Глава 15
Наместники провинций Овца и Бык быстро перешли на сторону Алтана, как только поняли, что цыке сделали то, что оказалось не по силам Первой, Пятой и Восьмой дивизиям, вместе взятым. Войскам они преподнесли новости в таком ключе, будто тоже причастны к этому подвигу.
Жители Хурдалейна устроили парад победы, чтобы поднять моральный дух и собрать для солдат припасы. Горожане жертвовали казармам провизию и одежду. Когда по улицам прошли наместники, их встречали аплодисментами, которые те с радостью принимали.
Горожане решили, что победа — результат мощной совместной атаки. Алтан не стал их поправлять.
— Лживые задницы, — посетовал Рамса. — Они крадут твою победу.
— Ну и пускай, — сказал Алтан. — Если это означает, что они будут сотрудничать, пусть говорят что угодно.
Алтану нужна была победа. Среди пережившей Опиумные войны когорты генералов Алтан был самым юным командующим за многие десятилетия. Сражением на болотах он завоевал такой необходимый авторитет в ополчении, а что еще важнее — у наместников. Теперь они относились к нему с уважением, а не снисходительно, советовались по вопросам стратегии, не только выслушивали разведданные цыке, но и действовали в соответствии с ними.
Не поздравил Алтана только Цзюнь.
— Ты оставил на болотах тысячи вражеских солдат без припасов и провизии, — медленно проговорил Цзюнь.
— Да, — ответил Алтан. — Разве это не замечательно?
— Ты просто идиот, — бросил Цзюнь. Он расхаживал по кабинету Алтана взад-вперед, а потом хлопнул руками по столу. — Идиот. Ты понимаешь, что наделал?
— Обеспечил победу, то есть сделал больше, чем вы за все недели, которые здесь находитесь. Их корабль с припасами развернулся и плывет обратно на остров. Мы задержали их планы как минимум на две недели.
— Ты напросился на возмездие, — рявкнул Цзюнь. — Их солдаты продрогли, промокли и голодны. Может, пересекая пролив, они не особо беспокоились о войне, но теперь они злы. Их унизили, опозорили, и больше всего на свете им нужны припасы. Ты повысил для них ставки.
— Ставки и без того уже высоки.
— Да, и ты присовокупил к ним гордость. Ты знаешь, насколько для мугенских командиров важна репутация? Нам нужно время для строительства укреплений, но ты только ускорил их планы. Думаешь, они просто уберутся домой с поджатым хвостом? Нет, они придут за нами.
Но когда Федерация и впрямь пришла, она пришла с белым флагом и с просьбой о перемирии.
Когда птицы заметили приближающуюся делегацию, Кара послала Рин предупредить Алтана. Рин радостно промчалась мимо адъютантов Цзюня и ворвалась в кабинет наместника провинции Овца.
— Три делегата от Федерации, — доложила она. — И с ними повозка.
— Застрелите их, — немедленно предложил Цзюнь.
— У них белый флаг, — сказала Рин.
— Стратегическая уловка. Застрелите их, — повторил Цзюнь, и младший офицер кивнул.
Наместник провинции Бык поднял руку. Он был громадным, на две головы выше Цзюня и втрое его шире. Двусторонний боевой топор длиной в половину роста Рин он положил на стол перед собой и рассеянно по нему похлопывал.
— Они могут предложить мир.
— Или собираются отравить наш водный источник, или убить кого-нибудь из нас, — огрызнулся Цзюнь. — Вы правда думаете, что мы так легко выиграем войну?
— Они несут белый флаг, — медленно выговорил наместник провинции Бык, словно обращался к ребенку.
Наместник провинции Овца промолчал. Его широко расставленные глаза нервно шныряли между Цзюнем и наместником провинции Бык. Теперь Рин поняла, о чем говорил Рамса — наместник провинции Овца был похож на ребенка, ожидающего, когда ему скажут, что делать.
