Глава 12
Так только в сказках бывает — узнал о своей великой миссии, тут же оседлал коня и поскакал совершать подвиги. И плащ развевается на ветру, и в сумке точно есть краюшка хлеба, и верное оружие бряцает на поясе. А потом, конечно, встретишь добрых людей и красавицу-принцессу, спасешь мир от злодея и будешь жить долго и счастливо.
Об этом, а также о том, где достать тысячу евро, думал Эрик по дороге в Арнэльм. Через пару дней после встречи с рекой он вернулся в свое общежитие, и там его ждал неприятный сюрприз. Точнее, целых три — каждый в отдельном конверте, все отпечатанные на ослепительно белых листах бездушным казенным принтером. В первом письме сообщалось, что он, Эрик, должен заплатить за свою комнату за два прошлых месяца — вместе с пеней почти шесть сотен. Второе письмо — штраф за безбилетный проезд в поезде, сумма которого, после двух напоминаний, возросла чуть ли не втрое. И на десерт — очередной взнос за лэптоп, купленный в рассрочку. Там, правда, еще все сходилось по срокам, но если не заплатить в течение недели, тоже начнутся проблемы.
Сначала у него был план остаться в Риттерсхайме и попробовать достать денег, но вариантов оказалось немного. Подработка в ночном баре сорвалась после того, как он один раз не пришел на смену (точнее, проспал). Одолжить у друзей — не вариант. Сумма огромная, да и близких друзей у него не было. Оставалось только вернуться домой, потому что своих средств не хватало уже даже на еду.
С матерью после возвращения он почти не разговаривал. Преграда, выросшая когда-то между ними, превратилась теперь в железобетонный забор с колючей проволокой, вдоль которого выстроились пограничники с собаками. Мать сначала заплакала, стала рассказывать ему, как сильно волновалась все это время, пыталась обнять… Но он отстранялся, уходил в свою половину дома и не хотел говорить о чем бы то ни было. А после его второго визита к Арне они вновь поругались — еще хуже, чем в прошлый раз. В результате Эрик опять хлопнул дверью, сказав, что ему наплевать на поиски и на реку с ее хотелками и пусть тут все хоть развалится, — и ушел. А теперь оказалось, что, кроме как в родной город, и идти-то некуда, — и это злило его больше, чем все остальные неприятности.
А все эта река. Да как она вообще смеет что-то от него требовать — после всего, что она уже с ним сделала? Все поклоняются ей, дрожат в страхе — нет чтобы просто найти другое место. И ни реттеры бы тогда не мешали, никто — жили бы, как все нормальные люди. Дома бы на земле строили…
С этой мыслью он вышел из метро на Замковой площади и направился через туннель и стройку к главной улице.
Арнэльм тем временем жил своей обычной жизнью. День был рабочий, и солнце уже перекатилось за полуденную черту. По улице сновали велосипеды (самый популярный вид транспорта в маленьком городе), носились дети, у которых только закончились уроки, хозяйки возились в своих маленьких садиках под окнами, собирая травы на обед. От дома к дому важно шагал почтальон в желтой с черной окантовкой форме, а за ним плыл по воздуху ящик с письмами и посылками. Казалось, все заняты своим делом и вполне довольны. И только Эрик, мрачный как туча, смотрел вокруг затравленным зверем и совершенно не знал, куда себя деть.
На пороге ратуши, уже взявшись за ручку двери, он остановился. Хорошая ли это вообще затея? Он специально пришел к матери на работу, потому что знал: дома разговор затянется надолго и точно закончится скандалом. А здесь у нее наверняка не будет времени его отчитывать, так что есть шанс, что дело решится быстро.
Возле приемной на втором этаже никого не было, и он, постучавшись, вошел. Беатрис сидела в глубине комнаты за своим столом, перебирая бумаги. Подняла голову, увидела сына… Эрик ждал, что она обрадуется его возвращению, как в прошлый раз, и удивился, наткнувшись на спокойный, непроницаемый взгляд. Словно какая-то разительная перемена произошла в ней с последней встречи и она что-то для себя решила — явно не в его пользу.
— Здравствуй. Что случилось? — Тон спокойный, ровный. — Присаживайся.
Она жестом указала на стул напротив. Эрик сел, чувствуя себя как на экзамене, к которому плохо готовился — и знал об этом. Помолчал немного, потом все же выговорил, глядя в сторону:
— Мне нужны деньги. Срочно. Двадцать золотых хотя бы, но лучше двадцать пять.
Беатрис отложила бумаги, внимательно на него посмотрела, и спросила как будто с удивлением:
— А что с теми, которые у тебя были?
— Как что? Закончились. Два года прошло же…
— Хорошо, — вдруг согласилась сеньора, взяла другую папку из стопки на столе, раскрыла ее. — У нас как раз есть несколько рабочих мест…
— Ты не поняла. — Он обещал себе говорить спокойно, но уже начинал злиться. Опять ее уловка, ну конечно. — Мне нужны деньги, а не работа. Это срочно.
— Тогда ничем не могу помочь. — Беатрис захлопнула папку, взглянула на часы на столе. — Позови, пожалуйста, Тину и Марка, если они уже пришли. Они следующие.
