Глава 16
Несколько часов спустя Рин наконец-то получила разрешение покинуть полевой госпиталь. Она поплелась в казармы цыке, голова слегка кружилась от недосыпа. Ей хотелось рухнуть на койку и спать до тех пор, пока ее не разбудят на следующую вахту.
— Энки наконец-то тебя отпустил?
Рин обернулась через плечо.
Из-за угла появились Юнеген и Бацзы, они возвращались из патруля. Все втроем они шли по пустым улицам. Наместники установили комендантский час для гражданских, им больше не дозволялось покидать свой квартал без разрешения военных.
— Я должна вернуться через шесть часов, — сказала Рин. — А вы?
— Бесконечное патрулирование, пока что-нибудь не произойдет, — ответил Юнеген. — Энки подсчитал число жертв?
— Шестьсот погибших. Тысяча раненых. Пятьдесят из них — солдаты. Остальные — гражданские.
— Дерьмово, — пробормотал Юнеген.
— Да уж, — апатично согласилась она.
— Наместники просто сидят сложа руки, — посетовал Бацзы. — Бомбы запугали их до смерти. Толку от них никакого. Ну как они не понимают? Мы не должны просто проглотить эту атаку. Мы должны ударить в ответ.
— Ударить в ответ? — повторила Рин.
Сама идея звучала безумно и бессмысленно. Больше всего Рин хотелось свернуться калачиком, заткнуть уши и сделать вид, что ничего не случилось. Пусть воюет кто-нибудь другой.
— А нам что делать? — сказал Юнеген. — Наместники не будут атаковать, и нас в открытом столкновении перебьют.
— Можем просто дождаться Седьмой дивизии, ей нужно несколько недель…
Когда они дошли до штаба, из кабинета Алтана как раз выходила Кара. Она аккуратно закрыла за собой дверь, а когда заметила их, ее лицо застыло.
Бацзы и Юнеген остановились. В гнетущей тишине как будто висели невысказанные слова, которые знали все, кроме Рин.
— Что, все так же? — спросил Юнеген.
— Хуже, — отозвалась Кара.
— Что происходит? — спросила Рин. — Алтан там?
Кара с сомнением посмотрела на нее. Почему-то от нее пахло дымом. По ее лицу невозможно было ничего прочитать. Рин показалось, что она видит следы слез на щеках Кары, а может, это был лишь отблеск фонаря.
— Он нездоров, — ответила Кара.
Возмездие Федерации не ограничилось взрывом. Через два дня после взрыва в центре города Федерация прислала знающих оба языка агентов к голодающим рыбакам города Чжабей, лежащего к югу от Хурдалейна. Жителям сказали, что выпустят лодки из гавани, если рыбаки переловят всех бездомных кошек и собак.
Только голодающие могли подчиниться такому странному приказу. Рыбаки уже отчаялись и отдали мугенцам всех животных, которых сумели изловить.
Мугенцы привязали к хвостам животных хворост и подожгли. А потом выпустили в Чжабее.
Пожары полыхали три дня, пока их не потушил дождь. Когда разошелся дым, от Чжабея осталось лишь пепелище.
Тысячи горожан за одну ночь остались без крова, и Хурдалейн не мог справиться с потоком беженцев. Жители Чжабея набились в те части города, которые еще не оккупировала Федерация. Плохая гигиена, нехватка чистой воды и вспышка холеры превратили жилые кварталы в кошмар.
Народ винил во всем ополчение. Первая, Пятая и Восьмая дивизии пытались поддерживать строгий порядок военного времени, только чтобы не начались открытые мятежи.
Наместникам отчаянно требовался козел отпущения, и они обвинили Алтана. В их пользу сыграло то, что взрыв подорвал его авторитет как командующего. Он победил в первом бою, но победу вырвали из его рук и превратили в трагическое поражение, пример того, что бывает, если не думать о последствиях.
Когда Алтан наконец-то вышел из кабинета, он, казалось, отнесся к этому спокойно. Никто не упоминал о его отсутствии, цыке коллективно притворялись, что вообще ничего не произошло. Алтан не выглядел неуверенным, напротив, был возбужден до крайности.
— Так, значит, мы вернулись к тому, с чего начали, — сказал он, расхаживая по кабинету. — Отлично. Мы нанесем ответный удар. В следующий раз будем действовать методичнее. В следующий раз мы победим.