— Белый флаг ничего для них не значит, — настаивал Цзюнь. — Это уловка. Сколько фальшивых соглашений они подписали во время Опиумных войн?
— Вы готовы рискнуть, не подписав мирный договор? — бросил ему вызов наместник провинции Бык.
— Я не рискну поставить на карту жизнь гражданских.
— Не вы добились прекращения огня, не вам и решать, — подал голос наместник провинции Овца.
Цзюнь и второй наместник уставились на него, и тот, запинаясь, поспешил объяснить:
— Мы должны позволить мальчишке этим заняться. Это ведь он завоевал победу на болотах. Они сдаются ему.
Все посмотрели на Алтана.
Рин была поражена искусной штабной политикой. Наместник провинции Овца оказался умнее, чем она предполагала. Своим предложением он пытался уйти от ответственности. Если переговоры ни к чему не приведут, вина падет на Алтана. А если закончатся удачно, наместник провинции Овца напомнит о своем великодушии.
Алтан колебался, явно разрываясь между более разумным решением и желанием воспользоваться плодами победы при Хурдалейне. Рин прочитала на его лице надежду. Если Федерация действительно намерена сдаться, победа будет целиком принадлежать ему. Он станет самым молодым командующим в истории, добившимся победы такого масштаба.
— Застрелите их, — повторил Цзюнь. — Нам не нужны мирные переговоры. Наши войска в готовности, и если атака на пристань удастся, мы можем удерживать мугенцев до прихода Седьмой дивизии.
Но Алтан покачал головой.
— Если мы откажемся принять их поражение, война продлится до тех пор, пока одна сторона не истребит другую. Хурдалейн так долго не продержится. Если есть шанс закончить войну, нужно им воспользоваться.
Делегаты Федерации, встретившиеся с ними на городской площади, были без оружия и доспехов. Одеты в легкую синюю форму, сшитую таким образом, чтобы было понятно — в рукавах не скрывается оружие.
Глава делегации с обозначающими высокий ранг нашивками на форме выступил вперед.
— Вы говорите на нашем языке? — спросил он на устаревшем никанском диалекте, безуспешно пытаясь сымитировать синегардский акцент.
Наместники колебались, но Алтан тут же ответил:
— Я говорю.
— Хорошо, — перешел на мугенский делегат. — Тогда не будет недопонимания.
Рин впервые рассмотрела мугенцев вне хаоса стычки и была разочарована тем, насколько они похожи на никанцев. Разрез глаз и форма губ выглядели совсем не так, как описывалось в учебниках. Волосы были того же угольно-черного цвета, что и у Нэчжи, кожа светлая, как у любого северянина.
Вообще-то они были больше похожи на синегардцев, чем Рин и Алтан.
За исключением языка, более быстрого и отрывистого, чем синегардский диалект, их практически невозможно было отличить от никанцев.
Ее раздражало, что мугенцы так похожи на никанцев. Она бы предпочла чудовищ без лиц, врага совершенно чуждого, как светловолосые гесперианцы за морем.
— Каковы ваши условия? — спросил Цзюнь.
— Наши генералы предлагают договор о прекращении огня на сорок восемь часов, пока мы будем вести переговоры о сдаче, — сказал главный делегат и указал на повозку. — Мы знаем, что после начала военных действий город не мог импортировать специи. Мы привезли соль и сахар. В качестве жеста доброй воли. — Делегат положил руку на крышку ближайшего сундука. — Вы позволите?
Алтан кивнул. Делегат поднял крышки, под которыми оказались белые и бурые кристаллы, сверкающие на послеполуденном солнце.
— Ешьте, — велел Цзюнь.
Делегат вскинул голову.
— Что-что?
— Попробуйте сахар. Так мы будем знать, что вы не пытаетесь нас отравить.
— Это был бы чудовищно неэффективный способ ведения войны, — сказал делегат.
— И все же.
Делегат пожал плечами и подчинился. Его кадык дернулся, когда он проглотил сахар.
