, девушка повторяла каждое показанное ей движение по сотне раз, требовала придираться к каждой ошибке или неточности и, тем самым, отвлекала меня от мыслей о Мэй и ее будущем.
Разминка, отработка кувырков и падений — все время, пока баронесса готовилась начать изучение бросков, я, как настоящий мастер, жил ею одной. И изредка возносил благодарственную молитву Двуликому, подарившему мне такую хорошую возможность, чтобы отвлечься от горьких мыслей.
Увы, как только я счел, что баронесса усвоила требуемое, и показал ей первый захват, подарок начал превращаться в проклятие — сначала я почувствовал глухое раздражение из-за того, что до меня дотронулась не Мэй. Потом сообразил, что во время бросков леди Этерия будет прикасаться ко мне не только руками, и разозлился. Настолько, что некоторое время ломал голову, пытаясь придумать причину, которая позволит мне отказаться от данного ей Слова.
Не придумал. Поэтому проклял тот день, когда согласился взять ее в ученики, решил потерпеть и… дотерпелся — когда леди Этерия начала отрабатывать захват за ворот араллуха и потянулась к моей шее, я поймал взгляд Мэй, полный жгучей ревности и обиды.
«Я не могу отказаться ее учить!!! — мысленно взвыл я. — Я дал Слово!!!»
Мэй опустила взгляд и сгорбилась. Так, как будто из ее спины вырвали позвоночник.
У меня подогнулись колени. Я сделал шаг к ней и остановился, почувствовав рывок за ворот:
— Кро — о-ом, я — тут! А ты — неизвестно где…
— Я думаю… — глухо буркнул я, потянулся было к шраму — почесать — и получил по руке от вовремя заметившей это баронессы.
— Не трогай!!! Впереди — графство Увераш…
Кивнул. С ненавистью посмотрел на Вагу, стоящего рядом с МОЕЙ ПОЛОВИНКОЙ, и улыбнулся. Сообразив, что тренировать баронессу Кейвази можно по — разному…
…На мою просьбу помочь Крыло Бури ответил согласием. Но прежде чем подойти к нам, остро посмотрел на младшего брата, выполняющего очередное задание Мэй, и что-то негромко сказал.
Она криво усмехнулась и закусила губу.
У меня потемнело в глазах — судя по выражению ее лица, Вага только что попросил ее обратить внимание на Ночную Тишь!!!
Несколько ударов сердца я стоял столбом, пытаясь справиться с накатившим на меня бешенством. Не смог. Поэтому, когда хейсар остановился передо мной и развел руки, показывая, что готов, шагнул к нему и с мстительной радостью сомкнул пальцы на вороте его араллуха:
— Посмотрите на мою руку, леди Этерия! Со стороны кажется, что я хватаю только за ткань. Но это не так: на самом деле мои пальцы прихватывают еще и кожу. Довольно сильно…
Сильно. Даже очень — пальцы с жались с такой силой, что Вага, как всякий хороший воин, умеющий терпеть боль, заскрипел зубами!
— Такой захват заставляет вашего противника отвлечься… — с трудом удержавшись от мстительной улыбки, сказал я. — Да, всего лишь на миг, но очень часто этого мига бывает вполне достаточно, чтобы победить…
Баронесса понимающе кивнула и потянулась к моему вороту.
Я отшатнулся:
— Покажите на нем, ваша милость: так мне будет легче исправлять ваши ошибки…
Скользнула к нему, схватила, сжала пальцы, вгляделась в бесстрастное лицо хейсара и задумчиво посмотрела на меня:
— Бросать я буду тоже его?
Я кивнул:
— Да, леди!
— Хм…
— Он — раза в полтора легче, чем я!
— Зато ты — Мастер и мой учитель!
Объяснение я уже придумал. Поэтому мотнул головой в сторону Крыло Бури и усмехнулся.
— Я — в полтора раза тяжелее, чем он! — кивнул я. — Если вы будете бросать меня, то очень быстро устанете. Или, не дай Вседержитель, надорветесь. С ним вам будет проще — вы сможете сделать намного больше повторений, а значит, освоите бросок быстрее. Кроме того, Вага — побратим вашего жениха, значит, ваша честь не пострадает…
Баронесса недовольно повела плечиком, но спорить не стала:
— Логично…
А вот Вага — попробовал:
— Это неправильно! Да, я побратим Неддара, но это не значит, что я должен прикасаться к его эйди’но’иаре!