Он планировал больше операций, чем они были в состоянии выполнить. Но цыке никогда не были солдатами, они служили наемными убийцами. Сражение на болотах было для них настоящим подвигом, примером слаженной работы, ведь их готовили уничтожать отдельные важные цели, а не целые батальоны. Но отдельными убийствами войну не выиграть. Федерация — не змея, ее не уничтожить, отрубив голову. Если убьют генерала, его место тут же займет полковник. Заниматься своим обычным делом, убивая одного за другим, для цыке было бы слишком медленным и неэффективным способом ведения войны.
И тогда Алтан решил использовать своих бойцов как ударную силу партизан. Они крали припасы, устраивали быстрые набеги и причиняли врагу как можно больше неприятностей.
— Нужно перекрыть эту зону, — объявил Алтан, очерчивая круг на карте. — Мешки с песком. Колючая проволока. В ближайшие сутки нужно минимизировать возможности проникновения. А этот склад я хочу отбить.
— У нас ничего не выйдет, — неуверенно произнес Бацзы.
— Почему это? — рявкнул Алтан.
На его шее пульсировала вена, под глазами пролегли темные круги. Видимо, он уже много ночей не спал.
— Потому что в этой зоне у них тысяча человек. Это невозможно.
Алтан изучил карту.
— Для обычных солдат — да. Но у нас есть боги. Нас они не победят.
— Победят, если там тысяча человек. — Бацзы встал и со скрипом отодвинул стул. — Твоя уверенность впечатляет, Тренсин, но это задание для самоубийц.
— Я не…
— У нас восемь бойцов. Кара и Юнеген много ночей не спали, Суни достаточно еще одного срыва, и он окажется на Каменной горе, а Рамса еще не очухался после взрыва. Может, с Чаханом у нас бы и получилось, но, видимо, задание, с которым ты его отправил, важнее, чем…
Алтан сломал в руке кисть.
— Ты отказываешься подчиниться?
— Просто указываю на твои заблуждения. — Бацзы отодвинул стул в сторону и перекинул за спину грабли. — Ты хороший командир, Тренсин, и я пойду на риск, если нужно, но я готов подчиниться только приказам, в которых есть хоть какой-то смысл. В этом даже близко нет.
Он вышел из кабинета.
Даже операции, которые им удалось выполнить, имели привкус отчаяния. Рин подозревала, что каждая заложенная бомба, каждый подожженный лагерь лишь раздражали врага. Хотя Кара и Юнеген снабжали их ценными разведданными, Пятая дивизия отказывалась действовать в соответствии с ними. А все разрушения, которые могли причинить врагу Суни, Бацзы и Рамса, вместе взятые, были лишь каплей в море по сравнению с огромным лагерем, становившимся все больше по мере того, как новые корабли высаживали на берег войска.
Цыке достигли предела, особенно Рин. Если они не были на задании, то занимались патрулированием. А когда у Рин выдавалось свободное время, она тренировалась вместе с Алтаном.
Но их занятия зашли в тупик. Рин делала успехи с мечом, разоружая Алтана почти так же часто, как он ее, но у нее так и не получалось вызвать Феникса.
— Не понимаю, — сказал Алтан. — Ты же это делала. У тебя получилось в Синегарде. Что тебе мешает?
Рин знала, в чем дело, но не могла в этом признаться.
Она испугалась.
Испугалась, что эта сила может ее поглотить. Испугалась, что откроет проход в бездну, как сделал Цзян, и та сила, которую она вызовет, погребет под собой и ее саму. Несмотря на слова Алтана, Рин не могла просто выбросить из головы два года обучения у Цзяна.
И каждый раз, когда Рин медитировала, Женщина-спирка становилась все более яркой, словно чувствовала ее страх. Теперь Рин замечала детали, которых не видела раньше — трещины на коже, словно ее разбили и склеили, шрамы от ожогов на стыках.
— Не сдавайся, — говорила Женщина. — Ты была такой смелой… Но требуется еще больше смелости, чтобы противостоять этой силе. Тот парень на это не способен, а ты уже готова была сдаться… Но именно этого они и хотят, именно это планировали.