— Не отравлено.
Цзюнь облизал палец, окунул его в сундук с сахаром и сунул в рот. Пожевал его и как будто разочаровался, не обнаружив никаких примесей.
— Только сахар, — сказал делегат.
— Отлично, — вставил наместник провинции Бык. — Отнесите это в столовую.
— Нет, — быстро вмешался Алтан. — Оставьте здесь. Мы раздадим это на городской площади. Понемногу для каждой семьи.
Он встретился взглядом с наместником провинции Бык, и Рин поняла, почему Алтан так сказал. Если подарки принести в столовую, дивизии немедленно начнут за них драку. Алтан связал наместникам руки, предложив раздать пайки горожанам.
В любом случае жители Хурдалейна уже начали из любопытства стекаться к повозке. Соли и сахара страшно не хватало после начала осады. Рин подозревала, что если наместники конфискуют сундуки для военных, народ взбунтуется.
Наместник провинции Бык пожал плечами.
— Как скажешь, малец.
Алтан осторожно осмотрел площадь. Учитывая присутствующих солдат ополчения, горожане посчитали безопасным собраться вокруг трех делегатов. Рин видела в глазах жителей откровенную враждебность и не сомневалась, что если бы не присутствие солдат, они разорвали бы мугенцев на части.
— Давайте продолжим переговоры в отдельном кабинете, — предложил Алтан. — Подальше от толпы.
Делегат наклонил голову.
— Как пожелаете.
— Император Риохай впечатлен сопротивлением Хурдалейна, — сказал делегат. Его тон был сдержанным и учтивым, несмотря на смысл слов. — Ваши люди отлично дрались. Император Риохай хочет передать свое восхищение жителями Хурдалейна, которые доказали, что они крепче всей остальной страны, населенной дрожащими трусами.
Цзюнь перевел его речь наместникам. Наместник провинции Бык закатил глаза.
— Давайте перейдем к той части, где вы сдаетесь, — сказал Алтан.
Делегат поднял брови.
— Увы, император Риохай не намерен нарушать свои планы относительно Никана. Продвижение на континент — священное право великой Федерации Муген. Ваше провинциальное правительство слабое и шаткое. Ваши технологии на века отстали от западных. Ваша изоляция сделала вас отстающими, пока весь мир развивался. Завоевание — лишь вопрос времени. Вся эта земля принадлежит стране, которая сумеет привести ее в следующее столетие.
— Вы явились сюда для оскорблений? — спросил Цзюнь. — Не слишком мудрый способ сдаться.
Делегат улыбнулся.
— Мы пришли только обсудить капитуляцию. Император Риохай не собирается наказывать жителей Хурдалейна. Он восхищен их бойцовским духом. Он считает, что их стойкость показала — они будут полезны Федерации. Он также добавил, что жители Хурдалейна станут прекрасными гражданами Федерации.
— Вот как, — сказал Цзюнь. — Вот что это за переговоры.
— Мы не хотим разрушать город, — сказал делегат. — Это важный порт. Центр международной торговли. Если Хурдалейн сложит оружие, император Риохай признает город территорией Федерации, и мы и пальцем не тронем ни одного человека. Всех горожан простят при условии, что они присягнут в верности императору Риохаю.
— Подождите-ка, — вмешался Алтан. — Вы хотите, чтобы капитулировали мы?
Делегат наклонил голову.
— Это щедрое предложение. Мы знаем, как страдает Хурдалейн. Ваши люди голодают. Припасов хватит всего на несколько месяцев. Когда мы прорвем осаду, то будем вести уличные бои, и многие погибнут. Вы можете этого избежать. Пропустите флот Федерации, и император вас вознаградит. Мы позволим вам жить.
— Невероятно, — пробормотал Цзюнь. — Просто невероятно.
Алтан скрестил руки на груди.
— Передайте своим генералам, что если вы развернете флот назад и сейчас же покинете этот берег, мы оставим вас в живых.