Об обычаях хейсаров я знал немногое. Но чтобы ответить на эту фразу, моих знаний хватило за глаза:
— Слово «должен» тут не подходит: Путь Кулака — это часть Пути Волчьего Клыка, а ты — кровь от крови Вейнарского Льва. Ты ИМЕЕШЬ ПРАВО прикасаться к его невесте как в бою, так и вне его…
— Вне боя — только для защиты… — уточнил воин.
— Кром прав, Вага… — вздохнула баронесса. — Если я буду бросать его, я надорвусь. Значит, в данном случае ты бережешь мое здоровье…
…Где-то часа через два после окончания тренировки, когда лагерь окутала ночная тьма и большая часть наших спутников, устроившихся на ложах из нарубленного лапника, уже почувствовала прикосновение Хэль, Мэй встала с седла, брошенного рядом с костром, подтянула ансы, нашла меня взглядом и кивнула в сторону леса.
Я тут же оказался на ногах, подхватил мех с водой, привычно перехватил недовольный взгляд Тиль и неторопливо зашагал к опушке. По пути показывая Мэй, ослепленной светом костра, торчащие из земли корни.
Дошел. Приподнял ветку, которая могла поцарапать ей лицо, отвел бедром вторую, растущую на уровне ее живота, шагнул в кромешную тьму и почувствовал робкое прикосновение к локтю:
— Можно я возьму тебя за руку? А то я ничего не вижу…
— Конечно, можно… — буркнул я и изо всех сил вжал ногти в ладони, чтобы не показать ей, насколько сильно я жажду ее прикосновений.
Девушка подошла поближе, нащупала мою ладонь и… переплела свои пальцы с моими! Нежно — нежно!! Так, как будто это было не обычное прикосновение, а ласка!!!
Я тут же оглох и ослеп. И начал воспринимать мир через ее пальцы.
Мир оказался теплым и восхитительно мягким. Он чуть подрагивал от робости, покалывал кожу в такт биению моего сердца и, кажется, жаждал чего-то ослепительно — яркого и сильного!
Нет, не кажется! Жаждал — ибо легкие, едва заметные прикосновения подушечек пальцев к моей ладони просто не могли быть случайными!
Как я заставил себя сделать второй шаг — не помню. И все последующие — тоже: я ломился в лес как лось. Не замечая веток, царапающих шею и лицо, корней, лезущих под ноги, и кустов, попадающихся на пути.
Я несся в никуда, так, как будто убегал от самого себя. От своих желаний, несбыточных надежд и от Мэй. И в то же время чувствовал, что с каждым шагом вперед приближаюсь к ней все ближе и ближе…
— Стой… — Тихий шепот, ворвавшийся в мир без звуков и красок, заставил меня остановиться и прислушаться.
— Хватит… — Мир дрогнул, царапнул ладонь ноготками и заставил меня развернуться. Потом об жег прикосновением вторую руку и выдохнул в лицо мое имя:
— Кро — о-ом?
Я почувствовал жар ЕЕ дыхания, представил, как шевелятся ЕЕ губы, заново ощутил подаренный мне поцелуй и сглотнул:
— Да, Мэй?
— Знаешь, я сошла с ума…
Я не понял, так как вместо того, чтобы вдумываться в смысл слов, представлял, как тянусь к ЕЕ губам своими и как они подаются ко мне навстречу.
— Я сошла с ума! — горячечным шепотом повторила Мэй и обвила мою шею руками. — Я весь день думала о тебе… И весь день мечтала остаться с тобой наедине…
Я вытаращил глаза и несколько раз тряхнул головой: я — бредил! Слышал то, что хотел, а не то, что мне говорили:
— Прости, мне, кажется, послы…
— Тебе не послышалось!!! — перебила меня Мэй. — Я весь день мечтала о ночи вдвоем, а когда Вага сказал, что мы будем ночевать в лесу, у меня оборвалось сердце… И в этот момент я научилась ненавидеть… Сначала его — человека, лишившего меня возможности спать с тобой на одном ложе… А потом — ее, женщину, посмевшую прикасаться к моему мужчине…
«На одном ложе?» — ошалело подумал я и тут же вспомнил скамью под спиной и темный, закопченный потолок, в который я пялился всю ночь, всхлипывания Мэй, доносившиеся из темноты, и боль в левом подреберье, не оставлявшую меня до рассвета.
— Я умирала от ревности тридцать семь раз. Столько, сколько раз она до тебя дотрагивалась… И ожила только тогда, когда ты поставил ее с Вагой и дал мне понять, что тебе не нужны ничьи прикосновения, кроме моих… Кром, я… я никому тебя не отдам!
