнейшим из порывов удавалось смещать все судно на фут или два.

– Ничего себе! – изумился Роберто.

– Я и забыл, как это холодно – кататься по льду, – проговорил мистер Хёкстер, потупив взгляд. – Наши лодки были стандартные, с кабинами, где мы могли спрятаться и получить какую-никакую защиту. И у нас всегда была куча одеял и толстых перчаток и горячий шоколад в термосе.

– Думаю, перчатки и одеяла мы можем одолжить, – ответил Роберто, с побелевшими губами и уже немного дрожа. – Наверное, у Эдгардо есть.

– Нужно было подумать об этом заранее, – заметил Стефан.

– Давайте лучше вернемся, – сказал мистер Хёкстер. – Мы еще не так уж далеко.

Мальчикам показалось, будто они уже проделали бо́льшую часть пути до Джерси, но мистер Хёкстер отрицательно покачал головой. Стефан потянул за свои тросы, вывернув передние коньки влево, чтобы направить буер в сторону города. Когда они заскользили в направлении Манхэттена, Роберто натягивал парус и лодка шла почти под ветром, после чего со свистом завиляла к городу.

– Смотри, чтобы тебя гиком не стукнуло! – крикнул старик, когда они резко набрали скорость.

Роберто со всей силы потянул за шкот и закрепил в утке, а Стефан лег под гик, который теперь был повернут к правому борту, а не к левому, как прежде. Громкий режущий свист, головокружительное ускорение – ничего подобного ребята еще не испытывали. Поразительная скорость! Даже зуммер Франклина Гэрра едва ли мог бы так разогнаться.

Затем на носу буера что-то громко щелкнуло, и вся палуба наклонилась вперед. Судно резко остановилось, и все трое соскользнули с фанеры на лед.

– Отпусти парус! – приказал мистер Хёкстер Роберто. – Отвяжи тросы, быстро!

Когда Роберто послушался, парус освободился и затрепетал на гике, который при этом бешено мотался взад-вперед. Ребята встали, отряхнулись и походили по льду. Местами тот был почти прозрачный, и это зрелище внушало трепет – под ними отчетливо виднелось, как движется черная вода.

Как оказалось, передние коньки и их круглое крепление полностью отошло от бруса.

– Слишком большое усилие, – сказал Хёкстер. – Еще и направление изменили. – Осмотрев повреждение, он покачал головой: – Плохо. Починить вряд ли получится.

– Не может быть! И что же нам делать?

– Вернемся пешком. Вот, обвейте ваши штуртросы вокруг носа, мы его приподнимем и покатим буер на задних коньках. Это не должно быть слишком тяжело.

Они встали на лед рядом с судном и обвязали тросы так, как он сказал. Когда это было проделано, они сумели приподнять нос достаточно, чтобы можно было тащить судно за собой. Спустя некоторое время они остановились и сняли мачту, положив ее вместе с парусом и гиком на палубу. После этого брести обратно к городу было уже не так горько.

– Вот это круто, – проговорил Роберто. – Обычно, когда с нами что-то случается, мы застреваем на месте.

Мистер Хёкстер усмехнулся:

– Это одна из причин любить буеры. Если опрокидываешься в воду, то так просто домой не вернешься. Я думаю, нам достаточно будет смастерить более крепкую раму для передних коньков, и все. Может быть, есть даже готовая сборка, которую получится просто купить и приделать на месте. Наверняка ведь сейчас по всей бухте должны быть люди, которые собирают буеры, так?

Ребята согласились, что, вероятно, так и есть.

– Только у нас нет денег ни на какие покупки.

– Нет, есть! Дадите им золотую гинею и увидите, что тогда у них для вас найдется!

Было по-прежнему холодно, и мальчики попытались немного поторопить старика, но тот отставал, когда время от времени оглядывался по сторонам. Мальчики старались быть к этому снисходительными, но затем он совсем остановился.

– Ну что еще? – не сдержался Роберто.

– Вот это место! Это оно, прямо здесь!

– Что здесь за место? – поинтересовался Стефан.

– Это здесь я встретил Германа Мелвилла! Я вижу по тому, как с нашего причала видно Эмпайр-стейт-билдинг.

– Так вы что, знали этого Мелвилла?

– Нет, – рассмеялся Хёкстер. – Нет, хотя и был бы рад. Бьюсь об заклад, это было бы очень интересно. Но он жил до меня.

– Тогда как вы его встретили?

– То был его призрак. Столкнулся с ним точно здесь, и мы поговорили. Это, конечно, было очень впечатляюще. Жуткая такая встреча. У него прекрасный акцент, типа нью-йоркского, только слишком твердый. Может, еще с остатками голландского. Это было прямо здесь, где мы стоим. Вот так совпадение. Может, поэтому и лодка сломалась. Или потому, что я о нем сегодня говорил. Может, он все еще здесь и действует мне на голову.