Делегат посмотрел на него с равнодушным любопытством.
— Вы, наверное, тот спирец с болот.
— Да. Именно я буду принимать вашу капитуляцию.
Уголки губ главы делегации приподнялись.
— Ну конечно, — спокойно сказал он. — Только ребенок может решить, что война закончится так быстро или так бескровно.
— Этот ребенок говорит от нашего имени, — отрезал Цзюнь со стальными нотками в голосе. Он произнес это по-никански. — Уходите и передайте императору Риохаю, что Хурдалейн никогда не склонится перед его островом.
— В таком случае все жители Хурдалейна умрут.
— Горделивые слова человека, чей флот только что сожгли дотла, — усмехнулся Цзюнь.
Делегат ответил на ровном и бесстрастном никанском:
— Поражение на болотах означает для нас лишь несколько недель задержки. Мы двадцать лет готовились к войне. Наши военные школы намного превосходят вашу жалкую Синегардскую академию. Мы изучали западные военные технологии, пока вы двадцать лет лелеяли свою изоляцию. Никанская империя принадлежит прошлому. Мы сотрем вашу страну с лица земли.
Наместник провинции Бык потянулся к топору.
— Или я прямо сейчас снесу тебе голову.
Делегат и бровью не повел.
— Убейте меня, если пожелаете. На острове в форме лука нас учат, что жизнь ничего не стоит. Я лишь один из миллионов. Я умру, но в следующей инкарнации опять буду служить императору Риохаю. Но для вас, еретиков, не склоняющихся перед священным троном, смерть будет окончательной.
Алтан встал. Его лицо побледнело от ярости.
— Вы заперты на узкой полоске земли. Мы превосходим вас числом. Мы забрали ваши припасы. Сожгли флот. Утопили оружие. Ваши люди наткнулись на ярость спирцев и сгорели.
— О, спирцев не так уж сложно убить, — сказал делегат. — Однажды мы с этим справились. Сумеем и во второй раз.
Дверь кабинета распахнулась. Вбежал Рамса, выпучив глаза.
— Это селитра! — заорал он. — Не соль, а селитра!
Все умолкли.
Наместники смотрели на Рамсу, словно не понимая, что он только что сказал. Алтан удивленно разинул рот.
И тут делегат запрокинул голову и расхохотался с несдержанностью обреченного на смерть.
— Помните, — сказал он. — Вы могли спасти Хурдалейн.
Рин и Алтан поднялись одновременно.
Она не успела дотронуться до меча, как в воздухе прогремел взрыв.
Только что она стояла рядом с Алтаном, и вот уже лежит на полу, оглушенная, с диким звоном в ушах, заглушающим все остальные звуки.
Рин поднесла руку к лицу, а когда опустила, на ней была кровь.
Словно компенсировав отсутствие слуха, перед глазами все стало слишком ярким, расплывчатые образы напоминали ширму в театре теней, все происходило одновременно и слишком быстро, и слишком медленно для понимания. Рин будто находилась в наркотическом дурмане, но это был не дурман, чувства просто отказывались смириться с происходящим.
Она увидела, как стены кабинета содрогнулись и сдвинулись, она была уверена, что здание рухнет и похоронит всех под собой.
Рамса потянул Алтана к полу.
Алтан с трудом поднялся на ноги и взялся за трезубец.
Наместник провинции Бык взмахнул топором.
— Нет! Нет! — крикнул Алтан, но наместник уже снес делегату голову.
Голова покатилась и замерла у двери, остекленевшие глаза были открыты, и Рин показалось, что она видит на лице улыбку.
Чьи-то крепкие руки схватили ее за плечи и подняли на ноги. Алтан развернул ее лицом к себе, осматривая на предмет ранений.
Его губы шевелились, но беззвучно. Рин энергично помотала головой и показала на свои уши.
Он произнес одними губами:
— Ты цела?
Рин осмотрела себя. Руки и ноги работают, она даже не чувствовала боли в ране на голове. Она кивнула.