— Боги ничего не хотят, — ответила Рин. — Это просто сила, которую нужно перехватить. Почему нельзя воспользоваться природной силой?
— Только не этот бог, — сказала Женщина. — Этот бог умеет лишь разрушать. Он жаден от природы и никогда не удовлетворится тем, что уже поглотил. Будь осторожна…
Из трещин в Женщине-спирке заструился свет, словно изнутри. Ее лицо исказила боль, и она исчезла в бездне.
После того как взрыв унес столько горожан, в городе воцарилась атмосфера подозрительности. Через две недели после взрыва селитры люди Цзюня приговорили к смерти шестерых никанских крестьян за шпионаж в пользу Федерации. Им вроде бы обещали предоставить возможность благополучно покинуть город за ценные сведения. А может, они просто хотели раздобыть пропитание. Тысячи рыбаков, их жены и дети со смесью злорадства и отвращения наблюдали, как Цзюнь публично обезглавил крестьян, насадил головы на пики и расставил на внешних стенах.
Горожане следили друг за другом с такой тщательностью (и злобой), как никогда не сумело бы ополчение. Потом возникли слухи, что Федерация хочет отравить главный водный источник, и улицы наводнили вооруженные дубинками отряды, они останавливали и обыскивали всех подряд. Тех, у кого находили подозрительный порошок, жестоко избивали. В конце концов солдатам пришлось вмешаться и спасти группу торговцев, поставляющих травы госпиталю, иначе их растерзала бы толпа.
Так тянулись недели, Алтан ходил с опущенными плечами, на изможденном лице появились морщины. Синяки под глазами не сходили. Он почти не спал, заканчивал работать позже остальных и начинал раньше. Отдыхал он в короткие и неспокойные промежутки, если вообще отдыхал.
Много часов он расхаживал по укреплениям, всматриваясь в горизонт в ожидании передвижений вражеских войск, словно желая, чтобы схватка наконец-то состоялась и он мог бы в одиночку сразиться со всей армией Федерации.
Как-то раз Рин принесла в его кабинет разведданные и застала Алтана спящим за столом. На его щеке были чернила — Алтан прижал ее к карте, над которой размышлял многие часы. Плечом он прижался к деревянному столу. Во сне напряженные складки с лица пропали, он выглядел на пять лет моложе.
Рин постоянно забывала, насколько он молод.
Он выглядел таким уязвимым.
И от него пахло дымом.
Она ничего не могла с собой поделать. Рин протянула руку и легонько прикоснулась к его плечу.
Алтан тут же сел. Его рука машинально схватилась за кинжал на поясе, а другую он выбросил вперед, она сразу вспыхнула. Рин быстро отпрянула.
Прежде чем заметить Рин, Алтан сделал несколько судорожных вдохов.
— Это всего лишь я, — сказала она.
Его грудь вздымалась и опадала, а потом дыхание замедлилось. Рин показалось, что она видит страх в его глазах, но затем на лицо Алтана вернулась непроницаемая маска.
Его зрачки были странно сужены.
— Я не понимал, что делаю, — произнес он после долгой паузы.
Никто не понимает, хотелось сказать ей, но помешал громкий звон сигнального гонга.
У ворот кто-то был.
Когда они поднялись по лестнице, Кара уже стояла на страже.
— Они здесь, — сказала она, прежде чем Алтан успел задать вопрос.
Рин перегнулась через стену и увидела медленно движущуюся к воротам армию. Не меньше двух тысяч человек Поначалу она встревожилась, но потом заметила, что все одеты в никанские доспехи. Во главе колонны развевался никанский флаг, эмблема Красного императора над эмблемами двенадцати наместников.
Подкрепление.
Рин не позволяла себе надеяться. Такого просто не может быть.
— Возможно, это ловушка, — сказал Алтан.
Но Рин смотрела на одно лицо среди солдат — прекрасный юноша с белой кожей и чудесными миндалевидными глазами шел на собственных ногах, словно ему никогда не разрубали позвоночник. Словно генерал никогда не пронзал его алебардой.
И будто почувствовав ее взгляд, Нэчжа поднял голову.
Их глаза встретились в лунном сиянии. У Рин заколотилось сердце.
Наместник провинции Дракон откликнулся на призыв. Прибыла Седьмая дивизия.
— Это не ловушка, — сказала Рин.