Стефан и Роберто пристально смотрели на старика. Тот, глядя на них, улыбнулся:

– Ладно-ладно, идем дальше. Вы, похоже, замерзли. Я все расскажу по пути.

– Хорошая идея.

И когда они продолжили брести по льду, который на этом участке был почти весь белый, только исполосованный низкими гребнями из уплотненного снега – Хёкстер называл их застругами, – старик стал рассказывать свою историю:

– Как-то ночью я плавал здесь на маленькой резиновой моторке, вроде вашей, их тогда называли зодиаками.

– И сейчас называют.

– Рад слышать. Так вот, плавал я здесь…

– А почему вы оказались здесь ночью?

– О, это долгая история, расскажу как-нибудь в другой раз, но если в общих чертах, то я плыл, чтобы забрать контрабанду.

– Круто! И что же это?

– Что такое контрабанда или что я собирался забрать?

– Что такое контрабанда? – покосившись на Роберто, уточнил Стефан.

– Ну, некоторые товары нельзя ввозить в страну без обложения налогом. Или нельзя ввозить вообще. Так что если ты их как-то протащил, то это контрабанда.

– И что вы собирались забрать? – спросил Роберто.

– Давай об этом позже поговорим, – сказал старик. – Сейчас я хочу перейти к важной части о том, что я был здесь, в темноте, безлунной ночью, когда над водой поднимался туман. Счастье, что у меня тогда был навигатор, иначе я бы точно заблудился, потому что туман был ну очень уж густой. Раз или два я мельком видел Эмпайр-стейт, потому что тогда он тоже был освещен, но больше ничего. Я был один в этой белой черноте или черной белизне, уж не знаю. А потом в тумане кто-то возник – он греб на большой деревянной лодке. Короткие седые волосы, длинная седая борода, которая разветвлялась на две части. Такой крупный широкогрудый старик. И греб он довольно быстро, так что даже чуть не врезался в меня, потому что когда гребешь, то, конечно, не смотришь вперед. Но в ту секунду, как я его окрикнул, он шустро повернул лодку кругом. А когда оказался ко мне кормой, сумел на меня взглянуть. И развернулся так точно и четко, что я сразу подумал, что он отличный гребец. И это, конечно, было логично.

– Почему?

– Роберто, заткнись!

– Нет, это хороший вопрос. Он хорошо умел грести, потому что в юности был гребцом на китобойном судне и там им приходилось гоняться за китами и гарпунить их, а потом затаскивать туши на борт. А я вам скажу, если к корме вашей лодки привязать тушу кита, то вы с каждым взмахом весла будете получать совсем малое усилие, так-то. В общем, гребцом он правда был хорошим. Потом, когда его писательская карьера застопорилась, он устроился на ту работу в доках. Вот там тоже нашлось место гребле. «Герман Мелвилл, таможенный инспектор». Моя любимая книга о нем, хотя я сам, в общем-то, ее написал.

– А я думал, вы говорили, что не писали ее.

– Роберто!

– В то время говорили, что он был единственным честным таможенным инспектором на Манхэттене. А это, разумеется, было чрезвычайно опасно.

– Как так?

– А ты сам посуди. Когда все вокруг продавались, он представлял опасность. Он был занозой и для контрабандистов, и для остальных таможенников. Даже удивительно, что его не застрелили и не сбросили в реку, а ведь с ним в те годы чего только не приключалось. Та книга – это прежде всего детективный роман, как вы бы, наверное, сказали, или приключенческий, где одна заварушка сменяется другой. То он раскрывает заговоры, то его пытаются убить. Отбитые старые конфедературы пытаются создавать проблемы, и здесь на реке вообще много чего творится. Бывало, он выбивался из сил на своих веслах, когда корабли отступали и вставали на якорь в гавани, где ждали, пока откроются доки. Он мог прогрести отсюда до Статен-Айленда и обратно. Мог ловить контрабандистов, просто их обгоняя. Когда они шли под парусом и ветер немного утихал, он их и обгонял. Да, он был тут настоящим чемпионом по гребле!

– Так что случилось, когда вы с ним встретились? Вы же тоже занимались контрабандой, верно?

– Верно. Может быть, поэтому-то он и показался! Но на самом деле в ту ночь он подплыл ко мне вплотную, наклонился через борт и внимательно так ко мне присмотрелся. А потом спросил: «Билли, это ты?»

– Кто такой…

– Заткнись!

– Не знаю, но сейчас мне кажется, он имел в виду Билли Бадда. А когда я ответил, что нет, он вроде бы очень удивился, даже чуть испугался и спросил опять: «Малкольм? Это мой Малкольм?» А я ответил: «Нет, я Гордон. Гордон Хёкстер».

– Кто такой Малкольм?

– Так звали его старшего сына.

– А потом что? – не удержался Стефан.