Ее слова кружили голову, как крепкое вино. И постепенно вымывали из души остатки силы воли.
— Знаешь, я весь день ощущала вкус твоих губ. Чувствовала твой запах, жар твоего тела и нежность рук… Я мечтала сказать, что хочу еще…
— Мэй, ты сошла с ума… — почти потеряв голову от желания, выдохнул я.
— Ага… Поэтому… я… сейчас… тебя… поцелую…
…Я, кажется, умер. От ее нежности. Потом еще раз, но уже от своей. А после третьего — или десятого? — поцелуя окончательно перестал соображать: сгорал от прикосновений ее рук к шее и лицу, коже, плавился от жара ее тела и таял от безумного шепота на ухо.
Сколько длилось это безумие? Вечность? Один — единственный миг? Не знаю. Знаю, что воскрес только тогда, когда почувствовал, что не чувствую жара сердца своего Огонька.
— Мэй, ты где? — открыв глаза, перепуганно спросил я. И услышал приглушенные рыдания.
Торопливо перевернувшись на правый бок, я запоздало сообразил, что лежу на земле, в расшнурованном до пупа араллухе, и облегченно перевел дух, увидев в ладони от себя спину Мэй.
— Здесь… — всхлипнула она. — Плачу…
— Почему? — растерянно спросил я.
Она всхлипнула еще раз, потом, не глядя, нащупала мою руку, положила ее себе на живот и вжалась спиной в мою грудь:
— А что мне остается делать? Я хочу быть твоей! Твоей, слышишь? Десятину, день, час! Да хоть одну — единственную минуту — но твоей!!!
В этот момент ее голос дрогнул, а пальцы, ласкавшие мою руку, сжались:
— Ты только не думай, что это — похоть! Я… у меня… у меня еще никого не было!!! Вообще!!! И…
— «…и тогда Вседержитель преподносит ему Дар… — выдохнул я ей на ушко. И, сообразив, что не вспоминал о сестре целую вечность, с трудом заставил себя договорить: — …Истинного Суженого, человека, в чьей груди бьется половинка его сердца. Стоит Избранному заглянуть в глаза этому Дару, как он обретает новую жизнь. Жизнь, в которой одна душа на двоих…»
Почувствовав мое состояние, Мэй развернулась ко мне и мертвым голосом спросила:
— Почему ты говорил таким тоном? Ты… ты в это не веришь?
— Верю… Честное слово… — тихо сказал я. — Просто из всей Изумрудной Скрижали моя сестра больше всего любила Слово о Суженом. Повторяла его чуть ли не по десять раз на дню… А своего Дара так и не дождалась…
— Прости, я не знала… — Мэй вжалась лицом в мою грудь и расплакалась. Горько, как маленький ребенок.
Я прижал ее к себе, запустил пальцы в волосы, ласково провел ладонью по спине и, дождавшись, пока она успокоится, слегка отодвинулся и нежно поцеловал в заплаканный носик:
— Ты — чудо, Огонек! Я счастлив, что оказался у тебя на Пути…
Мэй вздрогнула, приподнялась на локте и хрипло сказала:
— Я — твоя Половинка! Я НЕ МОГУ выйти замуж за другого!!!
У меня пересохло во рту: я знал, что это не слова, а настоящие чувства, видел, что он а колеблется между долгом и бесчестием, и… не понимал, что я могу сказать в ответ.
То, что я люблю ее больше жизни? Так она знала это и без моих слов. То, что я ненавижу ее долг перед короной и родом и тем не менее готов смириться с ее решением выйти замуж за одного из ее женихов, лишь бы дать ей возможность сохранить уважение к себе? Но эти слова подтолкнули бы ее к ним, а не ко мне. Что отдал бы обе руки за чудесное спасение любого из ее братьев? Так это стало бы пустым сотрясением воздуха!
— Я… приму любое твое решение, Огонек… — через вечность выдохнул я. — Любое… Даже если ты…
Договорить мне не дали — со стороны лагеря послышался встревоженный крик:
— Кром, с вами все в порядке?
— Скажи, что ждешь, пока я приведу себя в порядок! — потребовала Мэй. Потом села, перебросила магас через плечо и задумчиво пробормотала: — Знаешь, я, кажется, кое-что придумала. Не уверена, что тебе понравится, но лучше так, чем никак и никогда…
— Расскажешь? — сглотнув, спросил я.
— Да… Наверное… Когда решусь…
