Глава 25

Серафима Николаевна замолчала, потом продолжила:

– Когда подожгли табор, меня в Опенкине не было, я уехала в Москву на совещание, отсутствовала пять дней. Вернулась, а тут! Полно милиции, местные жители испуганы, большая часть цыган погибла. Те, кто спасся, исчезли. В лесу нашли какую-то девочку, немую. Народ был уверен: поселение ромал спалил Иван Каретин, местный фермер. Мужик решил разводить лошадей, оборудовал конюшню, взял кредит, купил дорогого коня-производителя, вложил в его приобретение все деньги. А элитного скакуна украли. У Ивана не возникло сомнений, кто автор затеи, он отправился в милицию, попросил разобраться с цыганами. Каретина вежливо выпроводили, объяснив ему, что решение о создании села цыган принято на самом верху. Если коренные жители недовольны, они могут переехать. Есть доказательства, что коня увел кто-то из ромал? Нет? Идите лесом. Иван Каретин направился в табор. Там его приняли без агрессии, поклялись, что его жеребца в глаза не видели. Иван разозлился, полез в драку, местные парни его побили и вытурили. Каретин потом несколько дней ходил по Опенкину, выкрикивая: «Пора с цыганьем разобраться». После пожара в Комарихе нашли несколько пустых канистр, в которых ранее держали бензин. И, что окончательно убедило следователя в виновности Каретина, на каждой канистре была метка, которую фермер ставил на весь свой инвентарь. Каретина арестовали, стали допрашивать, в нарушение закона его до суда откровенно называли преступником. И через пару недель тот, кого считали поджигателем, умер в камере от инфаркта. Жена Ивана скончалась за пару лет до того. У Ивана остались двое детей: Георгий и Кристина. Мальчик с девочкой пропали в ночь пожара. Среди обугленных, не поддающихся визуальной идентификации трупов, обнаруженных там, где жили цыгане, нашли тела детей разного возраста. Ребят Каретиных сочли погибшими в огне, возникло предположение, что они помогали отцу, а тот, боясь, что его посадят, умолчал о гибели наследников. Никаких родственников у школьников не было, никто не теребил милицию, не требовал досконально изучить все останки, чтобы убедиться, что младших Каретиных на самом деле нет в живых. Да и как это сделать? Пожар случился в те времена, когда ДНК-тест в милиции еще широко не применялся. Потом, ближе к зиме, местные жители нашли в лесу мертвого мальчика, одетого в брюки и рубашку с меткой «Каретин», рядом лежал фонарик. Похоже, ребенок споткнулся, упал на камень и разбил голову. Неподалеку, на краю болота, которое обманчиво выглядело красивой зеленой лужайкой, обнаружили куклу и заколку для волос в виде большой бабочки в стразах. Лена, подружка девятилетней дочери Ивана, сразу опознала заколку Кристины и ее игрушку.

У следователя сложилась стройная версия. Иван отправился поджигать цыганскую деревню. Дети увидели, что отец уходит, тайком последовали за ним. Когда вспыхнул пожар, близнецы находились неподалеку от очага возгорания, они бросились бежать. Только ночью в лесу даже опытному туристу трудно ориентироваться. Девятилетки заблудились, Гоша в темноте упал, разбился насмерть. Лучше не думать о том, что пережила Кристина, когда она, поняв, что случилось с братом, бросилась вперед, как ей показалось, к лужайке и утонула в болоте. Наверное, у несчастной девочки, как и у Георгия, был карманный фонарик. Но он дает тусклый свет, а топь и при ярком солнце казалась полянкой.

Тел Ляли и Рады не обнаружили. От избы знахарки ничего не осталось. У целительницы в одной из комнат вроде была лаборатория, там стояли баллоны с газом, они взорвались, дом разметало на мелкие кусочки. Наверное, знахарка и малышка погибли вместе с домом, а пожар уничтожил все следы.

Серафима Николаевна замолчала.

– Вы поверили в виновность Каретина? – осведомилась я.

Серафима покачала головой.

– Сначала да, но потом узнала правду. Спустя год после поджога Носова совершила попытку самоубийства. Воспитанники отправились на экскурсию, Полина прикинулась больной, выпила пачку снотворного, легла в кровать. Все могло закончиться плохо, но вскоре после отъезда автобуса я зашла проведать Полю. Решила, девушка расстроена, что вынуждена остаться в интернате, принесла ей в утешение шоколадку, увидела на полу пустой блистер, на тумбочке тетрадь, на обложке надпись: «Мои последние слова, прочитать всем».

Серафима сдернула со спинки кресла шаль и накинула на плечи.

