Закрыть конюшню после того, как лошади сбежали, – конечно, так люди и поступают. В данном случае лошади оказались с четырьмя всадниками Апокалипсиса, традиционно именуемыми Завоеватель, Война, Голод и Смерть. Поэтому закрытие конюшни получилось особенно знаменательным.

Хотя естественно, даже эта инстинктивная и бесполезная реакция оспаривалась и, как отмечали многие, наступила слишком поздно. Когда мир объят пламенем, указывали многие, почему бы просто не дать ему плыть по течению, а самим встать на гребень волны, насладиться последним расцветом цивилизации и перестать даже пытаться все исправить? Это называлось адаптацией и служило популярной философской позицией среди определенных граждан облака, либертарианцев и различных академиков, преимущественно молодых и бездетных либо каким-то образом ощущающих отсутствие личных интересов. Поэтому они выглядели крутыми и часто получали работу от интеллектуалов со схожими взглядами. Это очень выгодный цинизм, когда можно вести себя так, будто все по-прежнему хорошо, весело и вообще теперь это считается нормальным. Когда ряд ученых указал, что на самом деле бесконтрольный парниковый эффект мог привести к весьма примечательным последствиям вроде тех, что несколько миллиардов лет назад имели место на Венере, а значит, эти выпущенные четыре всадника могут захлестнуть и истребить бо́льшую часть биосферы, то есть вызвать массовое вымирание, которое среди прочих видов способно затронуть и несведущих homo sapiens, то эти замечания в основном вызывали насмешки у тех, кто был слишком продвинут, чтобы думать, будто сверхуверенность могла касаться и их, таких обо всем осведомленных реалистов, какими они себя представляли. Людям нравилось быть крутыми.

Потом наступила продовольственная паника 2074 года, в результате чего скачки цен, накопительство, голод, смерть повсюду. Это дало всем – на этот раз действительно всем – внезапное осознание того, что даже еда, эта необходимость, которую многие считали чем-то непреложным, обусловленным чудесами современной агрокультуры, на самом деле была чем-то неопределенным и зависящим от обстоятельств, подверженных влиянию климатических изменений и множества антропогенных факторов. Среднемировое снижение веса у взрослых к концу 2070-х составило несколько килограммов, причем наименьшим оно было в процветающих странах, где порой приветствовалось как диета, которая наконец возымела эффект, а наибольшим – в развивающихся, где лишних килограммов у людей попросту не было.

Таким образом, это происшествие вынудило правительства по всему миру переключить внимание не только на сельское хозяйство, которым они занялись с особой поспешностью, но и вообще на использование земли, то есть на технологическую основу цивилизации. В качестве первоочередной задачи занялись тем, что получило название быстрой декарбонизации. Что означало даже некоторое посягательство на силы рынка, господи боже! И дверь конюшни стала закрываться не на шутку, и умники, отстаивавшие адаптацию, разбежались и принялись искать новые поводы проявить свою незаурядность.

В это время, как выяснилось, несмотря на хаос и беспорядок, захлестнувшие биосферу, существовало и много любопытных вещей, чем можно было бы окончательно запереть конюшню. Углеродно-нейтральные и даже углеродно-отрицательные технологии только и ждали, чтобы их объявили экономичными по сравнению с разрушительными углеродно-сжигающими технологиями, которые к этому времени определялись рынком как «менее дорогие». Энергетика, транспорт, сельское хозяйство, строительство – каждый из этих доселе углеродно-положительных видов деятельности имел более экологичную альтернативу, уже готовую к использованию, плюс еще больше новинок разрабатывалось с удивительной скоростью. Многие из этих усовершенствований основывались на материаловедении, хотя между науками и всеми прочими людскими дисциплинами и областями знаний существовали такие противоречия, что можно было сказать: все науки, как естественные, так и гуманитарные, а равно и искусство, внесли свой вклад в изменения, инициированные в те годы. Вместе они были готовы пошатнуть позиции укоренившихся основ уже сейчас, когда продовольственная паника напоминала всем о том, что наступление массовых смертей было вполне реальной вероятностью. Поэтому, пока память о голоде еще свежа, некоторого прогресса можно было достичь, хотя бы на какое-то время.