Алтан отпустил ее и встал на колени около бледного и дрожащего Рамсы, свернувшегося клубком на полу.
С другой стороны комнаты генерал Цзюнь и наместник провинции Овца тоже встали. Оба не получили повреждений, взрыв сбил их с ног, но не ранил. Штаб наместников размещался далеко от центра города, так что взрыв их только оглушил.
Даже Рамса вроде остался цел. Его глаза остекленели, и он шатался, когда Алтан его поднял, но кивал и отвечал, ранений не было заметно.
Рин с облегчением выдохнула.
Они были правы. Ничего не вышло. Они были правы.
А потом она вспомнила про гражданских.
Странно, но теперь, когда она ничего не слышала, все остальные чувства обострились.
Хурдалейн выглядел как академия в первые дни зимы. Рин прищурилась. Поначалу она решила, что зрение затуманилось, но потом поняла, что в воздухе висит тонкая пыль. Она клубилась повсюду странной смесью тумана и снега, смешанной с кровью, покрывалом невинности, скрывающим масштаб взрыва.
Площадь сровнялась с землей, рухнули стены лавок и жилых домов, обломки раскидало странно симметричными линиями от эпицентра взрыва, словно гигантский отпечаток ступни.
Дальше от эпицентра здания устояли, но перекосились, оторвало целые стены. Было что-то извращенно интимное в том, как обнажились внутренние помещения — спальни и ванные комнаты.
Людей выкинуло из зданий. Они застыли, будто жуткие пришпиленные бабочки. Взрыв порвал их одежду, и люди свисали обнаженными в гротескной демонстрации человеческого тела.
Вонь гари, крови и сгоревшей плоти была такой сильной, что Рин ощущала ее на языке. Но еще хуже был тошнотворно сладкий поток жженого сахара в воздухе.
Сложно сказать, сколько времени она так простояла. Рин сдвинулась с места, только когда мимо пробежали два солдата с носилками, это напомнило ей, что нужно заняться делом.
Найти выживших. Помочь им.
Она пошла по улице, но вместе со слухом, казалось, полностью исчезло и чувство равновесия. Рин качало, когда она пыталась идти, и она цеплялась за мебель, как пьяная.
Слева она увидела группу солдат, вытаскивающих из завалов двух детей. Рин не могла поверить, что они выжили, это казалось невозможным в эпицентре взрыва, но поднятый из обломков мальчик шевелился и стонал. Его сестре не так повезло — ее ногу раздавило фундаментом. Она цеплялась за руки солдата, ее лицо побелело, она не могла даже плакать.
— Помогите! Помогите!
Сквозь шум в ушах прорезался тонкий голос, будто кто-то звал ее с другой стороны огромного поля, но Рин сейчас слышала только такие звуки.
Она подняла голову и увидела человека, отчаянно цепляющегося одной рукой за стену.
Пол здания под его ногами выбило. Это был пятиэтажный постоялый двор, без стен он выглядел как кукольный домик, такой Рин видела на рынке — когда часть стен убирают, чтобы показать содержимое.
Полы наклонились в сторону дыры, мебель и жильцы уже соскользнули вниз, в гротескную кучу сломанных стульев и тел.
Под покосившимся зданием уже собралось несколько человек, глазеющих на того мужчину.
— Помогите… — простонал он. — Кто-нибудь, помогите…
Рин тоже чувствовала себя зрителем на спектакле, словно тот мужчина был единственным, что имело значение в мире, но она не могла ничего сделать. Здание, похоже, вот-вот рухнет, а человек был слишком высоко, чтобы добраться до него с крыш соседних домов.
Рин могла лишь стоять и пялиться с открытым ртом, наблюдая, как мужчина тщетно пытается подтянуться наверх.
Она чувствовала себя совершенно бесполезной. Даже если она снова сумеет призвать Феникса, пламя не спасет этого человека.