– О происшествии никто не знал, кроме врачей, но они умеют хранить тайны. Слава богу, что я не поехала с детьми, осталась дома. И еще раз слава богу, что не отправилась смотреть на больную после обеда. Поэтому никто, кроме меня, тетрадку не видел. Девушка описала на страницах, как она, Нина, Зина, Эдик и Витя пошли в цыганскую деревню, чтобы отомстить Раде за все. Панькина знала, что ее сосед Каретин держит в сарае канистры с бензином. Молодые люди взяли тайком его топливо, облили дом целительницы, а чтобы ни она, ни ее дочь не смогли убежать с участка, окропили горючим веществом забор по периметру. Часть топлива попала на участок соседних цыган, у тех там был навес, где хранился какой-то хлам. Виктор бросил в сторону избы горящую тряпку, мигом вспыхнуло пламя. Дружная компания поджигателей, бросив пустые канистры, сбежала, не стала наблюдать за тем, что произошло дальше. Все участники поджога пребывали в уверенности, что погибнут исключительно Ляля и Рада. То, что пламя перекинется на соседний участок и через считаные секунды взорвется вулкан, им в голову не пришло. Как потом выяснила милиция, под тряпьем был спрятан здоровенный бак с бензином, который явно украли. Комариха превратилась в пылающий ад. Когда пламя уничтожило поселок, Витя, Эдик, Зина, Нина не испытывали угрызений совести. А вот Полина переживала из-за смерти людей, о чем один раз сказала друзьям.

– Забудь, – отмахнулась Нина.

– Они же цыгане, – высказалась Зина, – воры!

– Нам «спасибо» сказать должны, – объявил Витя, – от этих подонков многие пострадали. Так им и надо.

Эдик промолчал, но и сторону Носовой не принял. Полина пыталась успокоить бунтующую совесть, но та не утихала. Совсем плохо девушке стало, когда задержали Каретина, она порывалась пойти в милицию с честным рассказом, но приятели ее не пустили. Когда Иван умер, Носова окончательно лишилась покоя, решение о самоубийстве она приняла, узнав о находке тела Георгия Каретина и куклы, которая принадлежала Кристине, помучилась еще полгода и решила выпить лекарство.

Серафима сделала глубокий вдох:

– Вот такая история.

– Да уж, – пробормотала я. – А где сейчас Полина?

– У меня нет никаких сведений о ней, – уточнила Круглова, – знаю, что девушку после того, как поставили на ноги, отправили в психиатрическую лечебницу. У нее беда с головой. Принятые лекарства не убили Носову, но сильно повредили ее мозг. Дальнейшая судьба Полины мне неизвестна.

– Если я правильно вас поняла, – протянула я, – Носова не поступила в вуз. Но школу она окончила. Почему девушка очутилась в вашем интернате?

– Мать Полины живет за границей, больше никакой родни у Поли нет, – начала объяснять Круглова. – Ольга Ильинична, когда привезла дочь в интернат, откровенно рассказала мне о ее проблемах. Носова очень рано начала половую жизнь, и она ей чрезвычайно понравилась. Это ее пристрастие стало причиной выбора местом ее обучения моего интерната. В Москве за таким подростком трудно усмотреть. Столичные школы, как правило, большие, детей много. Найти тихий уголок в здании и устроить себе секс-минутку с мальчиком вполне возможно. Не говоря уже о том, что по дороге из школы домой легко с кем-то познакомиться. А Носова постоянно искала мужчину, который доставит ей физическое удовольствие. Ольга Ильинична, зная о проблеме, наняла для девочки няню. Та отвозила Полю на занятия и забирала ее. Но девица пару раз ухитрилась сбежать от соглядатая. А у меня идеальные условия. Всего пятьдесят учащихся. Мальчики живут в одном корпусе, девочки в другом. Но, самое главное, Ольга Ильинична посоветовалась с врачами и купила в США лекарство. Я его размешивала в кефире, который все дети в обязательном порядке пили на ночь. Через месяц Поля перестала ощупывать голодными глазами парней, а к началу зимы превратилась в нормальную девочку, а не в сексуально озабоченную кошку. Таблетки она, пока училась здесь, принимала постоянно. Ольга Ильинична попросила меня об услуге: подержать в интернате Полину еще год после выпуска до возвращения матери, которую отправили в длительную загранкомандировку. Ольга прекрасно понимала, что, покинув интернат, дочь не станет принимать препарат. Она же понятия не имеет про кефир с начинкой. Старшая Носова знала, что случится при отмене препарата. Гормоны у девушки опять начнут бушевать, а она не занята на учебе, не работает, свободного времени вагон. Я предложила Полине должность помощницы воспитателя с проживанием и едой. Естественно, не сообщила ей, что Ольга Ильинична оплачивает все расходы, связанные с дочкой, включая ее зарплату. Полина помогала первоклассникам, тем, которые даже одеваться сами не научились.

– Ясно, – кивнула я, – думаете, Аня Овечкина – это Рада?

– Сейчас ни на секунду не сомневаюсь, что это так! – воскликнула Круглова.