Быстрее всего установили энергетические системы – конечно, они использовали солнечную энергию, основной источник на Земле, тем более что эффективность перевода солнечной энергии в электричество росла с каждым годом; и, разумеется, ветровую, потому что ветер обдувает поверхность планеты довольно предсказуемым образом. А еще более предсказуемы морские течения. Благодаря усовершенствованию материалов, дающему, наконец, человечеству машины, способные противостоять постоянному бичеванию и коррозии от соленой воды, электрогенерирующие турбины можно было устанавливать на шельфе или даже на большой глубине, где они преобразовывали бы движение воды в электричество. Все эти методы не были так поразительно просты, как сжигание ископаемого углерода, но давали результат, а также обеспечивали немало рабочих мест, так как требовали установить и обеспечить функционирование различных крупных инфраструктур. Мнение о том, что человеческий труд постепенно становился ненужным, теперь выглядело спорным: да кто это вообще выдумал? Казалось, никто не желал выступать вперед и заявлять о своем авторстве. Это была просто одна из неубедительных старых идей из глупого прошлого, как существование флогистона или чего-то в этом роде. Да и выдвигали ее не уважаемые экономисты, вовсе нет, а скорее какие-нибудь френологи или теософы.

С транспортом была похожая история, потому что для передвижения объектов тоже нужна была энергия. Огромные корабли-контейнеры на дизельном топливе были переделаны в контейнеровозы – меньшего размера, более медлительные и, опять же, требовавшие много ручного труда. О да, теперь нужно было столько человеческой силы, аж удивительно! Впрочем, управление парусными судами во многом автоматизировано. Как и у грузовых дирижаблей, чьи верхние поверхности были оснащены солнечными панелями, а сами они были полностью роботизированы. Однако корабли, странствующие по Мировому океану, изготавливались из графенированных композитов, очень прочных и легких, также с применением диоксида углерода, и обычно были полны любителей круизов или служили как плавучие школы, академии, заводы или тюрьмы. Паруса их при этом дополнялись воздушными змеями, которые протягивались далеко в атмосферу, где ловили более сильные ветра. Это сулило навигационные опасности, несчастные случаи, приключения. Так, по сути, возникла целая океаническая культура на замену потерянной пляжной – потерянной по крайней мере до тех пор, пока пляжи не будут восстановлены на новых побережьях, что также требовало немалого человеческого труда.

Старая новая идея морского транспорта выросла в идею о кораблях-городах, отчасти заменивших потерянные побережья, а в воздухе некоторые углеродно-нейтральные дирижабли превратились в небесные деревни, где селилась немалая численность людей, желавших жить вот так, среди облаков. Сама цивилизация, следуя струйным течениям в атмосфере, начала проявлять некоторое смещение на восток; хотя там, где задували пассаты, наблюдалось противоположное движение, но в общем и целом направление было восточным. Многие культурные аналитики задумывались, что бы это значило, и заявляли о некоем развороте исторической судьбы и многом другом, причем никого не смутили те, кто объяснял все просто тем, что сама Земля вращалась в том же направлении.

Когда дело коснулось землепользования, результаты получились разными. Углеродо-сжигающие автомобили стали артефактом прошлого, а небольшие электромобили воспользовались преимуществом хорошо развитых дорожных систем – но эти же дороги были заняты железнодорожными путями и мотоциклистами, а многие были вовсе изъяты, чтобы создать экологические коридоры, необходимые для выживания великого множества видов, сосуществующих на этой планете вместе с людьми и считающихся важными для выживания человечества. И поскольку люди все равно склонялись сосредотачиваться в городах, этот процесс поощрялся, и почти уилсонианская доля земли постепенно была покинута людьми и заселилась зверями, птицами, рептилиями, рыбами, земноводными и дикими растениями. Этим усилиям стала содействовать агрокультура, плюс появилась небесная агрокультура, которой занимались в небесных деревнях, где могли сеять и пожинать, практически не касаясь поверхности. Коровы, овцы, козы, буйволы и другие пастбищные животные получили поистину обширные пастбища, но употреблять их в пищу теперь было непросто. Бо́льшая часть съедобного мяса выращивалась искусственно и изготовлялась более правильным образом, но и само животноводство, также оказавшееся углеродо-отрицательным, не исчезло совсем.