– Он посмотрел на мой зодиак и спросил: «Это что, резиновая лодка?» Я ответил, что да, а он сказал: «Хорошая идея!», а потом: «А где же твои весла?» Я ответил, что выронил их за борт, и он так нахмурился, будто знал, что я солгал, потому что в моем зодиаке не было уключин. Хотя, конечно, в его время уже были пароходы и был бой «Вирджинии» с «Монитором». Потом он заметил сзади мотор и спросил, что это такое, а я ответил, что это катушка для лески. Надо было мне просто сказать, что это мотор. Но он только посмотрел на меня и сказал, что дотянет меня до берега, и мне пришлось согласиться, потому что отказываться в тот момент не было смысла. Он привязал трос к утке у меня на носу и стал грести, так что я пропустил свою встречу. Но я тогда об этом не думал. Я спросил его: «Как вы ориентируетесь в этом тумане?», потому что он сидел ко мне лицом. Он слегка улыбнулся, и это был единственный раз, когда я увидел на его лице хоть какую-то эмоцию. «О, просто знаю, – ответил. – Я знаю эту реку, вот и все. Что лунная ночь, что дождь стеной, что туман, плотный, как моя голова, набитая мыслями. Я на слух понимаю, где нахожусь. Я ощущаю дно не хуже, чем кровать, на которой сплю. Эта гавань заменила мне все океаны. Я наконец приспособился к своим обстоятельствам». Затем какая-то волна накатила на нас сзади. Я ощутил сначала, как волна подняла меня, а следом и его – сначала вверх, потом вниз. Я осмотрелся вокруг и вроде бы спросил себя: «Что это такое было?», но в тумане ничего не разглядел. Только вода под нами была скользкой, и волны продолжали прибывать и поднимать меня, а потом опускать обратно. Он перестал грести, и мой зодиак стукнулся о корму его лодки. Тогда он наклонился ко мне и прошептал: «Это за тобою, сынок! Я вижу линь кругом тебя!» Я обернулся, чтобы посмотреть, что там, но ничего не увидел, а когда повернулся обратно, там тоже ничего не оказалось. Ни его самого, ни его лодки. Он просто исчез.

– Что с ним случилось? – спросил Роберто.

– Не знаю. Поэтому я и говорю, что это, должно быть, был призрак – потому что он так просто исчез. Это был первый признак того, что он не настоящий. К этому времени я находился неподалеку от Западной улицы, как я вскоре сумел определить. Тогда я, признаюсь, не на шутку перепугался. И еще сильнее потом, когда прочитал, что на следующий день на реке нашли пару лодок с трупами. Их зарезали. Мне кажется, это он и хотел мне сказать. Поэтому и сопроводил меня в тумане. Иначе меня бы убили, когда свершилась бы сделка, но он меня увел.

– Юху! – воскликнул Стефан.

– Но что он имел в виду, когда говорил про линь вокруг вас? – спросил Роберто.

– Ах! – Мистер Хёкстер сделал паузу, чтобы перевести дух. Он был весь погружен в свою историю. – В «Моби Дике» есть глава, которая называется «Линь», возможно, самая лучшая. В ней Мелвилл описывает, как китобои гнались за китами: гарпунщик стоял на носу, а еще двенадцать или восемнадцать человек гребли изо всех сил, как одна команда. В средней части лодки у них имелся линь, свернутый спиралью в большой бадье и привязанный одним концом к гарпуну. И когда гарпунщик бросает гарпун в кита и попадает, кит ныряет ко дну, и линь очень быстро разматывается вслед за ним. Линь был развешан по всей лодке на мачтах, так что, если кит уходил на глубину, гарпун всегда можно было быстро потянуть вверх. В общем, пока они изо всех сил гребли, качаясь на волнах, этот линь был развешан между ними и ждал, когда кит потянет его вниз. Так что если бы кто-то случайно продел в него руку или голову, когда тот потянулся бы, то все. Так можно было уйти на дно вместе с китом.

– Вы шутите, – не поверил Стефан. – Вот так они и делали?

– Да-да. Но потом, как раз когда Мелвилл закончил описывать эту сумасшедшую систему, он продолжил: «Но зачем добавлять что-то еще?», и указывает, что в таком положении, как они, находимся мы все в любой момент нашей жизни! Тот, кто читает «Моби Дика» у себя в гостиной перед камином, пишет Мелвилл, в этом ничем не отличается от тех несчастных моряков, гребущих вслед за китом! Потому что линь всегда рядом!

– Как-то от этого грустно, – заметил Роберто.

– Так и есть!

Вдруг мистер Хёкстер рассмеялся и, подняв голову к разлившемуся по льдам солнцу, весело заулюлюкал.

Когда он, наконец, снова взялся за веревку, на которой они тянули свой буер, то сказал:

– Да, вот вам и линь. Но той ночью Мелвилл помог от него увернуться. И только у меня одного получилось сбежать, чтобы рассказать эту историю.