Потому что цыке умели только разрушать. Несмотря на всю свою силу, всех своих богов, они не могли защитить людей. Не могли обратить время вспять. Не могли вернуть мертвых.
Они выиграли сражение на болотах, но были бессильны против его последствий.
Алтан что-то кричал, наверное, велел принести простыню, чтобы поймать на нее падающего человека, потому что несколько секунд спустя Рин увидела солдат, бегущих обратно на площадь с куском ткани.
Но прежде чем они добрались до конца улицы, здание опасно накренилось. Рин решила, что оно полностью рухнет и погребет под собой человека, но доски наклонились и застыли.
Теперь мужчина был на высоте только в четыре этажа. Он шарил второй рукой по крыше в надежде получше зацепиться. Может, его вдохновила близость к земле. На мгновение Рин подумала, что у него получится, но потом его рука соскользнула по разбитому стеклу, и он упал, утянув за собой крышу.
До падения он, казалось, на миг завис в воздухе.
Толпа отхлынула.
Рин отвернулась, радуясь тому, что хотя бы не слышит, как тело хрустнуло о землю.
Город погрузился в зловещую тишину.
Всех солдат распределили по укреплениям Хурдалейна в ожидании атаки. Рин уже много часов занимала позицию на внешней стене, обшаривая взглядом периметр. Если Федерация попытается штурмовать стены, то сейчас.
Но наступил вечер, а штурм так и не начался.
— Вряд ли они боятся, — пробормотала Рин и зажмурилась. Слух наконец-то вернулся, хотя в ушах все еще звенело.
Рамса покачал головой.
— Они играют вдолгую. Пытаются нас ослабить. Испугать, уморить голодом и утомить.
В конце концов солдаты расслабились. Если Федерация устроит атаку посреди ночи, система тревоги вернет солдат на стены, а пока что есть более неотложные дела.
Какая жестокая ирония в том, что еще час назад горожане танцевали на улицах, празднуя капитуляцию Мугена. Хурдалейн думал, что выиграл войну. Хурдалейн считал, что скоро все будет по-прежнему.
Но Хурдалейн никогда не унывал. Хурдалейн пережил две Опиумные войны. Хурдалейн знал, что такое опустошение.
Горожане прочесывали развалины в поисках близких, через несколько часов доставали уже только мертвых, и тогда им сложили погребальный костер, подожгли и столкнули в море. Все это было проделано с печальной, но привычной сноровкой.
Медицинские взводы из всех дивизий совместно создали в центре города полевой госпиталь. Весь день туда приходили горожане с кое-как обмотанными раздавленными лодыжками и оторванными ладонями.
Рин прошла годичный курс полевой медицины у Энро, и Энки поручил ей ставить шины для ожидающих в очереди горожан.
Ее первой пациенткой оказалась девушка ненамного старше самой Рин. Она протянула руку, замотанную в старое платье.
Рин развернула пропитанную кровью ткань и невольно охнула. От ладони до локтя была видна кость. Всю руку придется отрезать.
Девушка терпеливо ждала, пока Рин осмотрит повреждения. Ее глаза были остекленевшими, как будто она давно уже смирилась с тем, что станет калекой.
Рин вытащила из котла с кипящей водой полосу ткани и обмотала ею руку, один конец привязала к палочке и перекрутила ее, чтобы закрепить повязку. Девушка застонала от боли, но стиснула зубы и смотрела прямо перед собой.
— Вероятно, руку придется отрезать. Повязка остановит кровотечение, и лекарям будет проще ампутировать руку. — Рин закрепила узел и отошла. — Мне жаль.
— Я знала, что нам следовало уйти, — сказала девушка. Она говорила как будто не с Рин. — Я знала, что нам следовало уйти — в тот самый момент, когда к берегу пристали корабли.
— И почему ты не ушла?
Девушка посмотрела на Рин с укоризной.
— Думаешь, нам было куда уйти?
Рин опустила взгляд и перешла к следующему пациенту.