Деокисление океанов? Едва ли оно было возможно, хотя и предпринимались попытки расколоть новый базальт в районе Срединно-Атлантического хребта и захватить оттуда карбонаты, а также попытки провести кальцинацию океана или построить гигантские электролизные ванны, создав новые водорослевые сообщества, и так далее. Но океаны по-прежнему находились не в лучшем состоянии, поскольку от трети до половины углерода, сгоревшего в углеродосжигающие годы, попало как раз в океан и окислило его, причинив ущерб многим углеродным формам жизни, находившимся на конце пищевой цепи. А когда океану нехорошо – нехорошо и человечеству. Это была еще одна особенность их эры. Так что агрокультуре уделялось наибольшее внимание, тогда как аквакультура (приносившая теперь людям треть всей пищи) хоть и была распространена, но требовала преодолевания трудностей – она не ограничивалась простым вытаскиванием рыбы из воды.

Строительство? Раньше здесь выпускалось много углерода – как при производстве цемента, так и при работе строительных машин. Для этих работ требовалось очень много энергии, и чтобы их выполнять, нужно было биотопливо. С этой целью из воздуха вычленяли углерод, затем собирали его, сжигали, снова выпуская в воздух, и вычленяли заново. Но этот цикл должен был стать нейтральным. Цемент сменился различными графенированными смесями посредством так называемой Триады Андерсона очень элегантно: углерод высасывался из воздуха и превращался в графен, который внедрялся в смеси с помощью 3D-печати и применялся в строительных материалах, таким образом изолируясь и не возвращаясь в атмосферу. Даже сейчас строительство могло быть углеродо-отрицательными (то есть углерода из атмосферы больше удалялось, чем добавлялось, если вам это интересно). Насколько это было круто? Наверное, настолько, что могло вернуть концентрацию CO₂ в атмосфере к уровню в 280 частей на миллион, а то и начать небольшой ледниковый период – от этой мысли некоторых, особенно гляциологов, бросало в дрожь.

Но это слишком дорого. Экономисты не могли не выражать сомнений. Ведь все всегда упирается в цену, верно? Вот и эти новомодные изобретения, так расхваленные теми неомальтузианцами, все еще обеспокоенными проблемой пределов роста, обсуждаемой давно дискредитированным Римским клубом, могли ли мы их себе позволить? Не лучше ли, если все будет регулироваться рынком?

Могли ли мы позволить себе выжить? Ладно, как сказали экономисты, это не совсем правильная постановка вопроса. Здесь скорее вопрос веры в то, что экономика и человеческий дух решили все проблемы еще в начале нынешней эры или в годы возникновения неолиберализма. Разве это не очевидно? Просто поезжайте в Давос и взгляните на их уравнения – там все логично! А законы и оружие, которым обеспечивалось их соблюдение, прекрасно дополняли друг друга. Так что давайте просто продолжим скатываться по наклонной и верить экспертам, которые лучше знают, как все устроено!

Вот и представьте: консенсуса не получилось. Удивлены? Все эти любопытные новые технологии, вместе составляющие то, что могло бы называться углеродно-отрицательной цивилизацией, были лишь одним из аспектов куда более широкой полемики по поводу того, как цивилизация должна справляться с кризисом, унаследованным от предыдущих поколений с их первоклассной глупостью. А поскольку четыре всадника были на воле, это была не самая разумная из мировых культур, что когда-либо населяли эту планету, нет, далеко нет. Плюс ко всему, можно было утверждать, что ставки становились выше, а люди – безумнее. Тирания утраченной стоимости с последующей эскалацией обязательств; очень распространенная история, настолько распространенная, что названия этим явлениям придумали, конечно же, экономисты – вместе с названиями видов экономического поведения.

Так что да, идем ва-банк и надеемся на лучшее! Или пытаемся изменить курс. А поскольку и то и другое стремилось захватить руль великого корабля государства, на квартердеке вспыхнули бои! Ой-ой-ой. Читай далее, читатель, коли осмелишься! Потому что история – это мыльная опера, что приносит боль, кабуки с настоящими ножами.