Эрик даже растерялся от такой быстрой развязки, но решил не сдаваться.
— Как ничем? Разве мне не полагается… какая-то помощь, пособие по безработице?
— Ты можешь претендовать на пособие. Но для этого мне придется подать бумагу в городской совет, в которой объяснить, почему ты не можешь выполнять хоть какую-нибудь работу. И почему я буду платить тебе из денег города, так же как кормящим матерям, покалеченным защитникам и осиротевшим детям. Что я могу там написать, скажи, пожалуйста?
— Должны быть другие варианты…
Беатрис вздохнула, откинулась на спинку кресла. Покачала головой:
— В том-то и беда, мой хороший, — ты уверен, что все тебе что-то должны. Но, по-моему, этот долг ты уже получил, и даже больше. Ты хотел забрать свою часть наследства отца — я тебе ее отдала. Хотел уйти жить во внешний мир — я тебя отпустила и сказала, что ты всегда можешь вернуться. Пока я здесь, здесь твой дом, где у тебя всегда будет еда и крыша над головой, что бы ты ни сделал и что бы с тобой ни случилось. Все это по-прежнему в силе. Если тебе нужна работа или другая помощь, я помогу тебе и, разумеется, выделю средства на поиски сокровища — тебе и Асте. Но нянчить тебя, Эрик, я уже не могу. Извини.
Эрик молчал, не глядя на нее. Он уже жалел, что пришел, и злился на себя за это. И на мать тоже — не столько за отказ, сколько за нравоучения.
Беатрис тем временем вновь сменила тон на деловой:
— Кстати… На днях у реки начнут собирать столы и павильоны для праздника солнцестояния. Насколько помню, там еще нужны помощники. Сходи туда, поинтересуйся.
— Меня не возьмут. Я понятия не имею, как тут все строят, с этими летающими штуками.
— Ну, ты же архитектор, как-нибудь разберешься. Я в тебя верю, ты способный, — искренне приободрила сеньора. — А еще, между прочим, если помнишь, — мужчины у нас получают надбавку за то, что состоят в резерве обороны. Причем с начала обучения, а не службы.
— То есть ты хочешь, чтобы я дрался с этими фанатиками?
— Драться не обязательно. Это резерв, можно нести вахту пару раз в месяц, есть и другие задачи.
Эрик совсем помрачнел.
— Я даже военную школу не окончил, только первый уровень. И мы оба знаем почему, да?
Об этом говорить он не собирался, просто так вышло. И необдуманные слова попали в цель. Беатрис побледнела, сжала зубы, как от сильной боли, но тут же справилась с собой.
— Но… тебе же уже лучше? Ты сказал, что приступов больше нет?
Сейчас самое время уйти — до того, как она начнет расспрашивать.
— Да, лучше. — Эрик поднялся. — Ладно, извини, что занял твое драгоценное время. Сам разберусь.
Пошел к дверям, но мать окликнула его, и он нехотя обернулся. Осанка все та же — прямая, строгая, как и голос, — но в глазах почти мольба. И желание спорить почему-то исчезло.
— Если вдруг совсем ничего не найдешь до конца недели, приходи ко мне, — сказала она осторожно, будто боясь что-то разрушить. — Посмотрим, какие еще есть возможности. Ладно?
Эрик кивнул, прямо-таки выскочил за дверь и со второго этажа бежал к выходу — так хотелось поскорее убраться. По дороге он встретил пожилую супружескую чету — Марка и Тину, которые как раз поднимались по лестнице. Чуть не сбив их и даже не извинившись, Эрик перепрыгнул последние несколько ступенек и оказался в холле. Там на него уставились со стен портреты почетных граждан — строгими, беспристрастными взглядами.
— Собирай палатки, ты же архитектор! — крикнул Эрик портрету Франка Майера, изобретателя парящих домов. И, не дожидаясь ответа, выскочил на крыльцо. Тяжелая дверь ударилась с таким грохотом, что над лестницей закачались вазоны с цветами.
На втором этаже Беатрис стояла у окна и смотрела вслед сыну, зажав рот ладонью и стараясь, чтобы слезы не хлынули из глаз. Потом она глубоко вздохнула, вернулась за рабочий стол и вскоре уже встречала посетителей приветливой улыбкой:
— Марк, Тина, проходите… Я думала о вашем проекте целое утро. У меня хорошие новости — мы сможем выделить средства для детской фермы. Школьники будут в восторге…
* * *
Остаток дня Эрик слонялся по городу, стараясь не подходить слишком близко к реке — вдруг она еще что-нибудь придумает. А под вечер, так и не найдя лучшего решения, поплелся к военной школе. Он был почти уверен, что его не возьмут и даже в глубине души надеялся на это, но так будет хотя бы одним вариантом меньше.
Школа представляла собой длинное одноэтажное здание — спортзал — и примыкающую к нему площадку для тренировок на открытом воздухе. В общей программе, которую проходили все мужчины (и около половины женщин), много внимания уделялось универсальным навыкам — общей физической подготовке и отработке реакции. Так как огнестрельное оружие в этой части мира не работало, упор делали на техниках ближнего боя и самозащиты: врукопашную, с коротким клинком и подручными средствами — палкой, цепью, куском ткани вроде покрывала… Последний курс и экзамен по нему считались самыми интересными — здесь учили импровизировать и драться практически чем угодно.
Подготовка защитников начиналась на более высоких уровнях, куда допускали после всех испытаний. Будущим бойцам предстояло научиться управлять энергией, обращаться с главным оружием — кризантой, которую прежде нужно добыть и настроить под себя. Их ждали теория обороны, стратегические игры и многое другое. И ничего из этого не вызывало у Эрика не то что восторга, а хоть какого-нибудь интереса, — но работа, он считал, и не обязана его вызывать. Разве что очень повезет.
Постояв пару секунд у порога, он решительно толкнул дверь и ступил внутрь. Вечерние занятия как раз закончились. Большинство ребят уже разошлись, и в дальнем конце зала Лин беседовал с несколькими оставшимися, давая им какие-то инструкции. Понаблюдав немного, Эрик подошел поближе:
— Можно тебя на пару слов?
Ребята прекратили разговор и все разом на него посмотрели. Рослые, крепкие, в линялых футболках, потемневших от пота. Эрику стало не по себе. Но Лин ничего, подошел. Взгляд у него в этот раз был спокойный — в работе личным конфликтам не место. Что ж…
— Ты возьмешь меня в резерв обороны? В обучение?
Лин сначала удивился, потом пожал плечами:
— Если твоя мать прикажет, то возьму.
— А если я попрошу?
Ответом были недоверчивая усмешка и даже какой-то проблеск любопытства.
— С чего это вдруг ты решил стать героем?
— Ну… Я просто подумал… — Мотивационную речь Эрик не подготовил — ждал быстрого отказа, так что пришлось что-то сочинять. — Поиски — это как бы опасное дело… Так что было бы неплохо уметь, э-э-э… некоторые вещи.
Но Лин уже разгадал его хитрость.
— Слушай, — сказал он. — Если ты думаешь, что это просто хорошие деньги, статус защитника и никакой работы, — поищи что-нибудь другое. Потому что иначе ты не только сам по башке получишь, но и подставишь других, а этого я не допущу.
Последние слова задели Эрика.
— Я могу за себя постоять, ладно? Я не ущербный, только потому что… как все привыкли думать. Если только мы плавать не будем…
— Можешь не плавать, — великодушно согласился Лин. — Но дело даже не в здоровье — с ним ты как раз потянешь, если я все правильно помню. Просто тут не веселая компания и не клуб по интересам. Тут порядок, дисциплина, субординация. Уважение друг к другу, понимаешь? А у тебя с этим плохо.
Тогда Эрик решил, что терять уже нечего, и сказал:
— Да, возможно, ты прав. Возможно, это совсем не для меня — я сам всегда так думал. Но сейчас это мой единственный шанс хоть как-то выжить — по средствам и вообще, потому что я понятия не имею, чем все это кончится. Поэтому хочу попробовать. Не получится — можешь меня вышвырнуть в любое время, без обид, и я больше не буду тебя беспокоить.
Лин задумался — прямолинейность ответа его явно озадачила, а потом как будто вспомнил что-то важное.
— У тебя вроде сейчас других дел хватает… Ты говорил с моим дедом? Он обещал поискать что-то по первой подсказке.
— Говорил. Он думает, что обитель золотых дел мастера — это может быть город Пфорцхайм. Он тут недалеко, и там как раз много ювелиров — говорят, что даже нодийского происхождения. Но раньше Литы я туда не поеду.
— Почему?
— Потому что мне надо сначала потушить свою задницу, которая горит, а потом спасать мир, — усмехнулся Эрик. — Но если это не причина, то мы хотим сходить в музей ювелирного искусства и там поговорить с людьми, а он на ремонте до конца июня.
— Мы?
— Да. Аста поедет со мной.
Лин вздохнул, как будто потеряв последнюю надежду.
— Этого еще не хватало… — И вдруг согласился. — Ладно. Ты принят.
Эрик сначала даже не поверил:
— Серьезно?
— Серьезней не бывает. Завтра в семь утра на пробежку, вечером в зал без пятнадцати шесть. Тетрадь по теории возьмешь у ребят, я по ней спрошу. А, да, чуть не забыл. Ведро и швабра за дверью в коридоре.
— Это еще зачем? — нахмурился Эрик, чувствуя подвох.
— Как зачем? Чтобы полы мыть. Таков порядок — новички убирают зал, сегодня твоя очередь. Еще вопросы есть?
— Есть. Почему в нашем волшебном городе никто не придумал что-то получше, чем тряпку в ведре полоскать?
— Потому что иначе мы бы давно вымерли от лени. Но вообще я не силен в философии, лучше тебе с дедом поговорить… когда пол помоешь. И окна закрыть не забудь. До завтра, смотри не проспи.
Он ушел, за ним потянулись и остальные ребята. Эрик постоял еще немного среди опустевшего зала, в медных лучах вечернего солнца, потом взял ведро и поплелся в подвал за водой.
